Спасти чистое сердце геймера! Шинго-кун в опасности

Артемис тоскливо покосился на кровать, возвышавшуюся над ним горой подушек. Еще только вчера он хвастался Луне успехами воительницы Венеры в последнем сражении с Апостолами Смерти и казался сам себе при этом тренером олимпийского чемпиона. В глазах Луны же светилось искреннее восхищение, почти что любование — и от этого Артемис чувствовал себя так, будто и вовсе проделал все подвиги Венеры своими собственными лапами. Сама же Минако стояла рядышком с непроницаемым лицом, глядела в сторону и, казалось, совсем не слушала, и ничто не мешало коту быть на седьмом небе, и если не Зевсом или Аполлоном, то уж Гераклом точно. Сегодня утром Артемис обнаружил, что не тянет даже на какое-нибудь мелкое полубожество греческого пантеона, не говоря уже об олимпийцах. Минако спала без задних ног, накрыв голову подушкой, и никакие силы небесные не могли бы оторвать ее от постели. — Минако! Вставай! Доносящееся из-под подушки сопение сменило тональность, и теперь в нем преобладали страдальческие нотки, перемежающиеся гневными и жалобными. — Если ты немедленно не поднимешься, то опоздаешь в школу! Подушка приглушенно фыркнула, давая понять, что сама Минако так не думает. Артемис вцепился зубами в край наволочки и потянул на себя изо всех сил. — Мина! Пфф-ф! Пфстафай! Воительница Венеры перевернулась, опрокидывая подушку вместе с вцепившимся в нее котом на прикроватный коврик. — Ми... — Артемиса накрыло прежде, чем он успел договорить. На какое-то мгновение в комнате воцарилась тишина. Потом Минако душераздирающе вздохнула, взмахнула рукавом пижамы перед глазами и патетически проговорила: — Мир на земле требует от нас жертв. — Наконец-то! — проворчал Артемис, выкарабкиваясь из-под подушки и пытаясь освободить хвост. Когда это ему наконец удалось, рядом с ним на коврик обрушился водопад золотых волос — это Минако свесилась с кровати и, сузив глаза, взглянула на кота, как на капитана вражеской волейбольной команды. — И первой жертвой будешь ты! — заявила она, хватая подушку за уголок и прицеливаясь. Артемис взвыл и ринулся прочь от кровати. Брошенный отточенным движением снаряд врезался в запрятанный за драпировками компьютер, повалив микрофон и вызвав короткий фейерверк искр. Затем все стихло. Артемис осторожно потрогал монитор одной лапой. — Надеюсь, настройки связи не сбились, — проговорил он без особой надежды. Минако виновато покосилась на него, бросила было взгляд на будильник… и вскрикнула, вскакивая и хватая в охапку и одежду, и кота: — Уже так поздно?! Артемис, почему ты не разбудил меня вовремя?! — Я будил! — привычно возразил кот, болтая лапами в воздухе, и в утренней суматохе забывая обо всем на свете, потому что лететь на сверхскоростях рядом с развевающимся потоком золотых волос, переносясь через мелькающие заборы и перекрестки, да еще и думать о чем-то при этом, было совершенно невозможно. Минако неслась по улице сломя голову. Щеки у нее горели, в сияющих глазах цвета ляпис-лазури проносились облака — небо над головой и небо в ее глазах были одинаково синими и прозрачными. В такие моменты Артемис вполне понимал, почему у Венеры постоянно ветер в голове. *** Замена Каоринайт на Юджиал оказалась прекрасным выходом из ситуации. Деятельная ведьма ловко оперировала базами данных, мгновенно отыскивая необходимую информацию о жертвах, изобретательно писала собственные алгоритмы поиска талисманов, и сердце радовалось при взгляде на ее сухие деловитые отчеты — никакого сравнения с отчетами ее предшественницы, нередко закапанных подозрительными размытыми пятнами и пестрящих обрывками наспех записанных кулинарных рецептов. Иногда Каоринайт даже украдкой рисовала сердечки на полях, явно обдумывая очередной план по поиску талисманов. Кроме того, Юджиал прекрасно выглядела в белом халате. И у нее были рыжие волосы. Совсем как у Каоринайт. Профессор довольно потер руки, отставил дымящуюся колбу с жидкостью для роста даймонов, взялся за трубку телефона и набрал знакомый номер. — Юджиал слушает, — сухо сказал голос в трубке. На заднем фоне щелкали клавиши, попискивал компьютер, и шуршали листы распечаток, выползающие из принтера один за другим. В чем-чем, а в отлынивании от своих обязанностей рыжую ведьму упрекнуть было нельзя. Доносящиеся из трубки звуки рабочей обстановки действовали на профессора умиротворяюще. — Юджиал-кун, — ласково сказал он трубке. — Принесите мне чашечку кофе. — А, я уже позаботилась об этом, — отозвалась ведьма. — Благо деталей у меня было достаточно. Вечно тут валяются какие-то запчасти и масса разного хлама… Брови доктора Томое поползли вверх. На заднем фоне в трубке громыхнуло железо, и глухой голос выкрикнул неразборчиво какое-то название. — Инструкция вложена внутрь, — добавила Юджиал, перекрывая непрерывное щелканье клавиш. Потом нетерпеливо бросила: — Извините, я сейчас очень занята. До свидания. Профессор осторожно положил трубку на место. Конвейерная лента за его спиной пришла в движение и поползла в направлении рабочего стола. Затем что-то стукнуло, зашуршало, и все снова замерло. Профессор медленно обернулся. Стоящая на столе новенькая кофеварка поблескивала хромированными деталями. *** Этим утром весь дом Цукино был бы разбужен воплем старшей дочери, если бы не тот факт, что к моменту пробуждения Усаги все его обитатели уже давно успели встать. — Чтоо-оо?! Икуко незаметно отставила в сторону хрупкие чашки, прикрыла окно и задвинула ножи поглубже в шкаф. Потом спокойно переспросила: — Что там, Усаги? Дочь хлопнула листами журнала, разворачивая его на столе. Потом выдохнула: — Смотри! Икуко послушно заглянула в журнал. На второй странице красовалась смазанная фотография, изображавшая мальчика лет одиннадцати, выходящего из ворот школы. Шапка над фотографией гласила: «Новый рекорд в игре «Сейлор Мун» поставлен юным жителем Токио!». Выражение лица у мальчика было нервное. «Какими беспокойными стали нынешние дети», меланхолично подумала Икуко, перебирая в памяти последние факты, почерпнутые из новостей. А все эти игры. Ведь невозможно же ожидать, что многочасовые перестрелки, гонки и преследования никак не скажутся на хрупкой детской психике. Впрочем, с таким же успехом они могли и просто смотреть новости, верно?.. Икуко посмотрела на фото еще раз. Потом ахнула и поднесла ладонь к губам. — Шинго! *** Сияющие глаза юной ведьмы смотрели на мир ясно и открыто, убеждая окружающих в полном отсутствии каких-либо задних мыслей, и иногда даже мыслей вообще. — Да, профессор? — звонко спросила Мимет, поднимая голову и хлопая ресницами. Профессор заглянул в ее глаза и почувствовал прилив умиления. По необъяснимым причинам юная ведьма вызывала у окружающих те же чувства, что и новорожденные слепые котята — смесь растроганности и сочувствия, связанных с пониманием её абсолютной беспомощности и неспособности отвечать за свои действия в силу ограниченности умственного развития. — Мимет-кун, — проникновенно сказал профессор. — Принесите мне чашечку кофе. Ведьма посмотрела на него ничего не выражающим взглядом. Затем вежливо улыбнулась и кивнула. — Замечательно, — доктор Томое потер руки, развернулся и ушел. Ведьма посмотрела ему вслед. Потом развернулась обратно к столу, отъехала назад вместе со стулом, открывая лежащий на коленях журнал, и сложила ладошки под подбородком. И выбросила полученное задание из головы. Конечно, в академии доктор Томое был влиятельным лицом, но о нем ни разу не писали в газетах, за исключением того случая, когда лаборатория взорвалась, едва не похоронив его вместе с дочерью. Это доказывало, правда, что профессор принадлежит к тем великим людям, которые становятся знаменитыми только после смерти. Но Мимет предпочитала жить сегодняшним днем. И потом, профессор был, конечно, симпатичным, но очень уж старым. — Ах, — пробормотала она, разглядывая фото в журнале. — Такой юный — и уже знаменитость! *** День не задался с самого начала. Еще утром, выйдя в столовую к завтраку, Шинго обнаружил, что вся семья выжидательно разглядывает его, как некую незнакомую диковинку. Особенно выразительным был взгляд старшей сестры, вцепившейся в журнал обеими руками и уставившейся на брата поверх страниц. Шинго обреченно вздохнул и сел на свое место: так или иначе, следовало позавтракать. Семья молча пронаблюдала за его действиями. Первым не выдержал папа. — Шинго, — строго начал он. — Почему ты не сказал мне... то есть, нам, — поправился он, поймав сердитый взгляд Икуко, — что ты участвовал в городском чемпионате по "Сейлор Мун"? «Интересно, что они хотят выведать у меня в первую очередь? — подумал Шинго. — Папе наверняка интересно, какую стратегию я использовал и как можно меня обыграть. Мама пытается выяснить, сколько карманных денег я трачу на игры. Младшая сестра хочет узнать, какой приз я получил. А старшая — можно ли его съесть…» Вслух Шинго сказал только: — Это как-то случайно вышло. А что? — Как — что? — удивился Кенджи. — Ведь это неправильно — узнавать об успехах собственного сына из газет. Ты должен был сказать мне, а я бы посоветовал тебе, какие ходы можно использовать... — Кенджи, — холодно произнесла мама, и папа тут же поменял тон разговора: — Шинго, мы не одобряем твое участие в подобных мероприятиях без нашего ведома. — Почему? — хмуро спросил Шинго. — Но ведь это же девчачья игра, — пожал плечами папа, и обе сестры выразительно хмыкнули. — Вот если бы ты играл в контр-страйк... — Кенджи, — тоном выше произнесла мама, и папа снова вернулся к первоначальной теме. — Тебе просто стоило предупредить нас о своем участии. Мы не возражаем. У тебя хорошие оценки и ты не отстаешь ни по каким предметам, в отличие от своей старшей сестры... Усаги как-то сразу сникла и совсем спряталась за журналом. — Так что мы могли бы просто прийти и поддержать тебя! — бодро заключил Кенджи. Шинго мысленно содрогнулся и неуверенно пробормотал: — Нет, папа, ну что ты... — Никаких но! — отмахнулся папа и оживленно продолжил: — Представляешь, как было бы здорово, если бы я оказался там сразу после твоей победы? Только представь, какие фотографии я мог бы сделать для нашей газеты... — Кенджи, — возмущенно сказала Икуко, но тот не слушал, полностью поглощенный идеей: — Можно было бы дать даже две твои фотографии — одну в клубе, а вторую в домашней обстановке, или выбрать из твоего альбома, дорогая! А какое интервью я мог бы взять, подумать только!... — Кенджи! — Мне пора в школу, — пролепетал Шинго, выскальзывая из-за стола. — Пока, я пошел. Усаги тоже отложила журнал и открыла рот, собираясь что-то сказать. Но на сегодня с Шинго было достаточно семейных разговоров. Прихватив в прихожей портфель, он быстро сунул ноги в сандалии и выскочил на улицу. *** — А в чем дело-то? — непонимающе спросила Макото, прикрывая рот ладонью и позевывая. — Что такого в этой журнальной публикации… Прочие школьники проходили мимо собравшейся во дворе школы девичьей компании, и иногда задевали стоящих локтями и сумками. — Усаги-чан, ты должна устроить нам соревнование! — выдохнула Минако. — Спорим, я его побью! — Понимаешь, — деликатно попыталась пояснить ситуацию Ами. — Младший брат Усаги-чан выиграл городской чемпионат по компьютерным играм. И побил при этом прежний рекорд. — То есть твой? — уточнила Макото. Ами покраснела. Усаги пыхнула, как закипающий чайник. Потом обвиняюще ткнула пальцем в фото: — Мой брат выиграл чемпионат по игре «Сейлор Мун», и его фото напечатали в журнале! Так нечестно! — А-аа, понятно, — Макото зевнула и обернулась к ней. — Усаги-чан, но ведь ты плохо играешь. Минако сцепила пальцы в замок и проникновенно проговорила куда-то в пространство: — Нет такой игры, в которой я не могла бы победить одиннадцатилетнего мальчишку! — Дело не в этом, — обиделась Усаги. — Почему они не напечатали мое фото? Я же и есть Сейлор Мун. — Потому что они об этом не знают? — резонно предположила Рей. Усаги задумалась. Макото сонно сморгнула. Потом пробормотала: — Кстати, Усаги-чан. А почему тогда ты так плохо играешь в «Сейлор Мун»? Раз ты и есть Сейлор Мун? Выражение лица Усаги сделалось еще задумчивее. Минако внезапно торжествующе расхохоталась и проговорила: — Нет, ты точно должна устроить нам встречу. Если я буду играть за Венеру, меня никто не сможет победить. Я знаю все ее атаки как никто другой. — Действительно, — пробормотала Макото. — А за кого Шинго-кун играл-то? Минако заглянула в журнал. — За Меркурий. Повисла неловкая пауза, в течение которой Ами собирала рассыпавшиеся ручки и пыталась закрыться журналом от остальных сенши. Затем Усаги вздохнула и печально сказала: — Все равно так нечестно. Почему он не играл за меня?