Сон Утсубио

      Где-то отдаленно я слышал чужие голоса, которые произносили что-то взволнованно и невнятно. Сначала мне показалось, что я умер, но затем смутная пелена рассеялась, звуки стали более четкими, а изображение менее расплывчатым.       Приоткрыв один глаз, я сощурился от яркого солнечного света. Затем, я услышал, как кто-то зовет меня по имени и касается моего плеча. Стало не по себе, а прикосновение казалось таким болезненным и тяжелым, что я даже прижался к койке. Как я понял, что лежу? Не знаю, наверное, потому, что мое тело давно уже не находилось в естественном горизонтальном положении. — Тэхен, Тэхен, ты слышишь меня? — передо мной кто-то щелкал пальцами, и только когда голова перестала кружиться, я понял, что это был док — лечащий врач моей матери. — Какого… — я попытался встать, но мужчина в белом халате не дал мне этого сделать. — Ну, привет, Тэхен. Двое суток проспал. Что же тебе такое снилось? — улыбнулся врач и стал что-то черкать в, по всей видимости, моей истории болезни. — Как двое суток? Почему я здесь? — Два дня назад тебя нашли недалеко от нашей больницы в состоянии практически мертвого. Не знаю, кто это сделал с тобой, но у тебя был перелом правого ребра. Гематома увеличилась за это время, но острая боль должна пройти. Мы подлатали тебя, так что дышать теперь будет легче. — Сколько я вам… — Я не закончил, — док, не отрываясь, смотрел в медицинские справки, листая их, словно это был один из томов «Войны и мира». — Многочисленные гематомы по всему телу, сломанный нос и накладка верхней челюсти. Тебя по крупицам собирали, ты мог остаться кривым Пиноккио. Я уже молчу о других царапинах. А теперь расскажи мне, кто тебя так и за что. — Ребро я ушиб еще дома, когда запнулся о ступеньку и налетел на перила, а остальные вытекающие сделали со мной местные гопники. Ерунда, док, заживет. — Заживет, еще как заживет. Только вот есть человек, который утверждает, что это по его вине у тебя сломано ребро. Есть мысли, кто это? — Она здесь? — я взволнованно взглянул на врача, а потом отвернулся в сторону окна. — Стоит за дверью. К слову, уже третий день. — Она не ходила домой за три дня? — я видел, как проезжали разноцветные машины за окном и тормозили при виде красного света светофора. — Медсестры выгоняли ее ночью, но она возвращалась под утро в одной и той же одежде, с одним и тем же отчаянным лицом. Не знаю, завидовать тебе, что есть такая заботливая девушка, или сочувствовать, что она мучается здесь уже который день. — Не пускайте ее. Она не должна меня видеть в таком состоянии. Кто вообще сообщил ей, что я здесь? — меня охватила дикая злоба на мужчину, поэтому я лишь продолжал кусать губы, на которых покоились маленькие ранки. — А я вот пущу ее. Скажешь спасибо девушке, которая сообщила нам о тебе той ночью, — мужчина поправил очки на лице и свернул в сторону выхода.       На несколько секунд я остался наедине с тишиной и запахом медикаментов, летавших в воздухе. Потом эту тишину нарушил скрип белоснежной двери, а дальше уже и девушка в белом халате. — Ты как? — ее лицо было бледнее снега, под глазами покоились темные круги, а волосы растрепались во все стороны. Эмма не выражала никаких эмоций. — Да вроде жив, — я снова перевел взгляд в сторону окна, так и не отблагодарив ее за мое спасение.       Между нами возникла какая-то неловкая пауза. Я совершенно не смотрел в сторону светловолосой девушки, а скорее рассматривал голые деревья за окном. Совершенно не хотел говорить, да и не знал, о чем.       Но, когда любопытство пробралось в мое подсознание, я все-таки захотел краешком глаза взглянуть, что же она делала. Как только я стал поворачивать голову в ее сторону, то от внезапности девичьих действий моментально оцепенел. Она склонила свою голову мне на ладонь и плакала, сидя на табуретке рядом. Плакала навзрыд. Ее тело содрогалось, она лихорадочно всхлипывала, но не меняла своего положения. Я был повергнут в шок.       Что вызвало такое проявление эмоций? Неужели, причиной ее слез являюсь я? Но почему я, чужой для нее человек, послужил поводом для огорчений? — Эм, — мой внутренний голос пытался позвать ее, но на деле все заглушали ее слезы. — Эм, прошу… — Мне холодно, — вдруг выдала она. — Мне так холодно. — Хочешь домой? — Хочу в твои объятия. Нет, она не стала тянуться ко мне и даже в целом менять свое положение. Но от таких внезапных заявлений я полностью растерялся. — Я больше не могу так, — она практически шептала мне в руку, смачивая ее соленой водой из уставших глаз. — Из-за меня страдают другие. Я не могу так. — Эм, Эмма, пожалуйста, взгляни на меня, — я слышал, как она начинала успокаиваться, но от этого не чувствовал себя лучше. — Посмотри мне в глаза.       Она шмыгнула носом, а затем потянулась к покрасневшему лицу своими маленькими ладошками, которые обнимали толстые рукава свитера, чтобы поправить потекший макияж, как мне казалось. Потом белокурая бедняжка провела худыми пальчиками по прядям волос и наконец взглянула на меня. — Здесь абсолютно нет твоей вины, слышишь? Я пострадал от уличных хулиганов. Они попросили у меня сигарет, а я им дал понять, что не курю. У нас завязалась драка, так что им тоже хорошенько досталось. — Тогда почему я нашла на асфальте тебя, а не этих отморозков? — Ну, хотя бы потому, что их силы превышали мои. Обещаю, как оправлюсь, запишусь в борцовский клуб. — Нет! — она крикнула на всю палату, пока по ее розовой щеке скатывалась прозрачная слеза. — Ты больше не будешь драться. Я тебе запрещаю. — Я и сам не балдею от этого, но что поделать… Погоди, а вот что ты делала ночью на улице, да еще и так далеко от зоопарка и школы? — я сощурил глаза и взглянул на нее так, как обычно делал это какой-то частный детектив при допросе. — Я шла с подработки. — Какая еще отработка ночью? Ты шутишь? — я ухмыльнулся, восприняв это за маленькую ложь, но выражение лица девушки заставило меня подумать обратное. — Нет. Я подрабатываю официанткой в ночную смену. И тогда, когда ты защитил меня от хулиганов, я тоже шла домой. — Твою ж… — я хотел выругаться, но при ее присутствии как-то стало неудобно. — Зачем?! Ты копишь на что-то? — я повысил на нее голос, отчего она пугливо прижалась к стулу. — Мой отец задолжал крупную сумму плохим людям. Раньше он работал на участке, но потом кто-то подставил его на задании. Был суд, разбирательства, и какой-то левый адвокат помог ему. Отец отделался увольнением, но теперь должен просто невероятную сумму тому человеку. Поначалу, папа сам выплачивал, а потом решил попытать удачу на автоматах, но сумма только росла. Раньше мы жили вместе, но потом поругались, когда он в очередной раз поздно пришел домой и заявил, что снова проиграл деньги. Я ушла к подруге, забрав почти все свои вещи, бросила учебу и стала искать подработки. — И как давно ты подрабатываешь? — Уже год, — она печально вздохнула и шмыгнула носом. Эмма выглядела очень беззащитной. — Сколько тебе осталось по деньгам? — она нахмурилась, словно боялась этого вопроса. — Поправляйся, Тэхен, — проигнорировав мой вопрос, девушка поставила мне на живот пакет с рыжими апельсинами и покинула палату, захлопнув за собой дверь. По ее словам, я понял, что она не накопила даже треть от всей суммы.       Как только я вновь остался один, то почувствовал, как в голову проникла тысяча и одна мысль. Я даже представить себе не мог, что такая красивая, умная и добродушная девушка вынуждена выгребать дерьмо за ее отца. Мне захотелось взглянуть в глаза человеку, что так попортил жизнь юной дочери. А ведь она могла сейчас учиться вообще где-нибудь в Кембридже, или, если не за границей, то в Сеульском университете. Но наглость и нежелание исправлять свои косяки у ее родителя породили в Эм чувство, будто бы она обязана заниматься этим. Такая хрупкая, Эмма загибается на трех подработках с утра до ночи, в то время как отец продолжает пить пивко в игровых комнатах.       Где-то глубоко в сердце что-то пропустило сильный удар, из-за чего я даже вогнался в краску. Появилось непреодолимое желание защитить хрупкую Эмму, помочь ей. И пусть я в такой ситуации, что финансово на нуле, но моральную поддержку, да и физическую еще никто не отменял.       Несмотря на все оговорки врача, не двигаться, я все же нашел в себе силы, что накопил за двое суток и поднялся с койки. Чувствовал, как перед глазами все плывет, в голове вообще полный кавардак, а в районе груди все адски ныло и пульсировало. Однако я не прощу себе, если вот так просто дам ей уйти.       Минуя двери своей палаты, я придерживался одной рукой за больничную стену, а другой держался за пазуху. Хромой, как кузнечик, пытался идти вперед. На меня оборачивались медсестры, кто-то сзади кричал остановится, но я нарочито двигался только вперед, пока не увидел напротив себя светлую макушку. — Ко Тхи Хйун! — окликнул я девушку, и та незамедлительно обернулась. — Ты вроде говорила что-то об объятиях?       Она выпучила глаза и приоткрыла рот. Сейчас Эм напоминала мне ребенка, а ее теплый бежевый свитерок и маленького размера ботиночки придавали этому еще большее значение. У нас произошел немой диалог на чувствах, ведь я видел, как вновь дрожат ее пухлые, цвета малины, губы, брови выстраиваются домиком, а глаза наполняются жгучей жидкостью. — Ну же, а то я сейчас упаду, — мне пришлось слегка присесть, делая вид, что действительно теряю равновесие, и она тут же подскочила ко мне, не решаясь дотронуться. Тогда я притянул ее к себе и, положив ладонь на светлые волосы, прижал к груди, где металось из стороны в сторону мое сердце, покрытое многочисленными шрамами. — Сегодня действительно необычайно холодно. День спустя       Благодаря моему бесконечному обаянию и умению заговаривать зубы, я-таки договорился с доком о том, чтобы меня выписали, ссылаясь на то, что теперь обо мне есть, кому позаботиться.       Пока мы с врачом переговаривались в коридоре, Эмма стояла у регистратуры и о чем-то беседовала с полненькой медсестрой, отчего та заливалась смехом. Увидев на лице Эм улыбку, я отчего-то сам ухмыльнулся, так и не отводя от нее взгляда. — Тэхен, — доктор махал передо мной бумагами, на что я рефлекторно отвлекся. — Да, слушаю, — я перевел взгляд от девушки на врача. — Твоя мать, госпожа Ким… не хочешь навестить ее? — я внезапно помрачнел, и мужчина в белом халате это заметил. — Не хочу давить на тебя, но ее срок… — Я помню. Ей осталось чуть больше недели, — резко оборвал его, дергая замок куртки туда-обратно. — Пойми, это не я определяю время, оно определено другими силами. Просто знай, что это может случиться, когда угодно. Не хочешь увидеть ее, пока она все еще дышит? — Что значит «пока еще»? Вы что, решили, что я дам ей умереть? Я же сказал, что добуду деньги, значит, добуду! В ваших полномочиях делать все, чтобы она жила до этого момента. — Тэхен, это не мое дело, но ты собираешься ограбить банк? — Вы правы… Это действительно не ваше дело, — я накинул капюшон на голову и направился в сторону выхода. Удивленная моим плохим настроением Эмма побежала за мной вслед. — Береги себя, Ким Тэхен, — сказал доктор уже в пустоту.       Мое слабое состояние не позволяло идти слишком быстро, ведь я по-прежнему чувствовал слабость и дикую боль в голове. Но злость, пробудившаяся из-за слов о матери, руководила моим телом так, что я вовсе забыл, что не один. — Тэхен, прошу тебя, помедленней! — кричала мне со спины подоспевающая девушка.       Я остановился по ее просьбе, выдохнул горячий пар, запуская в легкие свежий воздух. В городе уже давно царила новогодняя атмосфера, и только сейчас мне стало это заметно, когда начал смотреть на украшенные витрины магазинов. — Ты как-то просила меня помочь детям для новогоднего конкурса. Что если мы сделаем им урок прямо сейчас? — Ты с ума сошел? — она, наконец, догнала меня, становясь рядом. — Ты себя плохо чувствуешь. — Об этом кроме нас никто не знает. — Да? А твои синяки на лице от чрезмерной игры на виолончели? — съязвила она, но я прекрасно понимал, что не прав. — Тогда, чем займемся? — Я провожу тебя домой, а потом пойду в библиотеку. — Давай избавимся от лишних пунктов. Идем в библиотеку, — я протянул ей свою крупную ладонь, но она не решалась скрепить ее своей. Тогда же мне удалось проявить наглость и схватить ее руку, спрятанную под толстым слоем варежки.       Я заметил, как девушка смутилась. На самом деле, меня и самого охватывали неловкие чувства. Не то, чтобы я ощущал себя девственным подростком, напротив, чувствовал себя как мужчина. Помню, что Джин поставил мне условие — избавиться от Эммы до конца недели. У меня осталось четыре дня, и я сделаю все, чтобы ее защитить. Целых четыре дня есть, чтобы придумать, как Эм можно спрятать от всех напастей. Я даже дал себе обещание помочь ей с отцовским долгом, как только поставлю мать на ноги. В душе я обрел какую-то новую веру, и вера эта скрывалась именно в девушке, что так крепко сжимала мою ладонь. — Называй меня Тэхен-оппа, — нарушая тишину, я вновь обратился к лилипуту, шедшему рядом. — Что? — ее рассеянный вид говорил о том, что девушка не расслышала меня. — Да так, — я ухмыльнулся, а потом засунул ее ладонь в карман своей куртки. — На самом деле, мне двадцать один. — Секундочку, СКОЛЬКО?! — я вытаращил глаза так, что это напомнило мне сцену из старых мультфильмов. — Шутка, — она подмигнула мне и рассмеялась, и теперь стало еще любопытней, сколько ей лет. — Но в каждой шутке лишь доля шутки, — и после этого для себя я четко решил, что на досуге следует заглянуть в паспорт Эммы.       В библиотеке оказалось немноголюдно, впрочем, нас это не удивило. В помещении пахло старыми изданиями, бревенчатый пол слегка поскрипывал, напоминая о том, что это весьма взрослое здание, построенное еще несколько веков назад. Здесь все было из прошлого века: деревянные полки, деревянные столы и стулья. Я не встретил ни одного компьютера или ноутбука даже у местных читателей. Все здесь возвращало меня куда-то назад, туда, откуда я появился, но уже ничего об этом не помню. Да и люди здесь были только пожилые, а еще несколько студентов-первокурсников, у которых, видимо, отключили интернет за неуплату.       Эм отпустила мою руку и подошла к одной из полок с книгами в разделе «детективы», я же на какое-то время ушел к стеллажам в раздел "музыки".       Английские критики писали многое о Шопене, Вивальди, Бетховене — и все это я уже видел. Мне хотелось прочесть что-то особенное, какую-нибудь выдержку из монолога неизвестного автора, или просмотреть все известные мне композиции в алфавитном порядке, но вместо этого я постоянно отвлекался на нее. Я заметил, как в противоположном конце книжного коридора Эм сосредоточилась на какой-то маленькой книжке в темной обложке. Она нервно покусывала ноготь на большом пальце и временами хмурилась, а потом перелистывала в конец книги и забавно улыбалась. Наверное, так она и читает детективы — узнает сюжет, предполагает виновного, а потом выясняет, насколько ее догадки правдивы. Я перестал так делать еще с семи лет, но эта девушка определенно не изменяла детским традициям. И это ребяческое в ней подкупало еще сильнее.       Она заметила на себе мой пристальный взгляд и ответила на него. Между нами завязался такой зрительный контакт, как будто бы два огонька сцепились в горячем и страстном танце, согревая всех посетителей столь культурного места. Но долго она не выдерживала, поэтому почти сразу же возвращалась к книгам. Почему-то Эм все время тянуло на те, что находились на самых верхних полках, может, так она звала меня на помощь? И я, как в том мультфильме про «Черный плащ», мимолетно оказывался у нее за спиной и тянул к бумажным изданиям свои длинные руки. Девушка слегка проседала подо мной, но мне нравилось то, какая она маленькая. Мне казалось, ее можно спрятать в книгу, как обычно дети любят прятать там осенние золотистые листья или свои первые карманные деньги. Она напоминала маленькую фарфоровую куколку с большими, карими глазами, а я себя чувствовал на десять лет моложе, когда также стоял у витрины и мечтал о такой дорогой, маленькой и изящной кукле. Я и сейчас продолжаю о ней мечтать. — Фильмы с Шерлоком Холмсом ты тоже любишь перематывать на конец? — я подал ей какую-то книгу с верхней полки и встал напротив, преграждая путь своим силуэтом. — Я так делаю только когда мне некогда читать всю книгу полностью, — она залилась краской и опустила глаза вниз, будто бы я ее злой братец, отчитывавший за украденную игрушку. А еще она заметно надула губу. — Я спросил только о фильмах. — В фильмах все по-другому. Там не по-настоящему: убийства, любовь, — она приняла книгу в руки и стала листать ее. — Знаешь, чем хороши фильмы? — я оперся спиной о стеллаж и приставил ногу, скрещивая руки на груди. Эмма вопросительно на меня взглянула. — Актеры знают свои слова заранее. Поэтому многие люди, такие же, как ты, не верят в любовь, в ту, что из мелодрам. Многие судьбы рушатся в наше время, да и в любое другое потому, что мы не знаем своих слов заранее. Все мы критикуем сериалы о любви, даже не подозревая, что сюжеты взяты из самой настоящей жизни. Просто кто-то позаботился о сценарии. А у нас с тобой и у тех людей, что сидят и читают свои книги или слушают музыку в наушниках, сценарий тоже имеется, только он нам не известен. И слов не успели подготовить. — Интересная мысль, — она отставила книгу к другим на чужую полку. — Выпьем кофе? — я повернулся, чтобы посмотреть на нее, но девушка же избегала встречи со мной. — Может, да. А может, нет. Надо спросить у моего сценариста. Эй, простите, — она окликнула какого-то старичка с красными подтяжками и моментально упорхнула к нему, забавно смеясь.       Я же стал догонять ее и, несколько раз поклонившись перед тем старичком, убежал на выход, вслед за Эм.

Дорогой отец, кажется, я начинаю понимать твои слова: «Все приходят в нужное время». Эмма пришла ко мне в самый нужный момент. Спасибо тебе за нее.