***
Он уже собирается последовать за ней, но услышал негромкий мелодичный голос, словно спрашивающий разрешения: — Я лучше сама. Но он все равно вошел в тихий и темный кабинет зельеварения, уставленный котлами с самыми различными зельями первокурсников, еще пару часов назад упражнявшихся в искусстве изготовления магических жидкостей. По сути, то, что в один из поздних вечеров, когда они снова сидели на том самом подоконнике у небольшой ниши за статуями и колоннами, их заметил Снейп, было общей виной. Правда, Драко не ожидал, что ему достанется лишь укор декана, а вот Луна схлопочет сегодняшнее наказание в виде мытья котлов с отвратительными зельями. Впрочем, какая разница: пойдет он к своему окну или один день останется тут и поможет отмыть эти чертовы котлы? Ему нравилось, когда в кромке лунного света на каменном полу появлялась её светлая тень — будто и правда светлее, чем обыкновенная тень — а потом она садилась рядом на невысокий подоконник, и они вместе молча смотрели в окно, на звёзды, а может, в собственные мысли. Он привык к её присутствию, которое давало надежду, что он… не один. Даже несмотря на то, что он знал об участии Луны в Отряде Дамблдора, он чувствовал — она не предаст. Почему — он и сам не мог бы объяснить, откуда взялась такая уверенность, но это было единственным в его жизни, в чем он был уверен. К тому же для него она была прекраснейшим собеседником — так как почти ничего не говорила. Отдельно взятые реплики он не брал в счет, так как нередко за всю ночь до полуночи было сказано не более пары слов. А ещё каждый из них был по-своему непонятым всеми остальными, и, как ни удивительно, в этой странной Лавгуд он порой видел самого себя. Конечно, подобное общение (если это можно было так назвать) вряд ли обрадовало бы его семью, но прямо на его глазах в его доме — небольшом, прежде уютном мирке — и за его пределами все рушилось, оставляя от прежних принципов и амбиций лишь мертвые руины. Луна удивительно быстро справилась с наказанием Снейпа, умудрившись вычистить вдвое больше котлов, чем он сам, а потом устало опустилась за ближайшую парту, дожидаясь, пока он закончит со своим последним котлом. — Лавгуд, — негромко окликнул он её, не поднимая взгляда от закопченной оловянной поверхности сосуда, он почувствовал, что она внимательно смотрит на него своими доверчивыми, широко распахнутыми глазами, — уезжай отсюда. Уезжай домой как можно скорее. Грустный вздох, заставивший его встретиться с глубоким и уверенным взглядом светло-голубых глаз: — Я не уеду. Он метнулся к ней, не замечая, что оставленный котел с глухим постукиванием скатился с парты на пол: — Лавгуд, они убьют тебя, — он встряхнул её за плечи, словно пытаясь внушить смысл сказанных слов. — Ты понимаешь, даже я убью тебя, если… он прикажет! Ласковая полуулыбка и грустный взгляд: — Я знаю. Он бессильно опустился за соседнюю парту, закрывая лицо руками. Хотелось умереть — прямо здесь и сейчас, на руках у этой безумной, глядя на её ненормальную улыбку и понимая, что наконец все кончено. — Я не оставлю тебя, — мелодичный тихий голос острым кинжалом разрезал сознание, проворачивая его до самой рукоятки. Он медленно опустил руки, устремляя на неё потрясенный взгляд: — Ты ненормальная, — он почти не слышит свой шепот. — Ты ненормальная, Лавгуд. Кто я для тебя? Пожиратель Смерти? Издевающийся над тобой слизеринец? Последний подонок, который считает тебя пустым местом? Мы — по разные стороны. Всегда! Он резко встает и буквально выскакивает за дверь, оглушительно хлопнув ей напоследок. А Луна лишь подходит к упавшему котлу, ставит его на свое место и задумчиво оборачивается к тонкому полумесяцу, заглядывающему в небольшое окошко напротив. В чем-то он прав. Они по разные стороны, но что это меняет?.. Ведь только что она почувствовала самую огромную боль души, какую только может вынести человек. Помочь или разделить её — большего не нужно.***
Только что она почувствовала самую огромную боль души, какую только может вынести человек. Помочь или разделить её — большего не нужно. О диагнозе ей сообщили еще в письме, вот только она почему-то подумала, что столкнуться придется с измученным пожилым волшебником или волшебницей. «Проклятие Рода» — так неофициально называлась эта болезнь, считающаяся расплатой одного из членов рода за все прегрешения предыдущих поколений. Она читала несколько раз об этой сложной, древней и крайне редкой форме уничтожения магических и жизненных сил человека, поражающей своими внезапностью и безжалостностью. Она никогда не сталкивалась на практике с подобным заболеванием, но, тем не менее, знала — и даже теперь чувствовала — это неизлечимо. Вот только Луна совсем не была готова ко встрече с ясным и таким печальным взглядом серых глаз мальчика лет десяти, лежащего в уютной кровати у самого окна. Маленький разбитый ангел, поверженный в черную бездну для искупления чужих преступлений. Серебристо-серые глаза в обрамлении темных ресниц, светлые, почти платиновые волосы, падающие на лоб непослушной челкой, грустная полуулыбка на бледно-розовых губах… Он был почти точной копией Драко в детстве. Отличие состояло лишь в том, что от этого светлого чудесного мальчика исходили невидимые тепло и сияние. «Я не оставлю тебя»… — Привет, — улыбнулась Луна, опускаясь на стул у кровати и стараясь собрать все оставшееся спокойствие. — Привет, — слабый голосок и удивление, скользнувшее во взгляде — наверное, такое приветствие редко использовалось врачами. — Меня зовут Луна, — она кладет свою руку на белоснежное одеяло, открывая линию ума, полностью разделяющую ладонь — отец называл это признаком великой мудрости, да только кому она поможет?.. — Скорпиус, — маленькие пальчики чуть вздрагивают, с трудом поднимаясь, чтобы коснуться её ладони. Очень слаб. Даже больше, чем показалось. Просто отлично держится, как и Драко. Но ведь бывают же чудеса! Она в них всю жизнь верила — и где они теперь. «Нет шансов», — шепчет тяжелое сознание, замирая горьким комком, мешающим вздохнуть. «Нет!!!», — её сердце едва не разрывается от беззвучного крика, противясь голосу разума и многолетней практики. — Давай дружить? — она легонько накрывает хрупкие бледные пальчики второй ладонью и смотрит в глаза — его глаза… — Давай, — во взгляде Скорпи загорается что-то неуловимое и тут же меркнет. — Но я плохой друг. — Почему? — такого ответа она точно не ожидала. — Я болею, — вздыхает он и опускает глаза, начавшие поблескивать сильнее обычного. — Я очень люблю папу, а если… — мгновение тишины перед накатывающим на неё страхом предчувствия следующих слов, — если я умру, он останется совсем один… — Нет, что ты! — она гладит его бархатную болезненно-бледную щечку, чувствуя, что больше не может держаться, а голос уже вибрирует от накатывающих слез. — Ты поправишься! Обязательно, Скорпи! Ты будешь здоров, и мы вместе будем гулять по саду и в лесу! — она говорит быстро и часто, боясь его неосторожного слова, а еще ненавидит себя за все это. — Мы же друзья. А друзья выручают друг друга. — Да, — кивает он и доверчиво смотрит на неё. — Мне так даже папа говорит. Врачи тоже говорили, что я поправлюсь, но верю я только ему и вам. «Верю я только ему и вам»… «Верю… ему… вам….». Светлый сияющий мальчик закрывает веки, погружаясь в сон, вызванный крайней слабостью. А она лишь смотрит на него, словно вчитываясь в каждую черточку лица, вдыхая аромат свежести и мятной прохлады, исходящий от него. Миллионы больных, сотни смертей — в том числе, и на её руках, десятки случаев безнадежности пациентов — она так и не научилась быть хладнокровным целителем. Вот только сейчас все прежние чувства взорвались в ней, увеличившись во сто крат, болезненно обострившись и разрезая изнутри сердце. Она еще пару минут смотрит на маленького обреченного ангела, чувствуя, что по щекам начинают скользить слезы, так давно рвавшиеся наружу. Пора уходить. Чтобы встретиться с такими же серебристо-серыми глазами и захотеть умереть прямо сейчас — только бы не говорить о том, что упорно шепчет сознание. Она осторожно приподнимает слабую ладошку и переворачивает её, напоследок коснувшись кончиками пальцев нежной полупрозрачной кожи на запястье. Легкое свечение пробивается внизу маленькой ладони, очерчивая тонкий значок полумесяца и маленькой звездочки рядом. Луна едва не вскрикивает, замечая эту родовую защиту. Редкое явление, особенная магия, проявляющаяся лишь на самой грани жизни и смерти, а в данном случае дающая возможность прожить на несколько дней больше. И у каждого рода она своя, неповторимая. Не сводя глаз с худенького запястья, она пятиться к двери, не в силах поверить, что ей попросту не мерещиться все происходящее. «Не может быть». «Нет, невозможно». «Это невозможно». Чудеса все-таки случаются. Даже такие чудеса, после которых хочется выпить смертельного зелья или сойти с ума. «Нет шансов»… «Верю ему и вам»… Тихий щелчок. Она открывает дверь и едва не падает на каменный пол замка лишь благодаря сильным рукам, подхватившим её. Слёзы и слабость, лишающие последних сил — она не может вымолвить и слова, хотя обязана. — Что же нам делать, Лавгуд? — шепчет он, не замечая, как у самого дрожит голос от слез и отчаяния. — Я не верю в это, Луна!***
Она открывает дверь и едва не падает на каменный пол замка лишь благодаря сильным рукам, подхватившим её. Слёзы и слабость, лишающие последних сил — она не может вымолвить и слова, хотя обязана. — Что же нам делать, Лавгуд? — шепчет он, не замечая, как у самого дрожит голос от слез и отчаяния. — Я не верю в это, Луна! Только что на его глазах был убит величайший волшебник магического мира — директор Альбус Дамблдор. Его убил Снейп, друг семьи, верный соратник Нарциссы и Люциуса. А Драко… Драко просто не смог сразить старика смертельным заклятием. Он до сих пор помнил затухающий взгляд голубых глаз за чуть поблескивающими очками-половинками. Впервые в жизни ему показалось, что смертельное заклятие действует слишком долго. Он медленно умирал, плавно падая вниз, а вместе с тем забирая последнюю жизнь из души Драко. Весь Хогвартс был перевернут, разрушен Пожирателями, среди которых был и он — ведь именно он открыл им вход в школу. Это все сотворил он. — Ты жив — это главное, — с трудом пробормотала Луна, оседая вместе с ним на холодный пол мрачной комнаты — какого-то заброшенного чулана, куда он попросту трусливо сбежал от всех, но не от самого себя. Она действительно ненормальная. Израненная Круциатусом, грязная и смертельно измученная, она излучает тихое безумие, радуясь тому, что он жив — он, предатель и ублюдок, предавший её и всех остальных! Ненормальная! О Мерлин, какая же она ненормальная! Едва не задыхаясь от собственных слез, он встряхивает её за плечи, заставляя подняться: — Тебе надо бежать, — он подталкивает её к выходу. — Керроу убьют тебя. Это правда. Она теперь — «предательница крови», перешедшая на сторону Поттера и его приспешников. Он бежит, увлекая её за собой по тайному подземному ходу Хогвартса, куда еще не добрались Пожиратели. Наверху — удары заклятий и звуки бьющегося стекла. Кошмар, в котором он тоже должен быть. Нет! Он должен быть здесь — там, где мчится все дальше, сжимая пальцами прохладную дрожащую ладошку. Его просто уничтожает её безграничное доверие. Хуже разоружающего и смертельного заклятия, вместе взятых. Они выскакивают из прохода как раз на лесной поляне с загоном, в котором нервно бьют крыльями фестралы — животные, которых он теперь отчетливо видит. — Садись! — он распахивает калитку, подталкивая ничего не понимающую Луну к ближайшему ящероподобному коню. — Лети домой. А потом… вам с отцом лучше уехать. — А ты? — она останавливается, обернувшись к нему и ласково поглаживая темную морду фестрала. — Я — Пожиратель, Луна! — кричит он и тут же приглушая голос — сейчас их могут услышать те, с кем он не хотел бы встречи. — Мы по разные стороны! Холодный ветер треплет её волосы, заставляя кутаться в какую-то хлипкую легкую кофточку дурацкого лимонного цвета. Он сбрасывает мантию («Она теплая — в самый раз») и накидывает на её плечи, практически силой заставляя взобраться на фестрала. Мягкий взмах сильных чешуйчатых крыльев — и она поднимается в воздух, не в силах отвести взгляда от серебристо-серых глаз, стремительно отдаляющихся от неё. А он просто смотрит вперёд, прямо перед собой, чувствуя, что внутри не осталось ничего, кроме вечной, громадной пустоты, затягивающей в свою пропасть все глубже и глубже…