***
Они расположились в каюте капитана. Пока Коннора не было, Алекс достала из сундука гамак и теперь цепляла его на «законное место». Вообще, ей не слишком хотелось сгонять капитана с кровати, на которой, к тому же, вполне спокойно могли бы уместиться двое. Цепляя карабины к крюкам, она думала, как бы помягче намекнуть на это ассасину. В конце концов, мысли Коннора и так были почти все зарезервированы делами и всплывшими на поверхность родственными узами. Вот уж правда, дерьмо не тонет – Алекс не имела ничего против семьи, вернее, не имела бы, если бы семью можно было выбирать. А жить с этим жребием было как-то чересчур: оно и воспринималось как данность или как камень на шее, и в очень редких случаях походило на то, что описывают книжки с хэппи-эндом. К тому же в последнее время семьи всё чаще подгонялись под американскую мечту и разбивались о реальность, приобретая совершенно нелицеприятный вид. Алекс было жаль Коннора. Мальчишка и так изо всех бежал от прошлого, боролся с комплексом вины и добивался одобрения Ахиллеса, заменившего ему отца, даже если отрицал это. И девушка чувствовала себя совершенно бесполезной, всё, что ей оставалось – вешать гамак и не вертеться под ногами. - Расскажи про своего отца, - раздалось у неё за спиной. Алекс встрепенулась от неожиданности и чуть не впилилась головой в балки. - Нарисуй мне барашка, - таким же жалобным голосом произнесла она, глядя на Коннора, всё так же подпиравшего потолок макушкой. Юноша слабо улыбнулся и прошёл к столу, уселся в кресло и, сложив руки шпилем, посмотрел на Алекс. - Ну, правда, - сказал он без напора. Просто устало. Весь день он простоял у штурвала, выводя корабль на нужный курс, и только теперь мог передохнуть. - Это так важно? - неохотно протянула Алекс и прошла мимо него к окнам, покрытым снежным узором. Живя в век пластиковых окон, она уже забыла, как выглядят эти волшебные картинки на стекле. Девушка улыбнулась своим воспоминаниям и, как в детстве, проследила пальцем морозный виток, осторожно, как будто кто-то должен был закричать ей прямо в ухо: «Куда? Стекло только помыла!» - Важно. И справедливо, - сказал юноша и повернулся к ней. - Я вдруг понял, что совершенно ничего о тебе не знаю. Ты Мудрец из России, и всё. - Ты знаешь, что у меня шило в заднице и язык без костей, - улыбнулась девушка, не глядя в его сторону. Она тяжело вздохнула, как будто уходить от темы было сложнее лавирования при шквалистом ветре, и свела брови в гримасе, похожей на боль. - Никому не станет хуже, если ты расскажешь, - ассасин попытался ухватить её ладонь, но девушка отмахнулась. - Нет, не станет, - задумчиво произнесла она. - Просто… не знаю. Я давно ни с кем об этом не говорила. Её слух уловил мелодичное бульканье и глухой удар, раздавшийся трижды, как заклинание. Коннор достал из ящика стола бутылку рома и два металлических стакана. Хитро поглядывая на Алекс, он принялся разливать ром. - А у индейцев хорошая переносимость алкоголя? - вдруг спросила девушка. - Я столько историй слышала. - Я индеец только наполовину, - напомнил юноша. - Ты быстро трезвеешь или тебя вообще не прошибает до определённой отметки? - Давай просто выпьем, - мотнул головой Коннор, коротко рассмеявшись. Они взяли в руки стаканы, бодренько чокнулись и замерли, сверля друг друга полными ожидания взглядами. Девушка набрала в грудь воздуха, чтоб осушить свою порцию одним махом, но лишь шумно выдохнула и поставила стакан на стол. - Нет, рассказывать грустные истории надо на трезвую голову, а то ещё и секс по пьяни не за горами, - сказала она и снова отошла к окну. - Ты уверен? Юноша только вскинул подбородок, кажется, даже не утомлённый попытками Алекс уйти от разговора. - Ладно, я, как уже говорила, родилась в России. В уездном городе Н., название его уже значения не имеет. В самой обыкновенной семье, где, по закону жанра есть мама, папа и вторая женщина, к которой этот отец-молодец валит, насвистав своей семье «чао, бамбина». Мне тогда было, наверное, тринадцать. Мама полностью переключилась на моего брата. А я пыталась как-то их помирить. Глупая была, надо было маме помогать, но мне не хотелось терять никого из них. Конечно, ничего не получилось. Я не была любимым ребёнком, и слушать меня не стали. Даже пощёчин надавали, как сейчас помню, - сказала она и непроизвольно провела ладонью по щекам. - Потом они развелись и отец забрал младшего брата к себе. Просто сказал: «хочешь жить с мамой или со мной?» и брат выбрал. Мама пропала. То есть, как бы, она сидела дома, всё перестирывала вещи брата, убиралась в его комнате, ждала выходных, чтобы он приехал, а меня не замечала. Когда я пыталась с ней заговорить, она сказала, что я виновата, что у неё забрали её любимого ребёнка. А в восемнадцать я стала жить сама по себе, надеясь не возвращаться в семью, где всем на меня было наплевать. Пару месяцев… лет назад, я заходила к маме. Она всё такая же, только постарела как будто на двадцать лет, всё ждёт, что брат ей напишет. Подарки заранее покупает, откладывает деньги, чтобы сводить его куда-нибудь. И мне её так жалко… А я всё так же… Она перевела дыхание, сверля невидящим взглядом доски. В груди было пусто, разве что перекати-поле не каталось. И не было никаких эмоций. Как будто всё это произошло так давно, в другой жизни, не с ней. Алекс уже даже подумала, что смирилась, а потом вдруг, подняв глаза, столкнулась со взглядом Коннора. И эта жалость, это понимание и готовность вот прямо сейчас сорваться и начать утешать прорвали плотину хладнокровия, как бочка динамита. «Семья не главное. Я одиночка. Мне и так не плохо» - утешавшая её много лет мантра пропала в застлавшем глаза дыму. Девушка тяжело вздохнула раз, два, пошатнулась и, прикрыв рот рукой, шатаясь, пошла к выходу. Коннор поднялся и медленно, затем, всё быстрее, пошёл за ней, пока не нагнал у дверей. - Куда ты? Алекс! - Никуда, - задыхаясь, сказала она, пытаясь пробиться к двери. Одной рукой Коннор удерживал её запястье, второй запирал дверь каюты. - Выпусти меня, не хочу… - Эй, всё нормально, - произнёс он, притягивая её к себе. – Что ты? Всё хорошо. - Мне было хорошо. Мне было всё равно, пока ты не спросил. Я об этом не вспоминала, и всё было нормально, - на последнем издыхании произнесла она, а потом всё-таки закрыла глаза, давая волю слезам. Коннор осторожно обхватил её за плечи, ненавязчиво нарушая зону комфорта и давая подмочить и без того мокрый и солёный жилет. - Не может быть всё равно, - тихо сказал он и провёл рукой по её волосам. Девушка замерла и, не отрывая лица от его груди, пробубнила: - Господи, как же пошло и дёшево получилось. Как в сопливой мелодраме или в книжке про школьниц. На фикбуке за такое засрали бы, - бурчала она, так что Коннор не мог разобрать ни слова. - Всё нормально, - успокаивал её ассасин уже скорее на автомате, не вслушиваясь в бессвязную речь. Язык у девушки отменно заплетался и без рома. Юноша помог ей добраться до кровати и улечься. Он погасил свечи в каюте и через подсвеченную луной дымку смотрел на беспокойные ворочанья Алекс. В памяти всплыло, как он сам не мог спать ночами, вспоминая Гадзидзио. Её лицо. Её слова.***
На Мартинике они оказались через три недели. Сосульки на реях к тому моменту уже успели растаять и испариться; погода с каждым днём становилась всё меньше и меньше похожей на зимнюю, и вскоре матросы довольно подставляли солнцу обнажённые из-за невыносимой жары спины. За недели зимы, они, кажется, совершенно забыли, как выглядит и ощущается летнее тепло. Даже Коннор всё чаще оставлял свой капитанский плащ в каюте и поднимался на шканцы в рубашке, штанах и расстёгнутом жилете, чтоб хоть сколько-то соблюдать субординацию. И не мозолить глаза Хэйтему, который даже в тридцатиградусную жару ходил по палубе в наглухо застёгнутом кафтане, в треуголке и с плащом на плече. Алекс, периодически боровшаяся с желанием стащить с себя тот минимум одежды, который позволял соблюдать приличия на корабле с полностью мужской командой, смотрела на магистра с нескрываемой завистью. Ещё ей было интересно, неужели Хэйтему нравилось почти двадцать с лишним лет подряд зимой и летом ходить в одном и том же. «А что? Практично, стабильно, да и вообще мужчинам несвойственно заморачиваться о такой мелочи, как внешний вид», - объясняла она самой себе, хотя при взгляде на всегда безупречно выбритое лицо и идеально завязанный хвост, её одолевали сомнения. Может, у него просто было с собой несколько смен одинаковой одежды, просто разной степени утеплённости? Одежда Хэйтема стала новой загадкой плаванья, за которую девушка не решалась браться - главным образом потому, что боялась напороться на скрытый клинок. Погода на море благоволила «Аквиле», и на протяжении всего пути они не убрали ни одного паруса. К сожалению, обратный путь должен был занять куда больше времени. Коннор и Бобби высчитали, что им придётся прождать попутного ветра где-нибудь у берегов Монтсеррата или Виргинских островов около полутора-двух месяцев. Коннора, конечно, такая перспектива не устраивала, и он уже сейчас начинал продумывать, как переправить груз в Вэлли-Фордж в кратчайшие сроки. Так и так получалось, что никак. На вёслах было бы слишком долго и изнурительно, а то, что запасы провианта на корабле подходили к концу, грозило вылиться в серьёзную проблему. Конечно, еды должно было хватить на путь к Багамам. Там, пока будут ждать смены ветра, они успеют наловить черепах и рыбы, пополнить запасы воды и натискаться с местными бабами. Но сейчас… Был ещё один неприятный момент, появившийся на третий день плавания. Алекс и Коннор вели тренировочный бой на палубе. Ассасин утверждал, что форму терять нельзя, и что промёрзшая палуба с целыми ледяными островками на поверхности досок будет отличной площадкой. Даже почистить не удосужились. Звон клинков разбудил Хэйтема, мужчина покинул каюту и теперь стоял, привалившись к борту, и давал свои «весьма ценные» комментарии. Из разряда «руку выше», «не задирать локти», «держать жесткое запястье» и «не перенапрягать ноги», причём кому были адресованы эти наставления – было непонятно. Они только подстёгивали пыл молодых людей, заставляя их остервенело размахивать клинками, пока наконец Алекс не поскользнулась на одной из намёрзших на палубе льдин. Она уловила направление движения и, сгруппировавшись, фигурно упала, таким образом избежав удара Коннора. Сабля ассассина вонзилась между досок, а Алекс тем временем подобралась к нему сзади и осторожно ткнула эфесом промеж лопаток. - Повреждён спинной мозг, ты парализован до конца жизни, - тяжело дыша, сказала она. - Неплохо, - к ним подошёл Хэйтем. - Есть над чем работать, но стиль неплох. - Спасибо, - едко сказал Коннор, как бы ненавязчиво посылая отца далеко и надолго. - Как насчёт пары уроков? - От Вас? - недоверчиво проговорила Алекс. - Естественно. Надо извлечь из нашего сотрудничества максимальную пользу, - уверенно отчеканил мужчина. - И какая тебе польза от нашего сотрудничества? - спросил юноша с поистине кэнуэйским пренебрежением. - Вы предоставили мне корабль, для начала. Посмотрим, на что вы ещё сгодитесь, а пока, - он достал из ножен клинок. - Услуга за услугу. - Двое на одного? - спросила Алекс, перехватывая клинок. - Как угодно. Шансы у вас примерно одинаковы, - и, не дожидаясь, пока они примут стойки, Хэйтем сделал первый выпад в сторону Коннора. Юноша тут же отступил назад и перешёл в глухую оборону, встречая каждое действие отца на середине, следя за каждым изменением в направлении удара и взгляда. Пару секунд они были настолько заняты друг другом, что Алекс, шокированная таким поворотом событий, не сразу поняла, что это её шанс закончить бой. Она подобралась к мужчине со спины и уже готова была дать финальный удар со словами «туше», как вдруг Хэйтем сам повернулся к ней и первым нанёс удар. Девушка отскочила в сторону, едва избежав приземления на льдину. Каким-то чудесным образом тамплиер умудрялся следить за обоими своими оппонентами, он наносил удары по широкой дуге, затрагивавшей и Алекс, и Коннора, но так быстро, что подловить момент наибольшей слабости было невозможно. А, и ещё он совершенно не гнушался грязными приёмами, вроде того, чтобы перехватить руку, толкнуть противников одного на другого, поставить подножку. К тому же, он был левшой, и к его стилю приходилось привыкать, причём быстро, если не хотел превратиться в шиш-кебаб. Коннор в очередной раз пошёл в атаку, и старший Кэнуэй ушёл от удара на несколько миллиметров, по касательной. Доли секунды, пока юноша осознавал свою осечку, а потом ему в челюсть прилетел сокрушительный удар. Потом ещё один, в шею. Крепкие немолодые руки схватили его за лацканы плаща и потащили до тех пор, пока Коннора не припечатало к грот-мачте. Юноша крепко приложился затылком и осел на палубу. Хэйтем оставил его и обернулся к Алекс. Та стояла неподвижно, с опущенным клинком, и чуть ли не с ужасом смотрела куда-то за борт. - Сдаёшься? - не без чувства собственного превосходства спросил Хэйтем. Девушка отмахнулась и, убрав меч в ножны, подошла к противоположному борту, вглядываясь в какую-то точку на горизонту. - Сэр, у Вас не найдётся подзорной трубы? - спросила она. - Увы. Девушка отмахнулась и сбегала в каюту, вернулась с подзорной трубой и совершенно безрадостно взглянула на красные паруса, видневшиеся на горизонте. - Что там? - Узнаете? - спросила она, передавая магистру трубу. Тот недоверчиво оглядел предмет и всё же принял его. - «Морриган»? - почти без интонации констатировал он. - Вы не давали Кормаку никакого приказа в этих водах? - Нет. Скорее всего, мы разойдёмся, - уверенно сказал тамплиер. Но ничего подобного не произошло. Две недели «Морриган» уверенно висела у «Аквилы» на хвосте, пытаясь догнать её на всех парусах. К середине третьей недели Кормак всё-таки пропал из виду, видимо, сменил курс, чтобы пополнить запасы, но Хэйтем теперь ходил темнее тучи, пытаясь понять, что это было. Алекс предложила устроить переговоры, но они все слишком спешили, чтобы останавливаться и тратить хотя бы пару часов на переговоры, а семафорить или рисовать транспаранты просто не было свободных рук. Тем более, что семафорную азбуку изобретут только через сто лет. Да и вообще, сам Хэйтем намекнул, что Кормака лучше на расстояние выстрела не подпускать. На Багамах они совершенно потеряли «Морриган» из виду, но это даже обнадёживало. Может, у них просто была паранойя. Тем не менее, Коннор всё равно был на взводе, ожидая нападения со спины. Хэйтем, видя это, старался меньше раздражать и без того нервного капитана, но не мог отказать себе в удовольствии отстегнуть какой-нибудь едкий комментарий. Кстати, магистр тамплиеров ещё несколько раз становился инициатором учебных поединков с сыном, и если в обычное время они не общались, то там отрывались по полной. Налаживанию отношений «отец-сын» это не способствовало, но как бойцы они прониклись друг к другу взаимным уважением. Но только на время боя. В остальном они вели себя, как совершенные сволочи. Алекс же наоборот быстро наладила контакт с Хэйтемом. Под конец плаванья мужчину ужасно ломало из-за отсутствия на борту не то, чтобы библиотеки, но хотя бы пары книг. Порывшись в закромах родины, девушка смогла предоставить ему «Дон Кихота» и «Робинзона Крузо», которых мужчина благосклонно обменял на «Сон в летнюю ночь». Иногда девушка подсаживалась к нему, чтобы обсудить книги. Хэйтему льстило иметь благодарного слушателя, за агитацию он не брался, и с удовольствием рассказывал о Семилетней Войне, об истории ордена. По коротким взглядам на шканцы Алекс понимала, что мужчине всё же хочется поговорить об их угрюмом капитане, но тема эта тщательно игнорировалась. И к лучшему. Всё шло своим чередом, пока за бортом не появились первые очертания скалистого берега Мартиники.