***
Римуса разбудила пульсирующая боль. Не то, чтобы она была нестерпимой — накатывала, скорее, постепенно ослабевающими волнами, но все же настолько настойчиво и непреходяще, что парень, поморщившись, пошевелился и с трудом приподнял отяжелевшие веки. Потребовалась пара минут на то, чтобы зрение его сфокусировалось, и перед глазами наконец предстали очертания Больничного крыла. Возле его постели, по обыкновению огороженной ширмой, стоял кто-то в наброшенном на плечи светлом больничном халате. И лишь присмотревшись получше, Рим узнал в этом ком-то Лили Эванс. Она заботливо бинтовала его правую руку от самого локтя и до запястья. Никаких пятен на бинтах не виднелось, но все еще обостренное после полнолуния обоняние Люпина отчетливо уловило запах крови и чего-то горьковатого, приторного, до боли напоминающего экстракт бадьяна, а щиплющая боль не оставляла никаких сомнений в этом. Заметив, что Римус открыл глаза, Лили мягко улыбнулась и тихо поинтересовалась: — Как ты себя чувствуешь, Рим? У тебя было много царапин, мы с мадам Помфри все их обработали. — Я в порядке, — слабо ответил тот севшим голосом. Губы были совсем сухими и совершенно не слушались, голос — хриплым, тихим. Римус соврал. Чувствовал он себя отнюдь не хорошо: все тело ломило в разы больше обычного, назойливо щипали раны и царапины, и такая слабость одолевала весь его молодой организм, что не хотелось даже шевелиться, не говоря уже о том, чтобы разговаривать. О прошлой ночи в памяти не сохранилось ровным счетом ничего, что, вне всяких сомнений, только подтверждало его догадку: вчерашнее полнолуние прошло не особенно гладко. — Да не в порядке ты, — несогласно покачала головой Лили, с четким профессионализмом, не худшим, чем у школьной целительницы, проверяя у него пульс. — Мадам Помфри уж точно тебя не отпустит никуда в ближайшие четыре-пять дней. — Надеюсь, что все-таки пораньше, — слабо улыбнулся Римус, подсознательно, впрочем, подозревая, каким будет ответ строгой и ворчливой, но такой добродушной школьной целительницы. За долгих шесть учебных лет, в течение которых мадам Помфри неизменно приглядывала за ним после полнолуний, залечивала царапины, умудряясь в считанные дни привести его в должный вид и состояние, Лунатик успел привыкнуть к ней. Но даже он не мог знать, насколько стал дорог самой целительнице. У Поппи Помфри не было своих детей, но к этому спокойному, умному и упрямому юноше мягкосердечная, заботливая и добрая женщина привязалась всем сердцем, словно к родному сыну. — Потом этот вопрос решите. Сейчас отдыхай, — не терпящим возражений тоном распорядилась Эванс, разводя в стакане воды какое-то зелье из маленького пузырька. — Вот, выпей это. Немного снимет боль. — Спасибо, Лили, — мягкая улыбка вновь изогнула уголки губ. Римус принял стакан из рук Лили, в несколько глотков осушил его, поморщился, поставил на тумбочку, поинтересовавшись: — Ты сегодня помогаешь мадам Помфри? — Да, до завтрака и после, до полудня, — ответила девушка, убирая пузырек с зельем в карман халата. С начала учебного года добровольно вызвавшись иногда помогать школьной целительнице в Больничном крыле, она нисколько не пожалела об этом после. Выдающиеся знания в области зельеварения и природная склонность к заботе о других неизменно помогали ей в непростом деле целительства, и с советами мадам Помфри Лили наконец окончательно определилась с будущей профессией. И уже не раз Эванс приходила в Больничное крыло еще до завтрака, но никогда прежде не попадала на утро после полнолуния, хотя с тех самых пор, когда ей стала известна тайна Римуса, эти ночи проходили в тревоге для нее самой — страшный секрет никак не давал покоя, а искреннее волнение за близкого друга порой не давало ей сомкнуть глаз долгими часами. И сегодня, когда утро ее дежурства неожиданно совпало с тяжелым для Люпина утром после полнолуния, девушка с беспокойством и заботой хлопотала над единственным пациентом даже после мадам Помфри. Самого же Лунатика это немного смущало — он вообще всегда несколько стеснялся того, как трясется над ним целительница, не говоря уже об однокурснице и подруге. — И не лень тебе вставать так рано в воскресенье? Да и не беспокойся ты так — для меня же это и правда нормально. А то даже как-то неловко… — осторожно устроившись поудобнее и невольно поморщившись от боли во всем теле, признался Римус вслед уходящей за ширму Лили. Девушка остановилась, обернувшись на него с доброй, светлой и какой-то сочувственной улыбкой. — Я твердо решила пойти после Хогвартса в целители. Надо же когда-то привыкать. И вот к таким вот упрямым товарищам в частности. Кстати, о беспокойстве, — Эванс выразительным кивком указала в направлении двери. — Тут тебя кое-кто дожидается уже час с лишним. Рим удивленно посмотрел на нее, сперва предположив, что это ребята, так и не ложась спать, оккупируют Больничное крыло, но, минутой позже поняв все по выражению лица однокурсницы, спросил, понизив голос: — Рэйчел? — Да. Она еще здесь. Я могу пустить ее, пока мадам Помфри не видит. Хочешь? — и, не дожидаясь ответа, Эванс исчезла за ширмой, легко пройдясь до входной двери. Послышались приглушенные голоса, затем снова раздались шаги, и пару мгновений спустя из-за ширмы показалось встревоженное лицо Рэйчел Уоллис. — Римус. Как ты? — тихо шепнула она, подходя ближе и присаживаясь на край кровати. Белокурая прядь волос, перевязанных синим галстуком в пышный хвост, выбилась и спадала на лицо, но она даже не замечала этого. Глубокие синие глаза расширены от тревоги и обеспокоенности увиденным, нижняя губа закушена, обычно чуть розоватые щеки непривычно бледны. Словно бы в неуверенности, она то заламывала пальцы, то теребила край кофты и все не сводила глаз с Рима. А он сам, как будто специально, все норовил опустить взгляд. Он был несказанно благодарен ей за заботу, за то, что она терпеливо ждала, прежде чем войти сюда — от одного присутствия этой девушки становилось ощутимо легче, точно все раны вдруг затягивались в один миг, не оставляя после себя ни следа, ни отголоска боли, ни воспоминания. Но сейчас Лунатику больше всего хотелось, чтобы Рэйчел ушла. Она не должна была видеть его… таким. Римус попытался сесть на постели, но выпрямился слишком резко, и тело немедленно отозвалось болью. Коротко, едва слышно вздохнув сквозь стиснутые зубы, Люпин наконец посмотрел в глаза своей девушке и ответил: — Все хорошо. Рэйчел, ты не волнуйся, иди спать. — Смеешься что ли? — невольно улыбнулась она, отбросив надоевшую прядь и, дотянувшись, ласково проводя рукой по его волосам. — Вот я-то точно спать уже не буду. А тебе бы не помешало. Не обижайся, конечно, но выглядишь ты отнюдь не на «все хорошо». Впервые за утро Рим искренне усмехнулся, представляя себе, какое картинное зрелище открылось глазам Рэйчел. Наклонившись еще чуть ближе, он легко погладил ее ладонь, обещая, что обязательно передохнет пару часов. Теплый огонек вспыхнул в ярких синих глазах Уоллис, она улыбнулась и, уже поднимаясь с постели, чтобы уйти, ласково поцеловала Лунатика в лоб, а тот, чувствуя, как по телу немедленно разливается тепло, отчетливо уловил бешеный стук ее сердца, взбудораженного то ли тревогой, то ли чем-то другим, таким же сильным, волнующим. Уже уходя, Рэйчел обернулась на ширму, за которой притаилась постель Римуса. Леденящий душу страх, вчера долго не дававший спокойно уснуть, отступил, но колотящееся в сердце беспокойство все еще таилось где-то глубоко внутри.***
— Она хотя бы не заметила вас? — обеспокоенно спросил Римус, поочередно обводя взглядом своих друзей, рассевшихся на стул, на постель и на спинку кровати вокруг него. Сразу же после завтрака, едва проснувшись, приведя себя в порядок и наспех перекусив, трое Мародеров тут же примчались в Больничное крыло навестить Лунатика. Несколько честных взглядов мадам Помфри, пара милых, просящих улыбок Лили — и им позволили войти. Здесь, вполголоса поведав Римусу подробности минувшей ночи, все четверо глубоко задумались над все тем же беспокоящим вопросом: куда же, все-таки, с карты пропали слизеринцы? И зачем на самом деле профессор Уилткисс покидала ранним утром замок и отправлялась, вне всяких сомнений, следом за ними, пусть и явно не успела настичь? — Да нет, не думаю, — заверил Джеймс, устраиваясь поудобнее на краю постели. — Не могла она нас видеть — когда она вышла из замка, мы точно уже были под мантией. Да и тем более, раз озиралась, значит, не хотела, чтобы ее увидели… — А раз не хотела, то, заметив нас, точно бы поперлась другим ходом, — закончил за него Сириус. — А вот куда подевалась эта организованная группа придурков? Лунатик, ты прости, старик. Нам из-за них пришлось тебя заволочь обратно в Визжащую хижину. — В слабое утешение могу заверить, что ты нам пытался отомстить и неплохо потрепал, — сочувственно глядя на забинтованную руку друга, ухмыльнулся Джеймс. — Да ладно, — только лишь отмахнулся Римус. — Вы сами-то хоть целы? — Да целы, целы, — заверил Питер. — Что с нами будет? — Ты мне лучше вот что скажи, гениальная голова, — вернулся к теме Сохатый. — То ли я с метлы рухнул, то ли мир перевернулся, да только я, офигев, предположил, что на территории Хогвартса нельзя трансгрессировать, тем более так, чтобы нахрен исчезнуть. Как считаете, господин Лунатик, не слишком ли… ммм… смелым было мое предположение? — Не слишком, Сохатый, — усмехнувшись, покачал головой Лунатик. — Вот только… Говорите, они исчезли с карты, так? А до этого были в Запретном лесу? — Да, и, судя по всему, исчезли именно оттуда, — подтвердил Сириус, крутя в руках зажигалку. — Нет, допускаю, что мы с вами поместили на карту далеко не весь лес, но, по идее, карта должна в любом случае отображать любого, кто находится на территории Хогвартса. — Значит, к нашему возвращению в башню на территории их уже не было, — подытожил Питер, перехватив инициативу. И Сириус, одобрительным жестом указав на него, завершил логическую цепочку: — А из всего этого следует, что они смылись из Хогвартса. Не знаю, каким хреном, но смылись. И это при том, что трансгрессировать невозможно. — Гениально, Бродяга! — полным сарказма голосом отозвался на последнюю реплику Джеймс. — Только мы раз пять уже приходили к этому следствию. — Погодите, ребята, — вмешался в дискуссию Римус. — Трансгрессировать в Хогвартсе невозможно, но и Запретный лес не весь принадлежит к его территории. Несколько долгих минут все четверо парней переглядывались, и постепенно в глазах их зажигался огонек догадки. В конце концов первым встрепенулся Джеймс: пораженный собственным мыслям, он резко вскинул голову, встретился взглядом с Римусом и поспешно спросил: — Лунатик, а ты случайно не знаешь, можно ли через Запретный лес выйти с территории школы? Лунатик, в свою очередь, во все глаза уставился на Джеймса, словно бы и не веря, что такой простой и изящный вариант так до сих пор никому в голову и не пришел. Надо же! Они топтались на месте, ходили кругами, так и не предположив, что на самом-то деле все может оказаться настолько ясным и прозрачным. Однако, не успел еще парень и открыть рта, как из-за ширмы неожиданно показалась строгая стать мадам Помфри, возмущенно проворчавшей: — Молодые люди, что вы тут устроили? Мистер Блэк, как вы тут разместились? Не надо превращать Больничное крыло в балаган! Сириус, удобно рассевшийся на спинке больничной кровати, поспешно соскочил на пол, сунул в карман зажигалку и немедленно изобразил на лице самую обаятельную улыбку из своего арсенала. Джеймс и Питер, привычно стушевавшись, приняли самый что ни на есть непринужденный и невинный вид. — Никакого балагана, мадам! — приветливым тоном изрек юный аристократ. — Тишина, как в монашеской келье. Свои слова Блэк сопровождал все той же белоснежной улыбкой и таким завораживающе-учтивым взглядом, которым порой удавалось пронять даже Минерву МакГонагалл, стоило ей только на секунду ослабить бдительность. Однако на мадам Помфри на сей раз он оказал ограниченное действие. Женщина удалилась, но напоследок не терпящим возражений тоном приказала: — У вас пять минут на то, чтобы завершить свой визит и покинуть наконец Больничное крыло. — Парни, вы тут собирайтесь, а я погнал! — неожиданно подскочил Джеймс, наспех похлопав Лунатика по плечу. — Давай, старик, вышкребайся отсюда поскорее. — Ты куда это подорвался, Сохатый? — удивленно обернулся на него Сириус. И уже практически на полпути к двери, переходя на бег, Поттер бросил в ответ фразу, которую друзьям меньше всего следовало от него ожидать: — Я в библиотеку! Сириус и Питер уставились друг на друга вконец изумленными взглядами. Римус вообще так и застыл, не веря свои ушам. И только когда хлопок закрывшейся за Сохатым двери окончательно утих, Бродяга, тряхнув головой, словно отгоняя наваждение, поинтересовался: — Ребята, это только у меня ощущение, что меня накурили?***
На Карте Мародеров Сириус нашел всю слизеринскую компанию уже к обеду. Джеймс не возвращался в течение нескольких часов, но зато появился в гостиной заметно ободрившимся, воодушевленным. И, наскоро перекинувшись парой слов, Мародеры помчались из замка, без остановок преодолели школьный двор и припустились прямиком в направлении Запретного леса, намереваясь вернуться туда, откуда прошлой ночью им пришлось спешно уводить Лунатика. Джеймс уже на ходу делился полученной информацией, и постепенно все трое, подстегнутые неожиданной версией, с нарастающим энтузиазмом пробирались все дальше, в самую глубь леса. Наконец, остановившись на небольшой прогалине между раскидистыми буками, они зажгли огоньки на кончиках волшебных палочек, обменявшись кивками. — Ну, Джеймс, думаю, можно здесь, — подал голос Сириус. — Попробуем, — ответил тот, поправляя очки на переносице. — Только, может, не надо слишком далеко? — опасливо предостерег Питер. — Ни кипишуй, Пит, — ухмыльнулся Сохатый, заправляя палочку за пояс. — Только на окраину Хогсмида. — Давай, Сохатый. Вспоминай: «нацеленность», «настойчивость», «неспешность», — ухмыльнулся Блэк, осветив фигуру лучшего друга сиянием Люмуса. — Иди к черту, Бродяга! — усмехнулся в ответ Джеймс, отошел на шаг от парней, крутанулся на месте. Сириус и Питер на миг затаили дыхание, раздался хлопок, и во мгновение ока Поттер растаял в воздухе. Тихий мартовский вечер опустился на деревню Хогсмид, густые сумерки стремительно окутывали узкие живописные улочки, то тут, то там вспыхивали фонари, яркими шарами теплого желтого света рассеивая сумрак. За легкими тучами зажигались первые звезды, холодный вечерний ветер шевелил ветки с едва распустившимися мелкими первыми листочками. Ничто не выдавало нависшей над Британией грозовой тучи стремительно надвигающейся войны. И когда сумерки окончательно сгустились, вся эта безмолвная безглагольность неожиданно нарушилась отголосками радостного восклицания, раздавшегося над окраиной деревни: — Получилось!***
Утро понедельника выдалось на редкость хмурым и холодным, но и его было не сравнить с выражением лица Сириуса, когда он за завтраком, едва развернув свежий номер «Ежедневного пророка», угрожающе нахмурился и, раздраженно швырнув газету на стол и подтолкнув ее к Питеру и Джеймсу, звенящим от нарастающей злости тоном произнес: — Парни, вы только взгляните на это! Джеймс и Питер тут же склонились над утренним номером. И первая же полоса кричала огромным заголовком, немедленно бросающимся в глаза и заставляющим кровь похолодеть в жилах:ЧУДОВИЩНОЕ УБИЙСТВО СЕМЬИ МАГЛОРОЖДЕННОГО ВОЛШЕБНИКА
Вчерашним вечером, 6 марта, семья маглорожденного волшебника Мэттью МакКоуэлла была найдена мертвой в своем доме близ Дамфиса. Как стало известно репортерам «Пророка», тела мистера МакКоуэлла, троих маглов — пожилых родителей волшебника и его жены, а также их трехлетнего сына были обнаружены стражами порядка маглов, именуемыми также «полицейскими», прибывшими по вызову соседей МакКоуэллов. Маглы были напуганы странным зеленым свечением, зависшим над домом погибших, не появлявшихся во дворе с вечера субботы, однако явившиеся на место мракоборцы не обнаружили никаких знаков на небе. Так или иначе, отсутствие каких-либо следов на телах МакКоуэллов не оставляет сомнений в том, что это чудовищное преступление — дело рук темных волшебников. Напомним, что это уже далеко не первый случай нападения на семью маглорожденного волшебника. Мракоборческий отдел отказывается отвечать на вопрос о том, связаны ли эти зверские преступления с деятельностью таинственной организации, именуемой «Пожирателями смерти». Так ли это в действительности — покажет время. Однако «Ежедневный пророк» призывает своих читателей проявлять бдительность по отношению к своим близким, имеющим немагическое происхождение. — «Покажет время?» — немедленно вскинулся Джеймс. — Твою мать, оно уже показало! Они что, реально собираются просто сидеть и ждать, пока фанатичные ублюдки выступят в открытую, ни от кого не скрываясь? — Да, старик, твой отец, похоже, был полностью прав, — мрачно кивнул Сириус. — Мракоборцы и в самом деле раскололись надвое. И, похоже, те, кто работают на руку Министерству, полностью подавили остальных. Бля, теперь гляди, чтобы они не попытались мистера Поттера благополучно на пенсию отправить — только бы не мешался со своей старой закалкой. — Бродяга, не каркай! — замахал на него руками Питер. — Что же тогда будет, если все такие мракоборцы уйдут? — Пиздец тогда будет, Хвост, — буркнул Сохатый, раздраженно взлохмачивая челку. — Полный и непроходимый. — А вы поняли, что это значит? — вернулся к соли всей проблемы Бродяга, снова ткнув пальцем в заголовок статьи. Джеймс и Питер переглянулись, и первый, свернув газету в трубку и зажав в руке, ответил: — А что ж тут непонятного? Пойдем уже к Ананасу — по дороге все и обсудим. И троица мародеров покинула Большой зал, направляясь на зельеварение. Путь им предстоял немалый, к тому же там, в кабинете у Слизнорта, хоть и собиралось не такое уж большое количество учеников, в общей суете, булькании котлов с зельями и свисте закипающих на горелках сосудов можно было спокойно вполголоса обсудить любые свои вопросы. — Значит, ты думаешь, что это они? — с затаенным страхом в голосе спросил Питер на ходу, когда друзья спустились в подземелья. — Вполне вероятно. Я бы, мантикора меня сожри, даже сказал бы, что очевидно, — отозвался Сириус, все еще не до конца остывший после всплеска недавнего раздражения. — Я подумал о том же, Бродяга, — хмуро согласился Джеймс. — Все сходится: до Дамфиса примерно не так уж и далеко от нас, а на большее расстояние трансгрессировать эти гады пока еще не особенно-то и могут, не говоря уже о том, что некоторые из них могут быть еще и под надзором; убитых было пятеро, и слизеринцев, если помните, столько же. — Хочешь сказать, что мы стали свидетелями запланированной операции? — с тем же подавляемым трепетом обернулся к нему Хвост. — Не просто операции, Пит. Я думаю, это была их церемония посвящения. — Проще говоря, ублюдки стали Пожирателями, — согласно добавил Сириус, хмурясь. Он неожиданно ощутил, как холодок ледяной дорожкой пробежал прямо по позвоночнику. Как же хорошо, что там, в Запретном лесу, он не встретил среди других слизеринцев Регулуса! Значит, если вся сомнительная компания на самом деле и вступила в ряды Пожирателей, его не успели окончательно втянуть в свою шайку. И все же, если в замке и впрямь появились настоящие Пожиратели среди юных студентов, кто знает, что теперь будет дальше.***
Римуса из Больничного крыла отпустили только в четверг, да и то лишь по одной причине: бдительная мадам Помфри смилостивилась по случаю его семнадцатилетия. Добродушная, но строгая целительница все-таки поддалась на уговоры, заранее оговоренные между Мародерами еще вчера вечером, во время визита ребят к Лунатику. Как бы то ни было, она настояла на последнем осмотре, так что завтрак в Большом зале Риму пришлось пропустить. И, вырвавшись наконец на свободу, парень со всех ног пустился к коридору заклинаний, в кабинет профессора Флитвика. Явившись к двери минут за пять до звонка, он остановился, явственно слыша голоса однокурсников, а громче всех — троих из Мародеров. И стоило только ему взяться за ручку двери, как прозвучал довольно громогласный «шепот» Джеймса: «Тихо все! Он идет!» Улыбнувшись, Лунатик наконец нажал на ручку, толкнув дверь вперед. В первую секунду, казалось, весь кабинет заклинаний затаился мертвой тишиной. Если закрыть глаза, то могло примерещиться, будто ты очутился в пустом классе. Но уже буквально в следующий миг шестикурсники неожиданно разразились радостными криками и поздравлениями, а на голову бедняге Римусу посыпались разноцветные зачарованные конфетти, так любезно предоставленные Джеймсом и Сириусом, придвинувшим парты прямо к стене по обе стороны от двери и взгромоздившимся на них во весь рост. Питер, стоявший ближе всех в толпе приятелей и однокурсников Мародеров, от души бахнул огромной хлопушкой. Не меньше минуты Лунатик, смеясь во весь голос вместе со всеми, не видел ровным счетом ничего перед собой. Тем временем Джеймс и Сириус, соскочив с парт на пол, немедленно кинулись обнимать, хлопать по плечу, тормошить своего друга. — С совершеннолетием, старина! Ну что, выпустили на свободу наконец? — С Днем Рождения, Лунатик! — С Днем Рождения тебя, узник мадам Помфри! Отпустила пациента погулять? — Спасибо, ребят! — Римус улыбался чистой, светлой улыбкой, а голубые глаза его сияли почти детской благодарностью. Рядом были трое лучших друзей, здесь же стояли девчонки-гриффиндорки, приятели с родного и других факультетов. Практически все шестикурсники, присутствующие здесь, присоединились к толпе поздравляющих, за исключением лишь небольшой компании, сейчас сидевшей в начале класса и глядевшей на все действо со стороны. Это была неотъемлемая часть Дней Рождения любого из Мародеров, и с этим ничего не поделаешь — парни давно успели привыкнуть. Все так же улыбаясь, Лунатик почувствовал, как Марлин МакКиннон, подойдя ближе, подняла вверх его правую руку, все еще перебинтованную так, что из-под манжета рубашки торчал край повязки. — А на это пришлось пойти, дабы получить свободу? — весело спросила она. — Маленькая жертва, умилостивившая мадам Помфри, — столь же ироничным тоном ответил парень, натягивая рукав чуть пониже, чтобы лишний раз не привлекать внимание любопытных однокурсников. Сириус тем временем в очередной раз хлопнул его по плечу: — Мы скучали, Лунатик! Прости, подарки твои остались в спальне. Зато сегодня вечером в гостиной будет кипиш. Все, а в особенности гриффиндорцы, последнюю фразу встретили радостными возгласами и дружными аплодисментами, практически заглушившими трели школьного звонка. И вошедший вместе с ними в класс малютка-профессор Флитвик буквально потонул в толпе шестикурсников у дверей. — Так, мои юные друзья, что же тут за столпотворение? Занимайте, пожалуйста, места в аудитории — пора начинать занятие. — Простите, профессор, — устремив честнейший взор на преподавателя, широко улыбнулся Поттер. — Просто у Римуса сегодня День Рождения, и мы как раз его поздравляли. Добряк-профессор, как и следовало ожидать, немедленно рассыпался в сердечных поздравлениях и самых искренних пожеланиях. Он пожимал Риму здоровую руку, и парню даже пришлось из вежливости слегка присесть. Когда он поблагодарил профессора, все наконец разбрелись по своим местам. Мародеры привычно «приземлились» на последней парте у окна и принялись, понизив голос, обмениваться информацией всего пережитого в отсутствие лучшего друга, и даже если бы Флитвик, принявшийся обычным чередом вести урок, и замечал болтающих гораздо чаще, он все равно не стал бы слишком строго их одергивать: маленький профессор относился к числу тех, кто по природе своей обычно так и лучился добротой.***
Заранее спланированный троицей из Мародеров вечер в гостиной немедленно начал организовываться по прибытии с занятий. Привычная близкая компания из их окружения собралась в гостиной Гриффиндора сразу после ужина. Сириус, Джеймс и Питер, успевшие вручить Римусу свои подарки в спальне, вовсю носились по гостиной, руководя всеобщим праздником. Римус, чувствуя, как в душе невольно разливается тепло и сердечная благодарность, с улыбкой наблюдал за их буйством, от души смеялся вместе со всеми, так же, как и другие, пил огневиски и сливочное пиво, а когда неугомонные Поттер и Блэк притащили гитары и единодушно принялись его упрашивать, буквально наседая и не отставая ни на миг, он наконец сдался и под дружные одобрительные аплодисменты сыграл и даже исполнил пару песен с любимых магловских пластинок. Его хрипловатый, приятный, даже словно бы поставленный голос и хорошее владение гитарой сегодня стали открытием для всех, кроме Мародеров — никто из однокурсников даже и не подозревал, что в музыке Лунатик разбирается еще лучше, чем Джеймс и Сириус, а сам он никогда прежде ни для кого не играл и уж тем более не осмеливался петь, да и вряд ли, наверное, решился бы на это, не будь к этому времени ими всеми опустошены несколько бутылок огневиски. Рэйчел Уоллис, пришедшая на праздник со своим небольшим памятным подарком, завернутым в яркий сверток и теперь хранившимся в тумбочке именинника, все время сидела подле Рима, опустив голову на его плечо и счастливо улыбаясь. Вся компания, то и дело бросая взгляды на парочку, все с нетерпением ждала от них чего-нибудь яркого и фееричного, и вскоре им наконец представился случай. Когда друзья и приятели были уже изрядно навеселе, в гениальную голову Сириуса пришла идея поиграть, как он именовал, в «классическую бутылочку». При это он как-то странно подмигнул Уоллис, закусившей губу, чтобы не рассмеяться от одного только красноречивого взгляда лучшего друга ее парня. Первые несколько раз были «холостыми» — то попадались пары из парней, то из девчонок. Зато после то ли удача улыбнулась присутствующим, то ли кто-то втихомолку и в самом деле прибегнул к невинному волшебству, да только выбор наконец пал на Римуса и Рэйчел, как-то незаметно пересевшей в кругу ровно на место напротив него. Немедленно раздались предвкушающие возгласы, приветствующие первую «классическую пару». Двое избранных переглянулись с одинаковыми улыбками. — О, Лунатик, именинники целуются по-взрослому! — тут же нахально заорал Джеймс, принимаясь вместе с Сириусом и Питером звонко хохотать от того, как улыбка лучшего друга становится смущенной, а в глазах Рэйчел, наоборот, зажигаются два лукавых веселых огонька. — Сохатый, так не честно! — смеясь, воскликнул Рим, вскакивая на ноги. — Это уже как-то свыше «классической бутылочки». — А семнадцатилетие как-то свыше обычного кипиша, — немедленно нашелся Сириус. Рэйч же, никого не слушая, поднялась на ноги, и не успел еще Лунатик опомниться, как она, оказавшись подле него, крепко обняв и встав на цыпочки, наконец поцеловала строптивого юношу. Дружная компания тут же взорвалась одобрительными криками, восторженными аплодисментами и залихватским свистом. Рэйчел и Римус, тесно обнявшись, стояли в дальнем углу гостиной, чуть в стороне от общего круга и едва ли не впервые целовались на публике, радостно приветствовавшей шоу, которого они так давно ждали. Даже девчонки с энтузиазмом кричали что-то, особенно подстегиваемые наиболее хмельными среди них Марлин и Эммелиной. Играла музыка, некоторые из присутствующих уже принялись танцевать, прочие же продолжали игру. Захмелевший Сириус отпускал на пару с Джеймсом крутые остроты, как-то неосознанно оказавшись в кругу девчонок с разных факультетов. И когда две пятикурсницы с родного факультета, сами собой привычно, как и некоторые другие гриффиндорцы, присоединившиеся к празднику, прислонились с двух сторон к хогвартскому Казанове и практически обняли его, злополучная бутылочка к общему восторгу указала на него и Эммелину Вэнс. И едва Сириус успел заметить, что на сей раз жребий пал на него, Эммелина, секунду назад прожигающая девчонок недобрым пристальным взглядом, не колеблясь и абсолютно никого не стесняясь, вмиг оказалась около него и, буквально сев на колени к Блэку, поцеловала парня взасос. Опомнившись и практически не слыша закладывающего уши возгласа и гама ребят, Сириус обвил руки вокруг ее талии, с горячностью целуя в ответ. В этот момент тайная завеса над истинными взаимоотношениями между Вэнс и Блэком для многих с треском рухнула. Парни орали, хлопали, вечная компания подруг Эммелины радостно смеялась, подстрекаемая визжащей Марлин, и даже другие, зло нахмурившиеся девушки, кривовато улыбаясь, дабы скрыть негодование, нарочито громко восклицали. И только Джесс, лучшая подруга Эммелины с седьмого курса, всего несколько дней назад впервые серьезно повздорившая с ней из-за Сириуса, стремительно выскочила прочь из гостиной, так и не замеченная никем в общей суматохе. А Блэк и Вэнс все целовались и целовались, казалось, не замечая ничего вокруг. Под восторженный гул старшекурсников Рэйчел неожиданно ухватила Римуса за руку и настойчиво потянула к выходу за портретом Полной дамы. Тот, в первую секунду растерявшись, послушно проследовал за ней, и только когда портрет захлопнулся за ними, заглушив шум в гостиной, и оба, погруженные в темноту коридора ночного Хогвартса, спустились на пролет вниз, Рим наконец остановился. — Рэйч, ты что? — улыбнулся он, глядя на нее ласковым взглядом, словно бы видел перед собой маленькую озорную девчонку — разница в росте почти на голову только лишь играла на руку в этом отношении. Девушка улыбнулась, обнимая его и глядя в ответ эйфорийно искрящимися глазами. Поднявшись на цыпочки, она снова поцеловала его и лишь отстранившись, пояснила: — Давай побудем немного вдвоем, Рим. Я так скучала по тебе! — Рэйчи, — усмехнулся он, заправляя ей за ухо белокурую прядь. — Я соскучился, но… Так неудобно. А как же ребята? — Поверь, там всем уже не до того, — невольно вырвался звонкий смешок. — Ваш кипиш идет своим чередом. Все давно пьяные, как мы с тобой. — А мы пьяные? — рассмеялся в свою очередь парень, невольно прижимаясь ближе и обнимая девушку сильнее. — А разве нет? — спросила она, опуская ресницы, когда лица обоих уже разделяла всего пара каких-нибудь сантиметров. Римус, чуть наклонившись, сквозь улыбку на сей раз первым коснулся ее губ. Теперь он видел перед собой не маленькую и озорную девочку, а нежную и горячо влюбленную девушку, так близко прижавшуюся к нему и так сильно, так искренне обнимающую в ответ. Он чувствовал запах ее волос, приятный вкус ее губ, и голова невольно шла кругом. Он смущался и не любил проявлять всех чувств на виду у других, но сейчас, когда они оба стояли на темной площадке у окна, наедине друг с другом, опьяненные и счастливые, он ничего не мог поделать с собой: чувства получали свободу, светло влюбленные сердца бешено колотились, перебивая стук друг друга, а молодой юношеский организм реагировал на вакханалию чувств в точности с заложенным природой сценарием. В этот момент они любили друг друга. Они чувствовали друг друга и были абсолютно счастливы.***
Вернулся в башню Гриффиндора Римус лишь утром. Проводив Рэйчел до гостиной, он шел по коридорам замка, улыбаясь в пустоту и сияющим взглядом неосознанно глядя куда-то вдаль. Только лишь поднявшись в свою спальню и обнаружив уже проснувшихся и постепенно приходящих в себя друзей, он наконец вернулся к реальности. — Классно потусили, только какого же, черт возьми, хера сегодня еще только пятница? — протянул Сириус, потягиваясь. Джеймс, выходя из ванной, ухмыльнулся и швырнул в него мокрое полотенце, рассмеявшись в полнейшем удовлетворении собой. — Привет, Лунатик! — радостно воскликнул Питер, выбираясь из-под одеяла с явной неохотой и запуская ноги в тапки. — О, Лунатик! — немедленно переключился Джеймс. — Ну и куда ж мы вчера свалили, господин Мародер? И где ночевали, ваше крутейшество? — В Выручай комнате, — усмехнулся тот, присаживаясь на свою кровать. Он был уже полностью собран, но предстояло еще сменить рубашку и джинсы на школьную форму. — И Малышка-Рэйчи не дала тебе замерзнуть? — нахально спросил Сириус, позабыв о сонливости и неважном состоянии. Римус вопрос проигнорировал, уходя в глухую оборону. Такие подробности личной жизни из него было вытянуть непросто. Но Джеймс тем временем, неожиданно посерьезнев, сообщил: — Рим, дело есть, — все трое друзей, уловив его тон, вмиг сменились в лице, заранее догадываясь, о чем сейчас должен пойти разговор. — Мы не хотели портить вчерашний день, но теперь выкладываем. Короче, твои сомнения натолкнули меня на мысль, и я просидел полдня в библиотеке… — Перелопатил наскоро все восемьсот с хером страниц самого дряхлейшего и полного экземпляра «Истории Хогвартса», — перебил его Сириус таким тоном, словно одновременно и хвалил друга за догадливость, и расписывался в своем изумлении, что сам Джеймс Поттер снизошел до плебейского похода в библиотеку. — И узнал… — поддерживая интригу, добавил Питер. — Что территория Хогвартса, хоть и ограниченная дохреначей кучей чар защиты, захватывает все же и в самом деле далеко не всю часть леса, у нас называемого Запретным. А значило это то, что как раз через него можно выйти за пределы территории, где, как ты догадываешься… — многозначительным тоном продолжил Джеймс, красноречиво устремив взгляд на Римуса. В голубых глазах гения их компании немедленно зажегся огонь изумленной догадки, и он аж вскочил на ноги, воскликнув: — Все-таки можно трансгрессировать! — В точку, старик! — щелчком пальцев указал на него Сириус. — Мы поперлись снова туда, шли кучу времени, и когда лес немного сменился, как будто стал приближаться к середине, Сохатый попробовал трансгрессировать. — И у него получилось, Рим! — подал голос Питер. — Он смог трансгрессировать туда, куда хотел — на окраину Хогсмида. — Вот так мы и выяснили, что наши многоуважаемые змееныши могли через лес добраться туда, откуда можно свалить в любом желаемом направлении. Но дело в том, что уж слишком в ебеня они вряд ли могли бы податься, и явно направлялись не лютики собирать… — вновь вступил Джеймс, спустя время перебитый Сириусом: — Потому с ними и был на всякий случай тот, кто уже сдавал экзамен на трансгрессию. Кто-то с седьмого курса — Эван Розье. — Проще говоря, скомкав вместе все это, мы поняли, как слились с карты наши дорогие отморозки, — заключил наконец Сохатый, поправляя очки. — Более того, Лунатик! Мы теперь, кажется, знаем, куда исчезли слизеринцы. И Джеймс в продолжение общих выводов без лишних слов бросил на кровать Римуса «Ежедневный пророк» за понедельник. Люпин, пораженный догадками друзей и своими собственными мыслями, склонился над газетой и прочел уже знакомое заглавие:ЧУДОВИЩНОЕ УБИЙСТВО СЕМЬИ МАГЛОРОЖДЕННОГО ВОЛШЕБНИКА