Всё возможно

      Затяжной дождь настукивает по стеклам мотив унылой осенней песни, застилает окна так, что видна лишь размытая серость, - настолько он густой. Все снаружи словно тонет в его потоке тихо, смиренно.       В комнате Инквизитора, напротив, жарко и душно, воздух раскален и сух, как в безжалостной песчаной пустыне. Все вокруг будто остановилось, затихло, окаменело… Ирэн Тревельян стоит у камина, обхватив себя руками и опустив голову, - так можно не смотреть на него.       - Но… почему? – после длительного, тяжелого молчания, разлившегося по комнате свинцом, спросил Железный Бык. В его голосе, спокойном и уверенном, все же прозвучал вызов, требующий ответа.       Как? Как объяснить ему, что она устала от своей неискренности, что не может больше выносить его преданный взгляд и произносимое тихим стоном одновременно и почтительное, и страстное «Кад-да-ан»?       Кадан. «Чему принадлежит мое сердце»… Давно уже не принадлежит. Да и не принадлежало никогда.       Бык, наверняка, об этом догадывался, возможно, он знал о ее чувствах даже больше, чем она предполагала. Поэтому сейчас ему было интересно, какой она использует предлог. Но все, что удалось произнести Тревельян под испытующим взглядом агента Бен-Хазрат, было «Прости. Не могу».       Вспомнилась ночь, когда Бык восхитился ею:       - Столько времени, а ты ни разу не сказала «като».       Возможно, тогда и следовало сказать «Стоп. Хватит». Или, например, стоило воспользоваться моментом, когда советники, заставшие их врасплох в одной из комнат таверны, предположили, что это мимолетная интрижка. А, может быть, нужно было все прекратить еще до того, как она убедила себя сделать для Быка ожерелье кадан.       Но Тревельян решила расстаться со своим любовником только сейчас, спустя месяц после победы над Корифеем. Поняла, что невозможно заполнить пустоту самообманом. В ее душе был свет, но он погас: Ирэн ощутила это, бродя по опустевшему атриуму, который периодически посещала, чаще всего перед сном. Книга, раскрытая на той же странице с пометками на эльфийском, глиняная чашка с ободком от чая, который так не любил бывший обитатель атриума… Все вещи сохранили свой порядок, но само помещение вдруг показалось ей каким-то совсем другим: заброшенным, темным. И тогда Ирэн охватило глубокое отчаяние, и все дальнейшее представилось бессмысленным – Тревельян, закрыв лицо руками, упала на стул и сидела так долго, не в силах подняться, словно что-то тяжелое давило на нее…       Едва за Быком захлопнулась дверь, все вокруг вновь вернулось в движение, медленно набирая свой темп: заплясал, звучно потрескивая, огонь в камине, изумительным переливом заиграл свет на гравированных кубках с недопитым вином, привычно закружились по комнате неуверенность, грусть и вина. Расставание никогда не бывает красивым, но лучше один раз причинить боль, чем постоянно лгать и себе, и ему. В конце концов, Бык заслуживает честного к себе отношения.       Так будет лучше.       Так будет правильно.       Като.