Baby this does not belong to you

Утром, толком не выспавшись, я приняла душ и попыталась позавтракать, но получилось только выпить кофе. От волнения съесть хоть кусочек чего-нибудь было просто невозможно. Я надела спадающую с одного плеча хлопковую футболку, простые стрейчевые джинсы, уложила волосы в легкий, но тщательно спланированный беспорядок, и сложила все необходимое в большой кейс: баночки с силиконом, крем, сухой гипс, растворитель, кисти и еще кучу мелочей, которые могли бы пригодиться. Руки дрожали и покрылись белыми пятнами, как всегда бывало, когда я безумно нервничала. Я набрала номер такси, диспетчер сообщил, что машину подадут только через десять минут, но сидеть в квартире без дела я просто не имела сил. Поэтому вышла и села на крыльцо дома, бережно обнимая кейс с инструментами. Позвонил Эш и пожелал удачного первого дня. Он был так рад и говорил так много ободряющих глупостей, что меня чуть не стошнило от его сладкого голоса. Хотелось наорать на него, сейчас же поехать в офис компании и разорвать контракт. Но, конечно, я не верила своим глупым, сиюминутным порывам, поэтому, скрипя зубами, приняла все наставления агента и разъединила звонок. Такси прибыло вовремя, и я забралась в салон, ощущая, что пути назад мне отныне не видать. Водитель удивленно приподнял брови, когда услышал названный мною адрес, и пожелал хорошего дня, принимая деньги и высаживая меня у пункта назначения. Я стояла у дверей огромного здания и не могла поверить, что моё место теперь именно здесь и я не ошиблась адресом. Я вытащила из кармана предварительно выданный мне бейдж ("Лана Торвелл. Художник по гриму.") и повесила ремешок на шею. Время начинало поджимать и мне давно пора было войти, но ко входу я шла так медленно, что могло показаться, будто внутри этого здания меня собираются казнить. Но, оказавшись внутри, меня захлестнул водоворот всеобщего рабочего настроения. Люди спешили, останавливались и переговаривались друг с другом, смеялись, решали какие-то рабочие вопросы и казались одним слаженным механизмом. Мне так отчаянно захотелось влиться в эту атмосферу, что я моментально переняла быстрый темп происходящего вокруг и направилась к девушке на ресепшне. — У меня встреча с Томом Хиддлстоном, — слишком радостно сообщила я, и она понимающе улыбнулась. — Второй этаж, комната 220, мистер Хиддлстон уже ожидает вас, мисс Торвелл. От такой официальности стало немного не по себе, но я лишь поблагодарила девушку и пошла к лестнице в указанном ею направлении. «Сейчас я увижу Тома. Сейчас я увижу Тома!» — кричало мое подсознание и молило меня сделать что угодно, чтоб только не облажаться. Не перед ним! Я быстро поднялась на второй этаж и отыскала комнату 220. Стук в дверь, нажим на ручку, и моя нерешительность будто испарилась. Я вошла в игру, даже толком не видя того, с кем предстояло играть. Том сидел спиной к двери и разговаривал с каким-то симпатичным толстяком. Увидев меня, он вскочил со стула первым и направился ко мне, протягивая руку: — Очень приятно видеть в наших устоявшихся рядах новые лица, Лана, — он посмотрел на мой бейдж и, подняв глаза, улыбнулся, — Кристофер Йост. Все эти дурацкие шуточки в фильмах «Марвел» моя работа, — он громко рассмеялся и повернулся к Тому. — Очень приятно, мистер Йост. Большая честь для меня работать с такими выдающимися людьми, как вы, — сказала я, аккуратно вынимая руку из его крепких рукопожатий. Ложь. Конечно же, я и знать не знала, кто он такой. Но Том… Он поднялся со своего стула и медленно повернулся в нашу сторону. На его лице сияла та самая улыбка, лучистая и немного смущенная, на которую молится добрая часть женского пола, от мала до велика. На которую когда-то молилась и я сама. Он подошел ближе и пожал мою руку обеими своими руками, едва заметно склоняясь вперед: — Добро пожаловать в нашу большую, но скромную семью, Лана. Очень приятно. Надеюсь, ты не пожалеешь, что примкнула к нам. Его руки были теплыми и нежными на ощупь. Сердце в моей груди сделало несколько сильных толчков и будто замерло. — Благодарю, мистер Хиддлстон. Надеюсь, вы будете довольны моей работой, — улыбнулась я, глядя прямо в его глаза. Наши руки разъединились, и он отстранился. — Оставим весь этот официоз, нам с тобой еще долго работать вместе. И если каждый раз от тебя я буду слышать «мистер Хиддлстон», то какой Локи из меня получится? Престарелый и чопорный, как Один? — он рассмеялся, обменявшись взглядами с Кристофером, и снова обратился ко мне, — просто Том. Сколько раз в своей голове я называла его «просто Томом»? Сколько раз «просто Том» целовал меня в моих мечтах и шептал моё имя на ушко? А теперь я снова слышала, как он произносит его, моё имя. Не так, как тогда у театра. Более весело и непринужденно, а в глазах ни тени узнавания, что, возможно, и к лучшему. Я осмотрела небольшую, неприметную комнату, увешанную постерами «Марвел» и зеркалами, обставленную обыкновенными стульями и столами, и мне показалось, что Том смотрится здесь дико неуместно. В блестящих ботинках и узких брюках, в белоснежной рубашке с несколькими расстегнутыми верхними пуговками, с уложенными назад светлыми волосами и сияющими глазами… Когда я поймала себя на том, что не стесняясь разглядываю его, сразу же дала себе слово вести себя сдержанно и непринужденно, но главное - на расстоянии. — Хорошо, Том, тогда давай немного поработаем, — я сняла кейс с плеча и поставила его на ближайший стол. Йост сразу же засобирался по своим сценаристским делам и, хлопнув Хиддлстона по плечу, быстренько ретировался. Мы остались вдвоем, и Том завозился за моей спиной, видимо, ожидая моих указаний. Как я могла говорить ему, что делать, думала я. Как я могла вести себя с ним будто на равных, непринужденно? Я запрещала себе смущаться, поэтому боялась показаться наглой или проявить неуважение. Остальной страх ушел, когда я открыла дверь. Мне не было страшно смотреть в его глаза и касаться его рук в приветствии. Я повернулась к нему и жестом указала на большое откидное кресло рядом со мной: — Устраивайся удобнее, придется посидеть немного без движения. Том вздохнул и провел рукой по волосам, подходя ближе: — Не очень приятная процедура, должен признаться. Всегда пытаюсь оттянуть ее до последнего, — немного виновато улыбнулся он и развернул кресло к себе, чтобы сесть. Я неосознанно отошла в сторону, увеличивая расстояние между нами, но, чтобы скрыть такой ребяческий жест, принялась щелкать всеми переключателями, чтобы добавить света. — К тому же, еще ни для одной девушки я не брился так тщательно, как сегодня утром для тебя, — хохотнул Том, а я улыбнулась сама себе, стоя к нему спиной. — Полагаю, предыдущим художником был мужчина? — спросила я, вернувшись к столу и раскладывая разные тюбики, баночки и кисти. — Угадала. Безумно скучный мужчина, — Том опустился в кресле. Скрестив лодыжки и разведя колени в стороны, он откинул голову назад и принял абсолютно расслабленную позу. Я немного опустила спинку кресла, чтобы его голова была запрокинута еще больше, натянула на руки тонкие латексные перчатки, не отводя глаз от инвентаря. Мне захотелось разрядить обстановку, хотелось, чтобы он запомнил меня интересной и дружелюбной, но в то же время профессиональной и серьезной. — Я постараюсь сделать все как можно быстрее и аккуратнее, Том, не переживай. А пока можешь включить свою любимую музыку, например. — Почему бы и нет, — приподнял брови Том, — но я положусь на твой вкус, Лана. Я неверяще на него посмотрела, и он кивнул, улыбаясь одними глазами. Мне стало неловко, ведь мой музыкальный вкус, насколько я знала, сильно отличался от его. В памяти не нашлось ни одной подходящей для данного случая песни, и я решила отдаться воле случая. Выудив из кармана джинсов свой смартфон, я нажала на последнюю прослушанную песню. Ею оказалась «Spend the Night» группы «She Wants Revenge». Я поморщилась, понадеялась, что Том не воспримет ее как какой-нибудь грязный намек, и отложила телефон подальше от баночек с силиконом. Он молча слушал, прикрыв глаза, на его губах постепенно проявлялась легкая улыбка понимания. Я почувствовала, как на щеках появляются горящие пятна, и отвернулась, принявшись разводить силикон водой. Монотонная работа меня успокаивала, и на несколько мгновений я даже забыла, что нахожусь в одной комнате с этим потрясающим мужчиной, но он не дал о себе забыть. Когда песня начала подходить к концу, он внезапно заговорил бодрым голосом: — Я видел твои работы, Лана. — Неужели? — я повернулась к нему, руки остановились. Я не ждала от него похвал, как и от всех остальных, но, конечно, не ожидала и жесткой критики. Мне, в общем-то, было интересно не то, что он думает о моем творчестве, а то, почему Том Хиддлстон решил им поинтересоваться. — О, мне очень понравилось, это просто невероятно. Особенно авторские портреты в темных оттенках. Ты уже придумала название для этого стиля? — его слова казались вполне искренними, и мне стало безумно приятно от того, что он сведущ в таких мелочах, как отсутствие названия стиля. Об этом писали несколько журналов и предлагали мне варианты названия прямо в интервью, но мне казалось, что мои работы вполне могут существовать и без клейма. — Нет, мне кажется это лишним. Пускай критики сами дают определения моим работам. Но, спасибо, мне очень приятно, что ты поинтересовался моей деятельностью. Боюсь, придется наблюдать мои работы еще долго, и в новом фильме я надеюсь удивить всех еще больше, иначе тогда грош мне цена, — и тут я почувствовала себя рядом с этим мужчиной настолько раскрепощенно и легко, будто всю жизнь мне это и было нужно: стоять в этой светлой комнате, с кистью в руках, над рабочим креслом и обсуждать с Томом своё творчество. Он одобрительно хмыкнул и протянул свою руку к моему плечу, приостанавливая движения моей руки. Он посмотрел на меня и по-дружески сказал: — Уверен, всё получится даже лучше, чем все мы ожидаем. Мы оба замолчали под медленный мотив следующей песни и улыбнулись друг другу. Раствор был готов, и я заспешила подготовить своего «подопечного». — Что ж, надеюсь не испортить вашу рубашку, мистер Хиддлстон, потому что тогда мне вовек за нее не расплатиться, — пошутила я, и Том, как истинный джентльмен, естественно, рассмеялся. Он поерзал в кресле, устраиваясь поудобней, и, раскинув руки в приглашающем жесте, сказал: — Ну, я весь ваш, мисс! Я оставила силикон и взяла тюбик с разделительным кремом, стараясь не реагировать на такую двусмысленную шутку. Но из головы не выходила мысль о том, что сейчас мне придется касаться его лица. Очень долго и тщательно касаться, смазывая его несколькими слоями густой массы. Нанеся немного крема на пальцы, я приблизилась к Тому. — Будет немного прохладно. Он послушно кивнул и расслабил все мышцы лица. Музыка негромко звучала где-то на задворках сознания, её звуки заглушал гулкий стук сердца. Я намазывала прозрачный крем на его щеки и ярко выраженные скулы, и мне дико хотелось снять перчатки и почувствовать нежность его кожи своими пальцами. Мне хотелось в мельчайших подробностях разглядеть и запомнить его лицо. Настоящее, а не ту маску, что окажется в моей мастерской после этой встречи. Но он все никак не закрывал глаза. Он смотрел на меня, и я то и дело встречалась с ним взглядом, надеясь, что не покраснею. Он постоянно хотел улыбнуться, уголки его губ подрагивали, но он не двигался, наверное, опасаясь мне помешать. Когда медленная песня сменилась на быструю, Том начал постукивать ботинком по полу точно в ритм. — Нравится песня? — Угу, — промычал он и подмигнул мне. Его глаза смеялись. Я чувствовала, что начинаю терять самообладание, что из моей груди вот-вот вырвется жалобный стон, и поспешно обошла кресло с другой стороны, собираясь намазать лоб и спасаясь от жгучего позора. Он наконец закрыл глаза, потому больше не мог меня видеть, и я облегченно выдохнула. Несколько золотистых волосков упали на лоб плавными завитушками. Пришлось аккуратно провести чистой рукой по коже и пригладить волосы. Том приоткрыл глаза, будто прислушиваясь к ощущениям, и тут же снова закрыл. Солист «She Wants Revenge» в очередной раз запел припев, и я услышала, как Том тихонько подпевает ему глубоким грудным мычанием. Мне стало жарко, внизу живота туго сжалось… как я жалела, что не могу бросить всё прямо сейчас и убежать в туалетную комнату! Как я могла попросить его перестать, объяснить ему, насколько мне тяжело и почему? Мои пальцы переместились к его бровям, затем, как можно аккуратнее, смазали веки и ресницы. Больше всего я переживала за его ресницы. Если силикон к ним приклеится, то они останутся в слепке, как Экскалибур. Когда с лицом было покончено, я снова обошла кресло и оказалась перед его застывшим блестящим лицом. Открыть глаза он больше не мог, и в этом было моё спасение, потому что теперь я должна была смазать шею. Одной рукой я быстро расстегнула еще одну пуговку на его рубашке и провела ладонью по ключицам, отодвигая края воротника. Его грудь чуть сильней приподнялась под моей рукой, а выдох показался чуть более резким чем обычно. — Прости, нужно было предупредить, — извинилась я, мысленно себя ругая. Его рука поднялась к моему локтю, и он легко провел по тыльной части моего предплечья, словно отвечая, что всё в порядке. Ох, слишком много прикосновений на сегодня, Том… Песни в моем плейлисте все не кончались, из сомкнутых губ Томаса все так же иногда вырывались легкие мотивы, вторящие солисту. Когда крем покрыл всю его шею, я отстранилась, желая осмотреть свою работу критическим взглядом, но заметила только красивое, в своей изящности, лицо актера. Неужели мне действительно выпал такой шанс? Неужели действительно я стою здесь и без утайки разглядываю этого мужчину? Вспомнилось обещание сделать всё быстро, и я поспешила. Толстый слой силикона застыл очень быстро, и я сообщила Тому, что сейчас наложу следующий слой крема, а затем жидкий гипс. Я нависала над странной бесформенной маской и быстро двигала кистью, расправляя белые комки для скорейшего высыхания. Том старался не ёрзать в кресле, но я была уверена, что всё его тело занемело. Жестом он показал, что под слепком чешется нос. Я рассмеялась, сама от себя не ожидая такой реакции, а он погрозил мне кулаком в ответ. Это было похоже на начало дружеского общения, и от этого на душе стало теплее. — Сейчас снимем слой гипса, лучше не двигайся, — твердым кончиком кисти, очень осторожно я поддела белую корку у самого виска. Гипс начал отделяться, и, взяв маску с обеих сторон, я плавным, но твердым движением сдернула её с лица. Силиконовая прослойка без труда отделилась от кожи, и я показала получившийся слепок неуверенно моргнувшему Тому: — Это вы, мистер! И ваши мучения теперь окончены. С непривычки он жмурился от яркого света, руками пытался размять занемевшую челюсть и одновременно сказать: — В этот раз было не так мучительно, Лана. Я протянула ему салфетки, и он с благодарностью их принял, с усилием поднимаясь с кресла. Я сняла использованные перчатки и бросила в мусорное ведро у двери, пока он тщательно оттирал лицо. — Мне нравится твой плейлист, давно хотел сказать, но всё не было возможности, — Том развёл руками и улыбнулся. — Уж прости за временные неудобства. Это «She Wants Revenge». — Ты что, — отмахнулся он, — а за музыку спасибо. И спасибо за приятное рабочее утро. Мне хотелось сказать то же самое и даже больше. Рассказать, насколько приятным это утро было для меня, но это было бы настолько лишним, что мне пришлось бы тут же уволиться. Я обещала держаться на расстоянии, а особенно, когда Том может смотреть на меня и видеть, как трещит по швам моя хлипкая броня, выстроенная против его обаяния. Одним движением он поправил брюки, затем застегнул пуговицу на рубашке и встряхнул воротник, провел по волосам рукой и обезоруживающе улыбнулся. После крема его лицо казалось еще нежнее, чем раньше, и немного белее. Он был свежим и сияющим, словно только что вышел из душа. Смущение внутри меня нарастало с каждой секундой молчания, и я протянула руку в прощальном жесте: — Увидимся на съемочной площадке, Том. — Надеюсь, очень скоро, — он прошел мимо моей руки и приблизился ко мне вплотную, раскрывая руки. Его объятия оказались настолько крепкими и дружескими, что грозили перерасти в моем воображении в нечто более тесное. Мои губы оказались почти прижатыми к его плечу, и я почувствовала, как ненавязчивый запах его одеколона затуманивает мою голову. Это был очень приятный, но почти обыкновенный запах, если бы не нотки мяты и кофе в сплетении с запахом мужского тела. Тогда я отдавала себе отчёт в том, что это опасный момент. Он чувствовал быстрое биение в моей груди, и, возможно, насколько была высокой температура моего тела, моего дыхания, но виду не подал. Его рука легко погладила меня между лопаток, и он, наконец, выпрямился. — До скорой встречи, мисс Торвелл. — До скорой встречи, Томас, — я отошла от двери и проследила, как с улыбкой он притворяет дверь. Когда его шаги в коридоре стали почти неслышными, я упала в кресло, где просидел все это время ОН, и уткнулась в мягкую, всё ещё пахнувшую им обивку носом. Ультразвуковой писк восторга ворвался в мелодию песни и сорвался на едва слышный стон. Я поняла, что мне снова девятнадцать. И что я почти не смеялась, как он от меня ожидал.