Реприза (Reprise)

Одной из особенностей личности Оби-Вана Кеноби было то, что он обладал исключительным долготерпением. Он был перфекционистом, это правда, и привык выражать недовольство, когда те или другие не соответствовали его личным стандартам. Он с детства был прожжённым циником, и с возрастом эта черта характера только усугубилась. Тем не менее, под нахмуренным лбом, замаскированный задумчивостью и чрезвычайным вниманием к деталям, тлел фитиль подлинного гнева Оби-Вана. Его агрессия была так хорошо скрыта, что большинство людей и не подозревали о её существовании. Фитиль, тлеющей на глубине миль, вспыхивал только раз или два в жизни. Вторая особенность личности Оби-Вана заключалась в том, хотя по нему и не скажешь, что он был человеком глубоких чувств. Несмотря на все переубеждающие тренировки, он формировал эмоциональные связи также легко, как и дышал, и мог сказать о более чем одном человеке, что он истинно, глубоко любил их. Абстрактно, это представляло довольно много проблем для его ортодоксальной философии джедая. Изо дня в день это представляло более насущную проблему с его эмоциональным контролем. К счастью, фитиль, компенсирующий его слабости, был исключительно длинный, и единственные люди, имеющие достаточно острое оружие, чтобы укоротить его были те, кого он любил и кому доверял больше всего. Уверенный в обоюдном доверии, которое он всегда чувствовал со своими близкими, Оби-Вану пришлось встретиться со своим гневом — со своим настоящим гневом — лишь раз или два в жизни. И сейчас, столкнувшись с его бурным кипением, он отчаянно воскрешал в памяти уроки Мейса Винду о Ваападе, укореняясь в Свете посреди бури. От этого сдерживаемого усилия его руки дрожали, даже когда он поднял кулак, чтобы постучать. — О, привет, Бен, — Оби-Ван открыл дверь и широко улыбнулся, показывая ямочки на щеках. Веющая из небольшой квартиры Сила кружилась золотисто-желтым сиянием беззаботной болтовни. К чему Бен не мог приобщиться. — Мне нужно поговорить с мастером Джинном, — заявил он выверенным, спокойным тоном. Выражение лица Оби-Вана мгновенно изменилось, золотая улыбка выцвела в неопределённо-фиолетовую. В галактике не было никого, кто мог бы понять настроение Бена лучше, чем он сам. Оби-Вану хватило одного взгляда на лицо мужчины, чтобы понять, что что-то было готово разрушиться. Падаван изо всех сил старался сформулировать ответ. — Я знаю, что он здесь, просто покажи мне, — сказал Бен за него. Оби-Ван безмолвно выполнил указание, закрыв дверь за мастером. Он беспомощно нервно сжал ладони, когда Бен вошел в гостиную. — Ах, Бен, мне показалось, что я услышал твой голос, — Квай-Гон поливал растения у окна, стоя спиной к гостю. — Ты пришел как раз вовремя, чтобы рассудить спор о методах мастера Та’лук… — Мне нужно поговорить с Вами, — прервал Бен. Квай-Гон прекратил свою работу и, повернувшись, увидел агрессивное спокойствие старшего Кеноби и нервозность падавана. Правая ладонь Бена, выглядывающая из-под обширного рукава плаща, дрожала. Квай-Гон обеспокоенно посмотрел ему в глаза. — О чем? Если бы он вдохнул слишком резко, то его самообладание разлетелось бы в прах. Поэтому Бен сделал очень осторожный вдох и сказал: — О Фиморе Гарде. Лицо Квай-Гона не дрогнуло ни единой эмоцией, но напрягшиеся мускулы челюсти выдали его с головой. Золото Силы, окутывающее квартиру до этого, остыло до цвета влажного тумана. Секунды тикали невыносимо медленно, пока два мастера смотрели друг на друга, в то время как падаван оказался невольным зрителем. — Оби-Ван, — окликнул его Квай-Гон, — дай нам минутку. Падаван уже сделал нерешительный шаг к двери, когда Бен почти прорычал: — Почему же? Пусть остается. Оби-Ван застыл на середине шага, а Квай-Гон казался неуверенным. Его взгляд метался между двумя Кеноби — одним кипящим, другим растерянным. Если Бен не ошибся, мужчина выглядел испуганным. В конце концов, Квай-Гон сказал: — Пожалуйста, падаван, просто… оставь нас ненадолго. В соответствии с полученным приказом-просьбой, Оби-Ван, раздираемый любопытством и тревогой, взял небольшой портфель с домашним заданием и молча покинул квартиру. Разочарование и гнев затопили разум Бена. Трус. — Полагаю, он все тебе рассказал, — предположил Квай-Гон, скрестив руки и глядя прямо на своего обвинителя. — Рассказал, — сорвавшийся голос Бен прозвучал в комнате громче, чем обычно. — Что оставляет меня удивляться, почему ты так и не рассказал мне. Челюсть Квай-Гона снова напряглась, дернувшись под бородой. Оба джедая не привыкли к такому уровню напряженности ни с кем — не говоря уже, друг о друге. Квай-Гон отвел взгляд и, помрачнев, ответил: — Не о чем было рассказывать. Обычно слова отлетели бы от щитов Бена, окружающих фитиль, но слова, слетающие с уст единственного отца, которого он когда-либо знал, беспрепятственно простреливали их, будто не замечая. Бен зарычал: — Банта чиззк. Квай-Гон выглядел удивленным вспышкой и склонился в оборонительной позиции: — Что он тебе рассказал? — Он рассказал мне, что ты был его учителем до рыцарства, после того, как его первый мастер был убит. А потом ты полностью дискредитировал его, потому что Ксанатос пал. — Это не правда. — Не правда? Тогда что ты сделал? Забыл? — Конечно, нет, я… — Притворился, что Ксанатос был твоим первым учеником и ожидал какой-то награды за ложь? — Я признал свои собственные ошибки, — громогласно прервал его Квай-Гон. Он уставился на Бена с молчаливым упреком за его вспышку. После вздоха он пояснил: — Ксанатос пал, ты знаешь это. И он сделал это из-за моего учения. Я не мог позволить остаться этому незамеченным. Я сделал то, что должен был сделать. Уязвимый Квай-Гон — обычно это зрелище, печалило и беспокоило Бена, но сейчас он был слишком взбешен, чтобы заметить это. - Должен был? — издевательски усмехнулся Бен. — Ты слишком высокого о себе мнения, Квай-Гон Джинн. Ксанатос бы не пал или не остался в Свете, только потому, что ты ему так сказал. Его решение было его собственным. Думать по-другому — чистое тщеславие. — А ты так много знаешь об этом, не так ли? — огрызнулся Квай-Гон. — Больше чем ты думаешь, и достаточно, чтобы знать, что это не даёт тебе никакого оправдания оставить Фимора на обочине, из-за какого-то глупого, самоуверенного мальчишки. — К тому времени Фимор уже закончил обучение, он… — Ушел с пути, — прервал его Бен. — Покинул картину, чтобы ты мог делать всё, что хочешь, как обычно. — Это не повлияло на него, — настаивал на своем Квай-Гон. — Не повлияло на него? — гримасничая, повторил Бен в скверной пародии. Остатки тлеющего фитиля догорели, и его накрыло огненным шквалом. — Он был твоим учеником, Квай-Гон! Конечно, это чертовски сильно повлияло на него, разве возможно иначе? Как думаешь, что он чувствовал, когда узнал, что ты списал его ученичество, вычеркнул его, отбросил в сторону годы дружбы из-за решения жестокого, темного мальчика? Квай-Гон молчал. — Ты ведь не думал об этом, так? — яд в его словах нес всю иронию; ученик читает лекцию учителю. — О, конечно же, нет! Ты слишком погружен в свое драгоценное «здесь и сейчас», чтобы признать, что иногда жизнь больше чем настоящее. Я не уверен, знаешь ли ты, но для большинства людей дружба это ни череда мгновений, о которых следует систематически забывать. Прошлое имеет значение в будущем, Квай-Гон. Тот факт, что я здесь, вообще, является свидетельством этого. — Бен глубоко вдохнул и, выпуская пар гневно воскликнул: — Сила тебя побери, Джинн, я и забыл, насколько ты был тупым. Но, если бы Бен прервался на минутку, чтобы всмотреться, он бы задумался, почему Квай-Гон был таким тихим, почему он не пытался остановить неустанные оскорбления, что он так любил делать, когда Оби-Ван был учеником. — Почему тебя это так сильно задевает? — в конце концов, спросил Квай-Гон, обиженно и сердито. На мгновение Бен прислушался к ритму собственного дыхания, стук сердца раздавался в ушах, Сила полыхала красным. Отвлекшись от острого ядра своего гнева, чтобы мыслить более ясно, Бен продолжил тоном, одновременно мягким, опасным и неизмеримо грустным: — Потому что ты в один момент списал все достижения своего ученика, потому что ты пожертвовал годами дружбы, ради неблагодарного мальчика и своего проклятого эго, — его голос задрожал от подступающих слез, но он не позволил им пролиться. — Потому что однажды ты сделал это, и если не будешь очень осторожен, Квай-Гон Джинн, ты сделаешь это снова. И когда это случится, некому будет назвать тебя обманщиком. Обвинение пронзило комнату как нож плоть. Ошеломленный ударом, Квай-Гон промолчал. Подобно крови, бившей ключом, Бен добавил в том же тоне ока бури: — Поэтому, когда Оби-Ван вернется и спросит, почему ты его отослал, ты скажешь ему правду или скажи ему уходить и не возвращаться, — Бен отвел взгляд от Квай-Гона, чувствуя, что открылся слишком сильно. — Это спасет его мир от боли. Квай-Гон стоял, смотря на Бена в безответной тишине. Бен провел рукой по бороде, едва веря в собственную вспышку. Неспособный взглянуть Квай-Гону в глаза, он покачал головой, развернулся на каблуках и выбежал из комнаты. *** Свои блуждания по Храму запомнил он смутно, так велики были разочарование, растерянность и гнев. Через какое-то время, Бен обнаружил себя на нижнем уровне, в древнем зале, застоявшийся каменно-ледяной воздух окутал его и его гнев в статичный кокон. Он еще не потянулся к спокойным водам Силы, когда протянул руку и выхватил ядовитый наконечник своего гнева со всей осторожностью и непреклонностью родителя. Он дрожаще выдохнул и снова вдохнул, его дыхание отзывалось эхом от стен огромной камеры. Мягкое отражение повернулось к нему в темноте. Бен оказался в комнате, снова, совершенно иначе. — Что ты здесь делаешь? — спросил он Оби-Вана раздраженнее, чем бы хотел. Это было странно — понятно, но, тем не менее, странно, как мальчик умудрялся находиться здесь, в то же самое время, что и Бен. Оби-Ван, повозившись, встал и жестом указал на свой датапад. — Эм… домашнее задание. По его позе и бегающему взгляду было очевидно, что ему было неуютно. Решение личных конфликтов никогда не было его сильной стороной; решение личного конфликта с Квай-Гоном…ну, такого никогда не было. Не по-настоящему. И определенно, не через неизведанный канал своего будущего «я», у которого, по-видимому, были со своим бывшим учителем неулаженные старые счеты. — Верно, — кивнул Бен, и, пройдя мимо Оби-Вана, опустился на пол, откинувшись на неровный откос гранита, который когда-то был частью этого пола. Оби-Ван молча наблюдал за ним некоторое время, и, в конечном счете, спросил: — Что… что это было? Бен посмотрел на себя. Должно быть, этот вопрос ярким пламенем горел в его голове в течение последнего часа. — Думаю, что этот вопрос лучше сохранить для твоего учителя, — в интонации Бена сквозило непреднамеренное презрение. Оби-Ван кивнул с ощутимым сомнением. Неужели он хотел обратно, чтобы раздразнить зверя? Бен читал его выражение как книгу и отражал чувства в своих собственных чертах. Он хотел, чтобы Оби-Ван вернулся? — Я… лучше пойду, мастер Кеноби. — Нет, подожди, — выпалил Бен, не успев схватить себя за язык. Оби-Ван оглянулся с вопросом в глазах. Скажи ему уйти и не возвращаться. — Квай-Гон, он… — Он доверял Квай-Гону? Конечно. Он доверял ему достаточно, чтобы не лгать Оби-Вану? Бену пришло в голову, что на этот раз неважно, доверял ли он Квай-Гону. Значение имело только то, чтобы Квай-Гон доверял ему. — Он… он захочет поговорить с тобой, — сбивчиво закончил Бен. — Понятно, — ответил Оби-Ван, не знающий, что беспокоит Бена, но слишком озадаченный, чтобы спрашивать дальше. — …Спокойной ночи, Бен. Бен только кивнул и махнул рукой. Оби-Ван оставил своего двойника в тишине и темноте, желающего, чтобы он мог услышать смятение вышагивающего сотнями этажами выше Квай-Гона, чтобы почувствовать удовлетворяющий бальзам его раскаяния, растекающийся по ранам, которые он нанес. Но Сила только подавила его снова, предложив ему забыть про время и пространство здесь, в священном месте и просто быть. Когда он покидал залы, чары будто спадали. Но, слишком усталый, чтобы бороться, он расслабился и позволил своему разуму блуждать. *** Бен несколько дней не видел ни Квай-Гона, ни Оби-Вана. Зато он видел мастера Йоду, который пригласил его на чай несколько недель назад. Общение с грандмастером по таким мирским делам казалось мелочью на фоне хаоса в его разуме. — Хм-м, встревожен ты, — заметил старый грандмастер, ковыляя по грязной квартире. Бен нырнул под низко висящую лампу и опустился у невысокого чайного столика Йоды. — Страдаешь, ты? — В каком-то смысле, — согласился он. Бен знал — глупо лгать Йоде; на этой арене уклончивость была тактическим выбором. — Хмм, — протянул зеленый допросчик. — Много видов ран есть. Плохие и хорошие, да. В каком смысле у тебя, юный Кеноби? — Я не уверен. Это заставило Йоду усмехнуться, когда баночка чая плавно слетела с высокой полки. — Мудр он, чтобы понимать, что травмы и хорошие и плохие быть могут, — сказал он будто невидимой аудитории. — Но недостаточно мудр, чтобы увидеть обе ясно, хмм. Пока заваривался чай, они говорили обо всем, но ничего не обсуждали. Йода ненавязчиво выспрашивал об исследованиях Бена, будущем, но Бен ловко уклонялся от ответов, напомнив Йоде, что Вокара Че уже работает с ним и в помощи не нуждается. Они говорили о сражениях на световых мечах и ката, и о том, как девять месяцев, посвященных сольной практике, сделают его еще лучшим инструктором по фехтованию, чем прежде, если, конечно, Совет позволит ему вернуться. В конце концов, тема разговора повернулась к Оби-Вану и, конечно же, Квай-Гону. Бен сдержал эмоции под контролем, даже когда всплыл этот вопрос, но Йода, если не сказать больше, был донельзя проницателен. — На имя своего старого учителя, ощетиниваешься ты, — сказал тролль, используя Силу, чтобы налить чай в воздушном танце. Бен исподлобья наблюдал за представлением. — Это с Силой, — что было пошлым фарсом, сорвавшимся с его языка, потому что это было не с Силой, это было с ним: задвинуто в глубокую долину между его бровями. — Хмм, — загадочный хмык Йоды отразил в себе тысячу слов сразу. Он отпил свой чай и удовлетворенно расслабился на своем сидении. Бен приготовился последовать его примеру, но от вкуса варева его лицо исказила гримаса, и он подавился первым же глотком. — Мастер Йода, — сипло спросил он, отдышавшись и с видом глубочайшего предательства глядя на свою керамическую чашечку. — Что это за чай? — Дорогой чай, — упрекнул Йода, как будто отчитывал бестактного юнлинга. — Выплюнул его на ковер мой ты, очень грубо. — Это ужасное преувеличение, мастер, он невероятно горький, — высказался Бен, с неуверенным взглядом нюхая чай. Он выдохнул воздух и потер рот. — Чай, который завариваю я с тех пор, когда предки твои не рождены были ещё! Преувеличение, не так это. Пьешь быстро слишком, — парировал Йода, делая медленный глоток. — В стремлении добраться до конца. Смаковать необходимо. Бен с подозрением взглянул на грандмастера. В конце концов, он разговаривал с существом, которое веками не чистило полы, и чья квартира пахла мхом и спертым воздухом. Тем не менее, Бен с большой неохотой поднял чашку ко рту и отпил. Он заставил себя вытерпеть горечь, смакуя насколько мог. К его величайшему удивлению, чай разлился сладостью на языке — таким сладким, как если бы его смешали с лучшим выдержанным медом. Он откинулся на своем сидении от удивления напополам с облегчением, перекатывая вкус во рту, прежде чем проглотить. — Ох, — выдохнул он мягко. Йода сделал еще один глоток. — В своем родном мире, анли-итей, чай зовется этот. — Горько-сладкий, — перевел Бен. — Да. Хорошие вещи, иногда ждать надо их. Превосходные чайные мастера знают это. — Йода подлил себе еще благородного напитка. — Станет хорошим джедаем, мастер чая, хм? — усмехнулся он собственной шутке. Бен пригубил напиток еще раз, горче и слаще, чем первый. Он следил за кружением осадка в чашке, непритязательным и непредсказуемым. Он взглянул на мастера Йоду и задумался, как тролль так хорошо скрывает свои, казалось бы, безграничные знания. — Метафора, — кивнул Бен. — Я понял, мастер. — Метафора? — если удивленное лицо Йоды и было наигранным, то Бен, ни за что бы не догадался. — Не метафора это. Чай. Хм-м. Ищешь метафоры в чае сейчас ты. Слишком много размышляешь ты, как говорил я много раз тебе. Бену отстранёно подумалось: отдых и ожидание были равными, или только связанными. Он сделал еще глоток и обнаружил, что горечь стало легче переносить. — Конечно, мастер. Мои извинения. *** Была середина ночи, когда Бен открыл дверь и нашел Квай-Гона, стоящего на пороге. С момента их столкновения прошла неполная неделя. — Могу я войти? — спросил мастер, выглядевший сильно постаревшим, чем несколько дней назад. Непривычная ярость сошла на нет в ту привычную своего рода печаль, родом с Татуина. Бен отступил в сторону. — Конечно. Квай-Гон вошел, и дверь с шипением закрылась за его спиной. В молчании они смотрели друг на друга, пока Бен не решился: — Учитель, я… Квай-Гон поднял руку, и та малая часть Бена, которая всегда слушала наставления своего учителя, заставила его придержать язык. — Когда Оби-Ван вернулся, было очень поздно. Я… почти отпустил его спать, ничего не сказав. Но он передал мне, что ты сказал, что я хочу поговорить с ним. Бен медленно скрестил руки на груди. — И что ты ему сказал? Ожидание ответа было длиною в световой год. — Все. Бен выдохнул, с удивлением осознав, что задержал дыхание. — Ты действительно думал, что я промолчу? — Я не знаю. Мне ты никогда не говорил. Они устроились в небольшой гостиной Бена, Квай-Гон двигался осторожно, чтобы не задеть выросшую вуша и ее листья. — Факт, который меня не удивляет, — признался Квай-Гон, усевшись. Бен вскинул брови. — Ты планировал когда-нибудь рассказать мне? — Ну… нет. Но Сила постоянно действует через нас. Я думал, если тебе будет нужно знать… Сила подсказала бы мне всё тебе рассказать. Бен действительно посмеялся над такой идей. — Ты один из самых упрямых учеников Силы, Квай-Гон. Ты бы был готов слушать? Квай-Гону хватило такта пожать плечами и промолчать. — Как Оби-Ван воспринял это? — Как я и ожидал, не очень хорошо, — он взглянул в лицо Бена, задумываясь, не прячутся ли за немногословной рыжей бородой еще какие-нибудь старые обиды. — Хотя по сравнению с его предшественником, он принял это как должное. — Память о той ночи и необузданном гневе Бена, негласно промелькнула между ними. — Мне очень жаль Бен, что я никогда не рассказывал тебе, то есть Оби-Вану. — Дело не в том, что ты мне не сказал, — со вздохом пояснил Бен, встряхнув головой и потирая виски. — Это не… я настолько зол не из-за Фимора. Просто… — Бен не смог подобрать слов и тяжело вздохнул. — Что я сделал, что заставило тебя так разозлиться? — спросил Квай-Гон так мягко, как Бен прежде не слышал. Обвинять кого-то в будущих грехах, все равно, что мучить беспомощного. — Ты бросил меня, — все-таки ответил Бен. — Отодвинул меня в сторону, ради молодого перспективного мальчика, которого ты хотел принять в качестве ученика. Квай-Гон моргнул, не совсем понимая. — Бросил? — Я еще не закончил, — пояснил Бен. — Ты сказал Совету, что будешь тренировать его. Тебе отказали из-за меня. Тогда ты сообщил Совету, что я готов пройти Испытание — чего ты никогда прежде не говорил никому, мне тем более. После этого мы почти не разговаривали друг с другом. Выражение лица Квай-Гона отражало боль, смятение и неверие. — И никто не раскусил мой блеф, — он вспомнил их ссору. Подбородок Бена слегка дрожал, и ему пришлось перевести взгляд на свои руки, прежде чем сказать: — Нет. Не было времени. — Почему? — Ты был убит, — Бен был поражен спокойствию, с каким он произнес эти слова. — Ты не мог тренировать мальчика или меня. Я закончил без тебя. Квай-Гон отшатнулся, будто от удара. Из-за характера смерти Квай-Гона, предшествовавшего рыцарству Оби-Вана, не было официального аннулирования их учебной связи. Она съежилась в голове Бена много лет назад, после того как Квай-Гон умер, однако после десятилетий скрытного безжизненного существования, она дрогнула, ожила, поэтому Бен почувствовал сердечную боль своего учителя. Тысяча вопросов пронеслась между ними без слов. — У нас не было времени помириться, прежде чем ты… ушел, — тихо сказал Бен, всё ещё отказываясь поднимать взгляд. Он остался наедине со своими мыслями на несколько долгих минут. Бен почувствовал, как диван под ним прогнулся, когда Квай-Гон сел рядом с ним. Прикосновение ладони мужчины на его спине горело, словно лайтсейберный удар, а сверху лилось дезинфицирующее средство. — Бен, — нарушил тишину Квай-Гон: — я не могу утверждать, что я был другим человеком, что я никогда этого не сделаю, потому что это будет, по меньшей мере, наполовину ложью, но я… — мысли о важности времени, прошлого, будущего, и моментов, которые следует ценить в настоящем, выстраивались в очередь для рассмотрения. В конце концов, мастер джедай был сведен к смирению. — Мне очень жаль, Оби-Ван. Пожалуйста, прости меня, если сможешь. Бен не задумывался о том, что в последний раз обнимал своего учителя в тот ужасный день на Набу. Но вот они, спустя тридцать три года, обнимали друг друга, сжимая до хруста в костях, прописывая невидимые ноты семейных уз. — Не позволяй, чтобы это случилось, пожалуйста, — глухо попросил Бен, уткнувшись в плечо Квай-Гона. — Это сломает его, хотя он сам того не знает. — Квай-Гон ничего не мог обещать, и они оба знали это, но он кивнул в понимании, которое смягчало все шансы неопределенности. — Сила представит решение, — уверенно сказал он. Бен только кивнул. Наконец они отпустили друг друга. Бен предложил бы чай, но он не знал который час. — Я поговорил с Оби-Ваном и с тобой. Полагаю, мне нужно поговорить с Фимором, — вздохнул Квай-Гон. Бен воздержался от комментариев, но когда он потерялся в своих мыслях, теплая улыбка осветила его лицо. — Ты еще не встречал свою грандпадаван, да? — осознал он. Квай-Гон обернулся к нему в ужасе от понятия грандпадаван. Улыбка Бена стала шире. — Ты полюбишь ее. — Думаешь? — Она хочет овладеть Джар’кай Атару, — Бен повернулся к Квай-Гону, чтобы увидеть выражение его лица. — Ей одиннадцать. Взрыв смеха Квай-Гона согрел всю комнату. — Но Фимор ненавидит Атару, — припомнил он с улыбкой. — Тогда, пусть Сила даст ему сил, — ответил Бен, и они вместе рассмеялись. Горький привкус во рту Бена по одной йоте превращался в мед. — Он будет рад твоей помощи на этом поприще, я уверен. Неуверенная мысль стерла всё веселье с лица Квай-Гона. — Возможно, я оставил его слишком надолго. — Прошлое имеет значение, Квай-Гон, — напомнил Бен. — Но и будущее тоже имеет значение. — Да, — кивнул мужчина, размышляя о потоке времени, который проходил через всё, что затрагивало Бена. Всё изменялось, когда Бен был рядом; будущее смещалось к какой-то невидимой цели, горькой или сладкой, или всё разом. — Да, конечно. — Он улыбнулся своему ученику. Своему другу? И в немного неожиданном смысле, своему учителю. — Я должен помнить об этом. Бен вернул улыбку, расправляя плечи, подчиненный учителем, ощущая его так же естественно, как рыба чувствует себя в воде. Отдать предпочтение руководству человеку, которого он считал отцом, было, как он думал, самым горько-сладким глотком до сих пор. — Как и все мы.