unforgiving gods

У Кишо практически ничего нет; и Кишо этим доволен, сжимая бабочку в кулаке. Какой бы красивой она ни была, она слабая и никому не нужная, и поэтому её можно сломать. Кишо называет её насекомым. Красивые умирают первыми. ___ Того, кто наполнен снежной пустотой, покрывающей внутреннюю сталь, нельзя назвать красивым. Наверное, поэтому он всё ещё жив. Арима не думает, что, когда ты один, ты можешь упасть. Он ни разу ещё не падал, даже не спотыкался. Роботы, чье сознание — программы, исписанные информационными кодами, никогда не спотыкаются, слыша приказ. Арима, наверное, потому всё ещё жив: коды мельтешат на синем экране, живя до тех пор, пока не высветится крупное и строгое error 404. Ошибка — это любые чувства, похожие на человеческие. Гули не люди; с ними запрещено разговаривать, выполняй лишь четкий приказ, от которого даже не убежать никогда: «убери». Арима — чистильщик. Он вечно молчит, потому что людям, наверное, будет очень и очень больно, если они узнают, что их богу на всех плевать. Наверное, люди будут даже плакать и проклинать. ___ Не разговаривай с гулями ни при каких обстоятельствах. Среди кодов это наставление — одно из самых ярких и сильных. По-другому никак, знаете. Арима говорит себе: я всегда найду гуля. Арима вторит себе: от меня не спрячешься. Писательница, заходящая со спины, встречается с тяжелым взглядом стальных глаз. И даже не вздрагивает. — Такацуки Сен, — протягивает ладонь для рукопожатия; её ладонь всё ещё теплая, потому что со сталью она не соприкасается. (это Кишо так думает, что она теплая) (змеи — холоднокровные) — Думала, никогда не увижу вас вживую, — она хохочет, усаживаясь на стул напротив него. — Кто бы мог подумать, что сам Арима Кишо может пить такой отвратительный кофе в простом кафе. Арима чуть заметно хмурится; видимо, Сен очень и очень внимательная, раз за такие немногочисленные фотографии, появляющиеся весьма редко, смогла запомнить его лицо и вспомнить после. Он напрягается, инстинктивно расправляет плечи. Очень и очень внимательные кажутся ему опасными. Сен смеётся. ___ У Кишо сталь внутри, укрепленная снегом и льдом. Кишо даже согнуться не может: острая сталь тычется в рёбра, напоминая, что с ним будет, если он даст слабину. Так что Арима даже не знает, каково это — сломаться. Сталь ведь не сломить. (кислота смеётся) Такацуки Сен, оказывается, писательница. Такацуки Сен, оказывается, любит кофе без сахара, частые подколы и пронзительные взгляды. Такацуки Сен, оказывается, имеет острые коготки и длинный язык. — Бог Смерти в моей постели. Арима щурится — без очков непривычно — и думает, почему она лжет: не её это квартира. Сен тянется к его губам, улыбается, дотрагиваясь бархатными губами едва ощутимо, и выдыхает смешок. — Да, она не моя. Такацуки умеет читать мысли, как самая настоящая ведьма, и использует это сполна. У неё очень своеобразный юмор, считает Кишо, когда она вновь ему говорит томное: — Бог Смерти наказывает за грехи. Арима не собирается её наказывать. Арима собирается выпустить пар, только и всего. — Ты богохульствуешь, — говорит он, проводя кончиком носа по впадине ключиц. — Но и ты не Бог, — Сен едва слышно усмехается, путаясь пальцами в его волосах. Кишо смотрит на неё, и зелёные глаза кажутся мутными (очки, и правда, необходимы). Кислота тоже, вообще-то, зелёная, но Кишо не замечает: он ведь не Бог. ___ Арима Кишо думает: на самом деле, он — истинный Бог. Потому что ему идти некуда. Такацуки Сен очень и очень внимательная. Арима таким не доверяет, потому, наверное, в этот раз и сдался, позволяя зеленой кислоте пробиться чуть ближе, чем положено. И сталь начала растворяться. Не_она ему говорит: — Явился. Кишо не разговаривает с гулями. Потому, наверное, и не ищет Сен после штурма на Антейку. ___ Она ему сказала, что он совсем не Бог. Он ей подтвердил один из заветов об ошибках, которые ведут ко дну. В прямом смысле. Ведь её камера — на самом дне. (жаль, змеи умеют плавать) — Бог Смерти пришел по мои грехи? — она вопросительно поднимает бровь, усмехается хитро. Когда ему вписывали в код «не разговаривай с гулями», кое-что очень и очень важное упустили: сделан он из стали. Жаль, что не из свинца. — Не верю, что ты пришел попрощаться. — А я и не прощаюсь, — говорит хрипло, нарушая законы и уставы. Потому что змеи — холоднокровные, а Сен — всего лишь серная кислота. — Извини, Кишо, — называет легко по имени, проводит медленно языком по губам, — но ты меня больше не увидишь. Это знает, что он не расскажет. Потому что он — всего лишь жалкий нарушитель. — Кишо, — окликает на выходе, смеется вслед, видя широкую спину. — Ты ведь не должен со мной разговаривать. Свинец создает пули. Влюбленному богу хочется пустить пулю ей в лоб.