Плагиатор

Подлость не в том, что он их покупает, а в том, что я не могу не чувствовать благодарности за это (конечно, я не сказала ему, что благодарна, но больше не была с ним резка). Кроме того, он приносит все это с таким покорным видом, с таким умоляющим выражением лица («пожалуйста, не стоит благодарности, я этого совершенно не заслуживаю»). Когда он накрывал на стол к ужину, я чуть не фыркнула от смеха. Ужасно. Захотелось броситься навзничь на кровать и кричать. Он остается верен себе. А я – взаперти, и выхода нет. Миранда Грей. Коллекционер. Дж. Фаулз. 17 сентября (день). «Мы обедали. Лекс был милым, всё время смешил меня, рассказывая интересные истории из своей практики или из жизни знакомых. Друзей, как он сам признался, у него немного. Трое – четверо. - Я одиночка по натуре, хотя и произвожу впечатление компанейского человека. – сказал он. После обеда мы помыли и убрали в коробку посуду. Лекс принёс другую, настоящую. Не из алюминия или пластмассы, а настоящую, из тонкого фарфора и стекла. Мы шумно возились на кухне, раскладывая новенький сервиз на две персоны по полочкам. А потом вернулись в большую комнату. Лекс, без зазрения совести, с комфортом растянулся рядом со мной на кровати и после небольшой паузы спросил: - Ты готова начать сейчас? - Нет. И вряд ли когда-нибудь вообще буду к этому готова, но, наверное, это хорошо. В смысле рассказать всё тебе. – пояснила я, увидев выражение его лица. - Хорошо. Я хочу, чтобы ты знала и понимала, насколько мне дорога твоя откровенность. И как я ценю то, что ты делаешь. – эээ, у меня нет слов. Поняв моё состояние, Лекс ободряюще похлопал меня по руке и сказал: - Ну, думаю, можно начинать. - Честно говоря, я бы для начала послушала тебя. – Лекс отрицательно качнул головой – Ладно. Сегодня мне снилось, что я сижу привязанная к стулу, в тёмной комнате, надо мной тускло горит лампа. Я ничего не вижу за пределами освещённого круга, но прекрасно знаю, что там находиться. Там все те жертвы, которые я когда-либо видела за свою практику. А передо мной препараторский стол Филиппа Георгиевича, на нём следующая предполагаемая жертва. Что касается маньяка… - я умолкла на полминуты, пытаясь подавить дрожь ужаса и отвращения от воспоминаний об этих снах. Лекс осторожно поглаживал мою руку, пока я говорила, а когда умолка, привлёк мою голову себе на плечо и тихо произнёс. - Он разделывает её? Или производит манипуляции сексуального характера? Она ещё жива или уже нет? - Нет. Она мертва. И я не вижу, что он делает с ней, только слышу. Потому что стол находиться за пределами света от лампочки. – я наконец, справилась с собой и уткнулась носом в его плечо, позволив себе вздохнуть его холодноватый запах – Это самые отвратительные звуки, которые я когда-либо слышала. – он чуть сжал мою ладонь, показывая, что понимает меня, но перебивать комментариями не стал – А потом, - ещё один глубокий вздох – а потом, он чистит нож и появляется позади меня. - Он пересекает круг света, для того, чтобы стать за твоей спиной? Или обходит его? – хороший вопрос, практическая психология, если он выходит в круг света, значит, я готова встретиться с любым маньяком лицом к лицу. Если нет, значит, подсознательно я боюсь всего этого. - Ни так и ни так. Мы с ним переносимся в другую комнату. Знаешь, это похоже на кино: кадр – и я ещё там, в полумраке, кадр и я уже в другой комнате. - Опиши мне её? - Она похожа на комнату в одной из психлечебниц. Большая, с высокими потолками, белая побелка, яркие лампы. - Контраст света и мрака? Очень интересно. – задумчиво проговорил Лекс – И что потом? Ты просыпаешься? - Нет. Не успеваю. Я просыпаюсь чуть позже. Он берёт меня за подбородок, оттягивает голову назад и заносит нож. Обычно, я не вижу его лица, этот маньяк у меня довольно абстрактный. Но сегодня, мне приснилось, что… - тут я умолкла надолго. Лекс внимательно посмотрел на меня и спокойно проговорил: - Это был я? Потому что подсознательно ты боишься именно такого конца, верно? – ну, теперь понятно почему ему платят такие бешенные деньги за сеанс лечения. Он дождался, когда я кивну, а потом продолжил – Как часто тебе сниться этот сон? - Примерно раз в неделю. Иногда два. - Раньше, на заре твоей трудовой деятельности, было так же, или со временем кошмар стал сниться чаще? – я в принципе ожидала этот вопрос. Периодику сна я какое-то время даже отслеживала. Пыталась в нём разобраться, хотя и так всё было понятно, но честно говоря, у меня никогда не было достаточно времени для того, чтобы заняться самоанализом. - Раньше редко. Раз в два – три месяца. Потом чаще. Осенью, понятное дело, обострение, в полнолунье и новолунье тоже. На убывающую луну всегда к страху примешивалась тревога, потом депрессия. В последние полгода сон стабилен. – он с минуту молча переваривал информацию. Следующего вопроса я не ожидала. - В детстве ты страдала признаком лунатизма? – интересно, к чему он ведёт. - Да, бывало, а что? - Тоже осенью? – не потрудившись ответить на мой вопрос, продолжил Лекс. - Я слабо помню. Приступы лунатизма у меня прекратились лет в десять. Но, кажется, осенью, да. А почему ты спросил? – я приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него. Лекс устало закрыл глаза и монотонно заговорил, явно цитируя наизусть отрывок из учебника психологии: - Лунатизм, или сомнамбулизм от латинского somnus – сон, ambulo – бродить. Разновидность сумеречного расстройства сознания, проявляющегося блужданием во сне при внешней упорядоченности поступков, действий с последующей амнезией. Чаще встречается в детском возрасте, нередко является одним из первых показателей заболевания эпилепсией и рассматривается как бессудорожные пароксизмы, однако в ряде случаев оказывается проявлением невротического состояния. – потом он открыл глаза и добавил уже своим нормальным тоном – Так же проявляется при стрессах, пережитых за день. Как правило, больной заново переживает во сне, то, что было днём, милая. - Я знаю, что такое лунатизм. – возмутилась я – Я не поняла при чём здесь это?! - Ну как же так, милая. Всё легко и просто. Если ты в детстве страдала лунатизмом, следовательно, предрасположенность к затяжным стрессам у тебя уже есть. – и тут до меня стало доходить, что Лекс имел в виду. - Ты имеешь в виду, что если у меня есть предрасположенность, значит, я впечатлительная. Организм с чередой сильных стрессов, переходящих в астенический аффект, справиться не может, всё откладывается в подсознании, и во сне я это заново переживаю? - Да, с той лишь разницей, что к этому добавляется твой собственный страх перед всем этим ужасом. А теперь давай попробуем разложить твой сон по полочкам. Сну предшествует что-либо или он начинается внезапно? - Я не помню, что мне снится до этого кошмара. – призналась я. За несколько лет, что меня мучает этот сон, я ни разу этого не вспомнила. Может быть, Лекс и прав, у меня снова начинаются приступы лунатизма. Вполне возможно. - Так, хорошо, частичная амнезия сновидений – это нормально. – я едва сдержала смех. Я и сама прекрасно знала об этом. Сны, как правило, запоминаются только самые яркие или самые гнетущие. Остальное мозг фактически не фиксирует. Это нормально для здорового человека – Итак, ты сидишь на стуле. Привязанная. Во что ты одета? - В форму. – не успев обдумать вопрос, ответила я. - Парадную или обычную? – это тут при чём? - В обычную. Униформа защитного цвета, предписанная министерством внутренних дел. Иногда на мне отцовская генеральская фуражка. - Чем именно ты привязана к стулу. И что фигурировало в этом отношении на этот раз? - Обычно веревкой, капроновой. Но бывает и цепью. В этот раз наручники. – Лекс с обидой посмотрел на меня и пробурчал. - А я ведь снял наручники с твоего стула на кухне. – мне стало немного смешно. Лекс на самом деле их снял, я даже не заметила когда именно, но то, что их уже нет там два дня, это могу сказать с уверенностью – Ладно. Теперь освещение. Что-то попадает в круг света? - Да. Детская рука. Но иногда вместо неё я вижу только конец ампутированной конечности. – он чуть вздрогнул. - Буйные у тебя кошмары. Кровавые какие-то. – пробормотал Лекс – Как ты с этим ужасом живёшь? - Кому-то надо это делать. – пожала я плечами. Лекс понимающе покивал. Хотя взгляд янтарных глаз был совершенно отсутствующим. - Откуда ты знаешь, что находиться вне светового круга? - Знаю и всё. Я могу сказать, что находиться справа от меня, а что слева. - Говори. – спокойно попросил он, сфокусировав наконец взгляд на мне. - Справа от меня всегда висят крючья, а на них тела жертв того маньяка, над делом которого мы работаем в данный момент. Слева и позади просто трупы. Все те, кого я видела. Я могу назвать каждого из них. - То есть, своеобразная систематизация. При постоянно повторяющемся кошмаре, ты можешь различить даже подсознательно над каким делом работаешь? – ну да. Люблю я во всём порядок, что поделать. - Да, именно так. - Систематизация во всём, это хорошо. Я тоже люблю все раскладывать по своим местам. Препараторский стол. Он именно такой, какие используются в морге у дяди, или ты просто знаешь, что это его стол? - Нет, это не совсем его стол. Просто препараторская конструкция. Я не вижу её, только угадываю силуэт стола, жертву на ней и маньяка. Никаких точностей. - Ясно. Фигура маньяка всегда мужская, надо полагать? – я кивнула – Кто жертва? - Я её ещё не знаю. Это абстрактная жертва, предполагаемая маньяком. - То есть, ты её не знаешь, потому что её ещё не нашли? – уточнил Лекс. - Да. Поэтому я всегда боюсь таких снов, обычно после этого кошмара через сутки находят следующее тело. Можно назвать это предчувствием. - Плохое предчувствие. – вздохнул Лекс – Теперь один из неприятных моментов. Что именно делает маньяк, что за звуки ты слышишь? - Он разделывает жертву. Сексуального подтекста в его действиях нет. Чаще всего я ощущаю от него волну удовольствия несексуального характера. Хотя иногда бывают исключения. Он пользуется ножом одного серийника. Юрий Владиславович Хатыришкин. - Я слышал об этом деле. Кажется, сейчас он в тюрьме. Почему именно этот нож. Почему ты его так хорошо запомнила? Он какой-то необычный? - Нет, обыкновенный нож. Кухонный. У нас дома такой был, только с другим рисунком на рукоятке. Она сделана под хохлому. И рисунок у неё очень яркий и такой, не знаю, весёленький, что ли. Я его запомнила, потому что мы поймали Хатыришкина на месте преступления. Он «специализировался» на мальчиках семи-восьми лет. Когда мы вломились в его квартиру, он только что изнасиловал очередного ребёнка и начинал разделывать его. Помню, мне стало нехорошо и я сползла по стене на пол и смотрела на нож, который он выронил. Он лежал в луже крови, рядом с детским нижним бельём. - Звуки вселяют в тебя ужас? Отвращение? Чувство фатальности и неизбежности? - Скорее все сразу. Я знаю, что не могу встать, что не могу помочь несчастному ребёнку. Я так близко от них и ничем не могу… - я запнулась, на глаза навернулись слёзы. Лекс крепче прижал меня к себе и ласково стал гладить по голове. - Шшш, тише, милая. Тише. Все нормально. Ты в безопасности и никакие маньяки тебя ни к каким стулья привязывать не будут, даже я, клянусь. – я слабо улыбнулась сквозь слёзы. Всё-таки, в чем-то Филипп Георгиевич был прав, рассказывая мне о Лексе. Если бы не его психическое отклонение, если бы не ужасная мысль о шести девушках, умерших в этой комнате, если бы не моё заточение в подвале – в Лекса можно было бы влюбиться по уши и надолго. Он подождал, пока я успокоюсь, и тихо спросил – Продолжим, или ты уже не хочешь? - Нет, продолжим. – он с сомнением посмотрел на меня. - Дашенька, милая, тебе не обязательно делать это, честно. Если у тебя такая реакция на этот сон, давай погуляем на улице, пока солнышко и тепло. Поедим картошку-фри, не здесь, а на террасе. Хочешь? - Сначала договорим. – вытирая слезы об его рубашку ответила я – А потом погуляем и поедим. - Хорошо. Как скажешь. Что потом делает маньяк? Ты сказала, он чистит нож и подходит к тебе. - Да. Как в кадре. - Ты чувствуешь страх? Понимаешь, что ты следующая? - Да. Самое ужасное, что я чувствую подсознательно, что если он начнёт делать со мной, то же самое, что и с ребёнком, я даже не смогу потерять сознание от болевого шока. Это ведь сон. - Тебя пугает боль? - Меня пугает неизвестность. Он подходит сзади и приставляет нож к моему горлу. Иногда он успевает полоснуть. И каждый раз я боюсь, что может быть он зайдёт дальше. - На этот раз у маньяка было моё лицо, потому что ты знаешь меня? - На самом деле, обычно лицо маньяка размыто и его не видно чётко. До того случая, с Сенькиной Светой, когда я впервые увидела тебя… - ой-ой, он снова вздрогнул и напрягся – я видела этот кошмар и видела глаза. Твои. Тогда я подумала, что это глаза Филиппа Георгиевича. Ты и сам знаешь, как он гордится ими. – Лекс усмехнулся. - Ну да, разрез и цвет глаз у нас фамильная черта рода Кориных. В основном передаётся мальчикам, очень редко девочкам. Впрочем, девчонки у нас в семье мало рождались. Насколько я знаю, последняя девочка в нашей семье родилась лет восемьдесят назад. Это была сестра моего деда. У моего отца было два брата. Один умер во младенчестве, второго ты знаешь. И да, дядя Филипп всегда гордился своими глазами. Кстати, он тебе никогда не говорил, что у нас в роду не было ни одного дальтоника, хотя при такой патологии генов, а я склонен рассматривать это, как генетическое отклонение, дальтонизм неизбежен рано или поздно. Как он их называет? Янтарные? Значит, сейчас ты не считаешь, что видела тогда именно его глаза, думаешь, уже тогда тем маньяком был я? - Нет. Ну, то есть. Предчувствие, конечно, предчувствием. Но не до такой степени. Просто… - Просто ты боишься меня. Хотя я и не понимаю почему. – вздохнул Лекс опять – Ты маленькая бояка с небольшими психическими отклонениями, которые вполне поддаются лечению. – он не больно щёлкнул меня по носу и продолжил – Впрочем, ты ведь это и сама знала, милая. Вот мой диагноз. - Можно поподробнее, мне интересно узнать твоё мнение. Однажды я попыталась разобраться в этом сне, но потерпела крупную неудачу, один – ноль в пользу маньяков. Расскажи мне всё. - Что тут можно рассказать. Подсознательно ты всегда боялась очутиться на месте этих жертв, ещё до встречи со мной. Маньяки, как я понял, всегда носят абстрактный образ, потому что, как и в случае, с жертвами на препараторском столе, ты ещё с ним, кх, лично не знакома. Единственный такой представитель, я. Поэтому в моём лице ты и представляешь себе всех маньяков. Ну да ладно, я не обижаюсь. Ты меня боишься, это нормально, вскоре ты к этому привыкнешь. Не к страху, конечно, ко мне. Тем более, что ты прекрасно знаешь, что я никогда не позволю себе причинить тебе боль. Если только… - тут он умолк на секунду – другую и напряглась уже я. - Что если только? - Если только ты сама меня не вынудишь на это. Но поверь мне на слово, никакое изнасилование и дальнейшее расчленение тебе с моей стороны не грозит. – ответил он с коротким смешком – Хотя бы потому что я, как человек разумный, никогда не сделаю этого в доме. Слишком много потом возни с останками. Тебя это успокаивает? - Немного. Но ты, теоретически, способен поднять руку на женщину? - Никогда этого не делал. Меня не так воспитывали. – задумчиво проговорил Лекс – Но я не хочу начинать с тебя, ты… ты для меня многое значишь. – со вздохом признался он – И честно говоря, меня сейчас пугает совсем другое. Увеличение периодики твоих кошмаров. Вот это на самом деле пугает. То, что кошмары в последние полгода стабильны это и хорошо, и плохо, сама знаешь почему. - Знаю. – я на самом деле прекрасно знала, что увеличение частоты кошмаров могло означать одно – моя крыша начала потихоньку съезжать. В этом Лекс тоже прав. - И ты тоже должна понимать, что если ты не бросишь эту работу, то тогда, если доживёшь до старости, кошмары будут преследовать тебя каждую ночь, разовьётся бессонница и тогда уже твою психику никто не спасёт. – я вздохнула, Лекс потрепал меня по голове, как ребёнка и беззаботно добавил, при этом очень внимательно следя за выражением моего лица – В любом случае, я не позволю тебе продолжать в том же духе. В конце концов, мы с тобой пара. – я не смогла сдержать смеха, такой был контраст между его словами и выражением ЯНТАРНЫХ глаз. Но, честно говоря, мне наш маленький психоанализ понравился. Да и тревога как-то улеглась. - Пошли на улицу, я хочу на солнышке погреться. - Конечно, пошли. – беззаботно ответил Лекс. На дворе стоял один из тех немногих деньков осени, когда ещё ярко и ласково пригревает солнце, но холодный ветер уже набирает силу. Скоро начнутся настоящие заморозки и похолодание. Впрочем, Лекс сказал, что температура воздуха по ночам уже падает почти до нуля. У меня в подвале тепло и сухо всегда (звучит, как в рекламе памперсов, но по-другому не скажешь), так что до меня перемены в температуре не доходят. Думаю, если бы Лекс запер меня в подвале безвылазно на неопределённое время и лишил компьютера, я бы вообще потеряла бы счёт времени и смене сезонов. После прогулки по двору и лёгкой пробежки вместе с его собакой Чавой, она механическая, мы сидели на террасе и ели картошку-фри, любимую мною с детства. Разговоры ни о чём. И мысли о том, что Лекс, со своей молчаливой наблюдательностью, знает меня так хорошо, точно мы знакомы с детства. Интересно, а так ли его воспринимали мои предшественницы? Что твориться в его голове? Один из великих сказал: чужая душа – потёмки. Почему Лекс докатился до этого? Чрезмерная впечатлительность в детстве и подростковом возрасте? Психологическая травма юности? Или что-то ещё страшнее? Например, стремление к безграничной власти в рамках своей территории? Я осматривала тот участок обширного дворика, что просматривалась с моего места на террасе, всё тут носило отпечаток Лекса. В каждой мелочи сервировки маленького столика, под мрамор, чувствовалось его присутствие. Как ему это удаётся?! - О чём это мы так тревожно хмуримся? – ленивый голос Лекса заставил меня подскочить от неожиданности. А через минуту я поняла, что всё это время, пока я думала, он что-то рассказывал, и только минуту назад умолк. - Прости. Я задумалась. – промямлила я, Лекс вздёрнул бровь. - О чём? – этот вопрос меня вдруг разозлил. Какое он имеет право влезать в мой внутренний мир?! Ему что недостаточно того, что я заперта в подвале его дома, точно преступница или опасный для общества душевнобольной человек?! Ведь по идеи, это его, Лекса, нужно запереть туда. - О личном. – кажется, мой ответ прозвучал довольно хмуро. Лекс внимательно посмотрел на меня, ненавижу этот его оценивающий и понимающий взгляд. - Прости, что заговорил об этом, но, по-моему, у тебя ПМС. – если бы с одной стороны меня не было стены, а с другой самого Лекса я, наверное, упала со скамейки, устроенной в нише террасы перед столиком. Наверное, я побледнела, потому что Лекс, как-то очень озабоченно посмотрел на меня ещё раз и налил в чистый бокал минеральной воды – Я знаю, что девушки не любят об этом говорить, но, в последние пару дней, ты слишком напряжена. У тебя частые перепады настроения, иногда поднимается температура. Мне просто показалось, что это очень похоже на ПМС. Тебе купить гигиенические средства? – он что, издевается?! - Я не… - а сознание уже автоматически высчитывало дни цикла. Чёрт, а он прав. Прав, как всегда. Он хоть в чём-нибудь, хоть когда-нибудь ошибается? – Я напишу тебе какие мне нужны будут. – он серьёзно кивнул, точно покупка тампонов для него обыденное дело… стоп. Конечно, обыденное. У всех моих предшественницах были такие дни! Он же не покупал для них годовой запас! Или покупал? Я залпом выпила стакан с водой. - Как скажешь, милая. – мне показалось, или он сейчас чуть хмыкнул? Кажется, у меня начинает развиваться паранойя – Хочешь ещё посидеть здесь или поделаем ещё что-нибудь? - Посидим здесь. А где твоя бандурина? – Чаву я сразу окрестила бандуриной. Лекс сказал, что Чаву ему подарил один пациент (юморист нашей эстрады), когда узнал, что Лекс живёт один и не особо любит общество людей в своём доме. Чаще всего, Чава выключена, сегодня её включили для меня. Как сказал Лекс, для создания иллюзии настоящего отдыха. Наверное, он тоже подвержен стереотипам, идеальная картинка идеальной семьи: он, она, ребёнок и собака. К счастью, ребёнка здесь нет. - Где-то во дворе. – пожал плечами Лекс – Терпеть не могу механические игрушки. С детства меня раздражали заводные солдатики и мышки. - А мне нравилось. – мечтательно отозвалась я, так как слова Лекса вызвали во мне воспоминания далекого детства, когда всё было проще и спокойней – Помню, папу отправили в Германию с командировкой, оттуда он привёз мне куклу. Заводную. У неё были золотистые аккуратные косы, голубые стеклянные глаза, розовые туфельки и красное в белую клеточку платье, стилизованное под конец XIX века. И замочек. Она пела какую-то песенку на немецком языке. Её звали Гретхен, и она очень смешно выговаривала своё имя. - А что он привёз твоим братьям? – обронил Лекс, я перевела взгляд с голубого неба на его тонкие пальцы, крошащие багет. Странный вопрос, я почти не помню, что папа привёз моим старшим братьям. Да они и сами уже, скорее всего не помнят. - Какую-то ерунду, железную дорогу, кажется. И русско-немецкий словарь. По нему Паша немецкий учил. – ха, учил он его, как же. Он клал поверх страниц учебника немецкого языка очередную книжку про Джеймса Бонда и читал. До сих пор поражаюсь, как он смог выучить немецкий язык?! - У тебя ведь два старших брата. Он что привёз один подарок на двоих? – удивился Лекс, я пожала плечами, папа так часто делал. Разница в возрасте между моими братьями была небольшой, полтора года. - Они погодки. Паша старший, младший Миша. - Паша, Миша, Даша. – прокомментировал Лекс – Забавно. А как бы ты назвала своих детей? – что-то в его тоне мне не понравилось. - А почему ты спрашиваешь? – он пожал плечами, с трудом сдерживая нервный смех – Не знаю, я никогда не думала о детях. Мне всегда казалось, что это не для меня. - Почему? Материнский инстинкт развит в каждой женщине, в какой-то больше, в какой-то меньше. Неужели, ты никогда не представляла, что маленький карапуз, шлёпнувшийся на мягкое место на твоих глазах, может быть твоим? - Я не хожу по местам, где играют дети. Чаще всего я сталкиваюсь с ними, когда их убивают. Причём в особо извращенной форме. Это всегда наталкивало меня на мысль, что мой ребёнок никогда не будет застрахован от этого. - Значит, ты боишься заводить детей из-за своей работы? Но, в принципе, ты бы хотела? - Как и всякая нормальная женщина, да. Мои братья уже женаты, у обоих есть дети, я считаю, что племянников мне будет достаточно. – Лекс покачал головой. - Это не одно и то же, милая. Вынашивать ребёнка самой, видеть, как он растет, и наблюдать за этим со стороны… Не знаю. Я, честно говоря, тоже редко задумываюсь о детях. Но думаю, у нас бы получились замечательные детки. Двое. - Почему двое? – я была так потрясена тем, что наш разговор зашёл об этом, что это было единственной умной мыслью, пришедшей мне в голову. Лекс как-то меланхолично посмотрел на меня и кратко пояснил: - Дочь для меня, сын для тебя. – я начала соображать, почему дочь для него? Из-за комплекса Электры? А сын с Эдиповым комплексом? Нет, это всё-таки, ужасно размышлять так, как размышляет Лекс. Видеть в будущих детей потенциальных пациентов психоаналитика – кошмарно! - Не думаю, что из меня вышла бы образцовая мать. – Лекс недовольно поморщился. - Почему ты так решила? - Потому что для материнства нужно быть готовой. Располагать свободным временем. Мама с детства внушала мне мысль о том, что ребёнок должен знать обоих родителей. Причём не только по фотографиям. У тебя ещё есть свободное время. У меня же с моей работой, его просто нет! - Ничего страшного, ты больше не работаешь. – эта фраза подействовала на меня точно ушат ледяной воды. Что это со мной? Почему я сижу тут и рассуждаю с Лексом, как мы будем растить детей, которых у нас нет, и никогда не будет?! Да что вообще твориться?! Я заперта тут, сидение на террасе под бдительным оком моего тюремщика, его прихоть. Какая работа? Какие дети? Какая совместная жизнь? Самое лучшее, что я могу сделать сейчас, это попробовать оглушить его и сбежать, прихватив телефон. Я прикинула его рост и вес, нет, оглушить не получиться, силёнок маловато. В состоянии аффекта мой план был бы возможен, но не сейчас. - Но ведь рано или поздно, я смогу нормально общаться с людьми. – осторожно начала я, Лекс прищурил янтарные глаза и стал очень сильно похож на кота, следившего за мышью. - Конечно, когда-нибудь. – кивнул он – В принципе, я давно ждал этого вопроса. Но тебе известен ответ на него. - Замуж за тебя… - я только представила это на секунду, как меня чуть не затошнило. Жить с этим психом постоянно?! Да я в подвале с ума схожу от всего этого, а так вообще… - Или я не тот тип мужчин, которые тебе нравятся? – перебил Лекс мою мысль. Я чуть нахмурилась, в принципе, на это у меня всегда было мало времени. Раньше, в институте, мне нравились блондины, потом шатены, типа Лекса, но сейчас я чувствовала отвращение ко всем темноволосым и белокожим! - Не знаю. У меня как-то не было никогда определённого критерия, по которому я выбирала себе кавалеров. - В каком классе ты впервые поцеловалась, как его звали и какого типа он был? – невозмутимо, точно мы о погоде говорили, спросил Лекс. - В первый раз, в шестом. Мне было десять, ему двенадцать, он учился в старшем классе. Его звали Сергей и он был шатеном. – со вздохом призналась я – И да, мне понравилось. Это позволило мне недели две ходить с таинственным видом и хвастаться перед девочками из класса. - Если понравилось, значит, в дальнейшем ты должна выбирать кавалера, подсознательно руководствуясь либо этим воспоминанием, либо мыслью об отце. Ты была близка с отцом? - Да, я была папина дочка. Всегда. Но, я не думаю, что это удачная идея. – Лекс рассмеялся, потрепал меня по голове и возразил: - Идея хорошая. Ты же даже не пытаешься стать ко мне ближе. Если попытаешься, может, найдёшь среди всех моих возмутительных недостатков и какое-нибудь достоинство. – я хмыкнула, недостатков у Лекса было немного, но серьёзные. И самый главный – его навязчивая идея поиска идеала. В принципе, в этом нет ничего такого особенного, каждый человек ищет в жизни ту или того единственного, с которым сможет прожить всю жизнь. Только вот методы поиска у Лекса не совсем человеческие – Сколько раз ты наряжалась в мамино платье и представляла себя невестой, когда была маленькой? – спросил вдруг Лекс. А вот это воспоминание лучше было не вспоминать. Он это моментально заметил – Прости, я сказал, что-то не то? - Да. – я вздохнула, ну что же, если сегодня день копания в моей психики, то почему бы не рассказать ему об этом случае? – В старшей группе детского сада у меня была подруга. Мы вместе пошли в первый класс, сидели за одной партой четыре года. И мы часто играли в свадьбу. Я была невестой, она женихом. - В этом нет ничего удивительного, девочки часто играют так. Видимо, она была доминантам в вашей дружбе, поэтому она была женихом. И что случилось потом, вы поссорились? Или родители, заметив ваши игры, сочли их чересчур опасными для вашей психики? – я усмехнулась, моя мама на самом деле очень беспокоилась из-за нас, но в целом, наши игры никто не замечал. - Если ты о том, что мы с ней играли в «покажи мне что у тебя под юбкой», то да, мы в неё играли. И довольно часто. Обычно это случалось после церемонии бракосочетания. – в глазах Лекса загорелся знакомый огонёк, обычно его глаза так загораются, когда я давала ему пищу для размышления, как психологу – Ни её, ни мои родители об этом не знали. Иногда, я думаю, что если бы всё продолжилось и дальше, то я стала бы лесбиянкой. - Значит, потенциально, ты би? – уточнил Лекс, я кивнула, втайне желая, чтобы его вера в миф об идеале тут же рухнул. Не тут-то было! – Очень интересно, тебе это нравилось? - Да, это было…ммм… познавательно, волнующе и приятно. Но потом у меня никогда не было настоящего опыта с девушкой. - Понятно. Ты сказала, что вы сидели вместе за одной партой до пятого класса. Что случилось потом, она переехала? - Нет. На самом деле, до шестого класса. Я перескочила один класс. Варя не переехала, она утонула. У нас на даче. – я ненавидела воспоминание об этом. Но стоило только произнести эти слова, как перед глазами опять закачались голубые волны озера, волосы Вари, разметавшиеся по воде, точно водоросли, её бледное лицо, пузырьки последнего глотка кислорода, и мамино платье, опутавшее её точно сетью. Мужская ладонь осторожно стирала слёзы с моего лица. Лекс тихонько укачивал меня на своей груди, в последнее время, он слишком часто так делает. - Хватит, милая. Прости, что заставил тебя об этом вспомнить. – но я слишком долго хранила об этом молчание. Никто, даже мои родители, не знали всех подробностей. - Обычно, я была невестой, мне всегда нравилось надевать мамино белое платье, повязывать голову её кружевным шарфом. Красить губы помадой и надевать туфли на высоких каблуках. И представлять себя самой красивой принцессой, идущей к алтарю. У Вари, она была на год старше меня, было другое представление о вещах, ей больше нравилось быть мальчиком, чем девочкой. Да, ты прав, она всегда доминировала в наших отношениях. Помню, после того поцелуя с Сергеем, она месяц со мной не разговаривала, считала, что я предала её. В то лето, после пятого класса, нас отправили на дачу, к бабушке, матери отца. Бабушка была вечно занята своими пернатыми, куры, гуси, утки. Были даже кролики и поросята. Нам с Варей нравилось кормить кроликов. Трагедия произошла в июле, в конце месяца. 24 июля. Мы снова играли в свадьбу, но я заупрямилась, сказала, что надоело быть невестой. Варя со мной спорила, она не умела ходить на каблуках, никогда не носила туфли, в основном кроссовки. В общем, я её заставила надеть то долбанное платье, туфли, фату. В доме должны были собраться соседи для чистки ягод, поэтому мы пошли к озеру. Над озером был причал, небольшой такой, узенький. Там она и упала. Поскользнулась на каблуках, запуталась в платье и рухнула в воду. Варя хорошо плавала, но одежда, и шарф… в общем, она захлебнулась. А я стояла там, парализованная страхом, и даже не протянула ей руку. А когда пришла в себя и прыгнула следом, Варя уже не дышала. Конечно, было расследование. Папа очень переживал из-за меня, у меня потом долгое время были кошмары о том, как она тонет. А через пару лет мы переехали в Москву. - Ты сказала им о том, во что вы играли? - Нет, все решили, что это обычные детские причуды одевать взрослую одежду и делать вид, что мы… - Лекс прижал палец к моим губам. - Тссс, тише. Понял, ты не просто не готова к детям или к браку. Ты боишься всего этого. Вот она твоя психологическая травма детства. Смерть подруги оказало на тебя такое воздействие. Когда у тебя был первый сексуальный опыт? - В шестнадцать. – я не совсем понимала, куда он клонит. - И как? - Нормально?! – думаю, не только мой тон выдавал крайнюю степень изумления. - Значит, тебя пугает сама мысль надеть белое платье и участвовать в брачной церемонии. Сколько свадеб ты посетила? Или ты их не особо любишь? - Честно говоря, не особо. – Лекс нежно погладил меня по щеке, стирая дорожки от слёз. - Вот и второй диагноз за сегодняшний день, милая. Страх перед атрибутами свадебной церемонии. Ты не замерзла? - Немного». 2 октября (вечер). «Лекс мучил меня своими вопросами ровно две недели. Параллельно, он старался вылечить меня от моих фобий и весьма в этом преуспел. Я рисовала свадебные платья и рассматривала свадебные каталоги уже без прежних щемящих душу чувств. Перестала бояться воды, высоты и одиночества. За эти две недели Лекс вытряс из меня все мои страхи и комплексы, за что я была ему немного благодарна. Он баловал меня больше прежнего, и мне становилось от этого даже неловко. По интернету раздобыл куклу из моего детства, я спросила у него, как это ему удалось, но Лекс просто отшутился. Он приучил меня к мысли о том, что он рядом и готов выслушать в любую минуту. А так как Лекс моя единственная компания, я начала ловить себя на том, что жду его прихода, как праздника. И хотя, я по-прежнему смотрела на него исключительно, как на маньяка и преступника, мечтая о побеге из этой золотой клетки, злиться на него я больше не могла. Нет, конечно, я его не оправдывала, но, мне кажется, я стала понимать Миранду, когда на неё находило хорошее настроение в присутствии Калибана . Только, этот Калибан в отличие от Клегга, был интеллектуалом. Иногда я начинаю думать о том, что Миранде Лекс бы понравился. Она была девушкой утончённой, немного нервной и слишком впечатлительной. Точно бы понравился. Лекс умеет обращаться с женщинами. Стукнула, открываясь, железная дверь. Даже не поднимая головы от учебника психологии, могу сразу сказать, кто это и зачем пришёл. Во-первых, кроме Лекса здесь больше никого, а во-вторых, десять минут назад, он включил видео – связь и сказал, что уже дома и скоро спуститься ко мне. Я сосредоточилась на одной фразе учебника, сфокусировав всё своё внимание так, точно от этого зависела моя жизнь. Я знала, Лекс предупредил ещё вчера, что сегодня наш с ним последний сеанс копания в моей психики, и завершиться всё это анализом моей точки зрения на наши отношения. Для меня это было моральной пыткой, вслух проговаривать то, что думаю обо всём этом. Но быть честной я не собиралась. Потому что уже поняла: Лекс никогда не выпустит меня, если всё пойдёт так, как описано в книге. А значит, у нашей истории должно быть другое развитие сюжета и конец. «Браки, при заключении которых обнаруживается тенденция к большому сходству некоторых фенотипических черт у брачных партнеров (речь идет о семьях, где один из супругов болен психически, в частности шизофренией). Ассортативность – предпочтительность в выборе брачного партнера по наличию (положительная ассортативность) или по отсутствию какого либо признака (отрицательная ассортативность), приводящая к отклонению от панмиксии – равновероятного включения в брак. Практически это служит причиной того, что частота ряда психических заболеваний и состояний (шизофрения, неврозы, алкоголизм, олигофрения) выше среди брачных партнеров больных с соответствующими нозологическими формами, чем можно было бы ожидать, исходя из их популяционной частоты. Формируются, таким образом, субпопуляции с высокой генотипической корреляцией внутри них и повышенным риском заболеваемости у потомства». О господи! Как вовремя я дошла до описания ассортативных браков! Лёгкое движение рядом со мной, чуть скрипнула ткань джинс об атласное покрывало под Лексом. Я успеваю зажмуриться и выдать улыбку, когда его губы лёгко касаются моей щеки. - Привет, милая, что читаешь? – вместо ответа, показываю ему обложку книги. Он усмехнулся – О, это я поощряю, самообразование и саморазвитие – это хорошо. Как ты? – если он думал, что я сейчас всхлипну и скажу ему, что безумно скучала без него, Лекс просчитался. - Отлично. – пока не было тебя, это уж точно! – Закончила читать Фаулза. Решила вспомнить азы психоанализа. Ведь скоро мне нужно будет проанализировать твои мысли и поступки. - Я всегда готов, но сегодня наш последний день твоего психоанализа. – он улёгся рядом и зевнул. Мне же пришлось отложить книгу. На улице сегодня дождь, мы с утра прошлись по двору, так что вечерняя прогулка, скорее всего, отменяется – Ты точно не голодна? – он спрашивал у меня, что бы я хотела на ужин, но я, честно говоря, к еде сейчас не расположена. - Ничего не хочу. Но могу составить тебе компанию. – Лекс отрицательно качнул головой. - Я же сказал, что пообедал пару часов назад с Гарриком. – наверное, со стороны, это казалось идеальной картинкой молодожёнов. Но было пару «но»: Лекс смотрит цепко, пристально, отслеживает каждый мой жест, ждёт подвоха. Да и я ни на секунду не могу расслабиться. - Тогда приступим? – хотела сказать это беззаботным тоном, но получилось с жалким полу истерическим смешком. И, как всегда это бывает, когда я нервничаю, Лекс мягко обнимает меня одной рукой и притягивает к себе. - Если ты этого на самом деле хочешь. - Хочу. – зажмурившись, проговорила я, понимая, что если не соглашусь сейчас – не соглашусь никогда. Лекс понимающе кивнул. - Хорошо. Обычный тест. Десять вопросов, отвечай не задумываясь. Готова? - Готова. - Твоя первая игрушка? - Зайчонок Толя. - Первое разочарование? - Сочинение по литературе в шестом классе, мне тогда поставили три. - Монстр из детства? - В темноте боялась смотреть на одежду, лежащую на стуле. - Глава семьи: ты или муж? - Равноправие. - Место женщины…? - В постели. – последнее вылетело само по себе, честно. Лекс чуть заметно усмехнулся и продолжил. - Когда в последний раз был секс? - Не помню. – вот это совершенно честно. - Что для тебя главное в жизни? - Работа. - Страх или боль? - Страх. - Тонут мальчик и девочка, можешь спасти только одного. Кого выберешь? - Девочку. - Я люблю тебя, а ты меня? - Нет. – чёрт. Это тоже вылетело у меня независимо от меня самой. Лекс хмыкнул. Он ведь несерьёзно, на счёт влюблённости. Или серьёзно? Ой-ёй! - Итак. Ты… - начал Лекс загибать пальцы – по своей натуре тяготеешь к домашнему теплу и уюту, либо было мало в детстве, либо не хватает сейчас. До сих пор веришь в красивую сказку о справедливости. Не любишь ночь, твои детские страхи оживают, только теперь это кошмары о маньяках. Разумна в отношении между полов, можешь и легко находишь компромиссы. Сексуальная ориентация – в норме. Отклонений нет, за исключением отсутствия регулярного секса. Карьеристка, любишь дух соперничества. Ты не стоик, первая же физическая боль тебя сломит. Сильно развито стадное чувство и женская солидарность. – про последний вопрос Лекс умолчал. Хотя и так, всё, что он сказал мне, было ошеломительно. Мне ещё никто, никогда так не раскладывал мои привычки и характер по полочкам. И главное, как всё это было точно и подходило мне! Я подавлено молчала, ну, что ж, он на самом деле мастер своего дела. Что я могла ещё сказать? – А теперь, поговорим о самом интересном. – ох, вот этого-то я боялась больше всего! – Наши с тобой отношения. Ты всё ещё боишься меня, хочешь вернуться обратно к своей работе, хотя я искренне не понимаю причин ни первого, ни второго. Я бы хотел провести пару тестов, милая, а потом уже серьёзно поговорить. Согласна? – а у меня что? Есть выбор? - Хорошо. – с глубоким вздохом проговорила я, Лекс чуть изогнул брови, однако никак это не прокомментировал. - Опиши меня в двух словах. - Опасный и настороженный. - Опасный – это понятно, а почему настороженный. – тут уже я могла блеснуть своими наблюдениями. - Ты как будто постоянно ожидаешь от меня подвоха и всегда очень удивляешься моим поступкам. - Ну да, есть немного. – Лекс не смог сдержать улыбки – Едем дальше, ассоциация, связанная со мной? – вот с этим у меня было совсем плохо. Лекс в моём представлении был тёмным силуэтом, угрожающим, пугающим и непредсказуемым. Но я ему этого говорить не буду. - Зима. Твой одеколон… запах очень холодный. – Лекс машинально наклонил голову, ткнувшись носом в собственное плечо. - Хм, никогда не замечал. – пробормотал он – Ты права, несколько холодноватый. Он тебе нравится? - Нормально. – тут я была совершенно искренней – Не сказать, что мой любимый аромат, но тебе идёт. Ещё вопрос? - Два глагола, характеризующие твоё состояние, когда я рядом. – бежать и спасаться! - Думать, слушать. – без запинки выдала я. Лекс на долю минуты задумался, потом как-то странно посмотрел на меня, но продолжил свой допрос: - Что для тебя значит семья? – этот вопрос как-то выбивался из обшей схемы. Тем более, что мне казалось, Лекс знает ответ на этот вопрос, успел сделать выводы а две последние недели! - Дом, надежный партнёр, верный союзник, преданный друг. - Дети? - Ты ведь и сам знаешь, что я отвечу! - Знаю, но всё же скажи… - Дети будут, но не сейчас. – и не с тобой! – Чуть позже. Сначала фундамент брака, а потом уже детские пристройки. – Лекс сделал донельзя удивлённое лицо и кивнул. - Ясно. Что ты подразумеваешь под словами: надежный, верный, преданный? - Это всего лишь иллюзия, таких идеалов не бывает. – Лекс хмыкнул, точно говоря: ну я же здесь. В чём-то он был на самом деле надежным. И, наверное, любая женщина, в нормальных условиях, была бы с ним, как за каменной стеной. Только вот это не было моим вариантом. - И всё-таки? – вкрадчиво проговорил Лекс, я с шумом выдохнула воздух, и хотела было сцепить пальцы, но потом вспомнила, кто рядом со мной, и как он считывает настроение и искренность собеседника с его жестов. - Человек, которому я могла бы безоговорочно доверять, которому могла бы поведать о чём угодно, не боясь, что меня перебьют на полуслове, кому могла бы доверить свою спину, не раздумывая. - С которым у тебя было бы чувство плеча… - задумчиво проговорил он – А разве мне ты не можешь доверять? – да я ему даже его Чаву не доверила бы! Хотя, в чём-то он прав. Ладно, прав во всём. Не дождавшись ответа, Лекс устало прикрыл глаза и сказал – У меня вообще есть шанс? – ни единого! - Разумеется. У любого мужчины есть потенциальный шанс. - Но я ближе. – усмехнулся Лекс. Ага, а ещё за дверью штабеля три. Лежат себе и ждут очереди! - Да, ты рядом. – неужели мне удалось это сказать ровным голосом? – Я всё время думаю, почему именно я. Может быть, теперь уже возьмёмся за тебя. – Лекс косо посмотрел на меня и спокойно произнёс. - Конечно. Вот как только ты начнёшь правдиво отвечать на мои вопросы. – чёрт! Где я прокололась? Лекс повернулся на бок, оперевшись локтём в подушку – Видишь ли, ты всё время посматривала налево. А это первый признак того, что человек лжёт. Начнём сначала? – а вот этого мне не нужно. Если он начнёт вытряхивать из меня правду о моём отношении к нему, то, боюсь, мы зайдём в тупик. И я не Миранда, я не помру от горя и тоски. Иммунитет у меня слишком сильный для этого. Нужно было убедить Лекса, что мне он небезразличен. Убедить, во что бы то ни стало. Иначе плохи мои дела. Я повернулась к нему лицом, глядя на него снизу вверх. Знаю, грязный приём, на языке психологии это означает, что я полностью и добровольно признаю его превосходство надо мной. Признаю и соглашаюсь. - Лекс, ты мне нравишься, очень. Ты хороший человек и, возможно, при других обстоятельствах, я бы даже не раздумывала. Но ты должен понять мои сомнения и страхи. В конце концов, ты психоаналитик. Да, мне страшно здесь, я не зря просила у тебя время. Но уже нет той паники, которая была в первые несколько дней. Тогда мне удавалась моё спокойствие с большим трудом. Сейчас всё немного изменилось. Я лучше узнала тебя, но этого пока недостаточно для того, чтобы согласиться с твоей идеей брака. Потому что я никогда до тебя вообще не задумывалась об этом. Прости. Что мне сделать, чтобы ты, наконец, мне поверил? Скажи и я сделаю это. – Лекс помолчал с минуту, потом меланхолично улыбнулся. - Ну, это хотя бы правда. – а потом наклонился и… ммм, и где он научился так целоваться, я тоже запишусь на эти курсы! Поцелуй был короткий, но глубокий. Потом он чуть отклонился назад, проверяя мою реакцию – Это хоть как-то укрепляет тебя в мысли о нашем возможном партнёрстве, союзе и дружбе? – остановите землю, я сойду! - Да. – и тогда он сделал это ещё раз. Причём лучше первого. А через… некоторое количество времени, он, как ни в чём не бывало, спрыгнул с кровати. Я всё ещё оглушённая этими двумя аргументами в пользу брака с ним, лежала на постели и пялилась в потолок, тщетно пытаясь привести дыхание в норму. - Пошли наверх? – предложил Лекс, я чуть не упала с кровати – Ты права, так держать человека в неволи – ужасно само по себе. А я не хочу, чтобы тебе было плохо. Пошли. – потянул он меня с кровати – Я ведь тебе даже дом не показал. - Я видела твою спальню и террасу. – возразила я, понимая какую глупость сказала. Лекс усмехнулся. - В другой части дома доже неплохо. – я села на кровати и скрестила руки на груди. Лекс закатил глаза – Ладно, хорошо, ты хочешь знать, насколько хорошо ты прошла последний тест и получить от меня разрешения покопаться у меня в голове. – я кивнула – Хорошо, милая, как скажешь. – он сел на краешек кровати, рядом со мной, притянул к себе – Ты меня не боишься, ты просто меня опасаешься. Потому что не можешь предугадать моё последующее действие. Я не нравлюсь тебе, но ты готова мириться со мной в своей жизни. Я считаю, что это большой шаг вперёд в наших отношениях. Ты почти доверяешь мне, и тебе со мной интересно, что бы ты там не говорила самой себе. Теперь пойдём? – я кивнула. Ладно, пусть считает, как считает, всё равно эта жизнь в клетке. Всё равно он мой тюремщик. И как бы ласково он со мной не разговаривал, как бы нежно не прикасался, как бы терпеливо не заботился – я останусь его пленницей. Даже в браке. Он найдёт способ манипулировать мной. Он слишком умён, чтобы позволять жене жить так, как ей нравится».