Четыре альтмера и одна землянка - 2

Солнечные лучи рассыпались над городом золотым веером, прогоняя таинственный туман. В кристально прозрачной дали путники увидели крепостные стены и крыши зданий. Только самая высокая часть города скрывалась пока за облаками. Разглядели белоснежные пики гор, окружающие равнину и красивую удобную дорогу, проложенную к воротам Мараканды. Караван стал двигаться быстрее и, пройдя мимо двух каменных обелисков, начал спускаться в долину. И люди, и животные торопились к отдыху и воде, под спасительную тень городских стен, садов и домов. Товарищ Мухин поднялся повыше, приложив ладошку к козырьку, и радостно сообщил, что навстречу им уже едут стражники. Караван не нуждался в охране на этом отрезке пути, но сопровождение его при въезде в столицу было необходимо. Приблизившись к воротам, тамриэльцы смогли рассмотреть массивные стены жёлтого известняка, роскошный мозаичный орнамент высоких привратных башен и широкую многолюдную улицу. Миновав стрельчатую арку ворот, погонщики направили караван к стоянке, и дальше путь продолжали уже только всадники. Жизнь в Мараканде просыпалась рано, ещё до рассвета, и любого путешественника город встречал улыбчивыми взглядами прохожих, запахами крепкого кофе и горячих лепёшек, детским смехом, звоном молоточков в лавках чеканщиков, далёкой мелодией зурны и журчанием маленьких фонтанов. Тёплый ветер приносил откуда-то дым благовоний и ароматы цветущих садов, крики павлинов и голоса торговцев. Улица, идущая от ворот, была одной из самых широких. От неё расходились в стороны бесчисленные узкие переулки, где и развернуться-то, казалось, негде. Но и там жизнь кипела: куда-то спешили носильщики с водой и снедью, бегали дети, степенно шли женщины, неся на голове расписной кувшин или цветастый узелок. Скифов прохожие встречали радостными улыбками, а на иномирных гостей маракандцы поглядывали с весёлым любопытством, и долго смотрели им вслед. Ни одного хмурого или недоброжелательного взгляда эльфы на себе не почувствовали, пока осматривались по сторонам. Дома тут были высокие, но не больше чем в три этажа, над дорогой нависали резные деревянные балкончики с раскрытыми полосатыми тентами, а каменные плиты дороги были уже заботливо политы водой. Впереди кавалькады ехали Матасий и Низар, уверенно прокладывая путь к центру города. Вскоре гости поднялись на длинный каменный мост, с его высоты раскрывалась живописная панорама с сетью улиц и домов, уютных двориков с цветущими деревьями, маленькими фонтанами и прудами. Внизу, под сводами белокаменных арок шумела быстрая река, мельчайшие брызги, взлетающие высоко вверх, рассыпались над водой бесчисленными яркими радугами, и казалось, что едешь не по земле, а плывёшь где-то среди облаков. Вдали, сквозь разноцветную дымку радуг можно было разглядеть роскошный дворец, сверкающий золотыми куполами под лучами солнца. - Нариман живёт там? – поинтересовалась Тося у проводника. - Не знаю, - подлетел к ней поближе Мухин. – Надо бы у Матасия спросить, он уже бывал в Мараканде. - Не нужно спрашивать, - остановил его Насреддин. – Это дворец падишаха, луноликая, а Нариман живёт выше, на холме, мы скоро увидим его дом. За мостом шум города стал немного тише, но явственно чувствовалась близость моря, пока ещё невидимого. Здесь Низар попрощался со своими спутниками и повернул коня в сторону порта. Матасий оглянулся по сторонам, и, убедившись, что никто не отстал от отряда, направился под стрельчатые каменные ворота, выложенные яркой мозаикой. За ними начиналась дорога, усаженная по краям пальмами, она уже ощутимо поднималась вверх, а гора, на которой стоял дворец волшебника, давала путникам прохладную тень. С приближением отряда к внушительному зданию Ходжа перестал балагурить и всё чаще бросал тревожные взгляды на высокие башни. А потом и вовсе разнервничался, когда почти подъехали к воротам дворца. Из-за ствола раскидистой и благоухающей магнолии появилась вдруг невысокая женская фигурка и сделала один неуверенный шаг в сторону кавалькады. - Гюльджан, - почти выдохнул Насреддин. - Твоя невеста? – тихо спросила Тося. - Да, моя ханум, - оглянулся к ней Ходжа. – Это она. - Что же ты стоишь? Иди к ней, ждёт ведь, - подбодрила его девушка. Насреддин тяжело вздохнул, слез с ишака и направился к дереву. Не только Антонине, но и её спутникам было любопытно посмотреть на невесту Ходжи. Только за нарядным голубым чаршафом ничего нельзя было разглядеть, кроме больших, пылающих гневом, чёрных глаз. О чём говорили влюблённые, никто не слышал, но по жестам и выражению лица Насреддина, можно было понять, что разговор с невестой вышел у него весьма напряжённый. Наконец девушка подняла ладони, призывая жениха к молчанию, оглядела его спутников, и пристально взглянув на Тосю, скрылась за большим стволом магнолии. Ходжа покачал головой, тяжело вздохнул и вернулся к отряду, ловя на себе сочувствующие взгляды молодых воинов. Стража у ворот беспрепятственно пропустила Арианта и его свиту, а иномирные гости смогли пройти во владения волшебника только после предъявления Подорожной Грамоты. Скифы подождали тамриэльцев, поскольку сориентироваться в роскошных садах было сложно даже бывавшему здесь Матасию. Понять геометрию Нариманова дворца было действительно трудно: густые кроны деревьев, множество беседок и мостиков, перекинутых над живописными прудами, словно приглашали гостя завернуть именно на их тропинку. Однако посольство уже ждали: навстречу скифам вышел улыбчивый мужчина в богатом зелёном халате и белой чалме. Он почтительно поклонился, назвал своё имя и поздравил всех с благополучным окончанием путешествия. Расторопные слуги, появившиеся будто из-под земли, взяли коней под уздцы, молчаливо предлагая всадникам спешиться, и сразу увели их, едва гости встали на землю. Белое перо на чалме Хабира слегка качнулось, довольный управляющий одобрительно кивнул конюхам, и мягко улыбнувшись, предложил всем следовать за собой. Зелёные полы его халата едва колыхались при ходьбе, а расшитые золотом туфли с загнутыми концами почти не издавали звука. Широкая лестница со стоящими у подножия изваяниями слонов, открылась за поворотом от очередной ажурной беседки с фонтаном. Поднимаясь по мраморным ступеням, гости оглядывали галерею с тонкими колоннами, изящный орнамент арок и высокие резные потолки. - Куда нас ведут? – шёпотом спросил Ондолемар, повернувшись к проводнику. - Думаю, что в гостевые покои, товарищ командир, - так же тихо ответил Мухин. - А когда мы увидим Наримана? - Об этом скажут, наверное, позже, - шепнул мухомор, не решаясь обратиться к Матасию. В просторном зале, служащим, судя по всему, для больших приёмов, к гостям подошли две черноглазые симпатичные девушки и, не говоря ни слова, увели с собой Антонину, аккуратно подхватив её под руки. Альтмеры только переглянулись и посмотрели на Ходжу. Тот лишь слегка улыбнулся и едва заметно кивнул, мол, всё в порядке. Первыми апартаменты получили скифы, их у входа уже ожидал небольшой штат прислуги. Хабир с улыбкой поклонился и повёл эльфов к покоям, предназначенным для них. У высоких узорчатых дверей управляющий попрощался с ними и сказал, что Нариман примет их вечером. А пока досточтимые гости могут отдохнуть с дороги, отведать кушаний и переодеться. Как только Хабир удалился, Насреддин успокоил друзей, взволнованных молчаливым разлучением с Тосей, и объяснил, что во дворце, как и в любом восточном доме, женские покои всегда расположены отдельно, и что на встречу с волшебником они всё равно пойдут вместе. - А почему тебя никуда не отвели? – поинтересовался, Альтамир, рассматривая затейливую мозаику на стенах. - Я не гость, - улыбнулся Ходжа, - но и мне тут тоже есть, где расположиться. Отдыхайте пока, а вечером встретимся, - добавил он и ушёл, свернув в какую-то галерею. - Товарищ командир, наверное, пора уже и зайти, - кивнул на дверь Мухин. - Пойдёмте, - согласился Ондолемар и осторожно толкнул створку. Следом за ним в апартаменты вошли и друзья, удивлённо оглядываясь по сторонам. В высокий зал с фонтаном, куда они попали, выходило ещё четыре двери: оказалось, что в распоряжение каждого гостя Нариман предоставил несколько комнат и двоих слуг. Роскошь дворца и щедрость его хозяина поражали воображение: даже изысканные алинорские особняки знати меркли перед сказочным убранством этих чертогов, несмотря на почти полное отсутствие мебели. Просторные комнаты, приглушённый свет, мягкие узорчатые ковры, дивный мозаичный орнамент на стенах, резные ставни на окнах, ненавязчивый аромат благовоний молчаливо приглашали к отдыху и неспешным беседам. Главным звуком волшебного дворца было журчание воды, в каждой галерее, каждом зале или комнате обязательно был ручеёк, фонтан или маленький родник. Песня их была тихой, дарящей покой мыслям и умиротворение душе. *** Антонина ничего не спрашивала у сопровождающих её девушек, поскольку уже знала, куда они её ведут. В гостевых покоях она обнаружила ещё одну девушку. Её миловидное лицо озарила улыбка, когда Тося сняла чаршаф. - Ходжа был прав: ты и вправду луноликая, - напевно сказала она. - Гюльджан? – улыбнулась в ответ Антонина, поняв, почему весёлый взгляд чёрных глаз показался ей знакомым. - Да, - кивнула та, - я Гюльджан и сердце моё никогда не забудет того, что ты вернула ему радость и счастье. - Это сделали Альтамир и Анкано, - покачала головой Тося, - Их тебе надо благодарить, а не меня. - Без тебя, дорогая, они бы ничего не сделали, - мягко возразила девушка. – Но тебе пора отдохнуть и покушать с дороги, - добавила она и обернулась к служанкам:– Латифа и Сальма будут помогать тебе все дни, пока вы будете здесь. - Все дни? – подняла брови Антонина. – И как много будет этих дней? - Большая честь – быть гостем Наримана, мир ему, - укоризненно покачала головой Гюльджан. – Наслаждайся покоем и радостью, забудь на время тревоги и заботы, ибо их всегда больше. - А скоро ли Нариман примет моих витязей? – поинтересовалась Тося, пока с неё снимали облачение мягкие руки Сальмы. – И смогу ли я тоже увидеть его? - Конечно, увидишь, - поспешила успокоить её новая подруга. – Встреча ваша назначена на вечер. А днём Нариман, да продлятся его дни, будет говорить с царевичем Ариантом, - ворковала она, провожая гостью в купальню. - Значит, встретиться с ними я смогу только на приёме? – грустно спросила Антонина. - Пока всем надо отдыхать, дорогая, - покачала головой девушка, - но витязей своих ты сможешь, конечно, посетить и сегодня, и в другие дни. - Мне можно будет выходить из этих комнат? – удивилась Антонина. - О, конечно, - звонко засмеялась Гюльджан. – Ты уже скучаешь по ним, луноликая? - Да, - вздохнула гостья, погружаясь в прозрачную воду. – Скучаю. - По всем сразу? – лукаво улыбнулась Латифа, потирая её плечи мягкой губкой. - Или по кому-то одному? – спросила Сальма, хитро сощурив глаза. Антонина лишь снова тяжело вздохнула, ничего не ответив. Но это лучше всяких слов выдало её сердечную тайну. Девушки сразу прикусили языки, и купание прошло почти в полном молчании. Только когда служанки начали массаж, Гюльджан решилась на расспросы. - Сердце твоё поёт песню печали? – с участием спросила она. - Нет, сердце моё поёт песню неуверенности, - усмехнулась Тося. – И песня эта невесёлая, конечно. - Почему неуверенность? – удивилась Латифа. – Кожа твоя светла, как лилия на рассвете, и так же прохладна, глаза твои подобны весеннему небу, а в волосах блестят лучи солнца. Ты прекрасна, моя госпожа! - Латифа права, луноликая, - улыбнулась Гюльджан, - но если ты сомневаешься, то мы можем помочь тебе прогнать эту печаль, дорогая. Здесь ведь не только подушки и диваны есть, в покоях для тебя приготовлено много нарядов, выбирай любой. После лёгкого завтрака с непременным десертом, состоявшим из халвы и лимонного шербета, Антонина принялась за осмотр предлагаемого ей гардероба. Только вчера, при разговоре с Зейнаб и Фатимой она осознала, что совершенно не думала о красоте своей одежды. До того дня она отдавала предпочтение удобству и функциональности, а не внешней красоте. Теперь же Тосе очень хотелось сменить имидж, но наряды, которые она перебирала и примеряла, никак ей не нравились. Вернее, не нравилось, как она в этих нарядах выглядит. Антонина крутилась перед большим зеркалом и недовольно морщилась: восточные одежды, конечно, подчёркивали женственность, но бёдра в шёлковых шальварах казались ей слишком широкими. Узнав о причинах недовольства, Сальма и Латифа засмеялись и сказали, что именно это и есть одно из главных достоинств. Гюльджан тоже была согласна с ними, но поддержала гостью. Чтобы чувствовать себя уверенно, женщина должна нравиться, прежде всего, самой себе. Девушка поманила к себе Латифу и что-то шепнула ей на ухо. - Если тебе не нравятся эти наряды, Антония, - улыбнулась она, - то можно и другие ещё посмотреть. А пока скушай винограда или вишен. Не успела гостья съесть и десяти ягод, как в её покои вошла ещё одна девушка. Антонина даже замерла от восхищения, женщину такой красоты ей никогда не приходилось видеть. Она бы даже улыбнулась в ответ на приветствие, но на девушке было белое сари. (*) Следом за ней слуги внесли в комнату аккуратные тюки и множество маленьких сундучков и шкатулок. Гюльджан, в отличие от Тоси, радостно поприветствовала незнакомку и представила ей редкую для Восходных царств гостью. Девушку звали Девика, и общаться с нею было очень приятно. Не менее внешности удивлял и её голос – мягкий, мелодичный и тихий. Любое слово, слетевшее с её уст, проникало прямо в сердце и только потом приходило к разуму. Девика почти сразу приступила к делу, за которым позвала её Гюльджан. Служанки быстро распаковали тюки с одеждой, и Антонина обречённо вздохнула, поняв, что примерка нарядов и украшений затянется не на один час. Ещё никогда Тося не одевалась так долго, но время, потраченное сегодня на подготовку к приёму у Наримана, стоило того. Когда девушка подошла к зеркалу, то с трудом узнала себя. В отражении, позади себя она видела улыбающихся Девику и Гюльджан, довольных результатом не меньше её самой, если не больше. После многочисленных примерок и дискуссий Антонина остановила выбор на сари небесно-голубого цвета и таких же сандалиях. Вот только украшения, входящие в набор к одеянию, она не умела ни носить, ни надевать. На помощь ей снова пришли Гюльджан и Девика, и, конечно Сальма с Латифой, очень довольные таким неожиданным обстоятельством, как сборы иноземной девушки на свидание. Теперь оставался последний штрих – косметика. И вот тут Тося уже не слушала увещеваний новых подруг, поскольку к макияжу всегда относилась весьма прохладно и очень редко им пользовалась. Поэтому, несмотря на явное осуждение в глазах девушек, она лишь немного подвела глаза и аккуратно подкрасила губы. Единственным утешением для Девики стало то, что гостья с удовольствием воспользовалась предложенной парфюмерией и выбрала себе духи из её коллекции. *** Длительное ожидание приёма у волшебника не слишком огорчило альтмеров: они с удовольствием воспользовались возможностью хорошо отдохнуть, изучить свои диковинные апартаменты и поговорить. К обеду все собрались в покоях Ондолемара и за неспешной трапезой знакомились с некоторыми обычаями Восходных царств. Товарищ Мухин никогда не упускал случая просветить своих подопечных или что-то им подсказать. Так и сейчас, исполнительный проводник наставлял не слишком сильно налегать на еду во время ужина, поскольку на приёме у волшебника обязательно будет угощение, и если ничего не попробовать со стола, то это может быть воспринято как недоверие. Переговоры посоветовал предоставить Антонине, а самим говорить, только если Нариман к ним обратится лично. Переодеться в предложенную хозяином одежду мухомор также настоятельно им рекомендовал, сославшись на старинную поговорку: «Живя в Риме, поступай как римлянин». Эльфы вняли совету и к вечеру, когда слуга сообщил о том, что готов сопроводить их к Нариману, уже успели облачиться в восточные наряды. В общем зале, куда выходили двери их покоев, провожатый повернул какой-то незаметный рычаг у светильника, и ковёр, висящий на стене, поднялся, открыв ещё одну дверь. Однако отворить её слуга не успел, узорчатые створки распахнулись сами, и в апартаменты вошла Антонина в сопровождении Сальмы. Альтмеры буквально замерли, увидев преобразившуюся спутницу, и впервые осознав, что во всех приключениях, последовавших после знакомства с Тосей, компанию им составляла женщина. Нет, они, конечно, знали о её половой принадлежности, но мешковатая одежда магов и военная форма, которую она носила, отодвигала это обстоятельство в их восприятии на второй план. А теперь они с изумлением смотрели на изящные драпировки сари, на блестящие драгоценные камни в ушах и высокой причёске и прочие женские штучки, коими одарили Антонину Девика и Гюльджан, и понимали собственное упущение. Сальма, стоявшая позади неё, прикрыла лицо покрывалом. Но не от смущения, а для того, чтобы иноземные гости не видели её лукавой улыбки. Ах, сколько она всего потом расскажет подругам! Но эти мечты не мешали служанке разглядывать витязей и подмечать, который из них сильнее всех впечатлён эффектным появлением Антонии. И подметила. Трое смотрели на девушку с улыбкой, а один – тот, что в светло-зелёных одеждах – не улыбался, только нервно сглотнул, но смотрел, не отрывая глаз. Сальма тихонько вздохнула, она очень хорошо знала, что означает такой взгляд. Немоту сцены нарушил весёлый голос Антонины: - Ну, вы – просто персидские принцы, - улыбнулась она, разглядывая богатые одеяния альтмеров. - Да и ты чудо, как хороша в этом платье, - в тон ей ответил Анкано. - Ага, как принцесса, - широко улыбнулся Айкантар. - Спасибо, – чуть наклонила голову Тося. – Ну, что, идём? – вздохнула она, оглядывая друзей. – Мне не терпится увидеть Наримана, мир ему. Дорога к чертогам волшебника оказалась короткой, ко всеобщей радости тамриэльцев. Но больше всех рад был Ондолемар. Не только потому, что и так слишком долго они ожидали встречи с этим влиятельным человеком, но и потому, что весь этот короткий путь боролся с искушением обернуться назад, слушая тихий звон браслетов Антонины, идущей следом. В небольшом и уютном зале, окружённом колоннами и неизменным ручейком, всё уже было готово для встречи гостей. Сам хозяин, восседающий, как и положено, на небольшом возвышении, приветливо кивнул им и пригласил усаживаться для беседы. Внешность Наримана оправдала все ожидания альтмеров: благообразное лицо с тонкими чертами, прозрачные карие глаза, седая аккуратная борода, белые одежды и белая чалма, украшенная брошью из двенадцати ветвей папоротника, величественные и непринуждённые жесты, спокойный, но властный голос – всё производило очень приятное впечатление. Но самым главным было то, что перед ними сидел маг. Очень сильный маг. Не напрасно все, кто говорил о Наримане, называли его главным чародеем Лукоморья. Ни Анкано, ни Ондолемар не встречали за всю жизнь ни одного мера, равного ему по магической силе, не говоря уже о людях. Переговоры, по совету товарища Мухина, эльфы предоставили Антонине. И как оказалось, не напрасно. Она действительно лучше всех подходила на роль посла в этой беседе. Волшебник не раз был приятно удивлён и её обхождением, и знанием этикета, и тем, что ей даже известны имена некоторых восточных поэтов и мудрецов. Расспрашивал чародей не только о том, как тамриэльцы попали в Лукоморье, но и о том, как проходил их путь в Мараканду. Поэтому и альтмерам тоже пришлось что-то рассказывать ему. Нариман остался доволен и гостями, и беседой с ними. И, конечно, счёл их достойными получения пропусков. На следующий день эльфам снова предстояло прийти сюда для встречи с местным звездочётом, поскольку пропуск, как пояснил Нариман – не простое украшение и всегда делается с учётом способностей и особенностей того, кто будет его носить. Беседа закончилась не слишком поздно, но солнце уже село, когда альтмеры вернулись к себе. Обсуждение переговоров и прочие вопросы друзья решили отложить до утра, поскольку Антонина не могла сейчас присутствовать на мужской половине дома, и разошлись по своим покоям. Ондолемар медленно прикрыл двери, жестом отпуская слуг, прошёл в самую дальнюю комнату и вышел на открытую террасу. Оглянувшись вокруг, он присел на подушки у небольшого родника, закрыл ладонями лицо и тяжко, почти со стоном вздохнул, давая волю эмоциям. Эмиссару даже в страшном сне не могло присниться, что именно с ним может произойти такое несчастье. Он влюбился в человеческую женщину! И ошибки быть не могло! Буквально всё в нём кричало о благословении Мары при одном только воспоминании об Антонине: и яркие чувства, и сбивчивое дыхание, и сладкое биение сердца. Тишину южной ночи внезапно нарушил звук флейты, её мелодию подхватила лютня, а следом за ними в небо полетел голос незримого певца. Альтмер поднял голову, посмотрел в небо с чужими звёздами и неожиданно осознал, что понимает и язык, и слова грустной песни: О, любимая! О, любимая! Отчего душа моя в безумном полёте? О, откуда в ней такая смелость? Ветер ночной смеётся надо мной. Ласковый и дразнящий ветер. Весь мир сговорился против меня! Даже капли дождя и шёпот трав! О, любимая! О, любимая! Глаза говорят, а мир открывает Историю сердца моего! Как долго сердце просило бури, И как долго ты шла ко мне! Ты шла ко мне так медленно, Но первое обещание сбылось! О, любимая! О, любимая! Ты пришла из далёких неведомых стран, И тяжело тебе было идти! Ты босиком ступаешь по горящим углям, Но всё же продолжаешь свой путь! Этот жестокий мир – мой враг! Забери меня в свой мир! О, любимая! О, любимая! (**)