Звезды ни при чем

6. В последние минуты перед закрытием посещений примчалась Кейтлин. - Хейзел! - она меня осторожно обняла, стараясь не повредить закрепленные трубки. - Как тебя угораздило опять сюда попать? Ведь все шло как по маслу! Твоя мама сказала что-то про парня, похожего на Огастуса... Что за бред, я ничего не поняла, расскажи ты! - Ох, Кейтлин, -  я вздохнула. - У меня новый сосед. - И что, он похож на твоего бойфренда? - Кейтлин не сказала ни "бывшего бойфренда", ни "умершего бойфренда", что мне было чертовски приятно. - Нет. - В чем тогда дело? - У него голос точь в точь, как у Гаса. Просто неотличимо похож. Я когда услышала, чуть не отправилась на тот свет от удивления. Кейтлин нахмурила брови. - Он только голосом похож? - Да. Внешне ничего общего, даже близко с Гасом не стоял. Как твои дела на личном фронте? - Ох, фронт он и есть фронт. Веду бои. - она улыбнулась. - Идет пока безуспешная артиллерийская атака на один очень любопытный вражеский окоп... - Как зовут окоп? - Мартин. В палату вошла медсестра. - Время посещений закончилось, прошу вас покинуть палату. Кейтлин поцеловала меня на прощание и, махнув рукой и пообещав навестить меня завтра, вслед за медсестрой вышла из палаты. Я переоделась в пижаму (с канюлей это было очень непросто, переодевание заняло около тридцати минут) и села на кровати, скрестив ноги, с пультом в руках. Переключая каналы, я наткнулась на очередной ужастик по ТВ-3. "Глаза". Чтобы хоть немного убить время (какая эпичная метафора!), я стала смотреть этот второсортный фильм. Часы на стене показывали тридцать пять минуть седьмого, за окном начинало смеркаться. Внезапно я вспомнила про совет доктора Саймонса вести дневник, и, с трудом дотянувшись до сумки, вынула на свет божий маленький ежедневник в твердой обложке. На лицевой стороне была нарисована отфотошопленная набережная Сиднея, а на задней части блокнота  изображено ночное море. Мне понравились темно-синие и черные оттенки в этой картинке, и тусклая луна бросала эпичные блики на неспокойную водную поверхность - красота. Из чувства противоречия (запоздалая пубертатная сублимация, что ли?) я перевернула книжку и открыла чистый лист, решив начать с конца. Начать с конца - отличная метафора, кое-кому бы понравилась. Хотя, возможно, он начал бы ее рьяно  опротестовывать, используя все свои глубокие (действительно глубокие, без иронии) знания резонанса приведенных тропов. В любом случае, получился бы чудесный диалог. Я тряхнула головой, пытаясь перевернуть мозг и остановиться на чем-то другом. Черная гелевая ручка нетерпеливо, как мне казалось, дрожала в моей узкой худой руке - никак не могу набрать вес - как будто торопя меня. Я вспомнила, как почти истерически искала написанные Огастусом для меня страницы сиквела к книге ван Хутена. Я поняла, что писать. К черту дурацкую идею вести дневник. Я напишу сиквел. Чертов ван Хутен ни фига не объяснил толком о судьбе матери Анны и Тюльпанового Голландца, рассказал только продолжение маленькой жизни хомяка Сисифуса - ужасный эгоизм. Ручка запорхала по чистой странице ежедневника, разлинованного в мелкую клетку, оставляя яркие черные линии, называемые людьми письменными буквами, составляющими слова. Через три часа непрерывной кропотливой работы я поняла, что на сегодня с меня хватит - мозг как будто плавился, норовясь вытечь через ушные раковины, и я отложила блокнот и завалилась спать сразу после того, как дежурная медсестра подключила меня к ИВЛ.