***
Сегодня в Корее выходной. Школы, детские сады и местные библиотеки благополучно отдыхали. Воспользовавшись этим моментом, мы с самой замечательной девушкой во всем свете прыгнули в первый попавшийся автобус и направились в сторону средней школы, где работала сама Эм. Я усадил ее у окошка, а сам стоял рядом и наблюдал за ее глазами. Она неотрывно смотрела в окно и считала машины. Сейчас мне, как никогда показалось, что кроме нас двоих больше никого не существует. Что мы одни на всем свете и нет никаких проблем. Что на самом деле мы — воплощение счастья, любви и гармонии. И пусть в душе у нас много ран, но мы вместе. Сломленный мальчик встретил сломленную девочку. В той жизни и прямо сейчас — они вместе. В школьные коридоры из окон просачивались лучи зимнего солнца. Эмма шла впереди меня и молчала, ровным счетом молчал и я. Были слышны лишь цокающие звуки от ее сапожек и сумбурные мысли, которые кружились в наших головах. Каждый думал о своем, и эта тишина вовсе не давила на нас. Мы минуем кабинет ботаники, в котором произошло много неприятных событий, но и приятных тоже. Эмма пальчиком зовет меня в музыкальный зал, и я следую за ней. Здесь много пространства, красные занавески на окнах и большая сцена, на которой стоял черный рояль. Да уж, бюджет школы радует глаз. Я жадно блуждаю глазами по залу, будто бы пересчитываю зрительские сиденья, но вовсе не смотрю на девушку. Она же, в свою очередь, зашла следом за мной и встала рядом, взяв мою ладонь. — Тэхен, до Нового года месяц, так что детей следует уже готовить. Сегодня определимся с программой, а среди недели покажешь ученикам мастер-класс. Потом у них начнутся репетиции. Уверена, они вдохновятся твоей игрой на виолончели. — Хорошо. Предлагай идеи программы. Я удобно расположился на одном из зрительских мест, а она сняла свое светлое пальто, перебросила через спинку кресла и упорхнула на сцену, начав жестикулировать руками. Я слушал эти идеи через раз, потому что само ее существование интересовало меня куда больше, чем какие-то постановки и последовательность детских выступлений. Я отвлекся на окно и заметил воробья, который нахохлился от холода. Но через несколько минут к нему подлетел ворон и стал донимать бедного воробушка, чуть ли не выдирая из него перышки. Резкая смена интонации в голосе Эм заставила меня посмотреть в сторону сцены. И тут-то я вспомнил, что уже завтра по нашему с Джином условию Эмма должна быть мертва. Осознание того, что мой сон может воплотиться в реальность, ударило меня по голове и привело в замешательство. Как ее защитить? Как спрятать от всей этой грязи, в которой я топчусь уже несколько лет? Ох, моя маленькая Поэма, ты заслуживаешь большего. Ты заслуживаешь весь этот мир. Я и представить не мог, что между нами завяжутся чувства. Прости меня за всю боль. Заранее прости. — Тэ, ты слушаешь? — спрашивает она меня повышенным тоном, стоя в правом углу сцены фертом. — А? Да, конечно… — Где ты летаешь? — она тихонько вздохнула и спустилась по ступенькам, а потом направилась в мою сторону. — Все люди искусства такие задумчивые? — Наверное, — я пожал плечами. Она присела ко мне на колени и обвила руками шею, после чего посмотрела прямо в глаза и улыбнулась. Ее улыбка была ядовитой стрелой для моего сердца. Как я мог допустить эту влюбленность? Как я мог привязаться за считанные дни? Прожить девятнадцать лет, из которых половина жизни — одиночество, и влюбиться именно сейчас. Эй, ты, там, сверху. Ты играешь с кем-то в кости? Может, хватит проигрывать? Я устал быть рабом судьбы. Горячие слезы обжигали мои глаза и комом застревали в горле. Девушка ошарашенно смотрела на меня, а я всячески подавлял это жгучее чувство, не убирая улыбки с лица. У нас остался полноценный день вместе, и я не должен тратить его на какие-то репетиции. — Боже мой, Тэхен, почему ты плачешь? И все же я пропустил одну слезу. Пропустил вторую. Но больше нельзя. Остановись, слабак. Хватит! — Прости, просто ты на ребро надавила, б…больно, — последнее слово мне далось с особой трудностью, ведь я нагло врал ей, комками глотая жгучую боль. На самом же деле я понимал, что скоро лишусь возможности целовать ее в висок по утрам и принимать из нежных и теплых рук горячий шоколад. Совсем скоро, через сутки, я могу больше никогда ее не увидеть. О черт, почему же так больно… — Прости, прости! — она попыталась встать, опираясь руками о мои плечи, но я не дал ей этого сделать, а просто прижал к себе и звонко поцеловал. — Все в порядке. Ты придумала прекрасную программу, мне нравится. Дети тоже будут в восторге. Давай закончим на сегодня. — Как скажешь… — Помнишь, я обещал сводить тебя в одно интересное место? — Помню, вот только… давай перед этим заглянем ко мне домой. Нужно взять кое-какие вещи в общежитие. Отца дома не будет, так что… — Идем. Не будем терять время.***
Эмма предупредила меня, что ее дом находится недалеко от школы, так что прогулка не займет много времени. Мне было все равно. Пусть ее дом находился бы хоть на краю света, самое главное, что сейчас я должен был придумать, как и где спрятать Эм. И я думал. Думал, думал, думал. Всю дорогу, держа ее руку, одетую в варежку, я думал. Но потом мои раздумья прервала звонкая трель телефона, исходящая из кармана женского пальто. — Да, я вас слушаю, — отвечает Эм, а я пытаюсь выяснить, кому она могла понадобиться в середине дня. — А, здравствуйте, — как только на другом конце провода стал звучать чей-то грубый голос, Эмма заметно побледнела, но старалась не показывать этого. — Подождите еще неделю, скоро будет зарплата, — с неким расстройством говорила девушка, кусая губу. — Пожалуйста… — на этом разговор с каким-то абонентом был завершен. — Кто это был? — интересуюсь я, когда мы останавливаемся посреди снежной тропинки между улицами. — Да так, хозяйка квартиры, — ее взгляд был пустой: блики от солнца резко перестали отражаться в ее зрачках. — Какая хозяйка? Ты же не снимаешь квартиру, — я настороженно встал напротив нее, но она не поднимала головы. — То есть, это коменда просила, чтобы я заплатила за свое проживание в общежитии. — Так, Эм, прекрати. Кто это был? — я потряс ее за плечи, чтобы хоть как-то привести в чувства. — Это те люди, которым твой отец торчит? — она ничего не ответила. — Черт… И что они сказали? Эм, посмотри на меня! — Им нужны деньги, Тэхен, ничего нового. Я заработаю. Я громко цокнул и отошел на несколько шагов от Эммы. Внутри меня кипела лава ненависти. Она достигла своего предела, в связи с чем я стал разбивать сугробы снега ногами, а те снежной пылью разлетались по сторонам. — Имена. Назови их имена, — уже чуть ли не бредил я. — Нет! Даже не думай! Я справлюсь, правда! — Я просто хочу знать имена, что в этом такого? — я развел руки в стороны, пытаясь сдерживать свой порыв злости. — Не вмешивайся в это, Тэхен. Прошу. Я глубоко вздохнул и, сосчитав до десяти, выдохнул горячий пар. — Хорошо. Я не буду. Тогда просто забудь об этом хотя бы на сегодня, потому что в такую теплую погоду нельзя ходить грустной, хорошо? — Угу, — мы вновь взялись за руки и отправились дальше, но я знал, что к этому разговору мы еще вернемся. Минуя еще несколько кварталов, мы с Эм добрались-таки до ее дома, дорогу к которому она уже стала подзабывать. Это я понял, когда мы дважды свернули не на той улице, и этот факт очень сильно раздражал меня. Дело не в том, что мы блуждали чуть дольше рассчитанного времени, а в том, что светловолосая девушка уже забыла дорогу к собственному дому. Сначала Эмма не сразу решалась открыть входную дверь. Она думала о чем-то своем, выдыхая горячий пар изо рта. Однако что-то все же заставило ее повернуть в скважине ключ. Еще с порога я понял, что дом находился в полнейшем хаосе. Отовсюду воняло спиртным и грязным бельем, куртка, висевшая у входа, пропахла сигаретным дымом, а у входа в гостиную валялось что-то инородное, с виду похожее на измученный скелет рыбы. Эмма замерла, наблюдая такую картину. Представляю, что она испытывает. Я бы тоже со стыда помер, если бы застал свой дом в таком виде. — Типичная холостяцкая жизнь, — я попытался бросить в нависшую атмосферу шутку, но, похоже, я лишь усугубил ситуацию. В одной из комнат послышался шорох, и Эмма слегка дернулась от страха, именно в этот момент я вновь взял ее за руку. У нас одновременно проскочила мысль о том, что ее родитель дома, и вышедший силуэт мужчины подтвердил наши догадки. В мятой рубашке, небритый, с темными синяками под глазами и огромным пивным пузом, этот человек держал банку пива в руках и слегка пошатывался. — Кто вы? — задал с порога вопрос мужчина охрипшим голосом. Эмма не могла произнести и слова. Она вжалась в мое плечо, пытаясь не зареветь. — Что, уже и зрение пропил, папаша? — я решил взять всю ситуацию в свои руки. — Чего? — он попытался опереться о дверной косяк, но из-за нетрезвого состояния пошатнулся и промазал, чуть не упав. — Так ты радуешься визиту дочери? — Какой дочери? — он прикидывается дураком, или таким и является? — Президента! — саркастически прикрикнул я. Побрезговав разуваться, я прошел чуть дальше порога и велел Эмме брать нужные вещи как можно быстрее. Реакция у ее отца была заторможенной, что было с одной стороны нам в пользу. — Тхи Хйун, девочка моя! — дошло до мужчины, когда Эмма убежала в свою бывшую комнату, хлопнув дверью. По ее поведению мне было ясно, как она боится отца. — Пошли уже, — я толкнул мужчину в подобие кухни, а он от возражения аж бутылку выронил. — Ты еще кто такой? — он зловеще свел брови, и я понял, что разговор с ним немного затянется. — Аполлон-отрезвитель. Слушай сюда, папочка. Если бы не твоя дочь, никогда бы не поверил, что ты бывший мент. У тебя большие проблемы, ты в курсе? И не только с алкоголем. — Пшел вон, щенок! — он замахнулся, но я быстро перехватил его руку, говоря с ним размеренно. — Твоя юная дочь год вкалывает на подработках, чтобы оплатить твои же долги. Я сейчас не пытаюсь пробудить совесть, которой нет, а лишь восстанавливаю твою память. Назови имя адвоката, который тебе помог. — Да кто ты такой!? — он попытался оторваться от стула, но его подводило равновесие. — Не заставляй меня применять силу. Просто назови имя. — Это не адвокат. Это владелец казино. — А сейчас подробнее, — я засунул руки в карманы брюк, облокотившись о липкую столешницу. — Я любил играть в казино после работы, а дочке говорил, что на заданиях. — Про суд тоже наврал? — он отрицательно помотал головой. — Суд правда был, только там я должен не адвокату, который меня вывез из-под заключения, а владельцу казино, которому я проиграл почти все состояние, — мужчина заплакал, после чего закурил. — Название казино и имя владельца. Живо! — Чего ты добиваешься, паршивец? — Я пытаюсь избавить твою дочь от такой ошибки природы, как ты. Называй, черт возьми, имена! — Казино напротив аптеки, владелец которого зовется по кличке Монстр. Даже не пытайся, тебе не покрыть всю задолженность! — А я и не буду. Ты будешь покрывать. — Нет, оставьте меня. — Жалкий эгоист! — я подскочил и схватил его за горло. — Можешь подыхать, как хочешь, я даже постараюсь помочь тебе в этом, но не перебрасывай все свои проблемы на хрупкие женские плечи! С самого детства ты портил ей жизнь. Тхи Хйун выросла прекрасным человеком с сильным характером, она умна и не лишена красоты, я больше чем уверен, что она копия своей матери. Назови мне хоть одну причину, по которой она заслуживает такую жизнь? — Она убила мою любовь. — Это ты ее убил. Слышишь? Пусть твоя жена и умерла при родах, но твоя любовь к ней остается внутри. Хватит перекладывать свои ошибки на чужих! Думаешь, тебе хуже всех? Что судьба к тебе несправедлива? Да ты еще не видел и половины того, что бывает с людскими жизнями. Избалованный в собственном эгоизме, сейчас ты даже не пытаешься что-либо исправить! Деньги можно найти, а вот уважение и успех нужно заработать. Считай, что ты потерял последнюю возможность. Из-за себя, а не из-за других. С этого момента твоя великолепная дочь больше никогда не переступит порог этого свинарника, тебе ясно? Наименованный отцом человек пробубнил что-то невнятное, захлебываясь в собственных слюнях, а я лишь решил оставить такого жалкого мужчину и найти в этом клоповнике бедняжку Эм. Хорошо, что комнат было всего две, так что я не ошибся дверью. Постучавшись, прежде чем войти, я повернул дверную ручку и увидел сидячую в пустой комнате девушку со смычком на руках. Она плакала горькими слезами, которые скатывались по лезвию струнного инструмента на пол. Мое сердце рвалось на дробленые кусочки при виде страдающей Эм. Наверное, она сейчас думала о своей покойной матери и вновь просила прощение за своего отца. Я присел на корточки рядом с ней и со спины приобнял ее за плечи, целуя светлый затылок. Девушка слегка подрагивала и шмыгала носом, а я молчал, не зная, что сказать. Да говорить, впрочем, нечего. Краем глаза взглянув на смычок, заметил именную запись на его косточке. Корейскими символами там было написано «Кин». Сначала я не обратил на это внимание, но потом вспомнил, что на грифеле моей виолончели точно таким же шрифтом подписана точно такая же надпись. «— Твой папочка изменял твоей матери с одной из морячек. Я точно не помню ее лица, но помню только то, что звали ее как-то по-японски. Короче, она не была кореянкой» — эхом раздался голос Джина в голове, а по телу пробежала дрожь. — Эм, как звали твою маму? — я не сводил глаз с этой надписи, а по лбу стекала прозрачная капелька холодного пота. — Кин. Это японское имя, — я все еще пытался облагоразумить и убедить себя, что это лишь плод моих фантазий. — Чем она занималась? — Не знаю, я ничего о ней не знаю… и теперь уже никогда не узнаю… — она вновь замолкла и пропустила скупые слезы. — Тихо, тише, не плачь. Я обещаю тебе, что ты все о ней узнаешь. Ты мне веришь? — я развернул ее к себе лицом. — Верю, — после ее слов наши губы соприкоснулись. Это был иной поцелуй. Он не был страстным, но был таким чувственным. Я словно перенимал всю ее боль на себя, чтобы хоть как-то облегчить эту учесть. То, что я узнал в стенах дома Эм, повергло меня в абсолютный шок. Но более глубокие подробности происходящего я выясню чуть позже, сейчас же моя обязанность — помощь этому ангелу. — Ты взяла все, что тебе нужно? — отвлекшись от ее сладких губ, я не переставал смотреть на нее. — Нет. Похоже, отец пропил все мои вещи. — Так, бери все, что осталось, сейчас поедешь со мной. — Мне страшно, Тэхен. — Когда я рядом, ничего не бойся. Я помог ей встать на ноги и собрать нужные вещи. У Эммы тряслись руки, а мои предательски отказывались функционировать. За окном уже постепенно смеркалось, поэтому, не задерживаясь ни на минуту, мы с Эммой покинули дом, в котором больше не осталось ничего родного для самой девушки.