Сметая грани

— Ал! Альба! Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор! — кричал кто-то мне в самое ухо. — Альбус, это уже не смешно! Хватит, вставай! — плаксивым голосом ныл какой-то незнакомый парень, сидя рядом на коленях и тряся меня за плечо.       Он сказал Дамблдор? Кажись, ещё один фанат нашёлся. Сестрёнка Маргарет мне все уши летом прожужжала про Гарри Поттера. Гарри то, Гарри сё, ну я и решил почитать. Интересно, конечно, но немного бредово, если честно. В книге старикан с бородой ещё хоть как-то поддерживал пацана, а вот в фильме уже в открытую помыкал. Да и друганы его странные: нет, Гермиона у Эммы Уотсон, конечно, горячая девчонка, но совсем не то, что в оригинале. Рон в экранизации тоже подкачал, зато Снейп порадовал — превосходно обыграно, аплодирую стоя. А вот маразматик Дамби меня впечатлил, и не с лучшей стороны. Чего только стоит "мой мальчик"... Брр, я бы на месте мелкого Поттера уже на континент убежал, и не оглянулся бы ни разу. Мда-а.       А в целом, мне даже понравилось. Сводил потом сестру на пару вечеринок по поводу выхода премьеры восьмого фильма, повеселились знатно... Помню, куртка тогда ещё куревом пропахла, так папа скандал устроил, что Марго плохой пример подаю... — Ну Ал, не пугай меня, достал уже шуточками своими дурацкими, а ну вставай немедленно! — меня со злобой толкнули в плечо, и я промычал что-то невнятное, жмурясь от боли и пытаясь отпихнуть надоедливого нытика. Как так получилось?..       Чувак с пятого курса, Дэн, кажется, пригласил на тусовку в честь выпуска. Девчонки, выпивка, всё, как говорится, "в ажуре". Было круто, доливали за бесплатно, всё включено, цветные коктейли, шарики-фонарики и прочая мишура. А дальше всё уже немного размыто…       Когда перед глазами конкретно так поплыло, и я собрался-было встать с высокого табурета у барной стойки и поковылять к диванчику, откуда-то сбоку возник низенький мужичок неприятной наружности. Он был странновато одет и постоянно оглядывался, позвякивая золотистой подвеской, похожей на малюсенькие песочные часы, взятые в несколько блестящих колец. А, вспомнил! В моём пьяном мозгу тогда всплыла картинка Наземникуса Флетчера, этого фальшивомонетчика и подельника.       Мужичок поискал что-то в кармане пиджака и всучил мне какой-то пакетик: — На, держи.       Я икнул и с трудом выговорил: — За-а-чем?       Он воровато обернулся и посеменил вглубь коридора, бросив через плечо: — От мигрени.       Я только хотел покрыть незнакомца матовым загаром, кинуть в спину чёртову упаковку антипохмельного и гордо выкрикнуть, что мне и так неплохо, но его и след простыл. Меня остановил приступ резкой головной боли. Бармен понимающе кивнул и придвинул ко мне склянку воды, где я, плохо контролируя заплетающиеся пальцы, с бездумным видом начал разводить сомнительное лекарство. Чуть не облив себя содержимым склянки, я кое-как поднёс жидкость ко рту и залпом отпил половину, скривившись от неприятного вкуса.       Темнокожий князь бутылок, смахивающий на Кингсли Шеклболта, отложил в сторону полотенце, которым до этого протирал бокал для мартини, опёрся на стойку и сочувственно похлопал меня по плечу: — Не знаю, что он тебе там впарил, но лучше выпей до дна, пользы больше будет.       Я послушно глотнул последние капли раствора, ломая голову над странной надписью на порванной упаковке. Латынь, что ли? Чтоб ему, этому проходимцу, места мало было! Мир закружился в сумасшедшем хороводе и сильно накренился. Затем из-под седалища исчезла опора, а моя многострадальная головушка с глухим звуком встретилась с полом. Почему с глухим? Ну не знаю, пить надо меньше, а ещё лучше не принимать непонятных пачек с непонятным порошком от непонятных людей.       Вот оно как было-то.       А-а, так это бармен меня за плечо тряс? Тогда стоит подняться, а то в приличном питейном негоже на паркете дорогом валяться, в вытрезвитель заберут. Не-е, нам такого добра не надо.       Буквально соскребаю себя с пола, который вдруг успел стать неровным, покорёженным и вовсе холодным, как сырая земля. Расположившись вертикально, но всё ещё сидя, я забегал глазами в поисках мулата, но вместо него рядом лежал парень с золотистыми кудрями. Лежал он, держась за нос окровавленной рукой и подвывая что-то на одной ноте. Видно, я ему с размаху... Ну ничего, хирург поправит. — Эй... Ты только не ори так больше, ладно? А то нас обоих выгонят из... А где мы, собственно?       Я осмотрелся, силясь определить своё местонахождение. К моему удивлению, стойки за спиной не оказалось, а паркет тёмного дерева превратился в поросшую жимолостью и каким-то сорняком землю. Мы были на холме: внизу красовался берег озера, а чуть поближе, слева, — небольшой коттедж, облицованный то ли известняком, то ли просто светлым кирпичом. Позади — не слишком густой лес, поодаль виднелись косые крыши домиков: провинциальный городок.       Златовласка, как я сразу же обозвал нытика, начал подавать признаки жизни. Первое, что он сделал — заткнулся и с интересом уставился на меня, широко раскрыв глаза. — Чего тебе? Шёл бы домой, — буркнул я, усилием воли поставив себя на ноги. — Ал?.. Ал! — Не называй меня так, я тебе что, пёсик? Ал, Ал, — я причмокнул, — Ко мне, Ал, апорт! — начал заводиться я, тыча ему в лицо какой-то палкой, найденной на земле. — И вообще, я — Алекс, если уж на то пошло!       Нет, правда, Алекс Мидлтон, студент театрального факультета Риджентс Юни. Второкурсник, не отличник, конечно, но и не двоечник. Даже "А" как-то выстрадал, вместе с Гамлетом и его бедным Йориком. Не то, чтобы наша дряхленькая декан миссис Пинч была полностью довольна, но получилось тогда весьма эффектно. Коренной житель Лондона, прекрасный город, должен заметить, чудный. И "совсем не дорого"... — Ты поосторожней с этим, — пробормотал блондин, косясь на палку в моей руке, — Не игрушка же. — А-а?.. — я присмотрелся к деревяшке: а ведь и вправду, ручка с резьбой, а сама длинная, гладкая, без единой задоринки. Такими в фильмах колдуны размахивают.       Ой, что-то тут жареным запахло, чую, не к добру.       Я наклонился: — Как ты, ещё раз, меня назвал? — парень недоумённо поднял бровь, не особо спеша вставать с земли. — Хорошо, поставим вопрос по-другому. Каково моё полное имя? — Альбус… — я выжидающе кивнул, — Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, — дождавшись моего одобрительного кивка, произнёс он. — Ага… — пробормотал я, панически соображая, что делать дальше. — Кто я? — Волшебник. И мой друг, — уже более уверенно добавил блондин. — Уверен? Ладно, тогда и ты представься.       Он прокашлялся: — Геллерт Грин-де-Вальд.       Тот самый, чтоль? — И ты совершенно не удивлён, что твой, как ты выразился, друг, вдруг ни с того, ни с сего тебя забыл? — Нет, — он пожал плечами, — Ты сам предупреждал меня, что первое время можешь вести себя слегка... Необычно. — Ага… — я нахмурился, — А что же мы такое делали?       Парень наконец-то встал и шаткой походкой прошёлся по земле, подбирая свою палочку из зарослей кустарника неподалёку: — Аппарировали. Ты, если честно, так мне и не объяснил всей сути, зато оставил свиток с описанием идеи. Что-то вроде обратного Акцио, насколько я понял… — он сделал неопределённый жест рукой в воздухе.       Блондин порылся в кармане синего блейзера, бросил мне свёрнутый в трубочку пергамент и дал пару минут осмыслить ситуацию. То есть я, волшебник, сотворил никому неведомую муть и поэтому умер? Или опять таки, я, только нормальный, выпил какую-то муть и поэтому… Но, так или иначе, всё сводится к моей смерти, как я посмотрю. Я развернул пергамент и бездумно уставился в незнакомый мне почерк:       Цель этого эксперимента, как и многих других, — заполучить так называемые “Дары Смерти”: Бузинную палочку, Мантию-невидимку и Воскрешающий камень. В ходе эксперимента будет использована теория Обратного Призыва Предмета, разработанная мной совместно с Геллертом Грин-де-Вальдом в процессе исследования гипотетических возможностей представителей расы магов и волшебников.       Суть теории заключается в следующем предположении. В момент использования заклинания “Акцио” с помощью направленного выброса энергии вместе с нарицанием требуемого предмета, происходит взаимодействие между субъектом и объектом заклинания, вследствие чего предмет перемещается к заклинателю. В таком случае вполне резонно заметить, что возможно обратное действие данного заклинания, вследствие которого именно объект будет иметь более весомое положение при балансировке энергии и, соответственно, “притягивать” к себе субъект. Иными словами, заклинатель будет перемещён к предмету, а не наоборот.       Так же теория опирается на основополагающие принципы аппарации, а именно: Нацеленность, Настойчивость и Неспешность. Главным элементом, подтверждающим теорию, является именно Нацеленность — детализированное представление места, в которое заклинатель намерен переместиться. Таким образом, можно предположить, что детальное представление объекта даёт возможность нацелить высвобождаемую в момент аппарации энергию не в место перемещения, а на конкретный предмет.       Однако, есть и прогнозируемые побочные эффекты, такие как расщепление в момент перемещения, что возможно в трёх ситуациях: если объект находится слишком далеко от субъекта, если энергетическая масса объекта меньше или равна таковой у субъекта, или же если теория недействительна в силу недостаточного обоснования, чего ни в коем случае нельзя исключать. Вследствие расщепления “душа” и сознание заклинателя перемещается отдельно от тела, и в эту долю секунды тело способна занять другая “душа”, по неизвестному стечению обстоятельств осуществившая перемещение ровно в тот же момент. Процесс вероятно необратим.       В общем и целом, много смутно-знакомых слов и загадочно-непонятных терминов. Судя по всему, произошло именно описанное в тексте “расщепление”. И это, кажется, надолго. Точнее, навсегда.       Я поспешно скрутил свиток и спрятал в кожаный портфель. Неизвестно, откуда взялась такая уверенность, но я точно знал, что он мой. Ну, вернее, Альбуса Дамблдора. Закрыть его вышло только с четвёртого раза. Серебристая пряжка всё никак не хотела поддаваться дрожащим пальцам. Рассеянно осмотревшись, я закинул портфель на плечо и судорожно вцепился в лямку, от чего костяшки побелели,а ладони болезненно заныли. Зато теперь хоть руки не трясутся. Я поднял глаза на новоиспечённого “друга” и улыбнулся как можно доброжелательнее. — Проведёшь до дома?       Получилось плохо: помятый вид и нервное натянутое выражение лица вряд ли располагают к доверию. Блондин выгнул бровь и недоверчиво на меня покосился, но согласно кивнул и махнул рукой, приглашая следовать за ним.       Протоптанная в низкой сухой траве тропинка привела нас к тому самому домику из известняка. Простенький кое-где покосившийся заборчик, пара грядок и так не кстати высаженные на углу розы, что словно ластились к жилищу, прильнув к стене, найдя в ней опору, и поднявшись до второго этажа; они будто заползали в приоткрытое окно с тонкими синими ставеньками — остальные на фасаде были выкрашены белым, визуально отделяя захудалое окошко. Калитка без затвора, жалобно скрипнув, пропустила нас на передний дворик, сплошь и рядом поросший полынью, и только загадочная роза невольно притягивала взгляд, оставаясь неестественно-ярким пятном и единственно-нетронутым сорняком растением. Добротная дверь была открыта настежь. — Что, до комнаты сам дойдёшь-то? — насмешливо бросил Геллерт Грин-де-Вальд, ухмыляясь. —Да-а, спасибо, что довёл, — немного растерянно протянул я. — Я зайду за тобой завтра, если хочешь, — неожиданно предложил он. — И, если вдруг провалы в памяти, у тебя есть дневник, найди и почитай.       Я уверенно закивал головой, вновь насильно растянув губы в убедительной улыбке: — До завтра!       Воздух в доме был густой, пропитанный запахом старины и почему-то травяного чая. В ярких лучах медленно заходящего солнца, пробивавшегося сквозь кружевные занавески, пылинки танцевали замысловатый танец. В глубине комнаты тихо играло фортепиано. Заслышав голоса, я машинально поприветствовал выбежавшую мне навстречу женщину, на что она только заломила руки, буркнул что-то нечленораздельное угрюмому пареньку и прошествовал к лестнице.       Узенький коридорчик вёл мимо четырёх одинаковых дверей к мезонину. Мысленно благодаря хозяев за предусмотрительность, я бездумно всматривался в аккуратно выведенные на дереве имена. Напротив надписи “Ариана” я остановился и, словно следуя давней привычке, постучал и тут же вошёл, прикрывая дверцу. Так же автоматически приблизился вплотную к сидящей на кровати девочке лет тринадцати, бережно сжимающей в руках плюшевую игрушку, наклонился и легко коснулся губами её щеки в качестве приветствия. Так же бесшумно выпрямился и покинул помещение.       Только дойдя до “Альбус” я неуверенно глянул по сторонам, распахнул дверь и проскочил внутрь, молясь, чтобы хлопок не был слышен на первом этаже. Ключ послушно провернулся и щёлкнул, позволив мне с немым стоном сползти на дощатый пол, зарываясь руками в волосы и с силой их оттягивая. Незнакомые странные люди. Замысловатые старые выражения и фразы. Сохранившийся ещё вероятно, со времён королевы Виктории, домишко. Волшебство. Магия.       Я нервно хихикнул, уже не в состоянии встать от разбиравшей меня дрожи, — то-ли от внезапного веселья, то-ли от сквозняка, то-ли ещё от чего — и на четвереньках подполз к кровати, заваливаясь всем телом, не удосужившись ни снять с плеча сумку ни стянуть ботинки. Магия? Бред. Тебе бы проспаться не помешает. А всё почему? Пра-авильно, меньше надо пить. Вот сейчас закрою глаза, а очнусь дома, или, на худой конец, в вытрезвителе… С такими мыслями я ещё пару раз перекатывался с боку на бок в попытке устроиться поудобнее и вскоре забылся беспокойным сном, вздрагивая от каждого шороха.