Переплетения
14 августа 2016 г. в 22:00
Мы едем уже на протяжении двух часов. Я не могу сказать куда. Я даже не могу сказать, где мы. Ведь « гений-Глушитель» до сих пор не додумался рассказать мне. Я знаю, что он ранен. Слегка солоноватый запах крови заполнил весь салон сразу же после того, как звуки выстрелов стихли. Я могу сказать, что рана не очень тяжёлая, потому что останавливались мы один раз. Не могу сказать точно зачем, но отзвук выстрела и женские крики означают то, что он угнал ещё одну машину. Скорее всего, так и было, ибо после этого «герой» вытащил меня из машины Катрины и усадил в другую.
Действительно, герой. До сих пор он не проронил ни слова, а молчание начало угнетать даже меня. Я не представляю, что произошло на встрече, ясно одно — что-то пошло не так. Теперь машина Катрины оставлена непонятно где, мой «напарник» ранен, а надежды на моё скорейшее освобождение из этого заточения почему-то кажутся такими же реальными, как и существование единорогов.
Молодец, Хлоя, хороший настрой.
— Слушай, Глушитель, можешь геройствовать сколько хочешь. Встреча прошла. Верни меня домой.
Наверное, я схожу с ума, или вправду услышала, как он издал звук, похожий на смешок. И правда, самое время для смеха.
Он не отвечает. Я начинаю сомневаться в том, что он вообще вменяемый. Да, а больше я начинаю бояться, что этот «вандал» сейчас заклеит мне рот, чтобы не доставала.
— Милая, ты не можешь вернуться домой. Возникли неприятные обстоятельства, — первое, что я хочу ответить: «Какие, к черту, обстоятельства?».
Осторожно, Стоун. Он единственный, кто может помочь тебе. Неужели ты хочешь попасть в могилу в 23 года? Нет, не хочешь. Поэтому будь сдержанней.
— Что произошло?
Снова тишина. Наверное, проходит вечность, пока машина останавливается. Слышу, как он открывает дверь и выходит, но запах крови до сих пор витает в воздухе. Ненавижу беспомощность, а сейчас я именно такая, да и в придачу разбитая и напуганная. В этот раз хлопанье карими глазами не поможет мне. Мне хотелось захныкать. Не заплакать, как я уже делала кучу раз за последний день, а именно захныкать, словно маленькому ребёнку. Плачут от горя, а хнычут — от беспомощности. Но чертова повязка не позволяла даже этого.
Прошло несколько минут, как он оставил машину, а вместе с ней и меня. А потом дверь с моей стороны неожиданно открылась.
— Хлоя, — просопел Глушитель прямо у меня над головой. Я не стала поворачиваться, понимая, что из-за повязки на глазах я всё равно ничего не увижу. Бессмысленно. — Мне нужна твоя помощь.
— Хм, пострелять в кого-то? Или угнать машину? Знаешь, я тебе в этом не помогу. Я же не ты, — с нотками сарказма ответила я.
— Я сниму повязку и развяжу верёвки, а ты поможешь мне кое-что сделать. Без лишних движений. Это очень важно, — в его голосе слышится отчаянность. Да, он ведь обратился за помощью к его заложнице, жертве, «ошибке». Даже не знаю, как правильно назвать себя в этой ситуации. «Герой» даже решился освободить меня от пут, которые сам же и навязал.
Когда он наклоняется, я чувствую, что его руки тёплые, как песок на пляже в солнечный день, его дыхание редкое, как снегопад в декабре. Запах его крови заполнил оставшееся пространство. Невозможно дышать. Сначала он освобождает меня от повязки: неуверенно развязывает узел чуть ниже затылка, очередной раз тяжело вздыхая. Его лицо остаётся в чертовых сантиметрах от моего, когда ничего больше не закрывает моего обзора. Секунду мои глаза смотрят в его, и я вижу в них отчаянность, страх, пустоту. Он растерян. Сам не понимает, что творит. Но изображает из себя босса для меня, чтобы не казаться слабаком. Скрывается за иллюзией, будто всё идёт как надо. Только я понимаю, что этим он убеждает себя, а не меня.
Через несколько секунд, что казались минутами, он переводит свой взгляд на верёвки на моих руках и принимается развязывать их. Сейчас, когда я действительно вижу его, я так же могу разглядеть рану. Пуля задела его плечо: не вошла в тело, а лишь «поцарапала» его. Рана не смертельная, но довольно глубокая и тяжёлая. С таким бы в больницу. К сожалению, такой роскоши он себе позволить не может.
— Ну, и что я должна сделать? — спрашиваю я, едва он избавил меня от пут.
— Помоги обработать, — он кивком указывает на рану, но глаза напряженно смотрят на меня. О боже, эти голубые глаза, как небо в июне, как холодный родник в жаркий день. У Мартина серые глаза. Цвета пепла. Не такие яркие.
— Я тебе вроде не Мать Тереза. Ты, во-первых, украл меня, во-вторых, чуть не убил меня, в третьих, не возвращаешь меня домой.
— Слушай, не веди себя, как сука. Если я здесь умру, ты точно домой не вернёшься.
Он прав. Местность не знакома. Мы за пределами города, или, возможно, штата, в котором происходила встреча. Передо мной бесконечное поле пшеницы или какого-то другого зерна. Оно простирается на мили: я не вижу ничего, кроме поля с обоих сторон дороги. Только где-то на расстоянии сотни ярдов виден дорожный знак, но его значение я разобрать не могу.
Его взгляд буквально распиливает меня. Такой напряженный, такой разбитый. Он похож на щенка, которого хочется взять к себе домой. Мартин не любит животных. Каждый раз, когда я просила котёнка или хотя бы попугая, ответ всегда был одинаковый: «Я люблю тебя, а не животных». Я тоже тебя люблю, Мартин.
— Ладно.
В старой черной Honda Civic нашлась приличная аптечка, из содержимого которой я достала бинты и перекись водорода. Обработка раны заняла не слишком много времени, хоть я и не врач, и почти ничего особенного не смогла сделать. Большую часть времени я просто не могла справиться с отвращением от того, что делаю. Жар, исходящий от его обнажённой кожи, был сильным, и я уже начала беспокоиться, не подхватил ли он инфекцию. Хотя, нет, мне плевать. От него пахло мужественностью и потом. Мужской запах. После тяжелого дня от Мартина пахнет так же.
Стоун, соберись уже. Хватит вести себя, как 15-летняя девчонка.
Примерно через полчаса всё было готово. Рана была аккуратно забинтована, насколько позволяла «моя аккуратность». Всё это время он смотрел на меня, будто не мог поверить в происходящее. Да я сама до конца в это верила. Но никто из нас ничего не говорил. Слова казались ненужными.
— Спасибо, — еле слышно пробормотал Глушитель. Охрипший, осевший голос.
— Поехали отсюда. Куда-нибудь. Пожалуйста.
Меня уже тошнило от этого места. Поля, окружавшие нас, усиливали моё чувство беспомощности. Он ранен. Я могла бы украсть у него ключи и, оставив его, уехать хоть куда-нибудь отсюда. Он испортил мне жизнь: сорвал свадьбу с любимым человеком. Мы друг другу никто. Но я не знала, где ключи. Скорее всего он спрятал их, когда только вышел. Я не смогу его вырубить, а чтобы найти ключи, мне нужно время, довольно много времени. Он сильный, хоть и раненый.
— Я…
Я никогда не узнаю, что он хотел сказать. Мимо нас проехала полицейская машина, а потом резко остановилась в пятидесяти ярдах. Этого просто не может быть. В этой глубокой глуши всё-таки существует правосудие. Или же это просто мои молитвы были услышаны, и Всевышний сжалился надо мной. Из машины полицейских выходят двое: в полицейской форме, наручники свисают с широкого пояса, пистолет в кобуре. Вот это повезло!
Бью Глушителя в пах и начинаю бежать, что есть сил, к их машине.
Давай, Стоун. Сейчас или никогда.
— ПОМОГИТЕ! СПАСИТЕ!
Отлично, осталось каких-то тридцать ярдов, когда один из полицейских достаёт пистолет. Сначала я думаю, что он убьёт Глушителя, но так же не бывает. Преступников не убивают на месте, должен быть суд, вынесение приговора. Я ведь не хочу, чтобы его убивали, пусть посадят на оставшуюся жизнь. Приходится резко остановиться, когда понимание того, что пистолет направлен на меня, приходит в голову. ЧТО ЗА ЧЕРТ?
Я ничего не делаю. Просто стою. Наверное, это шок. Да и куда бежать? Не одна пуля попадёт в моё тело перед тем, как я добегу до его машины. Такая же ситуация с полем. Там хотя бы есть трава. За спиной я слышу его крик, но не могу разобрать слов. Время остановилось. Пространственный континуум нарушен.
Палец жмёт на спусковой крючок.
Секунда.
Наверное, столько потребовалось Глушителю, чтоб стрельнуть в полицейского с поднятыми пистолетом. Не знаю, куда он точно попал, но пуля, предназначенная для головы, попадает в асфальт у моих ног.