Лучшее из чудес

… И пусть я почти раздавлен, и пусть я почти погас, но всё так же иду по следу на каждый мельчайший жест... Из всех наших дознакомых, наверно, любому ясно: я верю в тебя, а вера есть лучшее из чудес. Письма из пламени.

Она была красива. Нет, не так. Красивыми были нимфы, услужливо подливающие вино в её золотой кубок и вкладывающие крупные виноградины в слегка приоткрытые губы. Богиня любви была настолько хороша, что я, как ни старалась, не смогла подобрать подходящего слова, которое наиболее точно охарактеризовало бы её красоту. «Старая подруга, да, Доктор? – почему-то вдруг расстроилась я. – Думаю, вы были очень близкими… Друзьями». Она, когда я вошла в кабинет (это совершенно точно был кабинет, уже хотя бы потому, что большую его часть занимал массивный письменный стол), полулежала на диване и неотрывно смотрела в большой стеклянный шар, в котором, как мне показалось, что-то непрестанно двигалось. Её волосы, невероятной длины были похожи на жидкое золото, и я не могла осудить двух юных нимф, которые с мечтательным выражением на одинаково прелестных личиках расчесывали их большими черепаховыми гребнями так, словно бы это было самым любимым их занятием. Глаза Афродиты, казалось, вобрали в себя всю небесную синь, а кожа, нежнейшего персикового оттенка, будто сияла изнутри серебристым светом. В отличие от своего бессмертного собрата богиня любви была одета, и розовый, который я возненавидела, пока добиралась сюда, надо признать, ничуть её не портил. Её не испортили бы даже старые грязные лохмотья. - Амелия Понд, - произнес похожий на перезвон колокольчиков голос, и я замерла в дверях, не совсем представляя, как вести себя в подобном месте да еще и в таком обществе. Наверное, если бы я слушалась Доктора хоть иногда, не попадала бы раз за разом в идиотские ситуации. - Амелия Понд, - повторила бессмертная, пристально вглядываясь в меня. В её голосе почему-то не было ни вопроса, ни удивления, ни тени злости за мою непунктуальность. Она произносила моё имя вслух так, словно бы пробовала на вкус его звучание. - Ты опоздала, - в голубых глазах блеснули серебристые молнии, но в следующее мгновение губы её тронула нежная улыбка. – Я совсем забыла, что люди всегда так делают. - Простите, - пробубнила я, ненавидя себя за то, как дрожит сейчас мой голос. – Я торопилась, но… - Люди всегда так делают, - повторила она, будто не слыша моего жалкого лепета. – Торопятся, потому что опаздывают. Опаздывают, потому что торопятся. Люди не понимают, что сами отнимают у себя те крохотные крупицы времени, которое им отведено. Порочный замкнутый круг. Увы, - она немного отпила из кубка и, взглянув на своих служанок, улыбнулась. – Элисса, Леора, Лианна, оставьте нас наедине. Спросите у Доктора, не желает ли он чего-нибудь выпить, а потом ступайте в сад и наберите мне той чудесной воды из фонтана грёз. А ты, Амелия Понд, присядь. Нам следует кое-что обсудить за бутылкой отменной амброзии. Твой кубок наполнен и давно тебя поджидает. Нимфы неспешно удалились, оставив после себя едва уловимый цветочный шлейф, а я неуклюже опустилась в кресло рядом с небольшим стеклянным столиком, на котором действительно стоял золотой кубок. Я нерешительно взяла его в руку, но так и не осмелилась сделать хотя бы глоток. - Не стану разглагольствовать о том, какая честь оказана тебе, Амелия Понд, - сказала Афродита таким тоном, что я не усомнилась: станет, и ещё как. – Нужно ли упоминать, что за последние несколько тысяч лет ты первый человек, который вошел в чертог Двенадцати? С некоторых пор мы избегаем людского общества и имеем на то полное право. Иногда мой отец говорит, что это не боги оставили людей, но люди отвернулись от нас, оказавшись высокомерными неблагодарными созданиями. Я с ним согласна. И то, что ты сейчас сидишь в моих покоях, свидетельствует вовсе не о том, что наше отношение к вашей расе изменилось. - Я знаю, о чем это свидетельствует, - слова, как обычно, слетают с моих губ раньше, чем я успеваю подумать, а стоит ли вообще открывать рот. Афродита прищурила глаза, и мне показалось, что сейчас мне не поздоровится, но богиня вновь улыбнулась и спросила лишь: «О чём же?» - Доктор, - ответила я. – Он помог вам когда-то, поэтому вы согласились выслушать его и встретиться со мной. Всё из-за него. - Всё из-за него, - эхом откликнулась богиня. Она с минуту задумчиво смотрела то на меня, то на свой шар и беззвучно шевелила губами, повторяя мои слова. - Скажи мне, Амелия, знаешь ли ты, что есть Вечность? – спросила Афродита вдруг. – Ну, например, вот человек. Он рождается, живёт и умирает, понимая, что у каждой истории должны быть начало и конец. Человек не думает о том, что было до него, и что будет, когда его не станет, он просто живёт, пользуясь щедрым подарком, которое делает ему Время. - Доктор умеет обманывать время, - зачем-то сказала я. - Доктор много чего умеет, это правда, но речь сейчас не о нём. Ответь же мне, как понимаешь Вечность ты, Амелия Понд? - Ну… Вечность – это намного больше, чем сто лет или даже сто тысяч, - процитировала я Доктора, не особо вникая в смысл этих слов. Не укладывалось у меня в голове это определение. - Это всего лишь слова, которые, к тому же, принадлежат не тебе, - усмехнулась богиня любви, раскусив меня. – Миры, целые планеты и галактики будут рождаться и умирать на твоих глазах. Я уже не говорю о людях, с которыми ты когда-либо была знакома. Все они останутся лишь абзацами на страницах истории твоей жизни. Солнца погаснут и воспылают вновь, а ты будешь жить и скитаться по мирам в синей телефонной будке вместе с сумасшедшим мужчиной, называющим себя Доктором. Целую вечность, Амелия. Более того, даже если ты захочешь, то всё равно не сможешь выбрать другую жизнь, потому что навеки будешь привязана к нему. Подумай, стоит ли этот парень таких жертв? Бессмертие – это прекрасно, но от него тоже можно устать. Она всё говорила, а моё живое воображение рисовало мне картинки из жизни Доктора до нашей с ним встречи. Я как завороженная смотрела в стеклянный шар Афродиты и почему-то видела там именно его. Один маленький и в то же время очень большой человек во Вселенной. Один в своей волшебной синей будке, которая больше внутри, чем снаружи. Один на Пасху, Рождество и даже свой собственный День рождения. Один сотни лет подряд, даже если рядом оказывается случайный попутчик. Всё, что у него есть – это Время и преданная верная старушка ТАРДИС, которой можно выговориться обо всем, что наболело… Но она никогда не подарит улыбку и дружеское объятье, не составит компанию, когда ему хочется полакомиться сладостями, и не скажет, как ужасно выглядит очередная его нелепая бабочка. Вот почему он никогда не сидит на месте подолгу и отчаянно пытается всем помочь. Ему всего лишь хочется думать, что он может быть кому-то нужным. Вот почему он оставил нас с Рори на Земле и исчез. Чтобы потом, через много лет не было мучительно больно прощаться. Потому что с ним это уже происходило раньше. Все, кого он знал, были обречены на смерть. Поэтому он всегда оставлял их раньше, чем эта смерть наступала. Мой Доктор. Мой Звёздный кит. Очень старый и такой одинокий… - Вижу, что мыслями ты сейчас очень далеко отсюда, - заметила Афродита, заставив меня вздрогнуть. Я каким-то чудом умудрилась забыть, что нахожусь здесь не одна. – Скажи-ка мне вот что, Амелия Понд. Как долго длятся ваши с ним отношения? - Наши с ним… что? – отношения, бестолочь! Понд, ты непроходимая тупица. Богиня любви уверена, что между тобой и Доктором нежные чувства, а ты самым бессовестным способом берешь и разрушаешь придуманный им миф. - Отношения, - повторила Афродита терпеливо. – Когда он впервые коснулся тебя? Поцеловал? Кто из вас первым признался другому в любви? Сколько ночей вы провели вдвоем, отдаваясь друг другу без остатка? Я чувствовала, что краснею, словно маленькая девчонка, но поделать ничего с этим не могла. Дело было даже не в интимных вопросах, которые, будто пытаясь вывести меня на чистую воду, задавала богиня, но в том, что мне действительно было что вспомнить. Всего один поцелуй. Никаких признаний и ночей, понятное дело, между нами просто не могло быть, но… Даже сейчас, спустя столько лет, я не могла, да и не пыталась особо, если честно, забыть вкус его мягких губ. Это произошло случайно, по моей вине и не имело никакого продолжения, потому что Доктор попросту оттолкнул меня, но прежде… Несколько секунд, словно забывшись, он отвечал мне, сжимая ладонью моё плечо, и я знала, что ему нравится это ничуть не меньше, чем мне самой. Потом он, правда, делал вид, что никакого поцелуя не было, а я решила для себя раз и навсегда, что буду ему другом. Другом, в котором он так отчаянно нуждается. - Тебе нечего сказать мне, верно? – спросила Афродита. – Правило №1: Доктор лжёт всегда. Я знаю. Всегда знала. Всё дело в жалости. Я слишком давно живу на свете и слишком хорошо разбираюсь в сердечных делах, чтобы поверить в ту чушь, что наплел мне Доктор о вашей большой и светлой любви. Всем известно, что он эгоист, каких не видывал еще весь белый свет, и не способен на чувства. Его так называемая доброта – всего лишь способ самоутвердиться. Доказать всем и самому себе свою значимость. Смотрите на меня, поклоняйтесь мне, любите или ненавидьте, но я до конца ваших дней останусь в вашей памяти. Я – сумасшедший мужчина в синей будке, и я пришёл, чтобы спасти вас. Он даже не понимает, что спасать мир нужно от него самого. Вот с кем ты хочешь связать свою судьбу, Амелия Понд. С человеком, который не решает проблемы, а создает их. Я не могу и не стану позволять тебе этого. Таким как Доктор суждено быть одиночками, потому что на самом деле им никто не нужен. Поэтому можешь пойти и передать ему, что… - Вы не знаете, о чем говорите. Я встала, даже забыв о том, что держу в руках кубок. Он выпал из моих рук и расплескал по мраморному полу красный напиток. Богиня не пошевелилась, но взгляды наши встретились, и мне почудилось, что в небесно-голубых глазах появился неподдельный интерес. - Вы не знаете Доктора так, как знаю его я. Вы не представляете, каково это – быть последним из целой расы. Вы не видели его в минуты, когда он, наплевав на собственную безопасность, рисковал своей жизнью, чтобы спасти кого-то, даже если этим кем-то был крошечный пришелец из забытой всеми галактики. Вы не видели всю ту боль, которая таится на дне его удивительных глаз, когда поделать ничего нельзя, и кто-то умирает. У него, конечно, не человеческое сердце. У него их вообще два, но это лишний раз доказывает, что он вдвое больше человек, чем я или кто-либо еще с моей планеты. Вы можете выгнать меня отсюда, выгнать нас обоих, но не смейте обвинять его в тщеславии. Если бы он хотел, чтобы ему поклонялись, он отстроил бы себе дворец с мраморными бассейнами и целыми днями попивал бы вино из золотых кубков в окружении прекрасных нимф. Я не могла больше оставаться в этой комнате и выдерживать взгляд пронзительно-голубых глаз, а потому поспешно покинула кабинет, громко хлопнув дверью. - Эми? – я закрыла глаза, пытаясь отдышаться, и не представляла, как сказать ему, что не оправдала его ожиданий. – Эми, что случилось? Мне показалось, что я слышу крики. - Тебе не показалось. Мы уходим. - Да что, черт возьми… - Вот оно. Вот в чем всё дело, Амелия Понд. Я и не заметила, что богиня любви вышла следом за мной и стоит теперь в дверях, глядя на меня как-то странно. - Дай мне свою руку. Прошу тебя, дай её мне. Я, окончательно перестав что-либо понимать, протянула ладонь, и бессмертная тотчас же взялась за неё. Ощущение было необычным. Моего сердца будто бы коснулся теплый солнечный луч. Никогда еще не было мне так хорошо. Афродита посмотрела мне в глаза, и на лице её появился такой восторг, будто она увидела нечто чудесное. - Это ты, - прошептала она. – Это всё из-за тебя. Ты даже не осознаешь всей своей силы, верно? Она рассмеялась, а мне почудилось, что богиня сошла с ума. Что за глупости она болтает? - Как же я тебе завидую, - произнесла Афродита, обращаясь к Доктору и прикладывая мою ладонь к своей щеке. - Боюсь, что не понимаю вас, - пробормотала я. Судя по выражению лица Доктора, он-то как раз понимал, но делиться своими соображениями пока что не считал нужным. - Конечно… Конечно же, ты не понимаешь. То, что ты чувствуешь – так необычно, но одновременно с этим – так естественно для тебя… Как же давно я не сталкивалась ни с чем подобным и, признаться, очень по этому тосковала. Всё здесь, глупышка, - она коснулась моей головы, - и здесь, - приложила руку к сердцу. - Ты её пугаешь, - все-таки вмешался Доктор. – Перестань так говорить, на ней уже лица нет. - Молчи, я чертовски зла на тебя за то, что посмел мне солгать, - ответила Афродита. – Надо же, подумал, что твоя ложь действительно может сработать! За кого ты принимаешь меня, мальчишка? Думаешь, что можешь явиться в мой чертог, потребовать от меня любую услугу, наврав с три короба, и всё тебе сойдет с рук? - Я не врал, - произнес он тихо. – Не во всем. - Я знаю, - она снова взглянула на меня. – Только поэтому я до сих пор не выставила тебя отсюда. Только из-за неё. Вернемся в кабинет. На сей раз ты тоже можешь пойти с нами, - кивнула богиня Доктору. – Я хочу показать вам кое-что. Вам обоим. На этот раз я не села, осталась стоять в дверях и ловить на себе осуждающий взгляд моего спутника. Он, разумеется, не мог не заметить кубок, закатившийся под стол и лужицу амброзии, медленно растекающуюся по полу. - Знаешь, почему мы покинули Землю, Амелия? – спросила богиня, взяв свой чудаковатый шар и водрузив его на письменный стол в специальное углубление. – Люди перестали в нас верить. Ты не представляешь, сколько сил придает существу чья-то вера в него, потому что именно вера является самым удивительным, самым лучшим из всех чудес. Вот в чем твоя сила. Вот, что делает сильным Доктора. Твоя в него вера. Даже если мир рухнет, а ты останешься под его обломками, даже если все звезды погаснут, а солнца обратятся в жалкие головешки, всё, что останется во Вселенной – это твоя непоколебимая вера в чокнутого парня с синей полицейской будкой. Вот почему я так хотела встретиться с тобой. Особенная в вашей странной паре – ты. А ты, - она взглянула на Доктора, - ты никогда не говорил ей об этом. Ни разу даже словом не обмолвился о том, как много значит для тебя её вера. - Не говорил, - согласно кивнул мужчина. – Не мастер я говорить так ладно, как это делаешь ты. Поэтому я сделал кое-что другое. Привел Амелию сюда. - Самый невероятный эгоист во всех мирах и их параллельных отражениях, - покачала головой богиня. – Но она действительно должна знать кое-что. И я покажу ей это, согласен ты со мной или нет. Иди сюда, Амелия. Я заметила, что мой шар заинтересовал тебя. Удивительные он порой показывает вещи… Не так ли? Я кивнула и бросила быстрый взгляд на Доктора. К моему удивлению, он выглядел… смущенным? Смотрел на свои сцепленные пальцы и даже головы в мою сторону не повернул. - Коснись его, - кивнула Афродита, указывая на свой шар. – Не бойся. Это не больно. А ты… - обратилась она к Доктору, - так и быть, можешь понаблюдать. Я подчинилась. Всё изменилось. Кабинет богини любви исчез, исчезла и сама богиня, и даже Доктор. Я увидела себя. Совсем маленькую. - Ты всё рисуешь, Амелия? – спрашивает тётя, неодобрительно косясь на листы бумаги, разложенные по всем углам в моей комнате. - Да, - отвечаю я, пытаясь вспомнить, какого цвета были глаза у моего загадочного друга. - Завтра приедет доктор Дженнингс, тебе придется с ней встретиться. - Зачем? – не понимаю я, решая, что глаза всё-таки зеленые. - Поговорить с тобой о твоём странном увлечении. - Оно не странное. Мне нравится рисовать его. - Ты уже совсем взрослая, Амелия. В твоем возрасте иметь воображаемых друзей – ненормально. - Хорошо, что мой друг – реальный, - отвечаю я. – Вот увидишь, когда он прилетит за мной. Тебе придется долго извиняться перед ним за то, что посчитала его выдумкой. Картинка меняется. Мне восемнадцать. Я сижу в тату салоне и разглядываю мастера, у которого даже на веках есть татуировки. - Что будем колоть? – спрашивает он, безразлично листая журнал с голыми девицами. - Доктор, - отвечаю я уверенно. - Доктор? – мастер, наконец, отрывается от своего высокоинтеллектуального чтива и обращает на меня внимание. – Доктор кто? - Доктор в лохмотьях, - ничуть не смущаясь, говорю я и показываю ему эскиз рисунка, который набросала на прошлой неделе. – Вот это. - Ты уверена? Это ведь на всю жизнь и всё такое. - То, что надо. На всю жизнь. - Ну хорошо. Где? Я молча сбрасываю с себя лёгкую кожаную курточку, поворачиваюсь к мастеру спиной и приподнимаю свитер. - Вот здесь. Картинка снова меняется. Мне двадцать семь. Доктор давно не появлялся, Рори недавно забрал свои вещи, я ушла в загул. На самом деле. Перед глазами пустой коридор, освещенный лишь парой светильников. Мужские руки очень настойчивы. Ему не хочется ждать, он устал терпеть, о чем спешит мне сообщить. Я не сопротивляюсь. Алкоголь ударяет в голову, всё вдруг становится неважно. Он шепчет мне на ухо, какая я особенная, а я делаю вид, что верю этой нелепой лжи. Такой расклад устраивает нас обоих, наутро мы даже не вспомним имен друг друга. На мне короткое синее платье, и чтобы снять его, придется расстегнуть замок. Сзади. Он неуклюже дергает молнию, прежде чем добивается успеха, а потом вдруг замирает. - Что это у тебя тут? Никогда не видел таких странных татуировок. Доктор… в Лохмотьях? Меня словно ударяют по голове. Доктор в лохмотьях. Мой воображаемый друг, который снова оставил меня. Я отстраняюсь. Резче, чем следует, отталкиваю парня и, на ходу пытаясь застегнуть платье, прячусь в ванную комнату. Там медленно сползаю по стене на белый кафельный пол и, спрятав лицо в ладонях, захлебываюсь непонятно откуда взявшимися слезами. - Ты нужен мне, - шепчу я. – Вернись, пожалуйста, забери меня из этого ада. Но он не приходит, а картинка, тем временем, снова меняется. Мне восемьдесят два. Я хожу по улицам города с кипой листовок, на которых нарисована ТАРДИС. Приклеиваю их ко всем столбам и рекламным щитам, которые только вижу. - Вы ищите полицейских? – спрашивает меня молодая женщина. – У вас что-то случилось? - О, да, - отвечаю я, держась за сердце. Снова разболелось. – Понимаете, когда-то давно у меня был друг. Мой Доктор в лохмотьях. А потом он пропал, и мне очень нужно его найти. Вы не встречали где-нибудь вот эту полицейскую телефонную будку? Женщина смотрит на меня сочувственно, а потом я каким-то образом оказываюсь в психиатрической лечебнице. Дальше всё снова меняется, но я почему-то вновь вижу свою комнату. И Доктора. Он ходит по ней, касаясь пальцами каждой поверхности, какая попадается ему под руку, и нервно лохматит свои волосы. - Я идиот, Понд. Понимаешь, я самый настоящий идиот. Он садится на мою кровать, гладит покрывало, потом встает и собирается уйти, но в последний момент замирает на пороге. - Да какого черта? Его движения молниеносны. Доктор срывает со стен все мои рисунки, складывает их в аккуратную стопку, потом собирает всех кукол и уносит с собой. Чуть позже я вижу, как он бродит по городу и разглядывает листовки, приклеенные к доскам объявлений. «Если ты читаешь это, значит я уже очень старая и, может быть, даже немножко мертвая. Не знаю, когда именно ты прилетишь, поэтому пишу заранее. Ты не пришел, когда я так отчаянно нуждалась в тебе, но я знаю, что у тебя и без меня слишком много забот. Прошу лишь об одном, если ты все-таки вернешься, прежде чем мир перестанет существовать, навести меня. Всё, о чем я могу мечтать теперь – это обнять тебя в последний раз, мой Доктор в лохмотьях». Он читает вслух, и я вижу, как бледнеет его прекрасное лицо. Одна, две, три, сотни листовок оказываются в его руках, прежде чем он с решительным видом возвращается в ТАРДИС. На этом всё заканчивается, я снова оказываюсь в кабинете Афродиты. Сказать, что я поражена, значит промолчать. Доктор рядом. Вид у него не менее удивленный, чем у меня. Мы смотрим друг другу в глаза, и он отводит взгляд первым. - Ты не позволишь нам остаться наедине на пару минут? Богиня милостиво разрешает, и мы выходим за двери. Смена обстановки ничего не меняет. Нам по-прежнему нечего друг другу сказать, хотя поговорить определенно нужно. - Я идиот, - наконец, произносит он. - Я знаю, - тихо отвечаю я. - Мне не следовало оставлять тебя тогда. - Не следовало, - на него больно смотреть. Таким несчастным я не видела Доктора уже очень давно. Не выдерживаю и обнимаю его. – Но я не сержусь, правда. Ты не виноват. - Эми… - его словарный запас, видимо, тоже на этом иссяк. Мы стоим, обнявшись, посреди просторного зала, и я понимаю, сейчас как никогда, что больше не могу позволить ему уйти. Доктор легонько целует меня в седой висок и прижимается лбом к моему лбу. - Если ты позволишь, я всё-таки… - Да, - отвечаю я, зная, о чем он спросит. - Да? – в глазах моего воображаемого друга светятся звезды, и я в который раз отмечаю про себя, что ни у кого не видела еще таких удивительных глаз. - Да. С этой минуты всё изменится, мы оба это знаем. Но сейчас перемены совсем не пугают. Мы к ним готовы. Мы оба.