Я свяжу тебе жизнь

Темнота становилась все гуще. Сбивчивое дыхание неровно вторило покалывающему сердцу, пустившемуся в бешеный ритм тревоги и ожидания неизвестности. Из густого сумрака запыленной комнаты появилось светлое лицо, изборожденное морщинами. Черная мантия до самого пола, крупный медальон с изумрудом на груди, мудрый взгляд — точно таким же она помнила его и прежде, время лишь внесло несколько штрихов глубоких морщин в величественный образ Святослава Ровенски — одного из известнейших целителей Больницы Святого Мунго в прошлом. — Миссис Саламандер, — он галантно поклонился, предлагая ей сесть за стол мрачной гостиной. — Прошу прощения, что здесь не слишком уютно, но, знаете ли, у меня редко бывают гости. — Я так рада вас видеть, мистер Ровенски, — тепло улыбнулась Луна, присаживаясь на простой деревянный стул с резной спинкой и осматривая комнату, увешанную старинными волшебными амулетами и ловцами снов. — У вас красиво. — О, миссис Саламандер, вы меня не проведёте, — добродушно рассмеялся старик, задорно подмигнув ей, указывая на невесть откуда появившиеся пару кружек ароматного чая и вазочку с печеньем на столе. — Вы ведь точно пришли не для того, чтобы полюбоваться моей конурой, ну и, тем более, мной. Она улыбнулась, сделав небольшой глоток предложенного чая. Вкусный, сладкий, кажется, малиновый с мятой — энергия и спокойствие — истинный выбор целителя по призванию именно для неё. — Мистер Ровенски, мне необходимо узнать у вас кое-что, — она немного запнулась, но, собравшись с духом, сразу продолжила. — Вы ведь еще работали в больнице десять лет назад? Брови старого лекаря удивленно взметнулись вверх, а лицо приняло задумчивое выражение: — Десять лет назад? — переспросил он. — Не совсем, в это время я как раз завершал лечение своих давних пациентов, скорых к выздоровлению, и собирался идти на покой. Луна кивнула. Да, она сама прекрасно помнила, как через три года после учебы в Хогвартсе, уже проходя практику в Больнице Святого Мунго, её добрый наставник мистер Ровенски уже поговаривал, что в следующем году покинет место работы, ставшей слишком тяжелой для девяностолетнего старика. — Но… возможно, вы помните некоторых пациентов? — неуверенно спросила она. — Кто вас интересует? — без лишних вопросов спросил целитель. — Вот эта женщина, — Луна положила перед ним вырезку из газеты, где на магической фотографии улыбалась счастливая молодая мать с новорожденным ребенком, рядом с которой стоял весьма сдержанный отец, выдать которого мог лишь взгляд, периодически опускаемый на младенца — счастливая идеальная картина благополучной семьи. Мистер Ровенски извлек из складок мантии крупные прямоугольные очки с толстыми линзами и, неспешно надев их, начал пристально изучать фотографию. Луна не смогла сдержать улыбки — теперь она словно вернулась на тринадцать лет назад к окончанию Хогвартса, когда только сдавала экзамен целителя суровому профессору в очках, сидевшему перед ней. Как же давно это было! А она помнит все — до малейших деталей. — Я помню её, — глухой голос старика вернул её к реальности. — Хорошо помню. Помню, долго утешал. У неё родилась мёртвая девочка, а она почему-то считала, что муж хочет видеть наследника и не примет её без ребенка. Он на тот момент был в каком-то заграничном отъезде. Странная семья, — он указал на фотографию, придвинув её ближе к Луне. — Взгляните: мать смотрит на ребенка, словно это красивая вещь для демонстрации, а отец, — старик усмехнулся, — отец действительно считает его сокровищем. Знаете ли, миссис Саламандер, такое редко бывает. Луна кивнула, не отрывая глаз от измученного старческого лица: — Но ведь на фотографии, — она с трудом подбирала слова, — живой ребенок. — Думаю, они его усыновили, — просто ответил Ровенски. — Впрочем, утверждать не буду — я был на тот момент слишком занят собственными делами. Кто же был их врачом? — он на мгновение призадумался, а затем щелкнул пальцами. — Да, вспомнил! Эта группа женщин наблюдалась у ныне покойной Эвелины Вествуд. О, миссис Саламандер, поверьте мне, предложив кругленькую сумму этой чертовой Эвелине, даже бесплодная женщина могла бы получить с десяток близнецов, похожих на отца или мать. Эвелина Вествуд… Она помнила её. Высокая грозная дама в длинной темно-фиолетовой мантии, сколотой старинной брошью, бегающий плутоватый взгляд, нервные пальцы, перебирающие тесемки на веревочном поясе, и слова… «Шансов не было, милочка». «Мы с трудом спасли вас, что уж говорить о…». — Миссис Саламандер, с вами все в порядке? Луна встрепенулась, резко поднявшись с места и встречаясь со встревоженным взглядом сине-зеленых глаз, внимательно глядевших на неё из-под стекол очков. — Да, — коротко ответила она, стараясь придать лицу непринужденное выражение. — Я, пожалуй, пойду. Спасибо вам. Уже шагнув за порог старой квартиры, Луна вдруг обернулась: — Мистер Ровенски, простите меня за навязчивость, наверное, этот вопрос покажется вам глупым, но может ли у совершенно посторонних людей быть одинаковым символ родовой защиты? Старый целитель снисходительно покачал головой: — Уж вам ли не знать, моя дорогая. Ведь каждый третьекурсник знает, что этот символ объединяет лишь близких родственников. Она еще раз от души поблагодарила его и, спустившись по крутым ступеням дома, вышла на улицу. И снова дождь… Кажется, она не взяла зонт, но это было совершенно неважно. Весь мир рухнул в одночасье, взрываясь новыми брызгами красок чужих полотен, увлекая в неистовую карусель событий, лиц, имён. Дикое безумие, проникающее под кожу, проливающееся в потоках бесконечных мыслей, из лабиринта которых выхода уже не было…

***

Весь мир рухнул в одночасье, взрываясь новыми брызгами красок чужих полотен, увлекая в неистовую карусель событий, лиц, имён. Дикое безумие, проникающее под кожу, проливающееся в потоках бесконечных мыслей, из лабиринта которых выхода уже не было… Три года судебных разбирательств, на которых, к его полнейшему шоку, именно Поттер и его «свита» высказались в поддержку Малфоев, параллельно идущая волокита с оформлением наследства Блэков, которое после смерти Беллатрисы полностью перешло к Нарциссе и, как следствие, к нему. Тяжелая болезнь отца, так и не опомнившегося после заключения в Азкабане, а затем — его смерть. Он видел, как медленно и необратимо с каждым днем угасает мать, превращаясь из великолепной Нарциссы Малфой в разбитую женщину, уставшую от жизни и потерявшую последние силы. Он пытался утешить, поддержать её хоть как-то, но она утверждала, что лучшим утешением для умирающей матери будет лишь знание, что её сын счастлив. Когда, по её логике, счастье обрело более четкие черты, а затем фамилию Гринграсс, он лишь уточнил, какая из них — Дафна или Астория. Разницы, по сути, не было никакой. С такой бы деликатностью он бы подошел к просьбе купить новый комод в прихожую, лишь осведомившись, кленовый или вязовый будет лучше смотреться в их интерьере. Впрочем, нет — с комодами выбор был гораздо шире. Но это не имело значения. Его слишком ледяное сердце не могло любить. Да и подобные чувства только мешали в жизни — так говорил отец, в этом он убеждался не раз, встречая Блейза Забини в каких-то старых обносках вместо привычной дорогой одежды. В отличие от его семьи, род Забини пострадал гораздо сильнее — родители были убиты, Блейз не смог оставить за собой и галеона семейного наследства, а затем вдруг еще и огорошил остатки «чистокровной элиты», женившись на бедной магглорожденной девушке. Теперь же весь образ некогда франта Забини напоминал Уизли в самые скверные времена, несмотря на то, что тот трудился на нескольких должностях в торговых точках Хогсмида, чтобы хоть как-то прокормить двух детей и жену-архивариуса. И только одна мелочь во всем облике давнего друга удивляла Драко: у бедного и уставшего Блейза глаза всегда светились счастьем, а рассказывал о себе он так, будто был самым богатым человеком на свете. У него же все было иначе: восстановленная репутация, увеличенное имущество, покупка новых земель, приносящих немалые доходы, зависть и восхищение окружающих, самые дорогие и лучшие вещи и… совершенная пустота в глазах и в сердце. Астория Гринграсс? Пусть будет Астория Гринграсс. Он совершенно не помнил её, хотя, кажется, они учились на одном курсе. Но, скорее всего, если выбор Нарциссы остановился именно на этой девушке, то она явно недурна собой. Она не числилась в списке его мимолетных школьных увлечений, что было к лучшему, так как ни одну из этого «списка» он ни разу не вспоминал за те три года после окончания школы. Он вообще ни о ком не вспоминал… Хотя… Было одно исключение даже из его собственных правил, которому он не мог дать совершенно никакого объяснения. Был человек, о котором он вспоминал слишком часто, чаще, чем было бы разумно, но побороть этого не мог — а разве может кобра не танцевать под флейту заклинателя?.. Мертвое тело Поттера. Темный Лорд, взывающий к ученикам о переходе на сторону Пожирателей. Он слышит голос отца: «Драко». Его семья — напротив — по другую сторону. Он не может сделать даже вдоха, чувствуя, как начинают подкашиваться ноги, но чей-то негромкий мелодичный голос сзади шепчет: «Не бойся. Я с тобой». «Драко», — встревоженный голос матери и пристальный взгляд красных щелок-глаз Волдеморта. «Я с тобой». Он выходит из общего строя, чтобы стать против них, там, где его семья, чтобы увидеть ненависть и презрение в глазах у всех. У всех, кроме неё. Бледно-голубое море — словно клочки ясного неба среди грозовых туч — и он может дышать. «Я с тобой». А он — против неё. Он — всего лишь Пожиратель. Они — по разные стороны. А потом победа неожиданно «воскресшего» Поттера и последние попытки отдельных Пожирателей завершить дело, проваленное Лордом. Их семья просто покинула поле боя, что впоследствии оказалось одним из важнейших аргументов в их оправдание. Вот только оставляя за спиной руины замка и множество погибших — с обеих сторон, он понимал, что оставляет навсегда что-то важное, особенное, то, что никогда не повторится. Не будет больше насмешек над Поттером и его друзьями, не будет домашних работ на десять свитков, не будет ставших уже такими привычными, даже необходимыми, ночных посиделок на подоконнике у ниши возле статуй и колонн. Рука непроизвольно сжала аккуратный прямоугольный листок красочного пергамента, отбрасывая его в угол комнаты, словно ядовитое насекомое. Банальное приглашение на помолвку, такое же, как несколько десятков разбросанных по столу. Достаточно лишь вписать имя и отправить получателю. А он не смог написать её имя. И проклятое перо сломалось уже на букве «Л», когда в мыслях яркой вспышкой, мелодией флейты заиграл её голос. «Не бойся. Я с тобой». Несколько перьев и чернильница полетели на пол вслед за измятым пригласительным. «Ежедневный Пророк» внимательно следил за жизнью участников битвы в Хогвартсе, сообщая о малейших деталях. Он знал, что Луна Лавгуд недавно закончила практику в Больнице Святого Мунго, однако, становиться штатным целителем не планирует, выбирая нетрадиционные, собственные методы лечения. Кроме этого, в ближайшее время ожидался выход книги о целебных растениях и лечащих животных — её совместной работы со знаменитым натуралистом Ральфом Саламандером. А еще он знал, что должность главного редактора «Придиры» была отдана Чжоу Чанг по причине серьезной болезни Ксенофилиуса Лавгуда. Достаточно скудные сведения, особенно в сравнении с жизнеописанием великого Поттера, но этого вполне хватало, чтобы понять — у неё нет времени на аристократов, то и дело впадающих в непонятную им самим меланхолию. Он резко поднялся из-за стола, случайно сбросив еще несколько пригласительных в живописно растекшееся по паркету чернильное пятно. За окном такие же пятна растекались по темнеющему небу в предчувствии надвигающейся ночи. Завтра все газеты будут трезвонить о «прекрасной паре Малфой-Гринграсс», «прекрасном выборе наследника известного рода» и «счастливице Астории Григрасс». Завтра… А сейчас на небе появляется первая звезда — не слишком яркая, робкая и чуть мигающая. «Это Созвездие Дракона, — звучит певучий голос из прошлого и левая ладонь со слишком странной линией ума, идущей через всю руку, указывает вверх, именно на эту звездочку. — У тебя звёздное имя, Драко». Он бросается к письменному столу, переворачивая половину приглашений на пол, хаотически выискивая толстую книгу в темно-зеленом переплете. Вот она! «Новейший справочник адресов наиболее известных магических семей». Шорох страниц, фамилии, идущие в соответствие с алфавитом. На букве «К» его пальцы начинают предательски дрожать. Помнится, у какого-то старого пьяного магла на вокзале «Кингс Кросс» руки дрожали так же. Ну и что? Ему всего двадцать, он — чистокровный волшебник, к тому же абсолютно трезв — а что это меняет? Вот вам и чертово равенство. «Лавгуд.». Сердце пропускает пару ударов. Адрес, координаты. У самого леса — да, она что-то говорила про лес. Громко захлопнувшаяся книга. Метла, влетевшая в кабинет по мановению руки хозяина. Распахнутое окно и ветер, одним порывом разметавший все пригласительные по комнате, словно в насмешку измазав каждое в траурное пятно черного цвета. К чёрту всё! Только глубокий бархат неба, безмолвно раскрывшийся над засыпающей землёй — высокая бесконечность, холодно сверкающая одинокими звездами из Созвездия Дракона.