Кошки-мышки

      Молодой Бьякуя ужасный зануда. И когда он только перерос в такого?       Йоруичи ясно помнит того забавного юнца, всякий раз краснеющего при встрече носом с ее грудью и вспыхивавшего, точно порох, по любым мелочам. Ныне же его Величество Фейерверк взялся за ум, попытался запихнуть свой дрянной характер в потайную коробочку, уроки по дзанзюцу стал поровну делить с чтением философских трактатов, и совсем забросил озорные игры с одной весьма настырной особой.       ― Ага-а! Гаденыш решил по-тихому отсидеться? ― находит наследника без труда зоркая Богиня скорости, запрыгнувшая на крышу врат поместья Кучики.       Бьякуя сидит с книгой под раскидистой старой сакурой, утопавшей в цвету и склонившей ветви от такой тяжести чуть не до земли. Вид у него безмятежен, требуемая осанка идеальна, но простая форма студента Академии синигами убивает в нем весь прирожденный лоск. Йоруичи хмыкает и, тут же задумав проказу, сужает лукавые глаза: она бы добавила красок к белому… Запустила бы в деланно чопорного молодого аристократа шариком грязи, или «невзначай» пролила бы на него сотейник васаби, или раскидала бы арбузных долек ему на пути ― вариантов вывести этого недотрогу из себя у нее по-прежнему тысяча. Пущай встряхнется, ну.       Капитан Второго отряда сбрасывает с себя хаори, чтобы не привлекать внимание белым пятном, и тенью юркает в густой, весь розовый ныне, сад Кучики. Йоруичи мелькает меж черных стволов, сливаясь с ними своей униформой да смуглой кожей. Ее волосы по-прежнему коротки, и не выдадут ее случайной заколыхавшейся волной прядок. У командира разведки все продумано до мелочей, даже скинутые туфли, которые она оставила рядом с хаори. Цепкие, лишенные излишних тряпок, пальцы на руках и ногах ей чрезвычайно нужны, в особенности, в прогулках по деревьям.       Йоруичи уже прыгает с ветки на ветку, точно обезьянка, хоть ей больше по нраву ассоциации с кошкой. Она пантера. Гибкая, ловкая, быстрая, тихая, настоящая хищница. Она неотрывно следит за выбранной добычей с высоты, и ее сощуренные от азарта охоты глаза опаляют смоляную макушку младшего Кучики жадным взором.       «Ммм, пахнет вкусно», ― ползет эта «пантера» по вертикали ствола старой огромной сакуры; она держится превосходно: коготками перебирая кору сантиметр за сантиметром, а стопами шагая, будто по обычной дороге. Да, она кошка, настоящая, которую не волнуют ни трудности, ни преграды, коль уж завидела аппетитного птенца. Йоруичи облизывается от одной этой мысли. Не упускает из виду белоснежных изящных пальцев, что спокойно листают страницы в книге и чуть мешают своим шорохом острому слуху ловить мерный стук молодого сердца. Бьякуя совершенно расслаблен, а значит, сейчас наступил идеальный момент, чтобы…       ― Бу!!! ― Йоруичи свисает с ветки вверх тормашками.       Мелкий паршивец даже в лице не меняется, не тешит гостью ожидаемым сердечным приступом или хотя бы банальным: «А-а-а!!!»       ― А, это ты, драная кошка, ― вместо сотни эмоций он просто спокойно переворачивает очередную страницу. ― Не пошла бы ты прочь?       ― Я тож люблю тебя, малыш, ― усмехается Йоруичи: то, что ее прозвище по-прежнему слетает из его уст, означает, что не так уж он равнодушно относится к ее появлению. Да и правда это, она любит этого засранца.       Она спрыгивает с ветки в траву, похваставшись превосходным сальто, и, призывно выгнув бедро да выпятив грудь, в такой завлекательной позе застывает перед студентом. А тот не ведется.       ― И чего пишут? ― нагло сует свой нос в учебник Йоруичи, совершенно не заботясь о том, что в спонтанном поклоне ее грудь едва не вываливается из узкой формы. Так задумано.       Бьякуя проводит пальцем по столбцам иероглифов, что-то собирается сказать, но, видимо, передумав, тут же мотает головой и поднимает взгляд на Йоруичи. В его серых глазах плещется знакомое нахальство, но смотрит подросший Бьякуя без стыда и прямо в ложбинку в декольте формы нагрянувшего с визитом капитана.       ― Похоже, я начинаю любить кошек, ― усмехается парень, ― если, конечно, эти кошки не баканэко, любительницы пожирать неугодных им мужчин? Здесь, в истории японского фольклора, ― кивает он на книгу в руках, ― много рассказывается о подвигах вашего брата.       ― Хммм? ― Йоруичи тянет масленую лыбу еще больше. ― Если будешь вести себя хорошо, то, может, я и пожалею твою мордашку.       У осмелевшего мальчонки, похоже, разом прорезаются зубки, остроумие и, пусть еще и неуклюжее, но занятное чувство флирта:       ― Ну, а если я не желаю вести себя так, как угодно драной кошке? ― упирает он прямой взгляд в золотые очи. ― Или не могу? Или не умею?..       Йоруичи гортанно хохочет.       ― Не можешь — научу, не хочешь — заставлю, не любишь — я все равно не отстану от тебя. Если я — драная кошка, то ты — моя мышка, и вечность нам не бегать наперегонки…       Молодой Кучики интересный. Он уже не мальчик, но и не мужчина еще, он уже не тот, норовящий все поджечь на своем пути, костер, а свеча с плавно танцующим пламенем. Он не обжигает, пока, но губы и горло ласкает стойким теплом.       ― Ты такой зануда, ― отлепляется от его уст Йоруичи, ― но, похоже, книжки приносят тебе пользу не меньшую, чем мои уроки.       ― К слову об уроках, ― Бьякуя загодя сильнее стискивает в своих руках талию Йоруичи, ― кто там говорил, про конец нашим гонкам? Я бы охотно поразмял мышцы.       ― Ммм, думаешь, если держишь Богиню скорости, то уже сразу победитель?       В один миг в руках у Бьякуи остается лишь ее форма, а на ветке оказывается черная кошка.       Бьякуя рыкает тихонько, но мотает на ус, что свою «цикаду» ему еще совершенствовать и совершенствовать. Пройдет всего каких-то пара-тройка месяцев, и он обязательно и тут победит свою наставницу, а пока он по-прежнему лелеет мысль обойти ее в сюнпо.       Кучики срывается с земли на уже удалявшийся хохот капитана Шихоин, которая молнией кинулась убегать по облакам в закат…       Ни один из заигравшихся еще не знает , что уже с зарей это их привычное шутливое противостояние оборвет столетие: именно сегодня ночью Айзен проведет свой роковой эксперимент.