Кэт»
Он смотрел на письмо слегка сконфуженным взглядом. Это было так же неожиданно, как ясная погода осенью в Лондоне. Том ощущал, что должен отказаться. Это ведь глупо — бежать за той, кому ты не нужен… Кому никто не нужен. После той ночи Том много размышлял и пришёл к единственному выводу: он далеко не самый пропащий человек на этом континенте. Деннингс была куда хуже обычных влюблённых дурочек — для неё прошлое стало условным якорем, за который так легко держаться. Она боится отпустить ту скверн, коей полна её жизнь, потому что вместе с этим уйдёт что-то очень важное. Но этот страх, по мнению Тома, был совершенно пустым в её случае. И именно такие выводы отворачивали Хиддлстона от Кэт. Беглый взгляд на часы дал Тому понять, что у него не так много времени, чтобы сделать выбор — буквально несколько минут. И он его сделал. Совершенно спонтанно, руководствуясь лишь слепым идиотизмом, как он потом думал. — Да, прости, Люк. Не смогу. Кажется, у меня наметилось небольшое путешествие, — говорил он в трубку телефона, что находился в лобби. А затем бежал сломя ноги за первой попавшейся машиной, чтобы потом упрашивать нерадивого водителя за двести франков довезти его до Северного вокзала. Лишь оказавшись на месте, Том смог с облегчением выдохнуть. Он пролетел четыре платформы со спринтерской скоростью и остановился на пятой. Оглядевшись по сторонам, Том заметил стоящую за десять ярдов от него девушку, подозрительно напоминавшую ту самую Деннингс. — Кэт, — позвал он. Девушка обернулась и с широкой улыбкой направилась в его сторону. Это была Кэт Деннингс, та самая крикливая хамка с большими амбициями и кучей подводных камней в душе. И она улыбалась — пожалуй, впервые за всё то время, что они были знакомы. — Том! Рада, что ты пришёл. Правда, не ожидала, что ты явишься. Всё же письмо легко можно не заметить. — Да, у меня был шанс упустить его из виду, — Том усмехнулся в своей привычной манере. — Выглядишь немного запыхавшимся. Ты бежал? — Не люблю опаздывать. Куда мы едем? — В места не столь отдалённые — на Ривьеру. У моей подруги Сьюзен и её мужа там поместье. Тепленджеры — может, ты слышал о них. — Нет, ни слова. Кто это? — Муж, Фред, — предприниматель, у него несколько ювелирных магазинов в Штатах и Британии. А Сьюзен по образованию бухгалтер, а по призванию — хореограф. Она написала мне несколько дней назад, что немного раньше приедет во Францию. Я подумала, что будет неплохой идеей проведать её. — Думаю, я там буду немного не к месту, не находишь? — Я представлю тебя, как моего старого товарища. Поверь, Сьюзен только за. И… она не скажет ни слова Гасу. За это я ручаюсь. — Хорошо. — И как ты только согласился ехать со мной? — с улыбкой спросила Кэт. — Я думала, ты меня презираешь. — Что? Нет. В тот вечер я был слегка не в себе и твой жених с его компанией меня просто довели. Прости. — Да всё в порядке, — она фривольно махнула рукой. — Думаешь, ты первый человек, который считает Гаса сволочью? Да так думает большинство моих знакомых, что знают его. — Не лучшая статистика. — Я уже привыкла… Они сегодня отправились в Шампань со своей компашкой. Будут дегустировать вино и предаваться меланхолии. — Звучит жутко, — Том поёжился от одной только мысли о том, что же они на самом деле там будут делать. — Поверь, это именно так и есть. Лишь сидя в вагоне поезда, Том решился произнести то, что вертелось у него на языке последние полчаса: — Кэт, давай забудем на сегодняшний день о Гасе, ладно? Ты же хотела поблагодарить меня, пусть это и вовсе не обязательно. Так давай сделаем этот день чуточку лучше. — Ладно. Они преодолевали невозможные четыреста миль до Марселя около шести часов. Поезд мчал на всех парах, но Том всё же успел немного заскучать. Порой они обсуждали с Кэт что-то стоящее их внимания, вроде книг или работы. Том открыл для себя тот факт, что Деннингс актриса, да притом неплохая. Она играла в тройке успешных мюзиклов на Бродвее и во множестве театральных постановок. Кэт родилась и выросла в Филадельфии. Там же закончила колледж и уехала покорять Нью-Йорк. Годами оббивала пороги театральных студий, пока удача не повернулась к ней лицом и она не получила роль гувернантки в одной малоизвестной пьесе. За эти шесть часов Том заметил несколько важных для себя вещей: во-первых, он никогда впредь не поедет на французских поездах; во-вторых, он ещё не встречал за пределами собственного круга знакомств столь интересную девушку-актрису. Большинство их было под стать стандартным стереотипам о молодых барышнях — наивные, порой до жути зарвавшиеся и слишком ограниченные. Но у Кэт было бесспорное преимущество — она не пыталась ограничивать себя собственной жизнью. Ей было интересно всё, начиная Данте и заканчивая Фицджеральдом, она не находила ничего прекрасного и романтичного в жизни в Америке, не любила шумные гуляния и ненавидела суфражисток. Она не блистала знаниями, а по мере надобности использовала их в разговоре. Это всё шло в разрез с тем образом взбалмошной крикливой хамки, который сформировался после той ссоры в «Ритце», или с амплуа разочаровавшейся в жизни личности, коей восстала в глазах Тома Кэт после посиделок в «Рояле». — Марсель, — объявил кондуктор, несясь по вагону. Том и Кэт переглянулись и вместе остальными пассажирами покинули вагон. На улице стоял поздний обед. Они прибыли к тому времени, когда жара плавно переходила в тёплую негу. Неподалёку от вокзала их ждала машина и учтивый француз, которого наняла Сьюзен. До поместья Тепленджеров было рукой подать, а потому спустя полчаса езды, на горизонте показался белёсый дом, окружённый мощёной брусчаткой и высоким забором. По одну сторону от него было видно раскинувшееся лазурными волнами море, а с другой стороны — зеленел сад. Сьюзен встретила своих гостей у ворот. Это была высокая, статная женщина, с тонкой талией, мягкими чертами лица, которые состояли из плавных линий, невероятной осанкой и ослепительно светлыми в свете южного солнца волосами. У ног Сьюзен сидел пёс породы бигль — один из немногих постоянных обитателей французского поместья. Она поприветствовала радостными объятиями Кэт и с прищуром взглянула на Тома. — Вы тот самый мистер Хиддлстон? — Можно просто Том. — Очень приятно, Том. Я Сьюзен Тепленджер. — она улыбнулась, пожимая руку Тому. — Проходите в гостиную. Она прямо по коридору. Я приду через минуту. Они вошли в широкую, светлую комнату дружным строем — Том, Кэт и бигль Франс — и расположились на длинном диване (все, кроме Франса, само собой, он занял место у камина). Сьюзен пришла к ним в компании молодой гувернантки, что учтиво предложила гостям кофе или чай. Второй вариант прельщал всех больше, чем первый, потому сошлись на чае. Сьюзен и Кэт завели разговор достаточно быстро. Поначалу это напоминало банальное перебрасывание любезностями, но потом стали вспоминаться далеко небанальные вещи, вроде старых промашек, каких-то рабочих моментов, и уже тогда можно было предположить, что те две девушки знают друг друга слишком хорошо. — Ты ведь помнишь того парня с Ямайки, Кэт? — и Деннингс моментально отвечала, как раз то, что хотела услышать Сьюзен. — А тот вечер на пароме… — Бо-оже, как же мы тогда напились, — и вновь точное попадание. И так приблизительно час, пока разговор не сконцентрировался всецело на господине Хиддлстоне. В то время Фред — муж Сьюзен — успел вернуться с поездки по окрестностям вместе с их сыном Чарльзом. Шестилетний ребёнок не нашёл себя в компании взрослых, а потому убежал играться в сад вместе с Франсом. Ну, а разговор продолжался. — Вы актёр? — спросила Сьюзен, наливая очередную чашку чая. — Да. — Играете в театре или в кино? — Сцена меня прельщает больше, чем объектив камеры. — Но ведь это так популярно. Чуть ли не половина моей группы просто-таки бредит Голливудом. — Пока я не поддерживаю эту восхищённую волну. Мне нравится театр. — Кого вы играли? — спросил Фред. — Сейчас — Кориолана. Немного раньше был Гамлет и Кассио. — Вы участвовали в постановке «Отелло»? — Да, мы вместе с труппой гастролировали тогда по Штатам и Канаде. На миг Фред умолк. — Стойте, это было году в 1923? — внезапно спросил он. — Да. — Я был на вашем представлении. Меня затащил один друг… Шейн, вот же чертяка, — он хохотнул. — Мне понравилось, хотя сам я далёк от творчества. Это Сьюзен увлекается всем этим. Меня хватает лишь на поход в театр раз в полгода. — Что ж, польщен. Том не любил обсуждать собственное творчество, и это знала большая часть его знакомых. Но всё же ему было приятно услышать комплимент из уст Фреда. — Да-а, Том, вы же знаете, что Кэт тоже играет? — спросила Сьюзен. После этого вопроса сама Кэт возымела огромное желание удалиться из комнаты или попытаться хоть как-то перевести тему разговора, но её протест не был принят. — Да. — Все мои знакомые говорят, что она куда лучше тех набитых куриц из Бродвея. — Сьюзен! — воскликнула Кэт. Том улыбнулся, глядя на то, как лицо Кэт заливается краской. Он пытался понять: это она злится или негодует из-за излишнего внимания к своей персоне. В любом случае, со стороны это смотрелось комично. — Ты же знаешь, что это так, Кэтти. У вас там "Сухой закон" действует вовсю, а они умудряются приходить пьяными на представления и закручивать романы со своими руководителями, словно в этом мире больше не осталось никакой морали. — К дьяволу Бродвей, — сказала Кэт. — Думаю, я и вовсе туда больше не вернусь. — От чего же? — Собираюсь остаться в Париже. — Ты нашла стоящую работу? — Пока нет. Но я в поисках. Тем более, Гас собирается сделать мне предложение. — Нет! Даже не вздумай гробить свою карьеру из-за этого… — Сьюзен, полегче, — осадил её муж. — Прости. Но всё же, Кэт… — Это моя жизнь, мой выбор. Всё, тема закрыта. — Чудно. Через несколько минут Чарльз утащил «тётю Кэт» на экскурсию по саду в компании бигля Франса. Том же остался в вместе со Сьюзен. Они всматривались молча в удаляющуюся фигуру Кэт, пока Тепленджер не заговорила: — Как долго вы её знаете, Том? — Не так уж и долго. — Но вы так спокойно реагируете на её попытки вырыть себе могилу с помощью этого Гаса, — имя жениха Кэт Сьюзен выплюнула с отвращением. — У меня нет выбора. Она не желает меняться и я ей в этом не советчик. — А могли бы им стать. — Нет, не мог бы, Сьюзен. Нельзя помочь тому, кто не желает, чтоб ему помогали. Это давно известная истина. — К чёрту истины, Том, — бросила Сьюзен. — Этой девушке нужен кто-то разумный, тот, кто может хоть немного повлиять на неё. Полагаю, ей нужно влюбиться. — Думаю, это невозможно. По крайней мере, сейчас. У Кэт стальные принципы. — У немцев тоже были стальные принципы, но им это не особо помогло. На каждую силу найдётся сопротивление, будь то война или простая мирная жизнь. В случае с Кэт, это сопротивление — искреннее чувство. Она привязалась к тому Гасу, и, чёрт, я даже не знаю, за какие такие заслуги. Да, он помог ей, вытащил из безденежного положения, подарил пару-тройку безделушек и съездил с ней на Кубу, но разве это стоит всего того, что она терпит. Всех этих секретарш и певичек среднего пошиба, ссор по поводу и без, лжи. Том ничего не ответил. Он молчал, ведь совершенно не знал, что сказать. Все слова Сьюзен были горькой, но до боли понятной для всех правдой. Вот только Тома они практически не касались. Эта девушка с какой-то стати считала его, Хиддлстона, ответственным за Кэт, словно статус «товарищ» стал для него приговором, обрёкшим на извечные попытки вытащить Деннингс из клоаки, в которую она попала. Нет, он в няньки не нанимался. Его прославленный альтруизм не играл большой роли в этом случае. Максимум, что мог сделать сейчас Том — вновь попытаться побеседовать с Кэт. Но это было бы глупо и бесполезно. По крайней мере, он так думал. Вскоре беседа пошла в совершенно ином русле. Сьюзен затронула тему театра и хореографии и вовлекла Тома в достаточно длинный и занятный диалог. Она рассказывала о характере своей работы, делилась впечатлениями от работы на разных сценах. Этот разговор на миг позволил забыться и потерять счёт времени. Только когда Кэт подбежала к ним с совершенно счастливым видом и предложила выйти за пределы усадьбы, Том словно очнулся. — Последний поезд до Парижа отправляется в полдесятого. У нас ещё есть два часа для того, чтобы стояще отдохнуть. — Что ты предлагаешь, Кэт? — Здесь же есть отличный прибережный ресторан. Мы там с тобой были несколько раз, Сьюзен. Там каждый уик-энд устраивают вечеринки. — Прости, я сегодня немного устала для вечеринок. Сутра пришлось мотаться в Канны. Но ты можешь взять с собой Тома. — И меня, тётя Кэт! — крикнул Чарльз, пытаясь затащить бедолагу Франса на поводке в дом. — А вам, молодой человек, пора накормить Франса и отправляться спать, — деловитым тоном подметила Сьюзен. — Ты предпочтёшь посидеть здесь или пойти немного развлечься? — спросила Тома Кэт. — По правде говоря, я не очень хорош в танцах… — Да брось, я видела тебя в «Монгетью». Не скромничай, Том. — Соглашайтесь, Том, она ведь не уймётся, — с улыбкой сказала Сьюзен. И Том сдался. Он согласился. Это, буквально выдохнутое, «Ладно» распалило огонь в глазах Деннингс, и когда Хиддлстон уловил её возбуждённый взгляд, то мог поклясться, что не видел Кэт более счастливой за всю неделю их знакомства. На лице Сьюзен читалось одобрение. Она с улыбкой провожала гостей и пыталась унять то негодование, что буквально бьётся отбойным молотком в голове. «Что с тобой не так, Кэт? Неужели так сложно отпустить и жить настоящим?» — подумала она, когда закрывала входную дверь.***
Они пришли в ресторан достаточно путаными путями, которые Деннингс помнила очень смутно. Там было людно, много молодых парней и девушек уже танцевали посреди небольшого возвышения, именуемого сценой. Старый добрый Дюк Эллингтон[1] в исполнении местного джаз-бэнда звучал очень даже неплохо, особенно его прославленная «It Donʼt Mean a Thing». — Здесь мило, — немного снисходительно сказал Том, осматриваясь по сторонам. — И не говори, Том, — заворожено ответила Кэт. — Так мы идём танцевать или так и будем здесь стоять? Она потянула его за руку и вывела к тому месту, где скопилось меньше танцующих парочек. Они кружились в танце и постепенно впитывали в себя ту атмосферу расслабляющего удовольствия, которая витала в воздухе вместе с ароматом шампанского. Незамысловатые движения, гармонично попадающие в такт музыке, смотрелись так правильно, что у Тома не возникло никаких сомнений — танцы — это истинная страсть его спутницы. Хиддлстон с восхищением наблюдал за Кэт — той девушкой, которая умела примерять на себя сотни образов. Она уже была истеричкой, страдалицей и заправской леди, а сейчас, в ритме танца, успела стать центром мирского блаженства и радости — искренней и весёлой барышней без лишнего лоска и ужимок. Её карие глаза отражали смесь радости и почти агонического наслаждения. Это было неповторимым зрелищем, которое Том мечтал увидеть ещё хотя бы миллион раз. Композиции сменяли одна другую. Том и Кэт порой отходили к бару или к небольшой ложе, где можно было посидеть и отдохнуть. В данный момент они переводили дух в компании двоих туристов из Испании. Они неплохо владели английским, что упрощало общение. Эта парочка приехала в Ривьеру в качестве свадебного путешествия, и разговор с ними напомнил Тому о чём-то очень и очень давно заброшенном, забытом под кипой проблем. — Мы познакомились на работе. Лара тогда пыталась разобраться в документации нашей фирмы… — болтал без умолку испанец, но в голове Тома всплывали отголоски прошлого. «Я не должен об этом думать!» — эти слова криком отдались в уме Хиддлстона. Его взгляд помрачнел, и это не ускользнуло от внимания Кэт. В какой-то миг она взяла Тома за руку и сказала: — У нас осталось не так много времени. Подари мне последний танец, и отправляемся на перрон. На фоне играло нечто совершенно меланхоличное и спокойное. Том не стал сопротивляться и пошагал за Кэт к танцполу. Они медленно вытанцовывали, подражая парам поблизости. Затуманенный ум вмиг просветлел, Том сосредоточился на танце, но взгляд его всё ещё выражал смятение. Хиддлстон смотрел вдаль, туда, где ночное небо пересекается тонкой полосой с морем и размышлял. Кэт могла лишь предполагать, что же тревожит его. Может, это сегодняшний день, а возможно, та самая загадочная Тей, о которой Том как-то заикнулся. — Эй, Том, взгляни на меня, — шепнула она ему. Том медленно перевёл свой взгляд на Кэт. — Что-то не так? — Нет. Всё отлично. — Если бы всё было отлично, ты бы не выглядел настолько печальным. Что тебя тревожит, Том? — Это не важно. — Совсем даже наоборот. Я ведь хотела сделать этот день немного лучше, а не вогнать тебя в уныние. — Кэт, всё в порядке. Просто воспоминания порой всплывают в голове. — Забудь обо всём, Том. Этот день не должен так заканчиваться. — А как он должен закончиться? Кэт посмотрела на Тома с лёгкой улыбкой, а потом притянула его к себе и поцеловала. Танец теперь стал чем-то интимным, с одной стороны — до жути непристойным, а с другой — дурманяще-приятным. Их движения стали совсем медленными, ритм песни больше не имел никакого значения. Было кое-что ещё — слабая искра страсти, что тлелась внутри их обоих — Тома и Кэт. Это пьянящее чувство подкашивало ноги, ускоряло сердцебиение и заставляло забывать обо всём на какие-то считанные секунды, которые длился поцелуй. Когда Кэт отстранилась, то встретилась со сконфуженным взглядом Тома. Она успела шепнуть лишь «Нам пора», перед тем, как они покинули ресторан. Они бежали за машиной одной из тех ночных парочек, что так же, как и Том с Кэт, направлялись в Марсель. Их любезно подвезли в полной тишине. Потом был душный вагон ночного поезда, который мчался в Париж. Шесть часов пути стали небольшой пыткой для обоих. Они не говорили ни о чём действительно существенном — только о странного рода мелочах, вроде жуткого наряда дамочки, что сидела в конце вагона, или какой-то подозрительной тени, мелькнувшей по ту сторону окна. Концом общения стал тот миг, когда Кэт буквально на секунду прикрыла глаза и забылась сном на плече у Тома. Это было ровно тогда, когда до Парижа оставалось двести с лишним миль. Полпути уже пройдено, Тому бы в пору самому прикорнуть хоть на часок, но он не мог даже закрыть глаз. Всё время в голову лезли странные мысли, которые наверняка стоило отогнать, но Хиддлстон просто не мог. Он думал о чём-то нелепом, вроде того, что улыбающаяся Кэт выглядит вовсе не так взбалмошно; что танцы — это, похоже, единственное, что пробуждает в ней страсть; что всё то, что случилось сегодня, вовсе не кажется нелепым или неуместным, как было раньше. А тем временем поезд проезжал уже четырехсотую милю, на горизонте появилась белая градиентная полоса, знаменующая скорый рассвет, а глаза Тома постепенно слипались. Но он так и не уснул и сумел воочию узреть предрассветный Париж. Кэт встала ещё на подъезде к пригороду. Она немного неловко осмотрелась, но, не встретив в глазах Тома раздражения, успокоилась. Они сошли с поезда в четыре часа утра. Добраться до «Ритца» помог добрый господин, что так же, как и они сошёл с поезда и всё никак не мог завести свой « Citroen». С помощью Тома и нескольких нехитрых манипуляций им удалось вновь завести автомобиль, и в благодарность за это месье Бенуа согласился подвезти юных странников к отелю. Уже в «Ритце» прежде чем зайти в свой номер, Том окрикнул Кэт и сказал нечто, что считал просто необходимым сообщить: — Спасибо за прекрасный день, Кэт. — Половину которого мы провели в пути… — немного хмуро заметила Деннингс. — Это неважно. Мне понравилась компания ваших друзей. И, пожалуй, даже танцы. Спокойной ночи, а точнее, уже утра, Кэт. И он закрыл за собой дверь номера.***
Дальше одной длинной цепочкой летели дни. Том не успевал думать ни о чём кроме работы, он изредка встречался с Люком и его женой. Они жили в просторной квартирке на Проспект Репюблик. Местечко было видным и уютным — в самый раз для молодой семьи. Последний раз, что Том был там, они ужинали в светлой кухне, запивая печёную баранину сухим белым вином, взятым у одного местного винодела, и разговаривали об экономике. Совсем недавно произошёл колоссальный взлёт на Уолл-стрит, о чём говорили все большие газеты. Это от чего-то жутко заинтересовало Люка. — Акции взлетели до небес. Теперь, похоже, только это дело приносит настоящий доход, — говорил Уиндзор. — И что же, ты думаешь махнуть в Штаты? — спросил Том. — Заняться игрой на фондовой бирже и забросить всё, что имеешь? — А разве я так много имею — квартира и конторка на Сент-Анн, куда последний посетитель, к слову, заходил месяц назад. — У многих нет и этого, дорогой, — сказала Рене. — Не думаю, что поездка в Штаты будет оправданной. — А сидение на одном месте разве оправданно? Думаю, нет! — Люк, дружище, таких молодых энтузиастов, как ты, там сейчас тысячи. Не стоит идти на поводу у подобных тенденций. — И всё же не нужно отметать это, как вариант. Рене раздражённо выдохнула. Ей не нравилась такая напористость мужа, из-за которой не раз приходилось осаждать его и возвращать на землю из своих голубых мечтаний. Именно поэтому она поспешила сменить тему разговора. — Итак, Том, как проходят твои дни в Париже? — В основном я сконцентрирован на работе. Не так уж и много времени остаётся, чтобы полюбоваться красотами или прогуляться скверами. — По-моему, ты на днях куда-то ездил. — Да, в Марсель. — И как тебе там? — спросила Рене. — Неплохо. Замечательный город. — Надеюсь, тебе не покажется бестактным, если я спрошу: с кем ты отправился в столь неблизкое путешествие? — Подожди, Марсель? — воскликнул Люк. — Так вот в чём заключалось твоё «небольшое путешествие»? — Да, Люк, именно. — И был ты там… Постой, не отвечай! С той девушкой… Как же её зовут? Деннингс? — Да. — О мой бог, Том! Инфантильная взбалмошная барышня умудрилась тебя куда-то вытащить, а я нет. Какой позор… — Не негодуй, — усмехнулся Том. — Это было нечто вроде благодарности. Я не мог отказаться. — Благодарности? За что? — За помощь. — Неужели? — скептически протянул Люк. — Мой извечный альтруизм в который раз меня не подвёл. — И как прошло время? — вклинилась Рене. — Неплохо. — Ты поведаешь нам подробности или так и будешь отнекиваться общими фразами? — назойливость Люка раздражала Тома. Он не хотел рассказывать всё. К чему это, если вскоре он уже забудет о Деннингс и покинет Париж навсегда? Поэтому-то Том и обошёлся достаточно образным рассказом: — Там нечего рассказывать. Мы были у её старых знакомых, а потом сходили в один ресторан, после чего вернулись в Париж. — Но тебе она понравилась? — и вновь этот назойливый тон. — Люк! Мы же не на допросе! — вскрикнула Рене. — О, как будто тебе самой не интересно, дорогая?! — Если б я был хоть в чём-нибудь уверен, Люк, я бы сказал, — ответил Том. — Замечательно, эта барышня тебе нахамила, охмурила тебя и оставила в смятении — и это всё за какую-то неделю с небольшим. Я уже сгораю от нетерпения, чтобы встретиться с ней. Может, пригласишь её на ваши последние посиделки в четверг вечером? — Я не думаю, что она согласиться. Тем более, я не видел её уже несколько дней. Люк на миг задумался, а потом изрёк своё предложение: — Оставь консьержу письмо. Пусть передаст ей, если она ещё в отеле. А потом жди ответа. — Достаточно разумное предложение, — подытожила Рене. Том, вопреки собственному скептицизму по поводу совета Люка, всё же им воспользовался и в тот же день оставил письмо для Кэт консьержу. Тогда был вечер среды и Том сидел в своём номере после ужина с Люком и Рене и размышлял о последнем дне, что он проведёт в этом городе. Порой в эти мысли прорывались моменты с Кэт: все их немного нелепые или совсем уж задушевные разговоры, ночь в баре «Рояль», Ривьера, тот танец… Стук в дверь, впрочем, оборвал все размышления. Том немного сконфужено взглянул на часы. 11 вечера. Кто бы мог стучаться к нему в такое время? К удивлению Тома, это был объект его размышлений — Кэт Деннингс, держащая в руках его письмо. — Добрый вечер, Том. Лицо Хиддлстона тогда можно было запечатлеть на картинах. Он стоял с таким искренним изумлением, что Кэт едва сдержалась, чтобы не засмеяться. — Здравствуй, Кэт. — Консьерж передал мне твоё письмо… — она показала конверт. — Вот буквально только что. — Да, я… — Том хотел было что-то сказать, что-то нелепое, как потом он подумал, но Кэт вовремя его перебила. — Приглашаешь меня на прощальный ужин в компании своих друзей? — Это скорее… — вновь Хиддлстону не дали договорить. — Хорошо, я согласна. Тот вечер у меня абсолютно свободный. — Что ж, прекрасно… — Прости, я немного спешу. Я зашла только сказать, что принимаю твоё предложение. — Тогда до завтра, Кэт, — он натянуто улыбнулся. — До завтра, Том. Ну, а потом Том просто закрыл дверь изнутри и полночи пытался поразмыслить, что же такого в этой женщине и почему она всё чаще вводит его в откровенное смятение. Откуда эта привычка внезапно появляться и поражать? Кто заложил в ней весь этот едкий сарказм и перемешал их вместе с иронией в поистине адский коктейль? И как можно быть такой, чёрт подери, разной? Ночь продолжалась, а ответы не появлялись. Возможно, ещё не время?