Решение Майкла

Я правда, правда не знаю, как это случилось. Все, что я знаю — когда это случилось. Прошел месяц с того дня, как все кончилось и я думал что у нас теперь будет безмятежный штиль. Если я и пытался сказать, почему это случилось, то на самом деле я всего лишь строил догадки. Это просто был затяжной процесс, длившийся годами. Я лгал, она лгала. Я изменил однажды; она изменила около десяти тысяч раз. Но она была неблагодарной. Я всегда проверял, есть ли у нее деньги в банке. В доме всегда был хлеб и молоко и дети всегда были прилично одеты — не в лохмотьях, не в свитерах, похожих на драные мешки. Мы ссорились по какому-то поводу. Я даже не помню, в чем чертова суть, блин, не спрашивайте меня об этом. Я не помню даже, как ехал к Фрэнку. Должно быть, я гнал чертовски быстро, потому что всего десять напряженных минут прошло между поездкой от моего дома до его особняка на холме, на Уиспимаунд Драйв, если быть точным. — Знаешь, однажды, я думаю, сегодня, все нахер затрещало по швам. Я всегда любил мою жену, но она еще тогда знала, да и сейчас в курсе, как все испортить. Ну, я думаю, что мы начинали не так уж и плохо. Я был жуликом, сутенером, дилером, и все потихоньку катилось к черту. Мне нечем гордиться. И все это дерьмо, в котором я бывал… я…я… —Я заикался, даже не зная, как это сказать. Я никогда не ощущал такой потери в моей жизни. И сейчас я сидел на довольно уютном диване Франклина, не имея ни малейшего понятия о том, что говорить или делать. Это существование было гребаным дерьмом. Я бы никогда не пожелал такого моему злейшему врагу. Ну, врагам. —Майкл, — начал Франклин, вставая за очередной бутылкой пива и стараясь при этом сохранять зрительный контакт, — я знаю, что это все хреново, но если во всем виновата твоя жена, значит так оно и есть. Все, дело закрыто. Если ты уверен, что ты перепробовал все, чтобы спасти ваш брак и ты можешь выходить на улицу с чувством, что ты действительно пытался, значит все кончено, — он закончил, доставая бутылку Пибвоссера из холодильника.  — С каких это пор ты заделался психоаналитиком, парень? — спросил я.  — А разве ты не сам говорил, что каждый житель этого города тот еще психолог?— Он улыбался, пытаясь улучшить мое самочувствие. Я оценил это. Этот парень, Фрэнк, был мне большим сыном, чем мой собственный. Я не говорю сейчас, что не люблю Джимми, но Франклин ближе к той личности, которую я хотел бы видеть в Джимми. Терпеть не могу эту мысль. Вообще ненавижу себя за такие мысли. Однако в ней что-то есть.  — Ты прав, но я еще не готов просто взять и сдаться, понимаешь?  — Не понимаю, — промычал он, в надежде, что я не услышу. Я слышал.  — Иногда у меня появляется чувство, что мне просто нужно уйти. Куда-нибудь подальше, — я был предельно честен, — но в других случаях, как сейчас, например, я просто понимаю, что не могу сделать этот шаг. Я все еще люблю ее, — а сейчас я пребывал в состоянии растерянности. Не очень- то хорошо быть маятником на пике эмоций. Я бы не пожелал этого самому опасному врагу. Ни Мадрасо, ни Хейнсу (хотя он мертв), никому. И перед тем как ты успеешь что-нибудь сказать, ты уже сказал это. Франклин ответил рационально:  — Майкл, все зависит от того, насколько сильно ты ее любишь. Я имею в виду, любишь ли ты ее точно так же, как в день вашей свадьбы? Или любишь ее, потому что она мать твоих детей? Или как друга, с которым вы прошли через многое дерьмо вместе? — Клинтон протянул мне пиво.  — Я люблю ее как…как… —у меня не было ответа. Я люблю мою жену как… Черт, я не могу закончить это предложение. Надо его повторить, может поможет.  — Я люблю мою жену как… Черт, я вообще люблю мою жену?  — Мужик, я не знаю. Но если ты колеблешься в таком вопросе как этот, то я даже не знаю, что тебе нужно сделать, чтобы сохранить брак. Тебе она хоть нравится? Вот за что я любил Франклина: он всегда мыслил здраво. Он взвешивал хорошие, плохие, отвратительные, индифферентные решения и приходил к логичному выводу за доли секунды. Это было качество, которого мне нужно бы побольше.  — Я ее не ненавижу.  — Но ты ее не любишь? Это прозвучало как звон утверждения, даже факта в моих ушах. —Нет, — неуверенно ответил я даже не задумываясь, но все еще озадаченно.  — Я имею в виду, тебе она нравится как человек?  — Да, но я думаю, что я влюбился в нее много-много лет назад, — эти слова, такие непривычные, служили неплохим выводом.  — Тогда что останавливает тебя от развода?  — Я без понятия. —Это деньги? — спрашивал он как всегда разумно. —Нет, я не беспокоюсь по поводу денег, —сказал я, делая глоток пива. Это было полуправдой. Она могла бы взять половину и у меня все еще оставалось достаточно, чтобы заниматься любимыми делами. —Тогда что же, мать твою, останавливает тебя? —Я думаю, это из-за детей. —И как это Джим и Трейси препятствуют разводу? —Я не знаю, —-я не мог даже назвать причину. —Нет, ты знаешь. —Я хотел бы, что у моих детей была прочная семья, — выпалил я. Я уже знал, что сморозил глупость, как только это сказал. —Прочная семья, прочная семья! Твоим детям за двадцать и они собираются переехать и начать новую жизнь. —Ты прав, —признал я. Он был прав. —Я знаю, что я прав, —самодовольно ответил Франклин, — я считаю, что ты просто любишь мучить себя. —Я же не мазохист, — начал я, занимая оборонительную позицию, —я просто не хочу усложнять свою жизнь. —Майкл Де Санта, это гребаная ложь и ты, черт побери, знаешь это, — опять начал он. —Господи Боже, я…  — Нет, я собираюсь закончить это, — он смотрел на меня прямо, напоминая строгого директора, отчитывающего ребенка. —Было много, очень много возможностей избежать проблем, избежать боли, хотя бы с тех пор, как я тебя знаю. Ты мог просто снова взять во владение эту машину, но ты этого не сделал. Ты мог бы не сносить дом этого мексиканца с проклятого холма, но ты этого не сделал. Когда Тревор второй раз заявился к тебе в дом, ты мог бы прикончить его. Но ты этого не сделал. Я почувствовал, как мои ладони вспотели, когда он изложил все факты и доказательства, прямо как прокурор в Северном Янктоне. Вероятно, в другой жизни Франклин был адвокатом. Я постарался запихнуть себя поглубже в диван, слушая льющиеся потоком факты, обращенные ко мне и к воображаемым присяжным.  — Ты мог бы просто ограбить ювелирный и все. Ты мог бы избежать похищения этими китайцами и позволить Тревору решить все проблемы самому. Ты, мы, могли бы оставить Федеральное Хранилище, не трогая того ублюдка, но мы не сделали этого. Затем я и ты, мы, убрали всех подонков, которые стояли у нас на пути. И после всего этого, Майкл, последняя вещь, которую ты сказал, была о том, что ты хочешь сделать свою жизнь более легкой и менее болезненной!  — Ну, а разве развод не сделает мою жизнь легче? —Черт, я не знаю, но сделает ли развод твою жизнь сложнее? — он поставил вопрос ребром. Я решил, что нашел ответ.  — Нет, я думаю, что нет.  — Ты думаешь, что нет. Думаешь, что нет. Майкл, это является фактом. Я спросил, любишь ли ты свою жену. Ты ответил, что нет. Я спросил, нравится ли тебе твоя жена, и я получил какое-то дрянное «да». —Это все дерьмо — то еще безумие.  — Ну тогда что ты думаешь, будет лучшим для твоего психического здоровья? Что, — я начал срываться на крик, кровь вскипела, — значит психическое здоровье, мать твою за ногу?  — Да черт, мужик, откуда я знаю. Но это дерьмо точно не то. Если бы ты был в своем уме, ты бы не рыдал здесь и сейчас, — он слишком громко рассмеялся, но я осознал, что должно быть, порядком расшатал его нервы этим спором. Впрочем, мне было плевать.  — Наверное, я больной! — вскричал я.  — Да, ты больной, но и я недостаточно здоров, чтобы слушать твою жалкую старую задницу, — его голос смягчился на этих словах. Я, в свою очередь, должен был тоже успокоиться.  — Да я знаю, что немного радости от таких бесед и мне жаль, что я принес это депрессивное дерьмо в твой дом.  — Все нормально. Я понимаю, что развод — это большой шаг и я не знаю, готов ли ты к такому. Ты можешь быть готов, а можешь быть и не готов.  — Спасибо, парень, — сказал я, допивая последнюю бутылку.  — Всегда пожалуйста.