Лепестки из прошлого

      — Сириус! Сириус, просыпайся, скорее! Сириус! — непривычно звонкий голос младшего братца, весьма энергично трясшего его за плечо последние пять минут, стал первым, что услышал Сириус Блэк в день своего одиннадцатилетия. И хотя это появление было куда приятнее шарканья босых ног вечно брюзжащего Кикимера или строгого и немногословного визита матери в те случаи, когда домовику не удавалось выдернуть его из постели вовремя, таких немилосердно настойчивых методов мальчик был не в силах стерпеть. Откровенно говоря, для всегда тихого, спокойного и опасающегося лишний раз открыть рот в присутствии родителей Регулуса такой внезапный энтузиазм был более чем непривычен — неудивительно, что он всегда считался куда более послушным и «хорошим» сыном. И только лишь пару минут спустя, нехотя вынырнув из пелены сна, сам Сириус осознал, что ему сегодня сравнялось одиннадцать лет. Непременно важный момент в жизни любого волшебника — даже если ты являлся прямым старшим наследником благородного дома Блэков. Впрочем, к его одиннадцати годам Сириус уже успел окончательно убедиться в том, что в этой семье почти никогда нельзя рассчитывать на тепло, любовь и ласку, и даже по отношению к собственным родителям давно не испытывал ничего, кроме глубоко запрятанного страха и всего обжигающего холода, на которое только было способно его детское сердце.       — Рег, — сонно протянул он, приподнимаясь над подушкой и глядя на восьмилетнего брата, щурясь от утреннего света, проскальзывающего сквозь раздвинутые портьеры. Очевидно, он вновь проспал визит Кикимера в его спальню. — Ну что тебе? Отстань, я сплю!       — Так ведь твой День рождения! — светлые глаза Регулуса, так похожие на глаза брата, широко распахнулись в искреннем изумлении подобному безразличию со стороны именинника. Должно быть, справив уже на три дня рождения меньше, чем он, младший Блэк еще не успел осознать отсутствие особенного шарма в ежегодном событии. Для него жизнь еще хранила хотя бы толику очарования детства. — Поздравляю! Сириус, тебе исполнилось одиннадцать лет, и теперь тебя зачислят в Хогвартс!       Сириус невольно не смог сдержать веселое фырканье, поражаясь подобной недальновидности мальчишки, всю свою пока еще короткую жизнь живущего среди волшебников в многовековом колене. Все так же нехотя он уселся на кровати, отмечая, что его неожиданно счастливый и оживленный сегодня брат забрался прямо в его постель с ногами, уже переодетый к завтраку, но когда заглянул прямо в бледноватое знакомое лицо, глаза его казались как всегда ясными и бодрыми.       — Нас обоих зачислили в Хогвартс с самого рождения, Регулус. Как и большинство других. Как можно до сих пор этого не понимать? — он шутливо щелкнул брата по лбу, как и всегда рассчитывая силу, чтобы тычок не получился неприятным, и Регулус, даже забыв обиженно нахмуриться, только лишь улыбнулся в ответ.       Во всем этом мрачном и величественном доме младший брат, пожалуй, был единственным, ради кого Сириус мог бы смириться с определенными ограничениями, и кто не давал бьющемуся в груди сердцу остыть так же, как давно остыло оно почти у каждого в их семье. И он ни за что не сказал бы этого вслух, но, будь Регулус немного постарше, он и сам понял бы куда больше в какой-нибудь очередной раз, когда их непозволительная наследникам чистокровного семейства озорная забава оканчивалась расколоченной семейной реликвией, и Сириус покорно брал вину на себя, утверждая, что был один. И принимал как всегда суровое наказание матери, оставаясь без ужина в одиночестве и еще две ночи подряд не имея возможности спать на спине, отдающей болью даже от простого соприкосновения с тканью рубашки.       — Да, но Кикимер уже был у тебя. Пойдем вниз, мама с папой уже, наверное, ждут, — беспечно заметил брат, сползая с кровати и выпрямляясь во весь пока такой малый рост. Щуплый восьмилетний мальчишка, радостный и воодушевленный куда больше самого именинника. Он и не представлял, что один только вид его невольно заражал старшего брата почти тем же восторгом хотя бы на пару мгновений. Во многом Сириус был проницателен не по годам — младшему же Блэку лишь предстояло стать таковым через несколько лет. — Думаю, они тоже захотят поздравить тебя поскорее. А может быть, уже приготовили что-то особенное для тебя в подарок.       — Они уже подарили мне что-то особенное. Надоедливого младшего брата восемь лет назад, — закатив глаза, пробормотал в ответ Сириус и прежде, чем встать наконец с постели, счел нужным тоскливо проскулить, на удивление точно подражая бродячей собаке в морозную ночь. Регулус в ответ вдруг рассмеялся чистым детским смехом, а сам он не смог сдержать ответной улыбки. И только лишь знакомые величественные шаги на лестнице и строгий голос мадам Вальбурги начисто стерли его улыбку с лица.       — Регулус, Сириус, поторопитесь! Вы заставляете ждать вас над остывающим завтраком. Чем вы оба там заняты?

***

      Пробуждение стало неожиданным и резким, как будто кто-то крикнул ему прямо в ухо или окатил стаканом ледяной воды, и когда Сириус распахнул глаза, изумленным и мгновенно прояснившимся ото сна взглядом уставившись в наполовину задернутый полог кровати в гриффиндорской спальне, голос матери, неожиданно проникший в его сон через года, все еще звучал в ушах пугающе ясно и реально. Ему снилось утро его собственного одиннадцатилетия, так отчетливо и точно схожее с реальностью, что в первые пару мгновений по телу юноши пробежала холодная дрожь. Он словно шагнул назад во времени, вернувшись в жизнь ребенка, закрытого за десятками защитных заклинаний в доме на площади Гриммо, потерянного в темноте одиночества. А присутствие Регулуса так близко, как в те далекие годы, ощущалось непривычно живо, так, как не бывало с самого детства. И от этого давно ушедшего в прошлое чувства всего на несколько секунд сердце в груди сжалось в мокрый и ледяной комок.       — Бродяга? — раздался вдруг в тишине спальни вопросительный голос Римуса, хрипловатый с утра, но уже вполне бодрый и спокойный, как всегда. Взгляд Сириуса поймал фигуру друга, еще облаченного в пижамные штаны и футболку. Он сидел по-турецки на своей кровати, прямо напротив его собственной, и смотрел сквозь наполовину раскрытый алый полог на неожиданно резко проснувшегося друга. — С тобой все в норме?       — Все в порядке, — удивленный подобным вопросом, ответил Сириус, и привычная кривоватая ухмылка скорее сама собой появилась на его лице. — Лунатик, а ты пытался практиковать на мне сглаз или тебя так удивило, что я умею просыпаться и без вашего ора и крепких словцов над ухом?       — Да нет, просто ты… — начал было объяснять Римус, но неожиданно рядом раздался и бодрый звонкий голос Джеймса, куда более пронзительный, чем даже приснившийся голос восьмилетнего Регулуса.       — Просто ты задыхался так, как будто там не один или видишь исключительно приятный сон, — полог кровати небрежно и резко отдернули в сторону, и взору Сириуса предстало ухмыляющееся лицо лучшего друга со знакомыми огненными чертиками, отплясывающими в карих глазах за стеклами очков. — Так что или делись впечатлениями или прекращай, старик.       И только теперь Бродяга обратил внимание на то, что дыхание его и в самом деле начисто сбилось, и последние несколько минут после пробуждения воздух с шумом вырывался из груди, заставляя стук сердца эхом отдаваться в ушах. Ему явно потребовалось немало времени, прежде чем вернуться к спокойному состоянию, и это не было так уж удивительно — прилипчиво отчетливый сон как будто все еще мелькал прямо перед глазами отзвуками давнего прошлого. Но вслух говорить об этом парень, конечно же, не стал. Сознание окончательно прояснилось с пониманием того, что этой ночью ему исполнилось восемнадцать, а значит, сегодняшний день должен был ознаменоваться празднованием для него и всей компании лучших друзей. Улыбка снова появилась на аристократически красивых губах, но на этот раз была самой настоящей.       — Расскажу, когда станете так же стары, как и я, — парировал в ответ он, но прежде, чем успел толком усесться на кровати, его вдруг скрутил в прямо-таки удушающем братском объятии Джеймс, мстительно взъерошивая всегда превосходную шевелюру Блэка и немилосердно громко восклицая:       — Ой-ой, вставай уже, развалина! Собирай свои старые конечности и принимай поздравления братские! С Днем рождения, Бродяга! Долгих тебе лет и снов приятных воплощения, — патетично закончил он, наконец отпуская друга и дав шанс Римусу и Питеру так же присоединится к нему. Сириус в ответ рассмеялся своим коротким лающим смехом, по очереди обнимаю каждого из Мародеров и чувствуя, как глубоко в груди мгновенно разливается тепло и чувство бесконечной преданности.       — А мы как раз планировали забросать тебя подарками. Жаль, сам проснулся раньше, — улыбаясь, сообщил Питер, первым протягивая Сириусу свой сверток, который тот принял с искренне счастливой улыбкой. — Давай, открывай, пока мы будем смотреть на твою реакцию.       — Мне уже страшно, — усмехнулся тот, пока и остальные двое наградили его праздничными коробками к полному совершеннолетию. — На что сподвигла вас ваша офигенная фантазия в этот раз?       — Мы думали подарить тебе что-нибудь фееричное, но Вэнс отказалась раздеваться и перевязываться ленточками, — небрежно заметил Джеймс, вопреки спокойствию тона расплываясь в заговорщицкой улыбке. — Об этом уже сами договоритесь.       — Жаль, Лили нет рядом. Убедилась бы, что не только я все опошляю, — не остался в долгу друг, разворачивая подарки один за другим. Серые глаза зажигались искренним счастьем и юношеской пламенной радостью и энергией. — Ну вы… Парни, спасибо!       После повторившихся объятий и шумных обменов впечатлениями Сириус наконец-то соизволил выбраться из постели и прошествовал в ванную, почти забыв о неизменной, но пока еще не явившей себя в этом году традиции между ним и Джеймсом. Почти забыв…       — Как думаешь, — вопросительно обернувшись к Лунатику с самой что ни на есть авантюрной ухмылкой, произнес Сохатый. — Как быстро он обнаружит?       — Думаю, прямо сейчас, — в ответ проследовала не менее предвкушающая ухмылка Римуса, а Питер первым не сдержал уже зародившийся смешок. — Один…       — Два…       — Твою мать! — третьим аккордом оглушительно раздалось из-за двери ванной гневное восклицание крайне возмущенного и вмиг растерявшего всякое почтение Сириуса. — Кто заколдовал краны в душе и поменял их местами? Сохатый, скотина, я тебя ненавижу!       Трое остальных Мародеров дружно взорвались долгожданным смехом, повалившись сразу втроем на одну кровать. Казалось, каждое третье ноября они жили буквально ради этой пары минут неизменного искреннего и праведного возмущения Сириуса, столь драматичного, что даже подобные возгласы Джеймса каждое двадцать седьмое марта не шли с ним в сравнение.       Когда посвежевший после быстрого душа и уже сменивший гнев на милость именинник вновь вернулся в спальню, и все четверо парей приступили к обычной будничной рутине сборов на завтрак, в дверь их спальни неожиданно постучали с ранним визитом. Они успели лишь удивленно переглянуться и ответить, как на пороге комнаты появилась ставшая такой же неразлучной компания однокурсниц. Первой шаг в спальню сделала Марлин, театрально прикрывая глаза ладонью и с отчетливым смешком произнеся:       — Доброе утро! Я надеюсь, тут все одеты?       — Милые девушки, вас настолько сильно потянуло на легкое «ню»? — ослепительно улыбнувшись, вопросом на вопрос ответил Сириус, вызвав новые смешки, на этот раз — у всех друзей. Он смутно догадывался о причине такого необычного визита прекрасной делегации, но все же старательно спрятал свое удивление — прежде девчонки обходились поздравлениями уже по пути следования на завтрак.       — Ладно, Блэк, потешь свое самолюбие. Сегодня позволительно, — усмехнулась вдруг за спиной Марлин Эммелина, окинув Сириуса ясным, пронзительным взглядом карих глаз, в глубине которых мгновенно вспыхнули отблески, заметные только ему самому. — С Днем рождения!       — С Днем рождения, Сириус! С новым совершеннолетием! — подхватили поздравление остальные, принимаясь по очереди обнимать именинника, и тот, сдавшись перед обычным для любого дня рождения ритуалом, вновь улыбался в ответ со всей аристократичной безупречностью.       — Непреодолимая тяга к полуголым мальчикам. А еще говорят, мы непорядочны. А нам, между прочим, вход в женские спальни заказан, — шутливо возмутился Джеймс, позволяя Лили первой обнять друга, а не его самого, разве что по случаю праздника и полного взаимного доверия, накрепко сплетающего всю эту компанию вместе.       — Сохатый, ты забыл про ваше пари с третьего курса, — как бы между прочим напомнил Лунатик, с самой что ни на есть невинной улыбкой бросая книги в сумку. Речь шла о давнишнем споре Джеймса и Сириуса с тогдашним второкурсником, заявившим, что нет вообще никакого способа преодолеть зачарованную лестницу, ведущую в спальни девочек. Дело закончилось победой неразлучного тандема, оглушительными визгами девчонок и градом подушек в сторону триумфаторов дня, навсегда опровергнувших этот миф.       — Мы были молоды и любознательны, — резонно ответил тот, поймав весело искрящийся взгляд Лили. Именно она первой и спустила его с лестницы метко брошенной подушкой в те беспечные деньки. Пути судьбы и в самом деле извилисты и непредсказуемы.       — Сириус, — парой минут позже наконец обратилась к виновнику радости Лили, сжимая в руках пока не распознанное что-то, завернутое в праздничную упаковку старательными девичьими руками. — Мы решили сделать тебе подарок вместе и довольно долго думали, что подарить…       — Пока Лили не вспомнила кое о чем, — не сдержавшись, посчитала нужным добавить Алиса, обозначая главного автора общей идеи. Лили же чуть смущенно улыбнулась и продолжила:       — Конечно, здесь нет ничего грандиозного, но надеюсь, тебе понравится. С Днем рождения!       С этими словами она наконец передала подарок в руки именинника, и тот, с благодарностью принимая плоский квадратный сверток, довольно легкий и твердый на ощупь, на краткий миг удивленно вскинул брови, пока первая догадка не прожгла его сознание. Но даже пусть она оказалась верна, Бродяга решительно не мог с точностью предположить, что увидит, развернув яркую упаковочную бумагу. В руках наследника чистокровной и столь нелюбимой ему самому семьи оказалась самая что ни на есть магловская новехонькая пластинка группы «Queen». «News of the World»* — значилось на обложке, и Сириусу хватило его осведомленности по части музыки мира маглов, чтобы понять, что в подарок ему досталось что-то определенно совсем новое.       — Вышла неделю назад, поэтому мы очень надеялись, что такой у тебя еще нет, — скромно заметила Лили, сияя улыбкой, пока Сириус, на миг потеряв свою аристократичность, пораженно смотрел на всех четверых посетительниц спальни по очереди с абсолютно восхищенным блеском в серых глазах.       — Но как, во имя штанов Мерлина? Где вы ее достали? — вырвался у него вполне уместный вопрос. Да и остальные трое друзей, надо признать, с не меньшим удивлением осматривали подарок девчонок.       — Довольно просто, — пожала плечами Лили, вновь позволив себе загадочно улыбнуться. — Просто у маглов есть такая прекрасная вещь, как предварительный заказ альбомов. А маги придумали такую же прекрасную вещь, как совиная почта. И ты можешь себе представить, как легко и быстро можно связаться с родителями, даже если они — маглы.       — Ну вы даете… — во второй раз за утро повторил Сириус, сия, точно новый галлеон. — Спасибо, дамы! Признаю со всей ответственностью, что вы нас немало удивили!       — Ладно, чемпионы, нам пора поторопиться, — несколько минут спустя нехотя заметила Алиса, посмотрев на наручные часы. — К сожалению, отменять уроки по случаю ваших дней рождения еще не стали.       — Вопиющая несправедливость, скажу я вам, — тут же нашелся Джеймс, со смехом взъерошивая свою непокорную шевелюру и оставляя мимолетный поцелуй на щеке Лили, прежде чем девушки направились к двери. И уже им вслед Сириус спросил с отчетливым любопытством:       — Почему вдруг чемпионы? — лицо его оставалось спокойным и привычно сдержанным, но в глазах светилось неприкрытое любопытство. Лили обернулась в дверном проеме, мягко улыбнувшись, кивнула на пластинку в его руках и просто заметила напоследок:       — Прочтешь трек-лист и узнаешь.       С этим комментарием компания подруг удалилась, а Сириус, не сдержавшись перед соблазном, перевернул пластинку, быстро пробегая взглядом по списку песен, и миг спустя губы его изогнулись в знакомой кривоватой улыбке, бесконечно обаятельной и такой опасной для десятков юных девичьих сердец.

***

      К привычной суете учебного дня в этот день предсказуемо прибавилась и суета более приятная, но начисто лишенная всякого порядка, причиной которой, разумеется, стал все тот же герой дня, именинник Сириус Блэк. По давно негласно сложившейся традиции на юного красавца обрушилось обожание весьма активно настроенной женской половины Хогвартса едва ли не с первых минут появления за пределами спальни семикурсников Гриффиндора. И эту самую традиционную феерию ему надлежало снести стоически, не теряя всего шарма и обаяния, тем более что этот день рождения стал для него последним, наступившим в стенах Хогвартса. Не сказать, что даже Сириусу так уж нравилось такое обилие внимания со всех сторон, но надо отдать ему должное — справился он великолепно. Обожаемый красавец-аристократ, школьная знаменитость и по совместительству королева драмы или просто Бродяга — для своих друзей — не ударил в грязь лицом и на этот раз, но спокойно выдохнуть смог лишь по возвращении с ужина в Большом зале. А излюбленный уголок гриффиндорской гостиной тем временем уже вовсю готовился к скромным посиделкам школьных товарищей.       — Что же, еще раз с днем рождения, Сириус! — первым провозгласил Джеймс, поднимая чуть повыше свой стакан с небольшим количеством огневиски Огдена, как и раньше добытого несовсем разрешенным, но совершенно точно скрытным образом, о котором было проще не спрашивать, нежели выслушивать очередную невероятную легенду. И только считанные люди в этом кругу знали, что на самом деле схема была предельна проста — как бы ни старалась она тому противостоять, волшебное слово «Сириус» в заведении мадам Розмерты работало безукоризненно, и для этого небезызвестной четверке уже вовсе не обязательно было являться туда лично.       — Вырос уже большой, но желаем на этом не останавливаться, — энергично поддержал Ник Харпер, берясь за собственный стакан и усмехаясь в ответ на веселый смешок именинника. — Нам будет тебя не хватать в следующем году. Да и вообще вас всех, — он окинул взглядом небольшую группу семикурсников, получив в свою сторону несколько дружелюбных улыбок и ироничное замечание Римуса:       — Мы пока никуда и не уходим, Ник. До июня еще больше полугода.       — И уйдем не тихо, это я могу обещать, — вырвался вдруг лающий смех Сириуса, заставив сидящих рядом девчонок обернуться с шутливым подозрением. — Но подробностей плана не озвучу — здесь староста школы.       Поймавшая самый что ни на есть прямой намек Лили только с видом нарочитого раздражения закатила глаза, впрочем, не пряча солнечной улыбки, а Джеймс вдруг с деланным возмущением расхохотался в ответ:       — Какой еще план, чувак? Исключительно чистый экспромт! С труднопредсказуемыми последствиями.       — Например, затопленная под самый потолок каморка Филча, — невинно заметила Марлин, припомнив старую мародерскую шалость с третьего курса, обернувшуюся одним разъяренным Филчем, одной разъяренной МакГонагалл и двумя неделями наказания для четверых гриффиндорских мальчишек.       — А это был маленький побочный эффект, — невозмутимо ответствовал Джеймс, поправляя на переносице сползающие очки под дружный смех друзей и товарищей. — Нет, а что вы хотели? Мы тогда были еще совсем зелеными и невинными…       — По крайней мере, хотя бы что-то из двух, — согласно кивнул Сириус, и секундная изумленная пауза повисла в воздухе, а сразу несколько взглядов пригвоздили компанию Мародеров к месту. Но Бродяга тут же разорвал нить напряжения, потрепав себя за красный гриффиндорский галстук и весьма картинно вздернув бровь. — Я к тому, что зелеными мы никогда не были. А вы все о чем тут подумали, ужасные вы люди?!       На сей раз громкий хохот собравшихся разлетелся по всей гостиной, наверняка достигнув даже коридора, и, когда первый тост за именинника наконец состоялся, Кевин Мур по вежливой просьбе девушек первым вскочил с места и поставил на старый проигрыватель одну из кипы принесенных пластинок. Не самые масштабные, но несомненно теплые и дружеские посиделки в башне Гриффиндора, так или иначе неизменно именуемые «кипишем», быстрее разворачивались по естественному сценарию.       Как и всегда, собравшаяся компания много разговаривала, много смеялась и даже пела, раз за разом отметая чьи-нибудь азартные предложения сыграть в бутылочку или в «верю-не верю» дабы ненароком не пустить тень на репутацию кого-либо из присутствующих, и хотя припасенный огневиски, сливочное пиво и прочие угощения их импровизированного стола стремительно подходили к концу, нельзя сказать, чтобы старшекурсники успели всерьез захмелеть, а если и становились громче и веселее, виной тому была скорее обстановка и отчаянное желание растянуть вечер как можно дольше, прежде чем придет пора расходиться по спальням в преддверии очередного учебного дня. В такие минуты общая сплоченность хотя бы временно вселяла в души юношей и девушек спокойствие, позволяя забыть о военных событиях за пределами школы. Но и среди них находились те, чьи мысли совсем не желали унимать свою бушующую пляску, не давая покоя и отдыха.       Первый час Эммелина честно старалась контролировать себя, глядя на Блэка не чаще всех остальных и стараясь надолго не задерживаться, тут же переключаясь на подруг или же говорившего в этот момент. Но даже малое количество обжигающего напитка в купе с музыкой и расслабляющей атмосферой словно действовали на нее по-иному, опьяняя, напрочь выключая сознание, заставляя только одно предательское имя снова и снова кружить в затуманенном мозгу. Блэк… Сириус… Сириус Блэк… Это становилось невозможным, попросту невыносимым.       Блэк… Ведь между ними происходит уже так много и так давно, так почему же они оба до сих пор лишь отрицают реальность, хотя ни для кого из близких в том уже много месяцев нет необходимости? Это глупо? Может быть. И с чего они оба взяли, что так действительно проще?       Сириус… В какой-то момент он вновь тянется за своим стаканом, чуть подавшись вперед, и Эммелина, отделенная от него только Питером и следующей за ним Алисой, лишь в последний миг сдерживает себя от того, чтобы так же склониться в его сторону, повторяя каждое мелкое движение — именно так, как хочется в данный момент. Пронзительные серые глаза как по щелчку встречаются с карими, влажно блестящими в отблесках камина и света ламп, и кажется, точно неистовые чертики ведут в них отчаянную пляску, опасные и прозорливые, готовые утянуть в свою бездну и безвозвратно погубить в ней. Как бы Сириус ни отрекался от собственной родни, он с кровью унаследовал одно: все это небрежное изящество, чарующую таинственность и величие, что отличали его от многих других сверстников. И все непременно таяли от одной этой аристократичной белоснежной улыбки. Ею он влюблял в себя десятки девушек, даже не знавших, что за ней скрываются сломанное детство и бунтующая юность. А ведь нужно было только смотреть ему в глаза — в них отражалась вся истина. Эти серые, пронзительные глаза — единственное, что в нем не могло лгать. И попавшая в прозрачные сети гриффиндорка решительно не знала, как ей освободиться. Да и хотела ли?       Сириус Блэк!.. Сознание ответствует немым криком, что лишь счастливой случайностью не достигает голоса, и Вэнс понимает, что больше не может ждать. Ей нужны его объятия, его тепло, его руки, горячие, требовательные губы и гулкие удары пульса в висках. Он ухмыляется уголком рта, потому что видит, прекрасно видит и так же явственно чувствует перемену в ее настроении, точно бушующий пожар, сокрытый от взглядов остальных, обжигает его так же безжалостно и резко. И то ли в приступе галантности, то ли тщательно скрываемой уступки направляется к выходу из гостиной, будничным тоном бросив, что уходит всего на пару минут покурить. Но даже если все они легко поймут, в чем на самом деле причина, даже если проводят ее недвусмысленными короткими взглядами и улыбками, когда она проследует за Сириусом, Эммелине совершенно все равно. Он дает ему форму лишь в пару минут, а после сама тактично удаляется, словно по наитию зная, в какую сторону от входа в башню ей стоит свернуть.       Она находит его довольно быстро, даже не думая о том, что время перевалило за полночь, и они оба могут ненароком наткнуться на Филча или дежурных учителей и старост. Ноги сами приносят ее к лестнице, ведущей на вершину Астрономической башни, и странное, но отчего-то пьяняще приятное ощущение дежавю накрывает ее с головой. Сириус действительно сидит на одном из перил широкой каменной лестницы, лениво выдыхая дым в холодный воздух, и все в этой небрежной позе лишь только подтверждает ее убеждение: он в самом деле ждал, когда она придет. И точно так же отчего-то был уверен, что сможет его найти. Вызывающе спокойный, уверенный и предательски трезвый. Как же он раздражал ее этим видящим насквозь взглядом! Раздражал как и прежде, привлекал — еще сильнее. Точно знал, что окончательно поймал ее, и какой бы величавостью ни дышала каждая ее часть, она сдалась. Они оба были вольны делать друг с другом все что угодно, потому что, неосознанно, не стараясь, опутывая эту строптивую охотницу, Сириус и сам не заметил, как повязал и себя в ответ.       — Здесь слишком холодно для прогулок, Эм, — первым подал голос он, оглядев худенькую фигурку в тонком джемпере и школьной юбке. Бросил сигарету, затушив носком туфли, а затем заставив исчезнуть при помощи заклинания. Порой она бывала кошмарно предсказуемой, но, пожалуй, единственной, кто этим только распалял его интерес. — Или ты решила покурить вместе со мной?       — Я решила посидеть вместе с тобой, — коротко ответила она, подходя ближе. Но прежде, чем успела опуститься на перила, Сириус сам соскочил на ноги, инстинктивно предостерегая ее от опрометчивого времяпровождения на холодном камне. Эммелина вновь взглянула ему прямо в глаза, закончив собственную мысль. — Хотела подарить тебе свой подарок.       — Я думал, ты уже поучаствовала в нем утром вместе с девчонками, — невольно усмехнулся Сириус, хотя его пульс где-то под рубашкой уже начинал набирать стремительную скорость, предчувствуя, что что-то вот-вот должно произойти.       — А это совсем другой подарок. И он лично от меня, — вполголоса произнесла она, подавшись ближе и слегка привставая на носочки. Миг спустя горячие влажные губы схватили в плен другие, сухие, отдающие привкусом виски и сигарет — не самый приятный коктейль в реальности, но такой мучительно притягательный для нее. От острого запаха парфюма начиналось знакомое головокружение, но сильные руки так уместно, привычно крепко обвили ее, тесно прижимая к себе и, кажется, уже начиная будоражащее кровь путешествие сквозь ткань школьной формы по узкой спине к стройным бедрам. Но пару ослепляющих мгновений спустя они оторвались друг от друга, лишь ненамного сбив дыхание и отчаянно цепляясь взглядами.       — Ты повторяешься, Вэнс, — вновь ухмыльнулся Сириус, сжимая ее талию и вновь опуская ладони к бедрам. Кровь оглушительно стучала в висках, но он все еще не выдавал этого ни в одном своем движении. — Точно такой же подарок от тебя я уже получал в прошлом году.       Эммелина же в ответ вдруг ухмыльнулась совсем под стать ему и заговорщицким шепотом возразила:       — Возможно. Но в этом году, Блэк, мой подарок будет гораздо больше, — едва успев договорить, она вновь первой потянулась за поцелуем, но невольно изумленно выдохнула, когда парень вдруг ответил ей с такой горячностью и страстью, которой между ними не случалось уже много недель. До исступления, до изнеможения целовал ее губы, раз за разом прикусывая нижнюю, сильнее сжимал пальцы на бедрах, грозя оставить синяки даже сквозь ткань юбки, скользнул губами к тонкой шее, целуя пульсирующую жилку и вырывая из ее груди шумный выдох. А тонкие руки девушки в ответ требовательно зарылись в мягкие, безупречные черные волосы, скользнули по крепким плечам и путешествовали по спине, чувствуя, как, несмотря на ноябрьский холод, отчаянно горит под рубашкой его кожа. И им потребовалось не больше пяти минут, чтобы окончательно сорваться в пропасть.       — Тогда, Вэнс, — на выдохе ответил Сириус, склонившись к ее лицу и соприкасаясь лбами, — я по счастливой случайности знаю одну очень интересную комнату на восьмом этаже, где нам совершенно точно никто не будет мешать. А ребята… Ну, думаю, они не будут на нас в обиде.

***

      Долгожданные выходные принесли с собой ветренную и холодную, но на удивление сухую погоду, и студенты, получив неожиданно приятное известие о предстоящей воскресной вылазке в Хогсмид, немало приободрились, немедленно принявшись строить множество планов и идей. А неугомонный гриффиндорский капитан, сердечно пообещав любимой девушке на все воскресенье поступить в ее полное распоряжение и тем самым отвоевав законное право на субботнюю тренировку, вытянул свою сборную на поле сразу же после завтрака, намереваясь нещадно гонять их до самого обеда. К слову, право занять стадион сразу на несколько часов Джеймсу досталось также не без труда, а потому он был преисполнен энтузиазма еще больше обычного — настолько, что в этот раз на тренировку собрал абсолютно всех членов команды, включая нескольких запасных, появившихся после осенних отборочных. Этот год становился завершающим в школьной спортивной карьере Поттера, и он как никогда сильно не желал уступать давно закрепившееся за факультетом лидерство в турнирной таблице, а осознание того, что вместе с ним в конце года команду покидало еще два человека — что в сумме практически половина сборной — заставляло парня всерьез заняться подготовкой возможного резерва для будущего. Поэтому, едва все причастные успели прожевать последний тост, уже переодетый в алую с золотом форму капитан повел свою команду по направлению к полю для квиддича, ничуть не уязвленный парой ворчливых комментариев со стороны новичков. Сириус же на такое замечание только лишь ухмыльнулся и как бы между прочим заметил, что им стоит вообще быть благодарными за то, что «Капитан Джимбо» дал им возможность поесть, прежде чем гонять над землей до седьмого пота.       В спальне девушек седьмого курса все словно перевернулось вверх дном, и причиной тому стало все то же волнительное ожидание воскресной вылазки. Марлин и Алиса, обе осчастливленные обещаниями возлюбленных приехать повидаться в магическую деревушку, словно на время совершенно потеряли голову, погрузившись в суетливые сборы уже с субботы, наводя красоту и изящество и выбирая варианты нарядов, да так оживленно и громко, что даже Лили уже спустя полчаса невольно почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Эммелина, как и все остальные игроки команды по квиддичу, пропадала на тренировке, и старосте Гриффиндора не оставалось ничего другого, кроме как тактично предоставить подругам возможность готовиться к своим долгожданным свиданиям с парнями, а самой отправиться провести немного времени на свежем воздухе. Решив так, Эванс прихватила с тумбочки очередной роман Хемингуэя и, набросив длинное теплое пальто и факультетский шарф, направилась к коридору, ведущему в сторону выхода из замка.       Ей оставалось пройти всего один крытый переход до внутреннего двора, когда на глаза девушке попалась знакомая высокая фигура парня, появившегося из-за другого поворота. Невольно удивившись его очередному одиночеству в совершенно пустом коридоре, она направилась ближе к нему, на ходу окликая:       — Рим? Ты что вдруг совсем один? — голос ее звучал легко и весело, но мысли вдруг предательски вернулись к недавнему вечеру их совместного дежурства и долгой беседе о Рэйчел Уоллис.       — Лили, — мягко улыбнулся он, обернувшись на голос и остановившись, пока девушка не оказалась рядом. Откровенно говоря, она тоже редко ходила совсем одна, особенно по выходным, но, видимо, отлучка Сохатого по делам капитанства обеспечила ей несколько абсолютно незанятых часов. — Так ты ведь в курсе — двое из моих небезызвестных друзей пропадают на поле. А Питера «затянула в гости в общую гостиную» его Джули, и я сильно подозреваю, что вернется он нескоро, — она невольно усмехнулась его словам, и Римус в свою очередь задал закономерный вопрос: — А куда подевались Алиса и Марлин?       — А мои небезызвестные подруги вовсю готовятся к завтрашнему дню. Карадок и Фрэнк обещали завтра встретиться с ними в Хогсмиде. Так что у нас в комнате буквально все кувырком, — пояснила Лили с улыбкой, и они оба медленно двинулись по коридору. — Вам сложно объяснить, но иногда девочкам нужно немало времени на подготовку, — Римус понимающе улыбнулся, кивая, и только сейчас она приметила увесистый том в его руках. — Ты в библиотеку?       — Из нее, — коротко поправил парень, поудобнее перехватывая книгу. «Энциклопедия защитных заклинаний. Том восьмой» — значилось на корешке большими буквами, с которых местами давно слезла позолота. — Знаешь, похоже, Коулман прямо-таки вдохновил половину школы на занятия по защите. Очень многие книги уже выданы на руки.       — Боюсь, дело не только в Коулмане, — озадаченно нахмурившись, покачала головой Лили, на секунду бросив неспокойный взгляд сквозь пустой проем на серое ноябрьское небо, холодное, бледное и тяжелое. Но когда вновь обернулась к Римусу, зеленые глаза ее знакомо тепло заискрились, как и всегда при виде близких и друзей. В этой девушке как будто бы жило само солнце, и об этом в Гриффиндоре знал едва ли не каждый. Помолчав еще с минуту, которая вовсе не показалась им обоим неловкой или натянутой, Лили продолжила: — Я думала почитать где-нибудь на воздухе или прогуляться. Не составишь компанию? Раз уж мы оба свободны.       — Как в старые-добрые времена, — вновь усмехнулся Люпин, припоминая ставшие такими привычными периодические общие выполнения домашних заданий и время, проведенное ими в библиотеке, начиная едва ли не со второй половины первого курса. Как бы комично это ни звучало, а Римус стал Лили другом гораздо раньше, чем того же смог добиться ее любимый парень. Но, строго говоря, этот забавный факт биографии никоим образом не волновал никого из них троих — это скорее было лишь занятной историей, которую, как втайне подозревал Римус, они однажды расскажут общим детям Лили и Джеймса.       — Почему бы и нет? Наши школьные сплетники еще не все кости нам перемыли. Порадуем их новой почвой для размышлений, — весело прыснув, рыжеволосая гриффиндорка механическим жестом прижала свою книгу локтем, почти позабыв о ее существовании. Римус в ответ лишь беспечно рассмеялся, и, вновь вспоминая их последний разговор наедине, Лили не могла не радоваться наблюдаемым переменам. Казалось, ему дышалось гораздо легче, и она больше почти не улавливала отражения тяжелых мыслей в знакомых проницательных голубых глазах. Ей действительно хотелось верить, что Рим приходит в себя, потому, нерешительно замявшись на несколько секунд, девушка осторожно поинтересовалась: — Ты как, Римус?       — Все в порядке, — без труда уловив смысл этого вопроса, ответил он, и ровный, спокойный и искренний тон не оставлял никаких сомнений в правдивости его слов. Встретившись взглядом со второй старостой, парень посчитал нужным добавить: — Правда, Лил. Не думал, что признаю это, но после разговора с тобой и с Сириусом стало как-то… Проще все разложить в голове. Все ведь будет в порядке. Как и должно быть.       На эти простые, уверенные слова у Лили не нашлось ответа, но где-то в глубине души промелькнуло теплое чувство еще большего одобрения и расположения по отношению к Сириусу. Да и все-таки опрометчиво было бы думать, что лучшие друзья так и не заметили бы перемен в душевном состоянии Рима — уж слишком хорошо эти четверо друг друга знали. Различие заключалось лишь в том, что каждый из них, вероятно, был проницателен в разной мере. И уж кто, как не Сириус, в равной степени умел как скрывать собственные эмоции, так и не вестись на поводу маски спокойствия у других. Весьма полезный навык, унаследованный от немилых сердцу родственников и буквально заложенный в генах. И сейчас она была очень ему благодарна.       — Надеюсь, на самом деле тебя не обижает всякая чушь, которую любят болтать в коридорах, — заметил Римус, когда они оба оказались под открытым небом, неспешным, гуляющим шагом пересекая внутренний двор, где также наслаждались свободной выходного дня некоторые другие студенты всех возрастов и факультетов. Он не был простодушным и недальновидным настолько, чтобы не понимать, как для любивших пускать сплетни может выглядеть их дружеская прогулка в субботний день, пока Джеймс вовсю выкладывался на квиддичном поле — хватит уже того, что Поттера и Эванс до сих пор обсуждали все кому не лень, что едва ли не с самого начала сентября сделало их самой заметной парой Хогвартса. Но Лили только лишь вновь улыбнулась, привычным жестом поправляя выбивающиеся пряди медно-рыжих волос и заправляя их за ухо.       — Да пусть болтают что угодно, Рим. Нам правда все равно. Если верить всему, что распускает наше сарафанное радио, то Сириус у нас самый главный и безжалостный сердцеед и меняет девушек как перчатки, Марлин — жадная до мужского внимания дурочка, а я — магла-недотрога, которая теперь вдруг стала чуть ли не общей для всей вашей компании. Но сильно ошибусь, если скажу, что меня хоть как-то расстраивает вся эта чушь. Прошло время, когда чужое мнение меня заботило.       Римус в полушутливом изумлении от последнего сравнения посмотрел на нее, и Лили, не выдержав, вдруг рассмеялась звонким серебряным колокольчиком. Иногда и она не лезла за словом в карман, но даже близкие друзья порой забывали об этом. Зеленые глаза отражали искорки смеха и самого настоящего сестринского расположения, и следующие ее слова заставили Лунатика удивиться еще больше.       — Хотя, если честно, я никогда не говорила, но на третьем курсе целых несколько недель боялась, что ты можешь начать нравиться мне несовсем как почти брат. Серьезно! — со смешком заверила она на недоверчивый и даже чуть ироничный взгляд друга. — Пару раз в неделю мы сидели в библиотеке, обсуждали домашку. Ты говорил много интересных вещей, а когда сомневался, так смешно морщил нос, что тринадцатилетней мне это казалось очаровательным. А потом я поняла, что это глупо, потому что мы всегда были как брат с сестрой.       Не выдержав беспечных реплик, парень вдруг разразился открытым смехом, опускаясь на одну из свободных скамеек вместе с однокурсницей, и та рассмеялась вместе с ним. Могло показаться странным, но никогда — даже в период просыпающихся подростковых гормональных буйств — Римус не думал о Лили как о ком-то кроме подруги по учебе, в самом деле «почти сестры». И хотя в эту солнечную, добрую и такую красивую девушку было достаточно легко влюбиться, возможная трудность успешно миновала их обоих.       — Ну, не в обиду, но я рад, что такие мысли оказались несерьезными, — подал наконец голос он, спрятав застывшие ладони в карманах куртки. — Кроме того, знаешь, никто из нас при всем желании бы даже не смог и подумать о тебе в романтическом ключе. Пять лет жизни бок о бок с по уши влюбленным Джеймсом сильно давали о себе знать.       — Удивляюсь, что вы меня не возненавидели после этого, — легкий и беспечный смех вновь вырвался из груди гриффиндорки. — Правда, иногда мне даже не верится, как много изменилось за семь лет. И как-то… Будет ужасно, ужасно не хватать Хогвартса! Тем более когда вовсе не ясно, что может ждать нас после выпуска.       Несколько следующих минут они сидели молча, плечо к плечу, без особенного интереса глядя на знакомый пейзаж, чувствуя холодное осеннее дыхание на лицах. В стремительной суете последнего года обучения каждому из семикурсников порой мучительно не хватало вот таких тихих, спокойных и уютных моментов в компании близких друзей, людей, с которыми они уже успели проделать немалый путь бок о бок. Моментов, не омраченных мыслями о войне и зыбкой, опасной неизвестности, ожидающей их за стенами Хогвартса. И так отчаянно, до головокружения и рези в груди хотелось поймать эти уходящие моменты, словно запастись ими впрок, проживая подходящие к концу дни почти беззаботной школьной юности.       Ветер трепал волосы, то и дело бросая длинные пряди Лили на лицо, и, в очередной раз поправляя их, девушка вдруг бросила взгляд на не менее растрепанного друга, чьи волосы казались довольно отросшими еще в первый день учебного года. И вдруг до смешного нелепая, неожиданная, но почему-то интересная мысль пришла ей в голову, сорвавшись с губ прежде, чем она успела ее осознать:       — Рим, у меня появилась идея. Можешь посмеяться надо мной, но… Давай тебя подстрижем? — зеленые глаза совершенно неожиданно вспыхнули энтузиазмом, в третий раз за полчаса повергнув Люпина в легкое состояние шока. — Нет, правда! Вообще-то, у меня неплохо получается, потому что я регулярно подстригаю Алису. Честно говорю, что вполне хорошо овладела нужным заклинанием. Знаешь, маленькие перемены иногда вполне помогают взбодриться!       — Лили, ты серьезно? — растерянная, но по-прежнему ироничная улыбка не сходила с лица Римуса, и все же, в прямом смысле изумленный ее предложением и еще более пораженный внезапным энтузиазмом, он даже не стал останавливать ее, когда хрупкая ладошка уверенно обхватила его локоть и настойчиво потянула по направлению обратно к замку. Нет, это и в самом деле было бы чертовски смешным, если бы не казалось и немного странным. И невольно напоминало о нотках девичьего мира с его милыми клише сродни «начать новый этап жизни с перемен во внешности». Подобные мысли вдруг вызвали у Римуса новый, чуть смущенный, но абсолютно искренний приступ смеха. Чувствуя себя несколько глупо и растерянно, он позволил Лили увлечь себя в обратный путь, уступая, но все еще сомневаясь в том, что это в самом деле хорошая идея. — Зачем?       — Немного развеселим тебя. Не переживай — уверена, что остальные все еще будут тебя узнавать, — вполне убедительно заверила гриффиндорская староста, воодушевленная внезапной идеей и убежденная в ее свежести и реализуемости. И прежде, чем Лунатик успел передумать, они оба вернулись под крышу замка, двигаясь в обратном направлении.

***

      — Девчонки! — изумленно-восторженным голосом воскликнула Марлин, шустро примчавшись в Большой зал на обед и усевшись, как и всегда, вместе с Алисой, Лили и Эммелиной. Близкое соседство парней в этот момент ее как-то не заботило — МакКиннон умирала от желания поскорее поделиться тем, что же так взбудоражило и восхитило ее по дороге на обед, учитывая, что с Алисой она виделась буквально полчаса назад. — Вы видели Римуса?       — За завтраком, — не понимая такого удивления в широко распахнутых глазах золотоволосой гриффиндорки, ответила Эмелина, отложив на секунду вилку в сторону. — А что с ним случилось?       — Так… Ну, в общем, лучше сами увидите, — многообещающим тоном заявила Марлин, потянувшись за блюдом с жареной картошкой, но даже не замечая собственных действий и попеременно поглядывая на входные двери в зал. Алиса и Эммелина со все тем же удивлением проследили за ее взглядом, и только Лили скрыла улыбку за кубком тыквенного сока, прекрасно догадываясь, что сейчас происходит. Свой неожиданный эксперимент они завершили весьма успешно почти полтора часа назад и разошлись по своим делам, но, честно говоря, Эванс подозревала, что друзья будут удивлены, когда встретятся с Римом на обеде. Ничего существенного, казалось бы, не изменилось, но даже со всей скромностью новоявленный парикмахер была обязана признать, что ее старания как будто преобразили парня. Хотя, конечно, такой неожиданно бурный энтузиазм МакКиннон не мог не развеселить.       — Так-так-так, — ухватившись за некоторые реплики, встрял вдруг Сириус, пододвигаясь на скамье, чтобы дать место только что подоспевшему Питеру. Вся команда порядком выдохлась на очень продуктивной тренировке, но, получив немало похвал от неугомонного капитана, чувствовала общий душевный подъем. — Что еще вы успели сотворить с нашим верным братом Лунатиком?       — На минуту нельзя оставлять одного, — театрально закатил глаза Джеймс в своей привычной манере преувеличения, но в следующий момент никакие пояснения уже стали не нужны: Лунатик появился на пороге Большого зала вместе с очередной толпой студентов, спешащих на обед, и Сохатый едва не уронил челюсть от увиденного. Он решительно не представлял, когда только их четвертый Мародер успел наведаться в парикмахерскую, но даже со всей своей легкой небрежностью моментально признал, что это была даже очень удачная перемена. Чуть отросшие с самого лета пряди исчезли, уступив место аккуратной стрижке.       — Великий гребаный Мерлин! — не сдержавшись, выразился Сириус прямо за столом, вместе с Питером так же следя за приближающимся Римусом. Других комментариев ни у кого из них не нашлось. Девчонки же хранили молчание еще пару минут, пока их староста, который, судя по несколько неловкому, несмотря на привычную ровную и уверенную походку, виду, уже успел по пути пересечься с кем-то из не менее впечатлившихся знакомых, не оказался у стола родного факультета.       — Офигеть, — вырвалось у Алисы само собой, и для нее такое слово уже можно было считать выражением на грани с ругательством в положительной окраске. Лунатик, слуха которого, конечно же, достиг ее голос, а общее внимание однокурсников как будто пригвоздило к месту, немного неловко чуть заметно пожал плечами и привычно опустился на скамью возле Джеймса. Тот смерил его очередным до крайности пораженным взглядом и лаконично выдал:       — Лунатик, я в оху… изумлении, — прежде, чем крепкое слово вырвалось у Сохатого, он успел вспомнить о присутствии девчонок и в особенности Лили. — Кто ж это не дал тебе шанса претендовать на стиль Бродяги?       — Лили, — в ту же самую секунду подала голос Марлин, переведя взгляд с Люпина на сидящую рядом с Лили Алису, а после — на нее саму, и внезапно в ее голове точно сложились все фрагменты мозаики. — Ну-ка колись, твоими силами? Ты у нас с недавних пор овладела искусством парикмахера.       — Может, давайте просто поедим? — усмехнувшись с легким отзвуком сарказма, перебил Лунатик, спокойно приступая к еде. Поттер в шоке обернулся в сторону любимой девушки — доселе он и не подозревал об очередном скрытом таланте своей второй половинки. Лили же только загадочно улыбнулась и, подавив желание рассмеяться, коротко пояснила:       — Пока вы все были заняты, мне в голову пришел небольшой эксперимент.       — И Лунатик стал жертвой! — разразился вдруг лающим смехом Бродяга, получив иронично-убийственный взгляд со стороны одного из лучших друзей и без труда прочитав в нем отражение мыслей. — Смирись, дружище! Тебе придется терпеть повышенное внимание следующие пару дней, пока все не привыкнут. Лилс, — он картинно салютовал поднятым кубком в с тыквенным соком в сторону Эванс. — Снял бы шляпу, но я соблюдаю этикет и не обедаю в головном уборе. Высший класс!       — Да у тебя талант, Цветочек, — усмехнулся Джеймс ему в тон, неосознанно повторяя жест друга, а после с поддерживающим хлопком опуская ладонь на плечо Римуса. — Да, старик, готовься стать объектом внимания. Снова.       И только Питер и Эмелина великодушно сжалились над Римусом, отреагировав только лишь согласными улыбками и выражением удивления на лице. Зато эмоциональная Марлин, несмотря на свое магическое по крови происхождение обожавшая мир магловского кино, с которым их всех когда-то познакомила на каникулах Лили, и даже имевшая сразу нескольких кумиров-магловских звезд абсолютно разных эпох, красноречиво окрестила Римуса Джеймсом Дином. И люди посвященные с веселыми смешками согласно признали, что она права: Лили неосознанно почти повторила образ погибшего известного актера кино, что оказалось сделать нетрудно на густых и послушных волосах юноши. А когда его лицо точно по-новому открылось для стороннего наблюдателя, у Лунатика вдруг откуда-то взялись по-мужски четкие острые скулы, вид которых не портил даже крошечный, едва приметный светлый шрам с одной стороны, и выразительно прямые брови над светлыми глазами — еще одна случайная черта сходства. И хотя такое сравнение было бы просто не в силах победить годами закрепленное мародерское второе имя, с этого момента среди однокурсниц прозвище «Джеймс Дин» привязалось к Риму на довольно долгое время.

***

      Обитатели замка наконец дождались вожделенного воскресного похода в Хогсмид, и с самого утра студенты всех факультетов и разных возрастов, разбившись на компании или парочки, проходили через пропускной пост мистера Филча, получая целый свободный день в живописной волшебной деревушке. Марлин и Алиса отделились от товарищей по учебе сразу же после завтрака, окрыленные предстоящей встречей с любимыми. Питер встретился со своей девушкой уже на выходе из замка, и оба, взявшись за руки и пожелав друзьям удачной вылазки, так же удалились на свою романтическую прогулку. А несколько поредевшая, но неунывающая компания, состоящая из Джеймса, Сириуса, Римуса, Эммелины и Лили, за веселой и шумной, ничем не обремененной и по большей части шуточной беседой направилась своим путем, выходя к центральным улицам Хогсмида. По просьбе некоторых присутствующих заглянули в «Сладкое королевство», обзаведясь парой пакетов всевозможных сладостей, по давно ставшей традиционной привычке Мародеров нанесли визит в «Зонко», позабавившись новинками весьма богатого ассортимента магазина волшебных приколов и фокусов, а в конечном счете остановились в как всегда уютном, теплом и многолюдном пабе мадам Розмерты, где уже начали подавать по сезону горячее сливочное пиво. Давно сложившийся привычный маршрут, который тем не менее не показался наскучившим благодаря непринужденной и веселой атмосфере общения однокурсников.       Им так неумолимо скоро предстояло покинуть Хогвартс, и кто знает, как могла обернуться жизнь группы вчерашних подростков, только-только закончивших обучение юношей и девушек, резко и внезапно шагнувших в мир, где теперь разразилась самая настоящая война. Которая делала их будущее пугающе неясным и неизвестным, какой бы далекой ни казалась порой сейчас. Но, воодушевленные собственной молодостью и отчасти наивной силой, неунывающие и прекрасные, они все как будто стремились жить, бежать, бежать без оглядки, дышать полной грудью до тех пор, пока земля не закончится под ногами. Они наслаждались этим холодным ноябрьским небом, тяжело нависшим над головой, пронизывающим ветром, гоняющим последние сухие листья по дворикам и переулкам, и были беззаботно счастливы в эти моменты. И когда Эммелина с легкой улыбкой запечатлела специально прихваченным на последний год в Хогвартсе магическим фотоаппаратом то, как Лили и Джеймс, взявшись за руки, вдруг с искренним, взлетающим высоко в прозрачный воздух смехом провальсировали по маленькой деревенской площади под одобрительные восклицания друзей, никто из них даже не представлял, что этот оживший на фотографии кадр проживет еще много, много лет. И самая красивая влюбленная пара 1977-1978 учебного года будет все так же кружиться в летящих на ветру листьях, улыбаясь друг другу и всем тем, кто сквозь года бросит взгляд на старый снимок давно прошедшего ноября.

***

      — Джеймс, — мягко произнесла вдруг Лили, крепче сжимая теплую ладонь парня своей, узкой, нежной и такой же теплой даже сквозь тонкие перчатки. Они проводили остаток своего выходного дня вместе, так, как и обещал Сохатый, прогуливаясь вдоль опушки Запретного леса и глядя на холодную сталь огромного Черного озера. Солнце клонилось к закату, воздух становился все холоднее, пронизываемый привычными резкими звуками вечернего леса и территории замка. А девушка, последние несколько минут отчаянно размышлявшая над внезапно всплывшими в памяти событиями недавнего времени и сопровождающим их обещанием Джеймса, наконец не выдержала, озвучив эти мысли: — Помнишь, на прошлой неделе ты обещал мне кое-что объяснить?       Джеймс мгновенно остановился, замерев на месте и в первые пару секунд в самом деле не понимая, о чем идет речь. Но осознание, впрочем, тут же быстро зажглось светом в памяти, и предательские холодные мурашки на миг пробежали по спине бесстрашного и отчаянного гриффиндорца. В ту ночь, недавнюю ночь полнолуния, Лили застала их троих выбирающимися вечером из гостиной по пути в Визжащую хижину, где ожидал очередного мучительного перевоплощения Лунатик. Уже тогда по тревоге, возникшей в ее глазах и выражении лица, Сохатый с немалой опаской осознал, что их главный секрет грозил затрещать по швам в ту же самую минуту. Ведь Лили прекрасно знала о недуге Римуса, так же, как и о том, что наступала как раз такая долгая и опасная ночь, и внезапная попытка исчезновения со стороны остальных троих друзей не могла бы казаться более подозрительной. Но в тот раз, в опасной спешке, он каким-то чудом смог уклониться от разговора, не теряя ни минуты, но испытывая некоторые угрызения совести от того, что оставлял любимую девушку в абсолютном неведении и тревоге. Обещанием все объяснить он выиграл время для всей четверки Мародеров, а после, вместе со всеми погруженный в школьную рутину, совершенно искренне забыл об этом. Должно быть, на время запамятовала и сама Лили, а может, попросту ждала от Джеймса каких-либо действий, но время стремительно утекало сквозь пальцы, а желанный ответ и объяснения ей так и не достались. И сейчас, когда прямой вопрос наконец прозвучал вновь, а в красивых зеленых глазах девушки ярко отразились огоньки совершенно искреннего беспокойства пополам с твердой решимостью узнать правду, словно все тысячи шестеренок разом заработали в догадливой вихрастой голове. Возможно, будь у Сохатого хотя бы немного больше времени, он бы смог сочинить очередную легенду, вполне стройную для того, чтобы выглядеть убедительной, или изобрел бы другой путь ухода от ответа, но гулко бьющееся в груди сердце вдруг отчаянно воспротивилось — это была его Лили, добрая, нежная, самая любимая на свете, и так мучительно, так отчаянно не хотелось ей врать, глядя прямо в пронзающие душу ярко-зеленые глаза. Он верил и искренне надеялся, что однажды она станет всей его жизнью, что им обоим предстоит непременно быть рядом друг с другом все те годы, что им отведены, и понимал, что не сможет начинать строить их общее будущее со лжи. Лили знала лишь часть правды, но в конечном счете скрывать ее всю не было решительно никакого смысла. И если и мог он сам доверять кому-либо так же безоглядно, как и троим своим лучшим друзьям, прочно повязанным самой главной тайной — это была только Лили Эванс.       — Понимаешь, Цветочек… — начал он немного растерянно, на секунду устремив взгляд в землю и неловко взъерошив и без того растрепанную ветром шевелюру, а затем вдруг вновь решительно посмотрел на нее, и теплые карие глаза ярко блеснули за стеклами очков. — Все это не только моя тайна. Наша общая. И мы обещали сохранить ее во что бы то ни стало. Но я не хочу ничего скрывать от тебя. Просто не уверен, что правда не испугает и не шокирует тебя.       — Это как-то связано с Римом и его болезнью, верно? — как и предполагал Сохатый, догадки, пришедшие на ум Лили, оказались до ужаса близки к истине. То же самое наверняка поняла и она еще в недавнюю ночь, но ей все не хватало решимости прочно уместить эти догадки в мыслях. Ведь это было так пугающе опрометчиво и абсурдно. И когда, помолчав еще пару мгновений, стоя прямо напротив своего парня и все еще сжимая одну его руку, она заговорила вновь, голос ее стал предательски взволнованным и тонким: — Ох, Джеймс, пожалуйста, только не говори мне, что тот раз на пятом курсе был не единственным! Что вы каждый раз пробивались к Риму в полнолуние. Это же чертовски опасно, Джим! Неужели ты не помнишь, чем чуть не закончилась ваша история с Северусом?       — Лили. Лилс, милая, погоди, — Сохатый изо всех сил старался говорить спокойно и размеренно, понимая, какое неистовое волнение сейчас охватило девушку. Со стороны, без уточнения деталей эта мысль казалась в высшей степени безумной даже для такой отчаянной компании, как Мародеры. И ему пришлось призвать на помощь все запасы своей выдержки, чтобы постараться расставить все точки над «i» как можно более спокойно. — Я тебе сейчас все наконец объясню. Только, пожалуйста, не волнуйся так сильно. Это сложно, но я уверен, что ты нас поймешь. Все несовсем так, как кажется, — Лили хотела было вновь возразить, но Джеймс, мягко коснувшись пальцем ее губ, как бы тактично призывая повременить с этим, коротко огляделся по сторонам, а затем вдруг перехватил ее ладонь покрепче и решительно и быстро направился прямо под сень деревьев Запретного леса. А совершенно растерянная и сбитая с толку Лили даже не успела вымолвить и слова против.       Казалось, прошло лишь несколько мгновений, но деревья уже плотно сомкнулись за их спинами, отрезав от глаз громаду замка и скрыв пару в своей сени. Чувство тревоги в сердце девушки невольно усилилось, но рядом с Джеймсом даже нахождение в Запретном лесу уже не казалось безрассудно опасным — гораздо большим безумием представлялась одна только догадка о том, что он, Сириус и Питер все эти годы каждое полнолуние умудрялись проводить бок о бок с больным ликантропией другом, раз за разом точно проходя по смертельно острому лезвию ножа. Сам же Джеймс оставался на удивление спокойным, уверенным и решительным, твердо зная, что даже в темном лесу им нечего опасаться, если только строго держаться знакомой тропы. Они прошли еще несколько метров вглубь, пока не достигли ствола старого поваленного дерева. И прежде, чем опуститься на него, парень почти механическим жестом извлек из кармана джинсов палочку, одним мановением согревая сухую безжизненную поверхность. Затем сел прямо напротив Лили, перехватив обе ее ладошки и ласково, успокаивающе сжав в своих собственных, порядком застывших на ветру. Карие глаза отчаянно всматривались в зеленые, наполненные тревогой и изумлением с оттенком неподдельного испуга за их беспечные жизни. Да, он отлично понимал, как это выглядело со стороны, но не был уверен в том, что окончательная правда заставит любимую девушку успокоиться. И все же продолжил больше не терпящий отлагательств рассказ:       — Понимаешь, Лили, мы узнали всю правду достаточно быстро. Если честно, не понимаю, на что можно было надеяться — нереально не заметить систематических исчезновений человека, с которым ты делишь комнату. Лунатик долго скрывал, но в конце концов мы догадались сами. И тогда решили, что обязаны хоть как-то ему помочь. А как ты понимаешь, так же быстро убедились, что никакие снадобья и чары не в силах его исцелить. Раз в месяц наш друг становился смертельно опасным для нас всех и даже для себя самого. И тогда мы наконец нашли другой способ, — он прервался всего на секунду, внимательно следя за реакцией Эванс, но та сидела так же неподвижно, и только побледневшие щеки давали понять, какой неистовый ураган тревоги сейчас бушует в ее сердце. — Мы перелопатили чертову кучу книг и убедились в одном: по-настоящему опасны оборотни только для людей. Но они редко вообще могут причинить вред животным, а ко многим другим магическим существам и вовсе опасаются подходить. Мы решили рискнуть, потому что другого выхода у нас и не было.       — Господи, Джеймс… — растерянный, изумленный шепот сорвался с губ гриффиндорки, и тонкие ладошки выскользнули из рук парня, прижимаясь кончиками пальцев к губам. — Ты хочешь сказать, что вы втроем…       — Мы стали анимагами, — бесповоротно и окончательно подтвердил ее догадку Джеймс, кивнув в завершение своих слов. — Три года, нереальную тучу времени мы учились превращаться. Честно говоря, Лунатика пришлось уговаривать кошмарно долго. И только когда мы пообещали, что в любом случае сделаем это, он сдался. Постоянно контролировал наш прогресс вместе с нами самими. Нам пришлось снова перерыть чертовски огромную долю разделов в библиотеке и даже наплести МакГонагалл с три короба историй, чтобы получить допуск до особой секции по трансфигурации. В конце концов, к лету после четвертого курса мы научились легко перевоплощаться по своему желанию, а потом впервые провели полнолуние вместе с Римом. И сами абсолютно офигели от того, что произошло. Понимаешь, это реально странно, но когда мы находимся рядом, Лунатик… Я не знаю, как точно объяснить это, но он в большей степени остается тем же Лунатиком. Он понимает нас, мы — его, как будто большая часть его сознания все еще остается человеческой. И так он может себя контролировать, а если и случались временные выпадения из сознания, мы с Сириусом легко могли его удержать. Поэтому каждое полнолуние мы проводим вместе. Пока мы остаемся в обличии животных, Римус не может нам навредить. Милая, я понимаю, как страшно это может звучать, но мы не могли помочь ему как-то иначе. А были обязаны это сделать.       Лили пораженно молчала никак не меньше минуты, не сводя с Джеймса широко распахнувшихся глаз, пронзительно ярко горящих шоком, ощущением нереальности происходящего и невольным восхищением поразительной догадливостью и мастерством компании обычных подростков. Анимаги? Анимаги в пятнадцать лет? Но ведь это же просто невозможно, невероятно, необъяснимо! Ведь куда более зрелые талантливые волшебники тратили многие-многие годы на усиленную подготовку, сдавали специальный экзамен, проходили через долгую процедуру регистрации в специальном реестре… Мерлин великий, да в этом столетии анимагов было лишь считанное количество, в том числе их декан — профессор МакГонагалл. А теперь вдруг оказалось, что ее собственные однокурсники, ее друзья и любимый человек, начиная с пятого года обучения столько времени носились незарегистрированными анимагами по территории Хогвартса и его окрестностям. И ей не хотелось даже думать о том, сколь часто они четверо покидали пределы специального убежища в Визжащей хижине, пускаясь в свои опасные, полные авантюры и безрассудства приключения. Только лишь когда дар речи вернулся к ней, девушка вдруг вскочила на ноги, становясь в пол-оборота к парню, и, неосознанно прижав ладони к щекам, как будто стремясь убедить себя, что все это ей не снится, пробормотала быстро и отчаянно:       — О боже мой, Джим! Это же просто невозможно. Черт возьми, это даже незаконно! Я не представляю, как только вам это удалось. Просто не могу поверить!       Она отошла на пару шагов, потеряв Джеймса из виду, надеясь выиграть несколько секунд, чтобы прийти в себя, прежде чем тот вновь примется ее успокаивать и настаивать на том, что у них все под контролем. Но когда за спиной раздались незнакомые прежде звуки, они вовсе не напоминали шаги Поттера по старой палой листве и сухим веткам. Испытав новый прилив изумления, Эванс резко обернулась — и перед ее глазами предстал огромный величественный и грациозный олень, гордо поднявший голову с ветвистыми рогами. Короткий восторженный выдох невольно сорвался с губ, и прекрасное создание, точно чувствуя собственный триумф и тем самым так отчетливо напоминая Джеймса, гордо прошествовало прямо к ней, осторожно и даже ласково ткнувшись носом в плечо. Тонкая рука девушки сама собой легла на шелковистую шерсть, а зеленые глаза неотрывно следили за огромными карими, столь осознанными и мудрыми, что они могли принадлежать только лишь кому-то в высшей степени разумному. И последняя догадка, связавшая длинную цепь многолетних замечаний, которым прежде придавалось не так уж много значения, зажглась лампочкой в голове.       — Сохатый, — прошептала она, ласково поглаживая мягкую шерсть, и робкое напоминание улыбки пробилось сквозь плен изумления и тревог, приподняв уголки ее губ. Еще миг — и рядом с нею снова стоял прежний Джеймс, высокий, подтянутый, такой теплый и родной. Сильные руки нежно обвили тонкую фигурку, прижимая к себе, и короткий, ласковый поцелуй опустился на кончик носа девушки, точно поддерживая, возвращая к реальности из мира бесконечного удивления и неизвестности. Почти инстинктивно прижимаясь в ответ, крепко сцепляя ладошки у него за спиной и склоняя голову к груди, Лили озвучила последнюю мысль: — Так вот откуда все-таки взялись эти ваши странные прозвища.       — Да, — согласно кивнул он, опуская подбородок на медно-рыжую макушку и оставляя короткий поцелуй и на приятно пахнущих волосах. — Сириус превращается в собаку, а Питер — в крысу. Его также приходится беречь, потому что он становится слишком маленьким по сравнению с нами. Но никто другой из нас не смог бы обездвижить эту дурацкую Гремучую иву так же ловко, как он. А все остальное время Хвост обычно путешествует у меня на спине.       Впервые за последние четверть часа из груди Лили вдруг вырвался легкий смешок, больше напоминавший полную растерянность, нежели последствие шуточного замечания. Она только что своими глазами видела превращение Джеймса в оленя и обратно в человека, но, кажется, ей потребуется еще какое-то время, чтобы окончательно осознать только что открывшийся ей главный секрет Мародеров. Откровенно говоря, она как нельзя лучше понимала, почему все это должно было оставаться строжайшей тайной: помимо смертельной опасности при долгих упорных тренировках и последующих ночных эскападах, парни серьезно нарушали закон, и ни в коем случае об этом не должно было стать известно. Трудно было поверить, что каждый раз с наступлением полнолуния трое юношей, только-только оканчивающих Хогвартс, с такой невероятной легкостью и удачливостью перевоплощаются, чтобы составить компанию своему лучшему другу и хотя бы как-то облегчить все те испытания, что каждый раз приносит ему неизлечимая болезнь. Но это происходило. Каждый месяц. На этой самой территории.       — Вы сумасшедшие, Поттер! — отчаянно произнесла она, хотя дрожащая улыбка наконец-то по-настоящему появилась на красивом и нежном лице, к которому уже начала возвращаться вся его живая краска. Зеленые глаза встретились с карими, вновь засветившись тепло, ласково и искренне восхищенно, и точно расплавленное солнце засверкало в других в ответ. Мальчишеская очаровательная и совершенно обезоруживающая улыбка появилась на таком знакомом и привлекательном лице, обнажая неглубокие ямочки, и Сохатый лишь согласно кивнул на эти слова, соприкасаясь с нею лбами. А Лили добавила уже вкрадчивым, шелестящим шепотом: — Абсолютно сумасшедшие. Только вам четверым могло прийти подобное в голову.       — Я знаю, Цветочек, — в тон ей прошептал Джеймс, склоняясь еще ближе, пока она первой не закрыла глаза. Мимолетно коснулся губами щеки и осторожно обнял ее лицо ладонями. — Именно поэтому мы — Мародеры. А Мародеры должны всегда держаться друг за друга. И теперь ты знаешь всю правду. Но я люблю тебя, Лилс. Я люблю тебя больше жизни и ни за что не позволю тебе волноваться.       Холодный ноябрьский ветер раскачивал верхушки и ветви многовековых деревьев, палая листва безжизненно шелестела под ногами, а плотные сумерки уже успели окутать застывших на небольшой лесной прогалине парня и девушку. Но они, тесно обнявшись и не удержавшись от долгого поцелуя, все никак не могли оторваться друг от друга, на короткий миг чувствуя себя так, словно оказались совершенно одни на многие тысячи миль вокруг.