Важнее правды, честнее лжи

Время тянулось бесконечно. Все журналы, лежавшие на столике у дивана, были прочитаны. От выпитого чая и кофе уже мутило. Но Арнав все не появлялся. С одной стороны, Лаванье хотелось, чтобы он пришел поскорее, а с другой... чтобы не возвращался никогда. Она разрывалась между проснувшейся гордостью, требовавшей финальной точки, и унизительным желанием закрыть на происходящее глаза. Ждать становилось все сложнее. Маета ожидания закручивала уставшее тело узлом, стонала нетерпением. Заняться было решительно нечем. Пристроившись в углу дивана, поджавшая ноги Лаванья вглядывалась в сгущавшуюся за окнами Шантивана темноту и растворялась в безмолвии вечерней гостиной, превращаясь в бестелесную неприметную тень. Ее никто не беспокоил – может, по старой памяти, а может, потому, что в этом доме больше никому не было до нее никакого дела... Мысль о последнем колола обидой, хотя винить в этом было некого. Она сама выбрала этот путь. С самого начала села не в тот вагон. Ее трясло по ухабам, и на крутом вираже просто не оказалось крепкой опоры, чтобы удержаться. Выброшенная на повороте, она распласталась на острых камнях, и теперь болела каждая клетка ее разбитого тела. Хлопнула входная дверь. Лаванья вздрогнула, мгновенно подобравшись, но раздавшийся мужской голос откинул ее назад. Это был не Арнав. Невольно прислушавшись, она узнала Акаша. – Я просил больше не звонить!.. Я заплатил вам, хотя вы не выполнили работу... – Тяжелые паузы давили на уши. – Кхуши отпустили без вашей помощи... – Голос Акаша зазвучал глухо и незнакомо, а затем вдруг взмыл вверх, разрезая воздух яростной молнией, брошенной – уже без сомнений – адвокату. – Больше никаких денег!.. Вы мне угрожаете? Сказанное пробежалось по спине взволнованной дрожью, и Лаванье до ужаса захотелось услышать невидимого собеседника. – Вы не сможете доказать... Акаш удалялся, а она старалась даже не дышать, чтобы не выдать себя. Отчего-то это показалось единственно верным решением. К тому времени, как снова хлопнула дверь, Лаванья успела перебрать в уме все варианты: промолчать, забыть, рассказать Арнаву... Она не могла лезть в семейные дела, но что, если она пожалеет о своем молчании? Сможет ли забыть? И разве не имел Арнав права знать? К его возвращению Лаванья накрутила себя так, что окончательно запуталась, поэтому все, что смогла – это с облегчением выпалить вслед знакомым шагам: – АСР? Где ты был? И тут же, упреждая зарождавшуюся бурю, уже бушующую в глазах Арнава, не позволить ему сказать грубых слов: – Я пришла попрощаться. – Тихо, чуть слышно. Шквалистый ветер еще бесновался, но, скованный этой фразой, уже не врывался в дом. – Ты уезжаешь? – Мы можем поговорить?

***

– Я долго думала над твоими словами. Все правильно. Отвернувшись к густой синеве окна, Лаванья наблюдала за игрой света и тени на темной глади бассейна. С трудом подбирая слова, она давила в себе трусливое желание не говорить о том, что так трудно падало с языка. – Нет никаких «нас». Если бы Арнав подошел сейчас ближе... Если бы коснулся плеча... Она бы сдалась. Но он не приближался, выжидающе застыв в глубине комнаты. – Поэтому свадьбы не будет. Вот и все. Самое трудное позади. – Лаванья, ты... – Не говори ничего. Теперь он рядом, но уже слишком поздно. Несчастье плескалось внутри, затягивая сердце в черный беспросветный омут. – Я не хочу понимать. – Лаванья шагнула в сторону, стараясь увеличить расстояние между ними. Ей страшно хотелось сделать обратное – прижаться так сильно, как только возможно! Но мосты были сожжены. Она не могла позволить себе эту слабость. – Не хочу слышать. Это слишком больно. Но я принимаю... Гулкое, пустое молчание вторило эху в сумрачной душе. Зябкий мрак царапал спину ожиданием нужных слов. – Прости меня. Лаванья молча кивнула, дождавшись. Оставалось последнее. – Есть еще кое-что. Знаю, теперь это совсем не мое дело, и может быть, я все не так поняла... Но решила, что молчать будет неправильно. – О чем ты? Несколько фраз, всколыхнувших вихрь отчаянного непонимания в близких – любимых – глазах. Фраз, от которых хотелось обнять Арнава. Вызывающих нежную, лишнюю жалость. – Ты уверена? Призрачная надежда скользнула по лицу Лаваньи и разбилась о сочувствие в ее глазах. Арнав на мгновение прикрыл веки, будто спасаясь от неизбежного. – Что ты будешь делать? – Я должен подумать. – Решай. Душа скулила побитым псом, брошенным злобной хозяйкой на окраине леса. Израненная и ненужная, она ползла на брюхе, умоляя о прощении. Боль сочилась из пор горькой сукровицей. – Прощай, АСР. Тихо прикрытая дверь проложила пропасть между прошлым и будущим.

***

Недавние сомнения обрушились с новой силой. Нащупав твердую почву под ногами, они пронесли Арнава по коридору и, бесцеремонно отпихнув условности, распахнули загремевшую стеклом дверь. Подскочив от неожиданности, Акаш уставился на ворвавшегося в комнату темным вихрем кузена. – Брат? – Почему тебя шантажирует адвокат? – без предисловий хлестнул вопросом Арнав. – Что? Растерявшись от напора лобовой атаки, Акаш ошеломленно моргнул. – Мне повторить? – С чего ты взял?! – Нет? Тогда для чего он звонил сегодня? – Откуда ты знаешь? – Знаю. Ты же уволил его, разве не так? Он просто соскучился? – Остались некоторые вопросы. – Решил? – А? – Вопросы решил? – Да. Арнав отметил неубедительность тона и метнувшийся в сторону взгляд. Сомнения перерастали в уверенность гораздо быстрее, чем он успевал анализировать ситуацию. – Он знал, что ты был в день убийства в Лакшми Нагар, верно? – Я?! – задохнулся Акаш. – Ты! – Нет. – Брат активно замотал головой. – Я был в другом месте. – Тогда тебе не составит труда сказать – где. – Дома. – Неправда. Мы столкнулись с тобой. – Я... у меня была встреча. – Разве ее не перенесли? – Перенесли, но... – Почему ты нервничаешь? Тебя что-то беспокоит? – Меня? Нет... – А тетю? – пошел Арнав ва-банк. Желание докопаться до истины разгоралось все сильнее. Злость накатывала девятым валом. – Почему ее должно что-то беспокоить? – Перестань переспрашивать! Зачем она ходила к Кхуши? – Куда? Лепет кузена метался между стен, прятался по углам в поисках спасения, и Арнав взорвался. – В Тихар, черт возьми!!! Акаш отпрянул, с непониманием глядя на брата. Его взгляд был достаточно красноречив для того, чтобы устный ответ не потребовался. – Значит, она тебе не сказала? Внезапно у Акаша словно открылось второе дыхание. Расправив плечи, он непокорно взглянул на Арнава и отчеканил: – Прекрати меня допрашивать! Я никуда не ездил, и меня никто не шантажирует. Зачем мама ездила к Кхуши – я тоже не знаю! Я просил ее вообще не лезть в это дело! Акаш мгновенно осекся, но Арнав уже вцепился в последнюю фразу. – В какое дело? – оценивающе оглядев кузена с ног до головы, спросил он. – Тебе есть, что сказать об убийстве? Ответное молчание окончательно вывело Арнава из себя. – Послушай меня внимательно, – процедил он сквозь зубы, наставив палец на Акаша. – Я не собираюсь играть в эти игры. Они достали меня до печенок, и если я выясню, что ты что-то скрывал... Я забуду, что ты мой брат. Круто развернувшись, он направился к двери. – Подожди. Арнав обернулся и выжидающе поднял бровь. – Не могу больше молчать... – Вновь растерявший всю храбрость Акаш обреченно качнул головой. – Обещай, что выслушаешь до конца. Мне нужна твоя помощь... – Говори. – Я был там, ты прав. Нет, нужно начать с другого... – Акаш с тоской взглянул на Арнава, но, не встретив поддержки с его стороны, продолжил: – В тот день я пригласил Паяль на встречу, но она не пришла. Я хотел... Хотя это неважно. Я приехал в Лакшми Нагар, как уже делал не раз – в надежде увидеть ее, пусть даже недолго... Шьям был там. Я столкнулся с ним неподалеку от дома. Он сказал, что здесь по работе, и я вряд ли подумал бы о плохом... если бы не... – Акаш шумно сглотнул, будто собираясь с мыслями. – Кто-то окликнул его – спросил о Кхуши, – пояснил он. – Что-то о будущей свадьбе и долгом отсутствии. Сбивчивый, торопливый рассказ напоминал ядовитую топь. Арнав погружался в нее, а вонючая жижа с громким хлюпаньем заполняла пустоты. Факты обретали вес и объем. – Точно не помню, потому что я не поверил. Слушал и не мог поверить! Ведь сестра.. и он... Зять быстро свернул разговор. Я потребовал объяснить, но он врал. И про комнату, и про служебную необходимость... Я вдруг увидел эту ложь в его глазах. Голос Акаша дрожал. Речь все ускорялась, словно он торопился дойти до конца. Слова наскакивали друг на друга, звенели переливами нараставшего страха. – Я сказал, что не буду молчать. Не позволю обманывать Анджали! Я хотел уйти, но он не позволил. Мы... Я ударил его. Оттолкнул от себя и ушел. Только оттолкнул! Я не убивал его даже случайно! Он был жив, когда мы расстались, клянусь тебе! Каждое слово Акаша разъедало вмиг омертвевшее нутро, оставляя лишь пустую оболочку. – Скажи, что ты чувствовал, когда обвинили Кхуши? – упал безжизненный вопрос. – Облегчение?.. Радость?.. – Нет! Нет, брат! Я никогда не верил, что она виновата! Я очень хотел ей помочь! Тогда как ты... Да. Тогда как он. Очень отрезвляющая мысль стала пощечиной, ловко отвешенной Акашем. – Что было потом? – Я не помню, как добрался домой. Знал, что нужно сказать тебе, но не решился. А дальше все так закрутилось... Я хотел поговорить с тобой, но ты не стал меня слушать. Вспомни, как я приходил! Арнав не помнил. Он отрицательно покачал головой, и Акаш сник, ощутив исходящий от кузена холод. – Самой большой моей глупостью было – рассказать обо всем адвокату. Я хотел, чтобы он помог не только Кхуши... Боялся, что скоро все это всплывет. Никто не должен был узнать. Ведь Паяль... После всего, что случилось с Кхуши, она не стала бы слушать правду. Она и теперь не простит... – И сейчас адвокат шантажирует тебя этим. – Брат... – Ты хотя бы интересовался его репутацией? В какой подворотне ты его нашел? Почему не обратился к Умешу?! – Я не хотел светиться в компании. Ты был слишком зол на Кхуши. Арнав смотрел на кузена и ему хотелось его ударить. Врезать в челюсть, а потом схватить за грудки, с размаху швыряя об стену. Он сжал зудевшие нестерпимым желанием кулаки. – Ты идиот, Акаш. Даже не представляешь насколько... – Я знаю. Но я не убийца. – Ты трус. Это немногим лучше. Акаш дернулся, но промолчал – лишь поежился под колючим взглядом Арнава. – Тетя... Видимо, она тоже все знает, я прав? – Мне пришлось ей рассказать. Так случилось, – виновато дернул плечом кузен. – Но я не просил ее ездить к Кхуши. Это правда. Арнав чувствовал себя так, будто прожил долгую, полную страшных лишений жизнь. Выжатый досуха, он смотрел на Акаша и ощущал, как быстро растет стена отчуждения между ними. Он ему не верил. Больше не доверял и, наверно, был в этом не прав. – Я уже не знаю, где правда, Акаш. – Поверь мне, брат! Арнав отвернулся. Рука Акаша легла на его плечо одновременно с тревожным вопросом: – Куда ты? – Мне нужно поговорить с сестрой, – ответил он, не оборачиваясь. Ладонь брата мешала дышать. – Ты поможешь мне? Арнав молча стряхнул руку Акаша и вышел из комнаты.

***

Казалось, радость совсем забыла дорогу в дом Гупта. Семье, погрязшей в проблемах и печальных событиях, сейчас ужасно не хватало приятных эмоций, а день рождения оказался прекрасным поводом, чтобы прогнать хандру. Сразу после утренней пуджи в честь именинницы Гарима согласилась отвлечь буа джи, в чем и преуспела. Поначалу она колебалась, но ободряющая улыбка Шаши разрешила ее сомнения. Опешившая при виде шоколадного торта и разноцветья украшений, торопливо развешанных сестрами в гостиной после завтрака, тетя на миг замерла, а затем набросилась на «несносных девчонок, считавших ее ребенком». Родители лишь счастливо посмеивались, глядя, как грузная Мадхумати лавирует по гостиной, пытаясь оттрепать за ухо с легкостью вычисленную главную зачинщицу этого безобразия – Кхуши. Очень скоро буа джи была обезоружена появившимся гостем. Оставив племянницу в покое, она переключилась на переминавшегося на пороге смущенного мистера Беди. Наконец можно было не прятаться за спину Паяль, и, пока тетя растерянно взирала на цветочную гирлянду и плитку шоколада в руках Иши джи, прячущая улыбку Кхуши шмыгнула на кухню, чтобы приготовить чай. Таявший на жаре торт все меньше напоминал праздничное угощение, поэтому следовало поторопиться. Поставить воду на плиту, добавить молоко, насыпать заварку и сахар... Привычные действия не мешали думать, и мысли вращались в дне вчерашнем. От них кружилась голова, а теплая волна заливала краской щеки. Память все ускоряла движение рук, натирающих над кастрюлькой имбирь, и вот, неловко сорвавшись, пальцы проехались по острому краю терки. Кожу резко защипало. Кхуши шикнула и, облизнув пораненный палец, уменьшила огонь под закипевшим напитком. Затем бросила в ступку пряные зерна. Ар-нав, Ар-нав, Ар-нав... быстро выстукивал старый пестик. Кхуши так увлеклась этим занятием, что не сразу услышала Паяль, которая безуспешно пыталась дозваться сестры. – А? – Долго будешь мучать кардамон? Ты уже превратила его в пыль! Кхуши опустила глаза в ступку и, спохватившись, торопливо высыпала приправу в коричневую пену. – Иди, я сама отнесу, – кивнула она сестре. С сомнением покачав головой, та бросила последний подозрительный взгляд на плиту и вышла. Придвинув ближе приготовленные Паяль чашки, Кхуши разлила обжигающий чай, а затем, подхватив поднос, осторожными шагами направилась в гостиную, где мирно беседовали сидевшие за столом тетя и мистер Беди. Родителей поблизости не наблюдалось. Порадовавшись этому факту, Кхуши поставила чай на стол и скрылась в своей комнате, стараясь не мешать «воссоединению двух одиноких сердец», рисовавшемуся в ее воображении. Но едва она успела притворить дверь, как долетевшие слова Иши джи пригвоздили ее к полу. Толкнувшись обратно, Кхуши прильнула к образовавшейся дверной щели и с замиранием сердца прислушалась. – Замуж ее надо отдать... Вот и все, Лакшми-Алакшми. Муж-то сплетникам живо рты прикроет. – Да кто ж ее теперь возьмет, после такого-то? – А и возьмут! Чего ж не взять? Девочка она у вас хорошая, хозяйственная... – Мистер Беди отодвинул чашку и тяжело навалился на стол, внимательно глядя на Мадхумати. – Кто-нибудь да найдется. – Не знаю я таких, – горестно вздохнула буа джи. – Хорошая она у нас, это правда. Да непутевая. Лунатичка как есть... Кхуши похолодела. Сердце с усилием проталкивало кровь по венам. Замуж? Опять замуж?! – Наш Мандипе, – произнес мужчина. Мадхумати заинтересованно посмотрела на него. – Чем не жених? Да, не слишком богат... Зато работящий. И Кхуши ваша ему нравится, точно говорю. Значит, не обидит. Оживление, мелькнувшее на лице буа джи на мгновение, вдруг исчезло. Тетя отрицательно покачала головой. – Не буду я ее неволить. Захочет – посмотрим. А так... Нет. Не могу. Кхуши моргнула, пытаясь избавиться от дрожащей пелены, вдруг упавшей на глаза. Соленая капля сорвалась с ресниц, пощекотала щеку и добралась до губы. Зубы отбивали нервную дробь. Беда отступила... Однако не навсегда. Кхуши слышала ее шаги в настороженном биении сердца, чувствовала приближение в тревожном ознобе и почерневшем предгрозовом небе за окнами. Беда ждала.