NOIR ET BLANC

      Маринетт нетерпеливо стучит пальцем по компьютерной мышке в ожидании, когда загрузится очередная интернет-страничка, и с надеждой, что это хоть как-то прояснит ситуацию. С каждой секундой стучит она всё чаще и настойчивее, но процесс это никак не ускоряет. Кажется, даже наоборот.       Девушка пытается хоть чем-то себя занять, пытается не думать, что впервые за полтора месяца осталась один на один со своей комнатой и своими мыслями. Раньше её это никогда не смущало. Она могла сидеть здесь часами, с особым усердием вырисовывать в альбоме эскизы новых проектов, кроить и шить предметы одежды и думать — думать о чём угодно. Сейчас из головы не выходит ощущение, что чего-то не хватает. Точнее кого-то.       Ведь сегодня Адриан впервые покинул стены пекарни в одиночку. Без Маринетт.       А она почему-то чувствует за него особую ответственность. Как мать, только отдавшая ребёнка в школу или отправившая его в медовый месяц, понимая, что чадо теперь повзрослело, теперь оно самостоятельно и независимо, но всё ещё сердцем желающая с нежностью прижать к себе и рассказать на ночь сказку. Конечно, Адриану она вовсе не мать. И она не отправила его в медовый месяц. Но именно Маринетт была рядом с ним, когда он из простых звуков вновь стал складывать слова, когда он опять встал на ноги, вышел на улицу, заговорил с людьми. Маринетт видела, как постепенно юноша возвращается к жизни. День за днём, секунда за секундой.       И сердце болезненно сжимается каждый раз, когда девочка понимает, что они всё ближе и ближе к разгадке. К тому, что так отчаянно пытались отсрочить, старались не замечать. К тому, кем на самом деле является Адриан.       После тех откровений в переулке прошло недели две. За это время Маринетт всё же придумала, как представить друга родителям: сказала им, что он ученик по обмену, которого обокрали в аэропорте, обчистили вплоть до документов и всех вещей, поэтому он несколько ночей провел на скамейке в парке, и только тогда она смогла его отыскать. И семья Дюпэн-Чэн, как ни странно, поверила в россказни дочери.       Тогда же они, наконец, начали поиски. Компьютер Маринетт повидал уже столько сайтов и форумов, посвященных поискам давно пропавших, что можно было бы по ним напечатать увесистую книгу-сборник. Свод за последние пятнадцать лет.       Когда интернет не дал им ровным счётом ничего (как будто сами небеса противились счастью бедного паренька), друзья решили, что нужно действовать иначе. И стали ходить по Парижу. С утра до вечера они изучали сетку улиц, подолгу рассматривали дома и скверы в надежде, что знакомые места или даже люди пробудят в голове Адриана хоть какие-то отголоски воспоминаний. А ещё они решили, что лучше ему ходить одному. Чтобы ничего не отвлекало. Пусть даже этим чем-то вполне могла быть сама Маринетт.       Дома девушка не находит себе места. Но позвонить Адриану на старенький мобильник, который сама вручила ему для поддержания связи, не может. Это ведь будет значить, что она просто не может дать ему столько свободы, сколько нужно. Если понадобится, позвонит сам. Маринетт всей душой надеется, что понадобится как можно скорее.       Но он звонит лишь под вечер. Когда девушка вся извелась от нетерпения. Ну когда, когда же позвонит? Где он? Что с ним? А вдруг что-то случилось? Или, может, он что-то нашел? Маринетт, затаив дыхание, снимает трубку.       — Маринетт, я домой иду, — нараспев говорит Адриан, а девушка лишь вздыхает.       — Ну как, ты что-нибудь нашёл? Где ты был, куда ходил? Мне нужно знать всё и в подробностях! — не выдерживает девушка и мысленно жалеет, что их разделяет расстояния и говорят они только благодаря радиосвязи. Будь Адриан здесь, стой он напротив, Маринетт бы обязательно вцепилась ему в футболку и не отпускала бы до тех пор, пока он не расскажет всё до мельчайших деталей.       — Не поверишь, если узнаешь! — как-то чересчур радостно после целого дня усердных поисков заявляют на том конце провода.       — Рассказывай! — уже кричит в трубку Маринетт. Она и сама не замечает, как оказывается в своём любимом месте — ограждённом балконе, уютно уставленном цветами. Согнувшись на перекладине, она вглядывается в темноту, выглядывая знакомую светловолосую макушку на заполненной людьми улице. Её от любопытства бьёт крупная дрожь. Увидев такое, Алья бы определенно была горда подругой.       — Я первым делом пошёл на площадь. Не на самую главную площадь у Лувра, а на самую ближнюю к пекарне, она уютнее и тише. Там играли музыканты, и они предложили мне им помочь; было очень весело! Они играли чудеснейшую музыку, а я подпевал, и в итоге мы на собранные деньги поужинали в их любимом кафе. Жаль, что тебя не было! — наверное, он говорит что-то ещё, но Маринетт уже не слушает.       Она-таки разглядела его в толпе. Внутри разразилось настолько глубокое и широкое море злости, что девочка бесцеремонно сбрасывает звонок, вихрем сбегает по лестнице, преодолевает прихожую и оказывается на улице. По коже мгновенно проходится неприятный холодок, руки наверняка покрываются мурашками, но ей все равно. Она не позволяет какому-то холоду помешать ей вправить другу мозги. Похоже, у него их совсем отшибло за время пребывания в кошачьем теле.       Девушка бежит вперед. Туда, где только что сияло её строптивое солнце. Она вылавливает его из всеобщего потока, и, крепко вцепившись в плечи, с силой трясет худощавое тело.       — Да что с тобой не так, чёрт возьми?! — гневно кричит она, совершенно не думая, что решат прохожие. Это её не заботит. — Почему вместо того, чтобы продолжать поиски, ты делаешь все, чтобы они зашли в тупик? Если тебе это не нужно, то мне тем более. Я просто хочу знать, к чему мы идем... Какова наша цель? Завести друзей среди уличных музыкантов, я не понимаю?! — закончив, она выдыхает. Медленно поднимает глаза на Адриана и снова злится. Его лицо застыло в изумлении.       — Маринетт... — только и говорит он.       — Что, нечего сказать? — злостно, ещё не до конца отойдя от приступа гнева, перебивает девушка.       — Нет, есть. Но я не думаю, что ты хочешь это слушать, — внезапно его голос наполняется горечью. Такой, какой Маринетт ещё ни разу от него не слышала. И ей очень хочется узнать, что же его тревожит.       — Я... я хочу... — тихо отвечает она.       — Маринетт, Маринетт, — Адриан вздыхает и дружественно обхватывает её за плечи. Они идут куда-то в темноту и какое-то время молчат. Маринетт снова волнуется. На этот раз вовсе не от нетерпения. А от едкой тревоги, неясного беспокойства. — Пойми, для тебя всё просто, но ты не думаешь над этим столько, сколько думаю я. Сравни два месяца и двенадцать лет — большая разница, правда? В моей голове отчётливо прорисован каждый вариант развития событий, а в твоей только один, самый очевидный. Ты думаешь, что родители меня ждут и ищут. Но они вполне могли сами меня сплавить. Они могли давно переехать или умереть. А ещё они могут не принять меня, как своего сына. Или вообще заклеймить самозванцем. Я... не уверен, что они, кем бы ни были, захотят возвращения сына, что они будут к нему готовы...       — То есть... — растерянно шепчет Маринетт, — то есть ты поэтому всё оттягивал продвижение наших поисков. Ты боишься? — злость как рукой сняло. Теперь девушка понимает, что слепее слепого, раз не заметила этого раньше. Адриан, он ведь тоже человек, так же о чём-то думает и волнуется. И настала очередь Маринетт придать ему сил двигаться вперед.       — Можно сказать и так, — он сильнее прижимает её к себе и смотрит в пол. Видно, сложно ему признавать это. — Я ведь и в человека обратился только потому, что ты меня взяла. Первая за двенадцать лет, кто проявил сострадание...       — Кто ты такой и что ты сделал с Адрианом? — резко затормозив, спрашивает Маринетт.       — Что?..       — Где тот беспечный и вечно веселый чудак, которого я знаю? Где тот человек, который не знает сомнений и страха, а? — в его глубоко зелёных глазах снова недоумение, а Маринетт лишь улыбается. — Вот что я тебе скажу. Такого чудесного человека просто невозможно не любить, не вспоминать и не ждать! Если ты сейчас такое золотце, то что говорить про пятилетнего малыша! Я уверена, они ждут тебя. Ищут и ждут всем сердцем, иначе и быть не может! А если и нет, то... то дураки они полнейшие! Увидев тебя, они сразу забудут о том, что было за эти двенадцать лет. Ты для них все тот же мальчишка.       В ответ Адриан неуверенно раскрывает рот, собираясь что-то сказать, но потом выдыхает и закрывает его.       — Ну же, кот, — ободряюще продолжает Маринетт, обхватывая ладонями его раскрасневшиеся щёки. — Ну же... Если они тебя прогонят, хуже станет только им. Ты, ты-то ничего не потеряешь, верно? Только будешь уверен в том, что у тебя есть семья. Хватит думать! Просто возьми и сделай это, чёрт возьми!       — И куда я потом пойду, если прогонят?       — А где ты контовался всё это время? Думаешь, я тоже прогоню тебя? Нет, Адриан, Маринетт уже никуда не денется. Маринетт навсегда к тебе привязана.       — Ты знаешь... — проходит доля секунды прежде, чем девушка оказывается сжатой в самых крепких объятиях. — Ты самый лучший в мире друг. Спасибо...       В этот момент девушка вспоминает, что всего две недели назад говорила ему то же самое. Адриан помог ей тогда, и она вернула ему должок. Теперь они квиты. Остаётся сделать последний рывок и всё станет либо чуть хуже, чем сейчас, либо лучше, чем они оба могли себе представить.