Не беги от неизбежного

Ее ладонь такая мягкая и теплая. И с каких это пор я обращаю внимание на такие мелочи? Раф бьет мелкая дрожь, я чувствую ее страх. Девушка нервно всхлипывает, старается это делать тихо и незаметно. Но мне не нужно напрягаться, чтобы знать такие очевидные вещи. Поток воздуха, который врывается через лобовое стекло развеивает запах ее крови, что к лучшему. У меня стальная выдержка в этом плане, но ее кровь пахнет по-другому. При одной мысли о том, что она поранилась, и я не смог ее защитить, когда так был нужен, меня передергивает. Это странное, но такое знакомое чувство, которого я не ощущал уже несколько лет. Словно внутри меня зародился какой-то огонек, который я так давно добровольно потушил, и который толкает меня снова жить... Глупо говорить о жизни, когда ты уже как 190 лет мертв... Всю дорогу я думал о том, как незаметно проскользнуть в школу, при этом не выдав свою сущность Раф. Но все оказалось куда проще. Когда мы подъехали к школе, то на ее территории уже стояли две полицейские машины и одна скорая. Я опустил стекло и напряг слух. — Девушка пропала около одного часа назад... Да, сейчас же сообщим ее родителям. — Будет лучше, если об этом инциденте никто больше не узнает. — Записывайте... Бриджит Финч... Да, пропала без вести. — Конечно же, мистер Финч, поисковый отряд уже отправлен. — Девушка была лидером группы поддержки. Да, мы сделаем все возможное... Надеюсь, мы найдем ее живой. Соседний лес весьма опасен. Да что б ее! Снова она вышла на охоту. Сколько повторять ей, чтобы держала своего питомца при себе... — Сульфус? Что там происходит? — Раф взволнованно посмотрела на меня. Я крепко сжал руль от злости. — Ничего. Идем. — Кто-то пропал? Как она услышала? Я ошарашенно уставился на нее, но тут же опомнился, схватил за руку и повел в корпус, пока это можно было сделать незаметно. Как-то она мне призналась, что необычная, но в чем заключалась ее "необычность" я до сих пор не мог понять. Единственное, в чем я был уверен, так это в том, что она — не человек. Также, после сегодняшнего происшествия, я уверен в том, что я должен ее защитить, позаботиться о такой хрупкой и ничего не знающей об этом жестоком мире девушке. В ней есть что-то, что притягивает меня к себе, из-за чего я в огромном шоке, потому что такого просто не может быть! Эти чувства мне нравятся и одновременно пугают. Я должен разобраться во всем, прежде чем делать шаг навстречу. Мы подошли к ее комнате, все это время я придерживал ее, потому что Раф еле двигала ногами. Она выглядела подавленно, я просто не мог позволить ей сломаться психологически. Поэтому прибегнул к своей силе внушения. — Спасибо, — это все, что она смогла выдавить. Когда Раф открыла дверь, чтобы войти в комнату, я поймал ее за руку и прижал к стене, заглядывая в глаза. — Сейчас ты примешь душ, избавишься от вещей, которые на тебе и пойдешь спать. Все что произошло, все сон. Твое свидание прошло хорошо, но ты поняла, что Фил — не тот, кто тебе нужен. Раф повторила все в точности также, как я ей и сказал. Смотреть на это было неприятною. Я совсем не хотел использовать внушение на ней, но это для ее же блага. Когда ее спина скрылась за дверью, я решительным шагом направился в комнату Вероники. Предстоял серьезный разговор...

***

— Прекрати! Пожалуйста, отец! — я вцепился в его крепкую руку, избивающую мать. — Исчезни, щенок! — он с силой швырнул меня в угол. — Сульфус, сынок, иди на улицу. Все будет хорошо... Красные от слез глаза, опухшее лицо, синяки по всему телу — такой я помню свою мать. Но она всегда улыбалась и оставалась сильной. Я всегда хотел быть похожим на нее, даже после ее смерти... Когда я вернулся домой, то еще на пороге услышал рыдания и крики отца. Он в очередной раз избивал ее. Я тут же расплакался из-за своей беспомощности, от того, что я не могу защитить маму. Тогда мне было всего лишь шесть лет. Я решительно ворвался в дом, чтобы снова сделать попытку остановить его, но было поздно... На моих глаза отец разбил табуретку о голову моей мамы, а та в свою очередь бездыханно упала на пол. Я замер, боясь шевельнуться. Но через мгновение уже крутился у безжизненного тела матери, пытаясь разбудить ее. Я рыдал во весь голос, звал ее так громко, как только мог. — Мама! Мамочка! Проснись, пожалуйста! Открой глаза, прошу тебя! Я растягивал ее губы в улыбке. Ведь она всегда улыбалась даже тогда, когда папа ее бил, но не сейчас. — Умоляю тебя!!! Посмотри на меня хотя бы разочек, мамочка, мамуля... Произносить слово "мама" я стал уже сиплым голосом. Но все равно не прекращал этого делать. Я до последнего верил, что она спит и вот-вот откроет глазки, но этого так и не произошло... — Не оставляй меня одного!!! Хоть мой голос и сорвался, я все продолжал надрываться в надежде, что она меня услышит. Под ее головой начала образовываться лужица крови, из-за чего я подскочил и попятился, понимая, что она больше никогда не откроет глаза. Я врезался в отца, которого била дрожь, и на мгновение мне показалось, что он напуган. Но тут же его взгляд стал холодным, и он сделал попытку схватить меня. Но поскольку я был маленьким и шустрым, то увильнул от его рук и выскочил на улицу. Я понял, что здесь мне делать нечего и рванул со всех ног, куда глаза глядели. Я слышал, как он что-то кричал мне с порога, но мне было все равно. Я бежал наобум, потому что пелена слез не давала разглядеть дорогу. Уже темнело, а вокруг лежал снег. Я вбежал в гущу леса и только тогда остановился, припав к стволу дерева. Я опустился на землю и обнял себя за колени, продолжая плакать. Вот так я провел свое детство: в горе, в слезах, в муках, холоде и голоде. Единственной моей опорой была мама, и та меня оставила. Отец никогда не любил ни ее, ни меня. — Мамочка... М... мама... Вернись... Я уронил голову на колени, сотрясаясь от холода и вздрагивая от плача. Я вспомнил песенку, которую она мне пела на ночь и начал напевать мотив. Я почти уснул, когда услышал вой волка. Уже была ночь. Мои ноги промокли, а сам я продрог до нитки. Вскочив на ноги, я снова бросился бежать. Никогда не посещая этот лес, трудно было найти дорогу. Поэтому я бежал, сам не зная куда. Что мне еще оставалось делать? У меня никого не осталось, остается только умереть... Ближе к утру я вышел к какой-то чужой деревне. Сил не осталось совсем, ноги не слушались. Я вошел в улицу, где туда-сюда сновали люди с ведрами, чистили тропы и таскали сено, а с двух сторон от дороги располагались хижины. В глазах неожиданно потемнело, и я рухнул лицом в леденящий снег. Спустя какое-то время я пришел в себя. Вокруг было уютно и тепло. Рядом со мной сидела девчонка чуть старше меня и удивленно рассматривала мое лицо. — Тебе чего? — спросил я шепотом. — Мам, кажется, он пришел в себя. Ко мне тут же подошла красивая женщина с теплыми руками и потрогала мой лоб. — Лисса, не мешай мне и не приставай к мальчишке. Тебя как зовут? — М-меня Сульфус, где я? — Ты в деревне Безымянка. Тебя нашла моя дочь, ты лежал на окраине деревни без сознания. Ты потерялся? — Нет. — Я попытался встать, но тело не поддавалась. — Не пытайся сейчас встать. Ты слишком слаб. Лисса подошла и протянула кружку с теплым молоком. Когда я выпил, мне заметно полегчало. — Сульфус, это — моя дочь Лисса. — Женщина притянула рыжую девочку к себе. — Меня зовут Беатрис. Так как ты сюда попал? Вход в деревню один — через лес. Но не мог же такой маленький мальчик, как ты, преодолеть его в одиночку. — Мог, — буркнул я. — И что же тебя сюда привело? — спросила Беатрис, присаживаясь рядом. — Ничего. Я случайно здесь. Сейчас я уйду. Я снова попытался встать, но упал, когда ноги коснулись пола. — Ты никуда не пойдешь, по крайней мере, пока не восстановишь здоровье. Забирайся снова под плед. С того момента я так и остался жить у Беатрис и Лиссы. Они стали мне второй семьей. Лиссу я считал старшей сестрой, а Беатрис звал мамой. Они заботились обо мне, как о родном человеке, за что я им постоянно выражал свою благодарность. Через два года я узнал, что моя родная деревня сгорела. Но во мне не вздрогнула ни капля сожаления или грусти. Было все равно. Я даже как-то обрадовался той мысли, что отец мог сгореть заживо. Единственное, что тревожило меня, похоронил ли он мать... Свою историю детства я так никому не рассказал, да и Беатрис не давила. Лиссе, кажется, было все равно. Но мы с ней очень сдружились. Мы вместе играли и помогали маме по дому. Я защищал ее от мальчиков, которые ее дразнили, а она готовила для меня вкусные лепешки. Иногда мы претворялись мужем и женой. Мама шила нам куклы, это были наши дети. Она во многом была похожа на меня: лазила со мной по деревьям, соревновалась в игре, кто дальше бросит камень и прыгала весной по грязным лужам. В деревне каждый знал меня в лицо и все любили. Я нашел свое место, своих людей. Все это помогло мне забыть о прошлом. Вернее, эти люди вернули мне желание жить. Так пролетело еще пять лет. Когда Лиссе исполнилось пятнадцать, она стала шить рубахи, и у нее это отлично получалось. Так мы зарабатывали на жизнь. В свободное время я слушал ее сказки, которые ей рассказывали подружки, а после рассказывал их вечером маме, когда та доила коз. Мальчишки постарше дразнили меня "девчонкой", потому что я почти ни с кем из ребят так хорошо не общался, как с Лиссой. Но сестра всегда мне говорила, что это не так, и я верил ей. Когда мне исполнилось пятнадцать, я стал помогать соседним семьям колоть дрова, таскать из лесу ветки и носить ведра воды, за что получал копейку. В это время Лисс было семнадцать, она стала женственной и высокой, но мы все так же продолжали крепко дружить. Хотя я всегда думал, что если Лисса вырастет, то перестанет со мной общаться, потому что у нее появятся другие увлечения и ей будут интересны "девчачьи штучки". По сравнению с ней, я был коротышкой, но крепким. Поэтому всю тяжелую работу по дому выполнял я. Беартис, Лисса и я сильно заботились друг о друге, поэтому наша семья была очень крепкой. Я никогда не ощущал себя чужим или лишним. Почему у Лиссы нет отца я также спрашивать не стал, как и она о моем детстве. Зачем тревожить крупные раны? — Лисса, а ты всегда будешь со мной? — Конечно, братик. Ведь я люблю тебя, — отвечала она, немного смущаясь. И при этом не переставала улыбаться, так же, как это делала моя мама. — Я тоже люблю тебя и маму. Я буду всегда беречь вас и никогда не дам в обиду. Время шло. Спустя год Лисса все равно покинула нас... Было лето. Я косил траву, а Лисса собирала ее на повозку и отвозила в сарай. В очередной раз, когда она везла маленькую тележку с травой к дому, я услышал ржание лошадей и крик сестры. Я тут же бросился к ней, уронив косу. Беатрис стояла и молча плакала, прижимая к себе маленький мешочек. На одной из лошадей я увидел рассерженную сестру. — Пусти меня, урод! — Поздно, теперь ты моя. Этот напыщенный индюк и еще пара, сопровождающая его, направились в сторону леса, забирая с собой Лиссу. — Мама, что происходит? Почему Лисса уезжает? Она уткнулась мне в плечо(ведь спустя год, я все-таки вырос, обогнав всех жителей деревни и возмужал) и разрыдалась еще сильнее. Мне пришлось обнять ее, чтобы успокоить. — Моя девочка... — всхлипы все продолжались. Я смотрел на удаляющие силуэты лошадей и ничего не мог понять. Из рук матери выпал мешочек, и что-то звонко брякнуло о землю. Я до сих пор помню измученные глаза матери, что не спала ночами, волнуясь за Лиссу. Да я и сам места себе не находил. Через месяц я начал собирать вещи, чтобы отправиться в город за Лиссой. Ее купил тот толстый человек и увез в публичный дом, чтобы торговать ее телом. В мешочке лежало столько денег, что хватило бы на целый год житья. Я разделил их пополам и отправился в дорогу. — Не оставляй меня, сынок. Ты — единственное, что у меня осталось. — Мама, не волнуйся. Я вернусь вместе с Лиссой. Когда я уходил, то и подумать не мог, что вижу ее в последний раз...