Лепестки из прошлого

      Позже, пытаясь восстановить в памяти первые мгновения после того, как последние слова ужасающего заявления потусторонним холодным шепотом растаяли в стенах гостиной, каждый из гриффиндорцев приходил к выводу, что эти воспоминания точно стали смазанными, нечеткими, как засвеченная старая фотопленка. Разразившаяся за окнами гроза разорвала напряженное молчание, но не сумела вытеснить порабощающего страха из похолодевших сердец юных студентов. Кто-то испуганно зажимал ладонями рот, подавляя рвущийся наружу крик, кто-то все еще стоял неподвижно, с трудом осознавая, что происходящее вокруг — не сон, не один из ночных кошмаров, что так часто за последние месяцы являлись многим волшебникам и волшебницам Британии, а леденящая душу реальность. Чуть позже, словно по щелчку, большая часть студентов очнулась, приходя в хаотичное движение: младшие девочки стремительно рванулись в свои спальни, мальчики на трясущихся ногах семенили следом, ребята и юноши чуть постарше подходили друг к другу, обнимались, крепко стискивая плечи приятелей, или, напротив, отстранялись, в полном шоке устремляя неподвижный, пустующий взгляд в пол и думая о себе самих, о своих семьях, остававшихся сейчас где-то далеко за пределами замка Хогвартс. Как постепенно нарастающий грохот первых капель дождя, то в одном, то в другом краю гостиной начали раздаваться едва сдерживаемые короткие рыдания. И хотя нехарактерная для этой поры года гроза все сильнее сотрясала небо, полосуя черное небо слепящими вспышками молний, внезапно раздавшийся визг — отчаянный и безнадежный визг девочки с четвертого курса, забившейся в угол между диваном и горящим камином, зажав уши и подогнув под себя острые коленки, — показался громче всех прочих звуков. И лишь к некоторым успело прийти осознание, что подобное, должно быть, сейчас происходило в каждой факультетской гостиной.       Общая же реакция, охватившая всю школу, напоминала скорее разрыв военного снаряда. Все следующее утро коридоры, переходы, Большой зал и буквально все излюбленные укромные уголки гудели от голосов сотен студентов, точно встревоженный пчелиный рой. Версий и предположений выдвигалось великое множество: о том, как именно холодный шелестящий голос прорвался в вечерний радиоэфир, о том, кому именно он принадлежал — хотя подавляющее большинство на этот счет сомнений и не испытывало — и о том, каким образом ему или им удалось совершить свою задумку беспрепятственно. Однако вывод к тому был всего один, и от осознания его кровь застывала в жилах, превращаясь в жгущие изнутри осколки — минувшей ночью пожар войны наконец вспыхнул всепоглощающим пламенем.       И если раньше, когда в газетах все чаще и чаще появлялись упоминания Пожирателей смерти, среди некоторых хогвартцев лишь время от времени зарождались мысли о возможном расставании со школой, в то серое и мрачное утро они стали как никогда реальны. Едва ли не с семи часов утра в кабинете Дамблдора побывало около дюжины учеников, сообщающих о своем желании отправиться обратно в Лондон или получивших от родителей весть о немедленном возвращении под родные «безопасные крыши». Кто-то поговаривал о переводе в другие школы волшебства, вспоминая не вернувшихся после летних каникул Рэйчел Уоллис, близнецов Харрис и других, чье отсутствие не успело сразу броситься в глаза всей общественности. А те, кто не мог похвастаться устойчивым самообладанием, казалось, с самой ночи впали в затяжную, прерывающуюся разве что на полчаса истерику. За следующие несколько дней мадам Помфри пришлось столкнуться с таким количеством нервных срывов и панических атак, какого эти стены не ведали прежде. Студенты ходили исключительно группами в независимости от того, какую точку зрения имели на счет шокирующих событий, порой сдерживая друг друга в возникающих антагоничных спорах или сопровождая товарищей за помощью в Больничное крыло. Как и в каждом уголке магической Британии, на Хогвартс сокрушительными волнами хлынула паника.       Реакция профессорского состава последовала незамедлительно: недремлющее сарафанное радио Хогвартса уже в первый день разнесло подпольную весть о том, что Дамблдор в ту же роковую ночь собирал у себя всех преподавателей — обычная школьная защита была в разы усилена, а среди студентов ходил слух и о том, что Министерство направило в Хогвартс один из малых мракоборческих отрядов.       Впрочем, даже в этом покосившемся устое ожидаемо нашлись более хладнокровно мыслящие и смелые юноши и девушки. Они не позволяли себе впадать в панику, держались твердо, и если внутренне и пребывали в растерянности, то никак не проявляли ее внешне. Нюанс состоял лишь в том, что и они раскололись надвое. Одни из них, включая небезызвестную компанию старшекурсников Слизерина, в конце прошлого года бывшую замешанной в грандиозной дуэли с компанией Мародеров, закончившейся покушением на жизнь Джеймса Поттера в чаще Запретного леса, расхаживали с невероятно уверенным видом, подчеркивая собственное превосходство, точно давно уже знали наверняка нечто, неведомое остальным, а теперь неожиданно всплывшее наружу. Им происходящее теперь за пределами школы не представлялось ни неожиданным, ни ужасным — для этих людей все точно наконец стало на собственные места, вернулось к истинному порядку, и они, именитые молодые волшебники с более чем вековым набором чистокровных поколений, теперь сполна имели право глядеть на прочих свысока, провозглашая свою безоговорочную гегемонию.       Другие же являли собой абсолютно противоположную коалицию. Это были студенты, не позволившие себе впасть в слепую панику и отчаяние — напротив, все они, точно позабыв о столь юном возрасте и еще даже не полученном полном волшебном образовании, рьяно рвались к хоть каким-нибудь действиям и внутренне сгорали в нарастающем гневе, когда им приходилось сталкиваться с первой группой. Их отчаянное желание бороться, нестись едва ли не в самую гущу событий ради защиты своих родных и восстановления привычного мирного порядка с завидным преимуществом превосходило страх. И, к ужасу профессоров и растерянному трепету ребят помладше, эти две стороны старшекурсников вступили в яростное противостояние.       В первую же неделю ярким примером к подражанию для неравнодушных стал Бенджи Фенвик, за которым в одно промозглое утро явилась взволнованная мать с явным намерением забрать сына из Хогвартса. Пуффендуец от подобной идеи впал в жуткую злость, и, хотя дело закончилось ссорой матери и сына прямо в главном холле напротив Большого зала, где свидетелем мог стать буквально любой желающий, парень все равно наотрез отказался покидать Хогвартс, и уже к вечеру миссис Фенвик пришлось возвращаться домой ни с чем. А Бенджи на несколько дней стал местным героем. Подражая ему и многим другим ребятам постарше, студенты писали родителям решительные письма, заявляя о своем намерении продолжить обучение именно в этих стенах. И пусть почти никто из них еще не представлял, что все это — лишь начало неимоверно долгого, смертельно опасного, невиданного по своей жестокости испытания для всего магического сообщества, даже явная бравада невольно вселяла надежду во все еще мерцающие силой сердца.       Но прежде, чем хотя бы видимость порядка постепенно начала устанавливаться в стенах тысячелетней школы, апогеем последних событий стала яростная дуэль, случившаяся в одном из коридоров пятого этажа, зачинщиками которой стали шестикурсник из Когтеврана и пятикурсник из Слизерина, в конце концов втянувшие в беспорядочное сражение еще с дюжину человек. В результате, когда подоспевшие профессор Флитвик и МакГонагалл с трудом разняли дерущихся, буквально каждый из дуэлянтов был направлен в Больничное крыло, а все четыре факультета благодаря своим горе-представителям лишились нескольких десятков баллов.       Лишь чуткое, но в то же время решительное и серьезное мастерство руководства всех профессоров спасло Хогвартс от грохочущего разгрома и в течение пары недель помогло восстановить шаткое, хрупкое, но такое необходимое равновесие. Многочисленное бегство из школы ощутимо пошло на спад, а число открытых стычек постепенно свелось по крайней мере к привычному. И хотя успокоить мысли каждого из юношей и девушек они были не в силах, преодолеть самые сильные вспышки паники им удалось. Точно бросая вызов и являя собой оплот силы и смелости, Хогвартс выстоял в те леденящие сердце, ужасающе неопределенные первые дни войны.

***

      — Ребята! — запыхавшаяся, раскрасневшаяся то ли от восторга, то ли просто от быстрого бега Марлин влетела в общую гостиную Гриффиндора, оглашая ее стены громким восклицанием, направленным к компании ее друзей и однокурсников, но заставившим обернуться добрую половину студентов. — Вы видели это объявление в главном холле? Профессор Коулман открывает Дуэльный клуб!       — Разумеется, Одуванчик, но твоя информация уже несколько остыла, — с легким смешком отозвался Сириус с одного из дальних кресел и кивком указал на Лили, старательно прикрепляющую пергаментный лист к доске объявлений. И едва гриффиндорская староста успела отойти к ближайшему свободному креслу, Марлин тут же подлетела ближе, пробегая глазами по строкам объявления, в точности копировавшего то, что висело теперь в главном холле.       Профессор Коулман ничуть не предал ожиданий своих студентов, и с каждым новым занятием, начиная с самого первого, его авторитет в глазах большинства только лишь усиливался и стремительно прогрессировал. Вступать в открытые межфакультетские и личностные стычки на его уроках не решались даже умудренные жизненным опытом семикурсники, а едва не случившаяся драка между Поттером и Эйвери перешла в разряд убийственных и презрительных взглядов. Чтобы удержать дисциплину, этому сравнительно молодому преподавателю не требовалось прилагать особых усилий, потому как весомую роль в его занятиях играл интерес. У большей части студентов — искренний и нетерпеливый, у прочих — вполне серьезный, но старательно замаскированный под снисходительность. Те, кто не воспринял нового профессора Защиты от Темных искусств с должным уважением, продолжали внешне пассивно демонстрировать свое пренебрежение ко многим его словам и недоверие к любой информации, что тот терпеливо доносил до юных умов. Но самого профессора это, казалось, ничуть не трогало — ежедневно, бодрой походкой заходя в класс, с легким налетом небрежности бросая свой портфель или стопку пергаментных листов на преподавательский стол, он привычно оборачивался лицом к ученикам, подпирая столешницу спиной или вовсе присаживаясь на край собственного стола, и видел прямо перед собой десятки заинтересованных пар глаз. Он не стремился стать их другом — Беннетт Коулман был слишком умным человеком, чтобы не осознавать невозможности абсолютно открытой дружбы между ним, преподавателем и человеком, чей возраст вплотную приблизился к сорока, и разновозрастными группами подростков. Но и на отношение прочих преподавателей его взаимодействие с любым из классов не походило.       Не в пример прошлогодним, его уроки не вызывали обреченных стонов, а домашние задания не тянули на невыносимую пытку. Профессор Коулман был достаточно тактичен, держался «в духе времени», мог иной раз казаться снисходительным, но вместе с тем требовательным и справедливым. По крайней мере, так считало подавляющее большинство студентов. Им не пришлось позабыть о том, что такое теория, письменные работы и домашние сочинения, но даже корпев над очередным свитком пергамента, каждый доподлинно знал: ближе к концу занятия или в самом начале следующего все парты в просторном классе ЗОТИ будут отодвинуты к стене парой взмахов волшебной палочки профессора, и наступит счастливое время практики, в течение которой Коулман будет ходить между группками парней и девушек, давая советы и в нужный момент прибегая к помощи. Все эти и прочие аспекты позволили Сириусу еще со второй недели учебы окрестить профессора прозвищем «Крутой мужик». Звучало оно солидно, подходило как нельзя лучше, и, как и многие искрометные нарицательные имена, оброненные самыми яркими личностями из хогвартских студентов, прочно закрепилось за новым профессором. Между собой называть его именно так стали поголовно все — различие состояло лишь в интонации, ярко отражающей личное отношение к профессору ЗОТИ.       — Уже записалось без малого тридцать человек! — никак не унималась МакКиннон. — И это только по списку у входа в Большой зал.       — Будет гораздо больше, — спокойно заметила Лили, мягко улыбаясь восхищенной подруге. — Уроки профессора Коулмана бьют все рекорды по популярности.       — Вы собираетесь записаться? — подала голос Алиса, подходя ближе к подругам. Она уже крутила в пальчиках грифельный карандаш, явно собираясь вписать свое имя в список желающих посещать Дуэльный клуб. Ей не меньше других хотелось подтянуть собственные знания по защите. И причина была даже не во впечатляющих уроках профессора ЗОТИ. Вдохновленная рассказами своего жениха о подготовке на стажировке в мракоборческий отдел, она все больше склонялась к тому, чтобы проследовать его примеру. Говорить о небезопасности подобного выбора было уже слишком поздно — теперь смертельная угроза нависла над всей Великобританией, и каждый из них находился в опасности практически одинаково.       — Я собираюсь, — кивнула Лили, тоже потянувшись к своей сумочке в поисках пера или карандаша. — Нам всем теперь это необходимо. Помолчу уже о том, что в этом году сдавать ЖАБА.       — Всего раз в неделю, — наконец внимательнее изучив объявление, заметила Марлин. — Вполне будем успевать. Здорово, если пойдет большинство наших.       — Об этом точно не беспокойся, — ровным голосом отозвался Сириус, все так же расслабленно растянувшись в кресле. — К вечеру в этом списке будет почти весь Гриффиндор, — он наблюдал за тем, как три подруги одна за другой написали свои имена под объявлением. Проводил взглядом подошедшую Эммелину, которая молча уверенной рукой добавила свое имя в список. — Эм, а ты не боишься, что не потянешь и клуб, и тренировки? — ухмыльнувшись, спросил парень, привлекая внимание девушки. — Наш капитан уже вошел в раж. Скоро он начнет гонять нас до синих звезд в глазах.       — Не язви, Блэк, — просто отмахнулась она, чуть вздернув бровь. — Я сильно сомневаюсь, что вы четверо сами не запишетесь сюда. Кроме того, занятия для старших курсов будут по понедельникам вечером. А тренировки — по вторникам и четвергам.       — Не забывай, что еще не проводились отборочные. Кстати, — Сириус приподнялся на локтях, выпрямляясь в кресле и оборачиваясь к проходу за портретом, — я так и знал! Эй, Сохатый! — он вскинул руку, прокричав через всю гостиную. — Лети сюда! Тут новости.       — Я уже вкурсе! — так же громогласно ответил Джеймс, появившийся на пороге гостиной и немедленно привлекший всеобщее внимание собственным голосом. Он в принципе неизменно привлекал внимание одним уже своим появлением. Гриффиндорский капитан пробирался к друзьям мимо занятых диванчиков и кресел, ловко лавируя между деревянными столиками, заваленными книгами и прочей атрибутикой свободного времяпровождения студентов. — Зато ты сейчас офигеешь от того, что я тебе расскажу, Бродяга!       Едва достигнув другого конца гостиной, Джеймс бросил быстрый взгляд на доску объявлений, встречаясь с уже знакомым текстом. Мягко обвил одной рукой тонкую талию Лили, вызывая у девушки солнечную улыбку, и оставил на щеке быстрый поцелуй, попросив:       — Солнце, запиши, пожалуйста, и нас. У тебя самый красивый почерк во всем Хогвартсе! Я сейчас вернусь.       — Джеймс, что случилось? — непонимающе нахмурилась девушка, с подозрением глядя на как всегда взлохмаченного парня. Он выглядел слегка потрясенным, но, по крайней мере, не казался напряженным. Он только лишь вновь улыбнулся, отрицательно качая головой.       — Все в порядке. Это касается квиддича. Бродяга? — Джеймс поднял взгляд на друга, столкнувшись со знакомой заинтересованной искоркой в серых глазах. — Пару слов.       — Если ты во что-то влип, Сохатый, то самое время собирать нашу славную четверку, — Бродяга издал лающий смешок, но, похоже, Сохатый в самом деле был настроен серьезно. Так что иронизировал он скорее из привычки, нежели с явным намерением. А потому, мобилизовав все свои расслабленные конечности, Сириус поднялся из кресла, и Джеймс, отпустив Лили и закинув руку на плечи другу, вместе с ним направился в сторону дальнего окна, когда за их спинами вдруг раздался старательно скрывающий легкий укол ревности и обиды голос Эммелины:       — Эй, Капитан! Если это касается квиддича, то почему бы не осчастливить новостью всю команду?       — Тема слишком мужская, Вэнс, — губы Сириуса вновь растянулись в фамильной ухмылке, но Джеймс тут же перебил его, с трудом сдержавшись, чтобы не отвесить подзатыльник. Ему не особенно нравились перебранки между двумя охотниками команды в самом начале шестого курса. Когда между ними обоими вовсю разгорелась горячая искра, все это сошло почти на «нет», но теперь у капитана по личному опыту были другие причины не одобрять взаимные колкости этих двоих. Впрочем, у Сириуса и Эммелины были свои особые отношения, в которые вмешиваться посторонним было необязательно. Особые хотя бы уже потому, что оба до сих пор спокойно отрицали их существование в случае настырных вопросов.       — Я расскажу, когда соберу вас всех, Эм, — заверил Джеймс, не дрогнув под серьезным взглядом миниатюрной охотницы. — Просто Бродяге лучше знать сразу, или он охренеет настолько, что, боюсь, мы его потеряем. Тут замешано личное. Беспокоюсь о его нежной детской психике, знаешь ли.       Хотя Эммелина недоверчиво хмыкнула, не сдержав ехидную улыбку в адрес Сириуса, ответ капитана ее успокоил. Зато самому Бродяге, судя по изменившемуся выражению лица, очень не терпелось узнать, по какой это личной причине он должен «охренеть». И когда они оба прислонились к стене подле высокого окна, он с той же привычной заинтересованностью в светлых глазах устремил взгляд на лучшего друга.       — Так что случилось, Сохатый? Это серьезно связано с квиддичем и с командой, или в твоей гениальной голове почему-то не созрело ни одной более подходящей фразы?       — С квиддичем, — кивнул тот, настраиваясь на более серьезный тон. — И с командой. Только не с нашей. В общем, я как раз выбивал стадион для нас на субботу, чтобы провести отборочные. И случайно узнал, кто теперь у Слизерина новый ловец.       — Не пугай. Неужели Нюниус открыл в себе новый талант, и ты теперь боишься случайно убить его на глазах у ликующей толпы? — уголки губ на красивом лице дернулись вверх, обнажая белоснежную улыбку, но взгляд Сириуса остался глубоким и слегка напряженным. Судя по всему, для шуток сейчас и в самом деле был не особенно подходящий момент.       — Если бы, Бродяга. Талант в себе открыл кое-кто другой, — Джеймс выждал короткую паузу, достаточную до того, чтобы внимательно заглянуть в лицо другу и распознать его эмоции даже через впитанную с кровью фамильную маску. — Регулус Блэк.       В первое мгновение Сириус почувствовал себя так, словно его огрели по голове тяжелым пыльным мешком. Затем решил, что это очередная шутка в исполнении Джеймса. Но, не заметив никакого подвоха и перемены в его лице, был вынужден признать, что друг настроен серьезно и говорит чистейшую правду. И перегруженный разум взорвался тысячами искр. Регулус — и квиддич? Как такое вообще возможно? За все то время, что Сириус прожил в родном доме на площади Гриммо, ему не припоминался ни один момент, когда Рег проявлял бы интерес к любимому спорту магов, за исключением тех моментов, когда отец по личному приглашению очередного важного лица из Министерства водил сыновей на матчи. Откровенно говоря, даже за тем, как его младший брат держался на метле в воздухе, он наблюдал едва ли больше десятка раз. Кроме того, членство в команде факультета неизбежно выдвигало каждого на первый план среди прочих студентов. А Регулус, несмотря на собственное происхождение, никогда особенно не выделялся из толпы. Впрочем, фамилия «Блэк» говорила сама за себя. И, если внимательно прислушаться к своим внутренним мыслям, Сириус нехотя признал, что мог бы даже гордиться своим мелким, если бы не…       — Неужели ты, Сохатый, переживаешь, что теперь у тебя перед носом выцарапают заветный снитч? — криво ухмыльнувшись, привычно саркастически спросил он. При этом серые глаза силились скрыть стремительно загорающиеся очаги волнения. Сириус ничуть не хуже Джеймса знал, из каких личностей состоит по большей части сборная Слизерина. Те самые, в компании которых он меньше всего хотел бы наблюдать своего легковерного и покладистого братца, и которые тем не менее все чаще и чаще окружали его. Регулус постепенно менялся в подобном окружении — в этом старшему Блэку довелось убедиться в минувшее Рождество. А теперь, когда младший еще и войдет в команду, проклятый токсичный круг окончательно замкнется. И лишь Мерлину известно, до какой степени им удастся отравить свежий разум, с материнским молоком впитывавший весьма желанные для них идеи.       — Нет, Бродяга, — покачал головой Джеймс. Он прекрасно умел признавать таланты других игроков в квиддич, но первым, о чем он подумал, узнав о новом ловце Слизерина, являлся вовсе не страх или опаска за возможную угрозу собственному титулу школьного чемпиона. Парень на пару секунд стянул очки, коротко протирая стекла краем рубашки, что, к слову, делал нечасто, обыкновенно — в те минуты, когда серьезно заражался какой-либо мыслью. Затем водрузил их на нос и бросил до крайности пронзительный взгляд карих глаз прямо в глаза лучшего друга. — Просто ты не хуже меня знаешь, кто еще входит в команду наших любимых слизеринцев. И кто заправляет всем этим прекрасным террариумом.       Сириус не ответил, но серые глаза чуть сощурились, крепко цепляясь за ответный взгляд. И он едва заметно кивнул. Джеймс всегда умел распознать любую его эмоцию, насколько отлично бы ни держалась фамильная маска. И каждая мысль, проскакивающая в разуме Блэка, кажется, постоянно проецировалась в сознании Поттера. Сейчас происходило то же самое — вне всяких сомнений, оба они думали об одном и том же. Все опасения Сириуса из прошлого года превратились в тревожную реальность. Старший из братьев неизбежно и стремительно терял младшего и последнюю нить, связующую его с собственной фамилией.

***

      Регулус Блэк как раз шел на ужин в Большой зал вместе с остальными пятикурсниками Слизерина, когда кто-то окликнул его в толпе, и, обернувшись, паренек узнал в говорившем Эйвери. Услужливо предложив отойти, старшекурсник увлек его следом за собой к одной из статуй в холле, первым начиная разговор. Признаться честно, Регулус уже даже ничуть не удивлялся неожиданной благосклонности и уважению со стороны авторитетной части Слизерина. А с начала нового учебного года и последовавшего за ним знакового и неожиданного для многих включения младшего Блэка в состав сборной факультета его позиции в студенческой иерархии только укоренились. Теперь даже Барти Крауч, все такой же угловатый и веснушчатый однокурсник Регулуса, посматривал на него не с былым отношением взаимной вежливости, близкой к дружелюбию, а с откровенной завистью, отчасти похожей на благоговение. А из общения с Эйвери наконец начисто пропала нотка пренебрежения старшего. В конце концов, даже Снегг начал воспринимать его спокойно и благосклонно, хотя сам он слишком хорошо знал, как тот люто ненавидел Сириуса. Иными словами, почти незаметно даже для себя самого, Регулус Блэк неожиданно оказался ценным и редким цветком, распустившимся гораздо позднее ожидаемого.       — Отлично сработано, Регулус, — заметил Эйвери, и Блэк сразу же сообразил, что тот имеет в виду результаты отборочных. — Кто бы мог знать, не так ли?       — Верно, — сдержанно кивнул он, впрочем, невольно чувствуя, как приторное чувство гордости за себя вдруг наполняет его изнутри. Признаться честно, он и сам не был уверен в том, что шанс стать ловцом Слизерина выпадет именно ему. Принимая во внимание тот факт, что ранее Регулус не проявлял особенного интереса к квиддичу, это можно было считать своей личной победой. Однако сам младший Блэк прекрасно понимал, что главные намерения его заключались несколько в ином.       — Сегодня вечером мы собираемся в комнате Макнейра и Мальсибера. Так что приходи, — сообщил семикурсник, не удержавшись от того, чтобы окинуть парня внимательным взглядом, наблюдая за реакцией. Тот слегка удивленно вскинул брови:       — Собираете команду? — с момента последней встречи сборной прошли всего сутки, и ее новый ловец не вполне понимал, с какой целью им необходимо собраться так скоро. Эйвери же лишь иронично ухмыльнулся. Иногда неопытность Блэка все еще всплывала наружу, выдавая его подростковую недальновидность, даже несмотря на самое что ни на есть знатное происхождение.       — В каком-то роде да. Собираем, — счел нужным кивнуть он, вызывая у собеседника легкий призрак неловкости. Похоже, он и сам догадался, что только что дал маху. Что же, тем лучше. Сообразительность Эйвери ценил.       — Я приду, — утвердительно ответил Регулус, но поспешил предупредить: — Только не раньше восьми. После ужина у нас Дуэльный клуб.       — Дуэльный клуб Коулмана? — губы старшекурсника скривились в подобии насмешки, но обращена она была вовсе не к собеседнику. Похоже, личность профессора Защиты привлекала слишком уж повышенное внимание со стороны всего Хогвартса. А новость об открытии Дуэльного клуба и первом занятии для пятого и шестого курсов сегодняшним вечером стала событием дня. Впрочем, как бы то ни было, цели у каждого были свои. — Хотя это может оказаться даже полезным. Ладно, Регулус, я передам остальным. Полагаю, ты успеешь к этому времени вернуться.       Последней фразой он явно дал понять, что разговор их окончен, и Регулус, все так же сдержанно кивнув, проследовал в Большой зал один. В этот раз Эйвери компании ему не составил. Погруженный в свои мысли, роем завертевшиеся в голове сразу после этой, казалось бы, не особенно содержательной беседы, он и не заметил, как оказался в новой толпе студентов. До тех пор, пока одна из энергично трещавших с подругами старшекурсниц не налетела прямо на него.       — Ох, черт! — негодующе воскликнула она, оборачиваясь, и Регулуса точно током прошибло. Он узнал и этот голос. Кудрявая золотистая копна, средний рост и хорошая фигура. Светлые глаза блеснули удивлением и так же быстро погасли. Как будто девушка не увидела совершенно ничего примечательного. — Ой, извини, Блэк!       И прежде, чем он успел открыть рот, вся компания семикурсниц просочилась в зал. Регулусу тоже не пришлось стоять столбом, поскольку за спиной напирали другие спешившие на ужин студенты. Но все то время, пока он шел к своему месту за факультетским столом Слизерина, вязкое чувство наваждения все никак не отпускало его разум, начисто вытеснив только что бившиеся в нем мысли. Остатки электрического разряда, казалось, все еще блуждали по позвоночнику. Золотые кудри настойчиво раз за разом взмывали прямо перед глазами. Регулус решительно не понимал, почему это с ним происходит, но, уже опустившись на скамью у стола, несколько раз бросал пронзительный взгляд в сторону стола Гриффиндора, без особого труда находя там только что едва не сбившую его с ног обладательницу приметных кудрей. И в самой глубине светло-серых глаз читались растерянность и изумление.

***

      В понедельник в назначенное время в кабинете Защиты от Темных искусств уже толпилось несколько десятков семикурсников. Как оказалось, свое имя в члены Дуэльного клуба вписали поголовно все, кто посещал курс ЗОТИ. Стоя давно сложившимися компаниями, будущие выпускники с интересом оглядывали казавшийся непривычным класс. Если во время практических занятий парты просто отодвигались в двум противоположным стенам или в конец класса, то сейчас они просто исчезли вместе со стульями. Совершенно ничто не загромождало опустевшее помещение, за исключением преподавательского стола, привычно оставшегося книжного стеллажа подле двери в кабинет профессора Коулмана и как всегда висевшей на месте старой доски. Солнечные лучи клонящегося к закату дня бросали длинные теплые полосы на полированные деревянные доски пола, а пламя свечей в тяжелых подсвечниках плавно подрагивало, точно в такт гулу голосов. И спустя несколько минут дернулось, когда дверь смежного кабинета открылась, впуская на порог профессора Коулмана собственной персоной. Привычно коротко улыбнувшись и поприветствовав студентов, он обогнул свой стол и присел на его краешек, как и всегда неосознанно олицетворяя моложавость и легкое пренебрежение стандартами.       — Что ж, как я вижу, у нас здесь ровно тот же самый состав, — улыбнулся он, окинув взглядом толпу и не обратив ровно никакого внимания на ехидные ухмылки со стороны элиты негативно настроенного к нему Слизерина, но в то же время никак не реагируя на так и зардевшихся девушек, стоявших в первом ряду. — Даже лучше, чем я ожидал, — признался профессор, поднимаясь на ноги и делая пару шагов по направлению к семикурсникам. — Расположитесь как вам удобнее, чтобы все могли видеть и слышать. Сегодня наша первая встреча, так что вас не ждет ничего сверхъестественного. Кроме того, как показал последний месяц, вы все знакомы с искусством дуэлей. Правда, совершенно не знакомы с его негласными правилами, — проигнорировал преподаватель и приглушенные хмыканья из самого конца кабинета. — На всякий случай предупрежу: эти занятия не имеют прямого отношения к нашим урокам по Защите. Скажем так, здесь воля вашего выбора гораздо шире. Так что, если кто-то по своим причинам не захочет больше продолжать встречи в Дуэльном клубе, он в праве уйти, никого при этом не извещая. Что касается самой цели, я должен был бы вам сказать, что все это совершенно не обязательно, но не стану обманывать прежде всего себя. И не думаю, что есть необходимость повторять: в силу ситуации…       — Защищаться должна уметь даже ваша любимая кошечка! — выпалил вдруг Сириус, вызывая громкий смех девушек и смешки парней. Светло-карие глаза профессора, отражающие веселые искорки, немедленно нашли в толпе высокого юношу со знакомыми аристократически красивыми чертами и кривоватой ухмылкой на лице.       — Отлично сказано, мистер Блэк, — похвалил Коулман, подходя ближе еще на пару шагов. — Рад вас приветствовать здесь. Иного ожидать я и не мог.       — Вы недостаточно хорошо знаете Сириуса, профессор, — внес свою лепту Джеймс, как всегда, не сдержавшись. — От него вообще ничего лучше не ожидать. Так гораздо интереснее.       Гриффиндорцы, не выдержав, вновь разразились смехом, вызывая понимающую улыбку на лице профессора и некоторых сокурсников. А ничуть не уязвленный Сириус лишь гордо вскинул голову и обаятельно улыбнулся девушкам, заставив брови небезызвестной Эммелины Вэнс чуть нахмуриться. Она до сих пор не любила те моменты, когда Блэк выставлялся напоказ. То есть почти все, в которые их окружала толпа студентов.       — Кому, как не вам, знать это лучше, мистер Поттер, — легко согласился профессор, переходя к более серьезному тону. — Итак, поскольку занятие у нас первое, сначала я как раз и хотел бы еще раз посмотреть на ваше умение защищаться. Поэтому предлагаю вам разбиться на пары и отработать вместе защиту против самых распространенных заклинаний. Каких угодно — от Экспеллиармуса до Ступефая. Не забудьте о приветствии оппонента. И, пожалуйста, помните о том, что никто из вас не должен получить никаких увечий. Иначе, если наши встречи всегда будут заканчиваться Больничным крылом…       — Милейшая мадам Помфри озвереет и добьет всех, кто еще будет дышать! — позитивным голосом вставил Сохатый под новый взрыв хохота и пренебрежительные взгляды неприятелей.       — В сущности, вы снова правы, Джеймс, — кивнул профессор, сохраняя серьезно настроенное выражение лица. — И я в этом числе буду первым. Можете начинать! У вас пятнадцать минут, а после мы обсудим результаты.       — Ну что, господин Сохатый, я могу претендовать на звание вашей «пары»? — иронично выделив последнее слово, спросил Сириус, ближе подходя к Джеймсу, только отпустившему нежную ладошку Лили. Как и всегда в подобных случаях, девчонки разбивались на пары между собой, Мародеры — аналогично. И все остальные студенты постепенно пришли в движение, рассредотачиваясь по кабинету и находя себе партнеров для отработки щитовых заклинаний. Римус приглушенно фыркнул в ответ на реплику друга, но Джеймс скрывать свой смешок не стал:       — На звание «пары» не можете, господин Бродяга, поскольку сие вакантное место уже занято. Так что, помимо чина лучшего друга, могу уступить вам разве что звание оппонента в предстоящей дуэли.       — Только не забывай, мой друг, что я в твоей жизни появился раньше, чем эта прекрасная милашка, — весьма нахальным образом подмигнув Лили, парировал Сириус. Впрочем, ничего, кроме смешков девушек, он своими словами не вызвал.       — Только условно, — заявил в ответ Сохатый, с готовностью отходя на пару шагов, соблюдая дистанцию. И перед тем, как стать напротив ухмыляющегося лучшего друга, проходя, похлопал по плечу Питера, негласно договорившегося стать оппонентами с Римусом. — Восхищаюсь вашей мужественностью, господин Хвост. Вы выбрали участь стать дуэлянтом с гением.       — Господин Лунатик… — решив не отставать от Сохатого, выпалил Бродяга, оборачиваясь к усмехающемуся Риму. — Мое почтение!       Разыгрывалась ли данное представление специально для профессора Коулмана или стало привычной слабо осознанной импровизацией, сказать было трудно. Профессор, прекрасно слышавший последние дебаты, на сей раз никак не реагировал, проходясь между образовавшимися парами студентов. Вскоре все, включая говорливый дуэт, были готовы, и за традиционным для дуэлей по всем правилам приветствием последовали первые заклятия.       Профессор Коулман внимательно следил за происходящим теперь на расстоянии, иногда отходя дальше, иногда приближаясь вплотную. Он не вмешивался в процесс и пока воздержался от комментариев, оставив все свои замечания до обсуждения. Цепкий, живой взгляд примечал все необходимые детали и действия, наблюдая за совершенно разными стилями защиты и атаки, и одновременно с этим зорко следил за соблюдением правила осторожности. И мало кто приметил палочку светлого дерева, выскользнувшую из рукава рубашки и аккуратно сжимаемую пальцами профессора ЗОТИ.       Как и следовало ожидать, Джеймс и Сириус успели заиграться. Вспышки заклятий рядом с этими двоими мелькали довольно ярко и порой отскакивали в сторону, что заставило Римуса с Питером и Лили с Марлин отступить на несколько шагов от них, дав дуэлянтам больше пространства. Воодушевившись, парни перепробовали друг на друге все более или менее безобидные заклинания, какие только успели накопиться за прошлые шесть лет в горячих авантюрных головах славной четверки. В случае Джеймса и Сириуса все это оказалось бесполезным, поскольку ни одно из заклятий привычно не достигло цели. Зато продемонстрировать мастерство щитовых чар им удалось сполна. И Римус, краем глаза наблюдая за друзьями, в который раз поймал себя на мысли, что, даже если бы этим двоим и случилось всерьез противостоять друг другу, что априори выглядело невозможным, эта дуэль бы не закончилась никогда. Уж слишком сильно они чувствовали друг друга, как будто предсказывая самую мысль, едва успевшую зародиться в голове одного из них.       Профессор Коулман едва успел остановить студентов пятнадцать минут спустя, как дверь класса неожиданно отворилась, впуская на порог профессора МакГонагалл. Как всегда строгое лицо декана Гриффиндора выражало крайнюю серьезность, но что-то в нем вдруг выдало непривычную для этой женщины растерянность и тревогу. Как будто пару минут назад она узнала о чем-то, повергшем ее в потрясение.       — Прошу прощения, профессор Коулман, — произнесла она своим обычным сдержанным тоном. — Не могу ли я попросить у вас разрешения поговорить с мистером Поттером?       Мародеры изумленно переглянулись, и лицо Джеймса, казалось, чуть вытянулось, а скулы немедленно напряглись. Никто из них ровным счетом не представлял, что из их действий за последнее время могло вызвать гнев декана. И если это было в самом деле так, почему вызывали одного только Джеймса? В растерянности опустив свои палочки, все четверо уставились на МакГонагалл во все глаза. Зато Лили тут же обернулась к ним, с подозрением всматриваясь в лица и читая на них точно такое же непонимание.       — Разумеется, профессор, — добродушно ответил Коулман. Хотя и его взгляд невольно выдавал легкое изумление. У декана факультета могла найтись масса причин для того, чтобы вызвать к себе столь примечательного студента, в особенности если учесть тот факт, что он являлся капитаном сборной по квиддичу. Однако, раз уж разговор требовался немедленно, вероятно, причина на то была очень весомая и срочная.       Джеймс обернулся к профессору и, получив кивок, сделал шаг по направлению к декану. Сам не зная, почему, Сириус коротко опустил руку на его плечо. А Лили с трудом сдержалась, чтобы не выйти следом. Слишком уж растерянно выглядел тот в эту минуту. Джеймс вскинул голову, встречаясь взглядом с деканом и в свою очередь улавливая в ней это подозрительное, странное беспокойство. И хотя он пытался убедить себя в том, что у МакГонагалл и в самом деле может быть сколько угодно необходимостей для личной беседы с ним, когда ноги его переступили через порог кабинета, по спине пробежал холодок. И, ощущая на себе провожающие взгляды, чувствуя, как неожиданно на плечо легла другая ладонь, изящная и мягкая, легла как-то осторожно и пугающе сочувственно, он осознал, что сердце его вдруг болезненно сжалось ледяными тисками тревоги.       Дверь за вышедшими быстро закрылась, оставляя на пару мгновений повисшую в кабинете тишину.