NOIR ET BLANC

      — Кого-то ты мне напоминаешь, Адриан...       Все обитатели пекарни, включая гостя, впервые за долгие два месяца сидят за большим столом в полном составе и опустошают немереное количество тарелок с тортами и булочками. Родители, немного запоздав с решением, подумали, что толком и не поприветствовали ученика по обмену, и Маринетт прячет за улыбкой желание взволнованно прикусить губу и предупреждающе взглянуть на друга. В любую секунду он может проколоться и выдать их двоих с головой, раскрыть наглую ложь и поставить девушку в очень неловкое положение, но пока он держится даже лучше, чем безупречно, несмотря на то, что давно не общался с людьми.       — Правда? — искусно подделывая канадский акцент, мягко переспрашивает Адриан и с легким интересом смотрит на отца Маринетт. — И кого же?       — Даже не знаю... — Том задумчиво чешет подбородок и вопросительно смотрит на жену, словно спрашивая, прося о помощи. Но та лишь пожимает плечами. — Да как же это... Точно было... — бормочет мужчина. — А, вспомнил! Была тут одна история... правда довольно давно. Тебе, Маринетт, тогда еще и пяти не было.       Друзья, словно по щелчку, переглядываются и навостряют уши. Кажется, наконец-то, появляется первая за долгое время настоящая зацепка, тоненькая, но всё же ниточка, которая все это время была прямо у них под носом.       — Расскажи, — осторожно просит Маринетт, затаив дыхание. Наверное, сердце пропустило удар. И вполне возможно, что даже не один и не два.       — Мы тогда ещё дружили с Эллен* Агрест... — начинает вспоминать Том под заинтересованными требовательными взглядами. — Хорошая была женщина... они с Габриэлем были просто идеальной парой, и сын у них был такой резвый мальчишка. Не помнишь, как его звали? — Сабин отрицательно мотает головой. — Тоже что-то такое изысканное и красивое. Так вот, ему тогда года четыре было, а сейчас он был бы как раз вашего возраста... — тут рассказ, и без того сбивчивый и несвязный, прерывается, и Том тяжело вздыхает.       — Был бы? — почти шёпотом повторяет Маринетт и незаметно для себя начинает отбивать пальцем о стол быстрый и едва различимый ритм. Девочка мельком смотрит на Адриана, но что он чувствует, понять трудно, потому что он сидит с каменным лицом, внимательно вслушиваясь в каждое слово. — Он что... умер?       — Нет, — чуть улыбнувшись, продолжает вместо мужа Сабин. — Мальчик пропал, и его так и не нашли. Агресты места не могли себе найти и очень много сил вложили в поиски сына, но по ним было видно, что с каждым днем они теряют надежду.       — Говорили, что родители оставили его всего на секунду, а когда вернулись, то его и след простыл, — добавляет Том и понуро отводит глаза. Видно, ему всё еще неловко вспоминать, как страдали друзья семьи. Пусть они давно уже не общаются.       — А что стало с Агрестами? — наконец, подаёт голос Адриан.       — А что с ними могло стать... они всё так же живут в том же доме. Правда после того случая они отдалились ото всех своих друзей, — отвечает мужчина и улыбается. — К чему я это. Похож ты на них очень, на Эллен и её сына!       — Всякое в жизни бывает, — Адриан неловко улыбается, и разговор быстро перетекает в совершенно другое русло. Может показаться, что это лирическое отступление уже всеми забыто, но это не так. История осела осадком в душе у обоих друзей, и они мысленно только и ждут того, чтобы поговорить наедине. Чтобы обсудить услышанное и решить, что же теперь с этим делать.       — Все сходится, Адриан! Ты и есть сын Агрестов... удивительно! Наконец-то мы нашли ответ! — Маринетт не может сдержать восторга и радостно прыгает по комнате.       — Ты слишком легко веришь в то, что сама себе себе придумываешь, — вздыхает Адриан, присаживаясь на кровать и устало потирая глаза. Девочка тут же успокаивается и приземляется рядом с ним, а вокруг на какое-то время воцаряется гробовая тишина.       — Если ты опять мне скажешь, что они тебя не примут, я тебя побью, — говорит она, когда молчание уже давит на слух, и терпеть его хоть секунду дольше становится просто невозможно.       — То, что я, по словам твоего отца, похож на какого-то Агреста, ещё не значит, что я он и есть, — отвечает он. — Ты же даже не знаешь, как он выглядит, сама тогда под стол пешком ходила.       — Я легко могу это выяснить, — с самодовольной улыбкой Маринетт демонстративно достает из кармана сенсорный телефон и вбивает в поисковик нужные слова, выискивая последний кусочек самого сложного в её жизни паззла. Ни одна загадка не идёт ни в какое сравнение с той, на пороге открытия которой стоят сейчас двое друзей, один из которых всё ещё ищет причину, чтобы отложить, отсрочить роковые события. А Маринетт лишь в нетерпении улыбается и высовывает язык.       — Вот, мсье Агрест, ознакомьтесь с вашими детскими фотографиями, — девочка протягивает юноше телефон, а тот, беря его в руки, слишком уж пристально щурится, но ничего не говорит.       — И вправду похожи... — наконец, заключает он. Тогда Маринетт вырывает устройство у него из рук и сама ищет сходства, отчего её улыбка становится ещё шире.       — Как это волнительно... так, спокойно! Завтра мы просто сходим к ним домой и спокойно поговорим... как цивилизованные люди. Погоди, так у нас даже одежда от Агреста есть! Если мы тебя в неё оденем, то он даже сомневаться не будет, что ты его сын... — причитая, Маринетт шагает из стороны в сторону, не обращая внимания ни на что вокруг.       — Маринетт, стоп! — она возвращается на Землю, только когда крепкие руки Адриана сильно сжимают её плечи, и их взгляды сталкиваются в упор. — Послушай, одежда не имеет смысла, здесь вообще ничего не имеет смысла, если они действительно моя семья...       — Хорошо... я просто хочу, чтобы всё прошло гладко... я хочу, чтобы ты был счастлив...       — Маринетт, только слыша эти слова, я уже безмерно счастлив.       Сколько тепла в паре фраз. Сколько добра и благодарности. Маринетт смотрит ему в глаза и понимает, что чрезмерно рада появлению этого человека в своей жизни. Кажется, до него всё было так мрачно и серо, будто она была героиней какой-то смазанной чёрно-белой фотографии. Зато теперь её мир полон красок, и все они — в одном единственном человеке, что стоит сейчас перед ней, не отводя лучезарного изумрудного взгляда.       Ей кажется, что до этого она не любила. Никого и никогда, потому что просто не знала, что такое любовь. Чувства к Натаниэлю видятся ей простой симпатией или фанатичным увлечением, ненависть к Хлое — обычной неприязнью, дружба с Альей — не больше, чем общением от нечего делать. Нет ничего, что вызывало бы у неё столь сильные эмоции, всё ограничивается лишь "простотой" и "обычностью". Бесцветные буквы, написанные белыми чернилами на белой бумаге — от них никакого толку.       Сколько незначительных мелочей должно было случиться, чтобы всё это произошло с Маринетт? С обычной, ни чем не примечательной школьницей. Она просто поссорилась с подругой. Всего-навсего оделась не по погоде. Спряталась в подворотне. Не смогла сдержать жалости к бездомному коту. И с того момента все изменилось кардинально.       Девочка и сама не заметила, как привязалась к Адриану. Так, что даже с криками и воплями она ни за что не отпустила бы его. И единственное, чего ей сейчас хочется — это чтобы её счастье тоже было счастливо.

***

      На следующих день они так просто и открыто отправились в дом Агрестов. Который, возможно, окажется и домом Адриана тоже. Он волнуется, и это видно. Молчит, ни слова не говорит, что для человека, не говорившего двенадцать лет, стоит больших усилий.       Маринетт хочется его поддержать. Она может многое: обнять, произнести самую мотивирующую речь — но она лишь берёт юношу за руку, крепко ее сжимая и, когда он оборачивается, решительно кивает ему в ответ. Так девочка дает понять, что всей своей душой стоит за него, что они делают всё, как надо, что даже если рухнет весь мир, она будет рядом.       Они останавливаются напротив огромного трёхэтажного дома, ограждённого забором с самой современной охранной системой. На них сразу же направляются поблёскивающие зрачки множества камер, что заметно убавляет уверенность парочки.       — Семья твоя явно имеет пунктик по поводу безопасности, — нервно хихикает Маринетт и тянется было к кнопке звонка, но...       — Позволь, я сам? — привычно дружелюбно, но твёрдо просит Адриан, на ходу останавливая её руку. В его голосе слышится стержень, то, чего раньше никогда не было. И вряд ли снова появится. Маринетт старается запомнить его таким — человеком, который не отступится от своего вопреки всем преградам и препятствиям. Пусть в этом ему совсем чуть-чуть помогли.       — Хорошо, — говорит она и сжимает его ладонь ещё сильнее.       Словно в замедленной съёмке она наблюдает, как Адриан нажимает кнопку и что-то говорит в микрофон. Женский голос ему отвечает с другой стороны сначала с холодным недоверием, а затем с нескрываемым удивлением.       «Вы по записи?»       «Нет...»       «Мсье Агрест принимает только по записи и в строго определённое время.»       «Скажите ему, он сам всё поймет.»       И остаются мучительные секунды, пока секретарша знаменитого дизайнера неторопливо спустится вниз, лебедем проплывёт по саду и откроет дверь собственно лично, чтобы убедиться в важности нежданного гостя.       Адриан разворачивается и глядит на Маринетт, словно не понимая, что всё их приключение подходит к концу. Ей самой тоже с трудом удаётся принять этот факт. И остаётся надеяться, что все эти два месяца — лишь предисловие к огромной истории в тысячу страниц.       — Что-то, наверное, нужно сказать, — усмехается Адриан и подходит к Маринетт. — Спасибо тебе, Маринетт Дюпэн-Чэн. За все спасибо. Каждый день, проведённый с тобой, не сравнится ни с одним из двенадцати лет до встречи с тобой.       — Тебе тоже спасибо, Адриан... Ты теперь, наверное, будешь очень занятым человеком и всё такое, нагонишь школьную программу, и мы с тобой будем очень редко видеться, но... — этот бессвязный поток слов (Маринетт сама не понимает почему так разволновалась), прерывается поцелуем.       Юноша крепко прижимает девушку к себе и легко касается губами её щеки, отчего она сразу забывает все, что хотела сказать, хотя всю ночь придумывала прощальную речь, и просто в ступоре пялится на него несколько секунд, занявшие в её голове добрую половину вечности. Она густо краснеет, с ног до головы заливается румянцем и только теперь решается на то, о чем раньше не осмелилась бы даже подумать. Маринетт, обхватывая руками шею Адриана, сама целует его. Однако совсем не так робко и нерешительно, а уверенно и чувственно, словно целуется далеко не в первый раз.       Друзья (или уже не совсем?), оторвавшись друг от друга, обнимаются в последний раз. Маринетт чувствует, как подбородок Адриана утыкается ей в макушку, а сама зарывается носом в складки его кофты, стараясь в мельчайших деталях запомнить это ощущение. Когда кто-то настолько близко, что даже дышать не хочется.       Но его забирают. Женщина, выглянувшая из-за огромной двери, жестом пригласила Адриана внутрь, и он, виновато улыбнувшись, идёт за ней.       — Можно с тобой? — жалостливо просит Маринетт.       — Я должен пройти это сам, прости, — в полуобороте отвечает юноша. — Ты и так сделала всё и даже больше. Обещаю, скоро вернусь.       И у порога огромного совершенно чужого дома Маринетт остаётся совершенно одна.       Адриан обещания не сдержал. Он не вернулся через час и через два тоже. Девочка сидит подле забора на невысоком бордюре и, подперев рукой подбородок, считает проезжающие мимо машины. Синие, желтые, красные... а ещё черные и белые. Те самые. Сейчас она, наконец, понимает, что значили слова Адриана о черном и белом, хотя она тогда решила, что это простые бредни затворника. Конечно, кто станет слушать завёрнутого в одно одеяло парня с растрепанными волосами и отсутствующим взглядом?       Того парня в самую пору было назвать черным котом и белой вороной. Тем, кого изо дня в день шпыняют и отовсюду гонят. Он ни мира толком не знал, ни себя, но вместе со всем этим преподносил окружающим всю свою натуру. Без остатка. Он перевернул жизнь Маринетт какими-то мелочами. Сочувствию бездомным котятам, подсчётом машин из окна и даже неумением нормально завязать шарф.       Девочка нашла человека без рода и племени. И отпустила его уже сыном одного из ведущих дизайнеров Франции. Не волшебница ли, если делает такое с людьми?       И она, без сомнения, очень его любит.       Сзади снова скрипит дверь. После сегодняшнего дня этот скрип она узнает из тысячи, даже если её разбудить посреди ночи и спросить, что это такое. Адриан выходит один и сразу садится рядом, источая почти осязаемую ауру облегчения и радости. Без всяких слов и объяснений Маринетт понимает, что все так, как они думали, и облокачивается на его плечо.       — Так что, ты всё-таки Агрест? — с усмешкой спрашивает девочка.       — Да... Габриэль — мой отец, — говорит Адриан едва слышно, на выдохе.       — Адриан Агрест... Хорошо звучит! — словно пробуя на вкус новое сочетание, тянет Маринетт. — Кто бы мог подумать, что я подберу домой сына своего кумира.       — Я, кстати, замолвил за тебя словечко, и он обещал посмотреть твои работы, — как бы невзначай добавляет Адриан, и Маринетт резко выпрямляется, широко раскрывая глаза.       — Правда?       — Правда-правда. Приходи в любое время, здесь тебе всегда рады, — он рукой обхватывает её за плечи и легонько целует в макушку. — Ты просто чудо Маринетт... если бы не ты, я бы так и доживал свои дни в кошачьей шкуре и никогда не нашёл бы своей семьи...       — Нет, Адриан, это ты чудо, — девушка всем телом прижимается к юноше и жмурится от радости. На душе так легко и спокойно, что она чувствует себя способной на любые самые безумные свершения. — Мое светловолосое зеленоглазое чудо...       По носу Маринетт снова бьёт капля осеннего холодного дождя. Как раз во время такого дождя она встретила человека, изменившего всю её жизнь. С этого всё началось — этим всё и закончится... и её черно-белая фотография теперь переливается самыми яркими красками.