Важнее правды, честнее лжи

Мадхумати вздохнула и прислушалась к молчанию дома. Ничего. Ни шороха из комнаты девочек, где затаилась Паяль, ни призывного требовательного стона Шаши, ни стука посуды на кухне... Тишина. Но даже в этом безмолвии ей не находилось покоя. За последние сутки Мадхумати очень сдала, все больше напоминая жалкое подобие той волевой, решительной женщины, что еще несколько дней назад уверенно стояла на ногах, а сегодня, после краткой встречи с их несчастной девочкой, окончательно пала духом. Она корила себя за все, что случилось, и с каждым часом чувство вины лишь нарастало, уже достигнув той отметки, когда хотелось кричать. Завыть на одной ноте – тонко и безнадежно. Приближалось время ужина. За распахнутыми створками двери мелькали косые солнечные лучи, притененные спущенными над перилами крыльца циновками. Раскрытые окна поигрывали занавесками, взлетавшими от легкого сквозняка. С улицы доносился шум транспорта, бойкие возгласы торговцев, детский смех. Звонкие мальчишеские голоса, на длинном вдохе повторяющие «кабадди, кабадди» где-то неподалеку, уже в который раз сменялись один за другим, а Мадхуматти все продолжала сидеть, горестно подпирая тяжело клонившуюся голову. Ощущение беды давило на грудь, и ей казалось, что это она бежит на другую половину поля, стараясь поймать неуловимого соперника, но каждый раз возвращается, совершенно ослабев и задыхаясь от нехватки воздуха. «Кабадди-кабадди-кабадди...» Нужно было вернуть себя, заштопать прорехи, из которых торчали остатки прежней Мадхумати, поэтому теперь она просто сидела, пытаясь собраться с силами. – Госпожа Мадхумати? – раздалось с крыльца. – Мадхумати джи? – вновь переспросил мужской голос, не дождавшись ответа. – Кто там, боже ж ты мой? – устало спросила Мадхумати, грузно поворачиваясь в сторону входной двери. – Господин Беди? – Она слабо улыбнулась и махнула рукой, подзывая стоявшего в дверном проеме мужчину к себе. – Да входите, входите, не стойте у порога! Шагнув в гостиную, тот приблизился к столу и остановился, не решаясь сесть. Он ждал приглашения, но Мадхумати молчала, задумавшись о чем-то своем и отрешенно глядя сквозь него. Положив руки перед собой, она теребила край пестротканой салфетки. Помявшись некоторое время, мистер Беди, все же, опустился на соседний с Мадхумати стул, неловко пристроив на коленях норовившую соскользнуть небольшую замасленную коробку. Они помолчали. – Мадхумати джи... – наконец заговорил мистер Беди и, дождавшись, когда она посмотрит на него, торопливо продолжил: – Как у вас дела? – На все божья воля, – с тяжелым вздохом ответила Мадхумати. – Простите меня, но, может, вам нужно чего? Она отрицательно качнула головой и спросила: – Хотите чаю? – Нет, спасибо. – Мистер Беди, поколебавшись мгновение, положил свою коробку на стол. Подвинув ее поближе к вопросительно кивнувшей женщине, он мягко произнес: – Это вам. – Что это вы еще удумали? – сурово спросила вмиг подобравшаяся Мадхумати. – Зачем это? – Сладости. Невестка передала, – сложил ладони в извиняющемся жесте мужчина. – Переживают за вас все... Мадхумати опять сникла. – На все божья воля, – повторила она. – Вот, ведь, незадача-то, Лакшми-Алакшми, – вздохнул мистер Беди. Они снова ненадолго умолкли, теперь уже дружно перебирая край салфетки и прислушиваясь к молчанию друг друга. – Как там ваша девочка? – осторожно поинтересовался мужчина спустя некоторое время. – Ох, плохо... Что ж теперь будет-то, а? – растерянно спросила Мадхумати. – Как же это? – Адвокат ей нужен хороший, – нахмурился мистер Беди. – Да где ж его взять? – Мы тут с соседями говорили... Скажите, сколько нужно – всем миром соберем. – Господин Беди! Иша джи... – ошеломленно пролепетала Мадхумати, и мужчина вспыхнул от удовольствия при звуках собственного имени, – как же мы отдавать будем? – Не нужно отдавать! – с горячностью воскликнул мистер Беди. – Что ж мы, нелюди, что ли? Стрекозу вашу все любят, вас уважают... Как же не помочь? Вместе-то оно легче. А в другой раз и вы поможете. Как брат ваш? – поспешил он сменить тему. Глаза Мадхумати наполнились слезами. Заметив, что лишь добавил женщине поводов для расстройства, Иша джи беспокойно заерзал на стуле, но вопрос уже вылетел, и изменить ничего было нельзя. – Совсем плох... Молчит да плачет, молчит да плачет. И Гарима мне здесь не помощница. Бродит по дому, как тень. А как сегодня из участка вышли, так и вообще ушла куда-то, даже не попрощалась. Тихий скрип двери прервал их разговор. Повернув голову в его сторону, Мадхумати замерла ненадолго, а затем беседа плавно вернулась в свое русло. Бесшумно отступив вглубь комнаты, Паяль сокрушенно подумала о собственной неосторожности. Она знала, что подслушивать – нехорошо, и теперь ей было очень стыдно за собственный опрометчивый поступок. Все вышло совершенно случайно, что, конечно, совсем не оправдывало ее поведения. Хотя, так даже лучше. Теперь она точно знала, что делать. Глубоко вздохнув, будто собираясь прыгнуть с обрыва, Паяль подошла к шкафу и без колебаний выдернула из него яркую сумку сестры. Где-то в ее недрах скрывался мобильный телефон, в котором – она надеялась на это – был нужный номер. Стараясь не замечать печальную, безотрадную горечь, взметнувшуюся в душе при виде хорошо знакомых вещей, Паяль выудила потертую, видавшую виды трубку и с замиранием сердца взглянула на экран. Индикатор заряда уверенно показывал одно деление. Обнаружив, что телефон не разрядился за эти дни, девушка с облегчением выдохнула. Малейшее препятствие сейчас лишило бы ее решимости, и требовавший смелости план мог полететь в тартарары. Пролистав телефонную книгу, Паяль обнаружила необходимую запись и замерла в нерешительности. Где-то за ребрами щекотала целая смесь эмоций: страха, желания, вины, предвкушения, сожаления... Словно пушистый клубок перекатывался внутри, тревожа и лишая самообладания. Руки дрожали. Паяль хотела услышать этот голос, но боялась. В тот злосчастный день она поставила точку. Вчера – даже не пожелала слушать. А сегодня?.. Сегодня она была готова на все ради сестры. Отбросив гордость и хорошие манеры, Паяль нажала кнопку вызова и тут же зажмурилась, под оглушительный грохот пульса в ушах считая долгие гудки. Один... Два... Три... – Алло? От тихого ответа сердце сорвалось с головокружительной высоты. Упав на край высокой кровати, Паяль стиснула зубы, пытаясь унять сумасшедшее волнение. – Паяль джи? – Затаенная, с трудом сдерживаемая радость плеснула из динамика, опаляя нервы горячим полувздохом. – Не молчите, прошу вас. Мольба в мужском голосе пробежалась по коже, лаская ее нежным касанием. – Как вы догадались, что это... я? – едва слышно спросила Паяль. – Вы звоните по номеру Кхуши джи. – Я не могла позвонить в Шантиван... – Я очень рад. То есть... Что-то случилось? Я имею в виду... – Смутившийся Акаш попытался скрыть неуместное ликование, но окончательно запутался. – Вы что-то хотели? – Да... – неуверенно выдавила Паяль. – Да, – уже тверже ответила она, собираясь с духом. – Мне нужна ваша помощь.

***

Утренняя встреча никак не выходила у Арнава из головы. Отправившись в офис, где требовалось его присутствие, он надеялся полностью погрузиться в работу, но сколько ни пытался не думать, не помнить, не анализировать – Кхуши не желала сдавать позиций. Она отражалась в поверхности монитора, дышала в телефонную трубку, вставала за плечом на совещании. Она была везде, кружась хороводом лиц каждый раз, как только удавалось о ней забыть. Это было похоже на наваждение – раздражающее, вызывающее бешенство, утомительное, от которого некуда было бежать. Трель звонка подбросила лежащий на приборной панели телефон. Тот призывно и требовательно подпрыгнул, а затем внезапно замолк, едва Арнав потянулся к блютузу. Стараясь не слишком отвлекаться от дороги, он проверил входящие и, обнаружив, что звонил Акаш, нажал кнопку вызова. Номер оказался занят. Черт с ним. Это могло подождать. Нырнув под эстакаду развязки, Арнав с сожалением подумал, что до Шантивана остались считанные минуты. Домой опять не хотелось. Это становилось уже неприятной традицией, и он чувствовал себя так, будто теряет почву под ногами. Его жизнь подчинялась определенной цели – работать ради семьи, обеспечить ей безбедное будущее. Он так и делал, требуя взамен лишь невмешательства в личную жизнь. Правда, безрезультатно. Временами борьба за собственную независимость шла на грани кровопролития, но даже самое затяжное противостояние неизменно заканчивалось лишь временным перемирием. Жесткий предприниматель оказывался податливым воском, едва только видел наполненные слезами глаза сестры. Не акула бизнеса, а так... мелкая слабая рыбешка. Он любил Анджали. Любил слишком сильно. Она была его душой, его сердцем. Прочной нитью между теплыми воспоминаниями прошлого и настоящим. Душа мучалась в агонии – и Арнав разрывался между желанием все исправить и потребностью отомстить. Так было всегда – раньше. Знакомая улица, крутой поворот, сцепление, другая передача, газ... Вместе с ускорением машины нить вдруг натянулась до предела, и Арнав, словно канатоходец, заскользил по ней, балансируя над пропастью. Солнце слепило глаза, мешало двигаться, ураганный ветер бил в спину, но он упорно цеплялся за шаткую режущую опору стертыми в кровь голыми ступнями. Картина, нарисованная воображением, была слишком причудливой и фантастичной. Резко ударив по тормозам, Арнав пропорол покрышками раскаленный асфальт и остановился, уставившись в лобовое стекло. Чуть впереди виднелись въездные ворота Шантивана. Из-за зелени деревьев выглядывали стены дома, скрывавшегося за высоким забором. До боли сжимая рулевое колесо, Арнав прикрыл глаза, силясь понять: что изменилось? Знакомая до мелочей картина мира вдруг рассыпалась разноцветной мозаикой, а выстроить ее заново мешала лишняя деталь, которую никак не удавалось найти. Упрямо тряхнув головой, он вновь положил руку на коробку передач, намереваясь тронуться с места, но взглянув на дорогу застыл. Прямо перед капотом автомобиля, умоляюще сложив руки, стояла Гарима. В душе заклубилось нечто темное, угрожающе-мрачное. Выжав педаль газа, Арнав попытался отогнать женщину с дороги, машина взревела, но Гарима не двинулась с места – лишь вздрогнула, глядя на него отчаянными глазами. Зарычав от бешенства, он щелкнул ремнем и распахнул дверь. В ту же секунду женщина опрометью кинулась к нему. – Господин Арнав! Господин Арнав, прошу вас! Помогите ей! – всхлипывая, причитала она. – Спасите мою девочку! Она же ни в чем не виновата... Ну, я прошу вас! Вы же можете, вы богаты, у вас связи... а она погибнет... Умоляю, сделайте что-нибудь!!! Гарима вцепилась в его рукав, заливаясь слезами. Поток ее слов, перемежающийся рыданиями, напоминал безысходный бред обезумевшего человека и вместо ярости Арнав неожиданно почувствовал приступ острой жалости. Совершенно неуместное чувство сдавило горло удушливым спазмом. С усилием отцепив пальцы женщины от своего пиджака, он быстрым, размашистым шагом направился к воротам, стараясь не прислушиваться к доносившейся вслед бесконечной мольбе. – Загони машину! – отдал он короткое приказание охране, на ходу бросив ключи, и, добравшись до входной двери, с облегчением ощутил, что снова может глубоко вдохнуть. Не встретив никого по пути, Арнав пересек гостиную и поднялся на второй этаж. Дверь в комнату сестры была приоткрыта, но его словно выжали досуха, до самого донышка, и любые разговоры сейчас казались героическим подвигом. Похоже, он исчерпал свой лимит терпения на сегодня. К тому же, после столкновения с Гаримой что-то гадкое и беспокойное обосновалось в душе слишком прочно, чтобы исчезнуть без следа. Стремясь остаться незамеченным, Арнав осторожно заглянув в комнату. Убедившись, что Анджали в порядке, он бесшумно отступил назад и тут же едва не застонал, настигнутый негромким окликом. – Чоте? – Да, ди. Тяжело вздохнув, Арнав замешкался на мгновение, а затем вошел в комнату. – Я не хотел тебя будить. – Я не спала. – Анджали села на кровати, обхватив колени руками. – Думала. Пристроившись рядом с сестрой, Арнав обхватил ее руки своими ладонями. – Как ты? Анджали зябко поежилась, словно ее знобило. – Не знаю... Странно и неправильно. Как будто вижу сон... И в этом сне все очень плохо. – Ди, я с тобой. – Конечно, Чоте. – Сестра улыбнулась печально и нежно. – Ты всегда со мной, я знаю. Арнав бережно обнял прижавшуюся Анджали. Даже за ароматом духов он чувствовал теплый, знакомый с детства запах – самый родной, самый близкий, вызывающий чувство щемящей нежности. Он окутывал его невесомым пуховым одеялом, дарующим покой, струился прохладой шелка, успокаивая сердце. Ощущение дома вернулось. – Чоте? – Ммм? – Есть кое-что, чего я не понимаю... – Скажи мне. – Моя душа словно разделилась, а я не знаю почему. Одна часть меня умирает сейчас от горя, а вторая... Оказывается, она уже давно мертва. – О чем ты? – Я давно должна была догадаться, Чоте. – Перестань. Ты не могла знать. – Могла. Я – могла. Но не хотела, понимаешь? – обреченно прошептала Анджали. Уткнувшись в плечо Арнава, она обхватила его покрепче, будто искала защиты и утешения. – Его отъезды, странные звонки и господин Мотилал... Я знала даже о кольце, но так и не спросила. А теперь чувствую себя преданной... Но почему же?.. – Она всхлипнула. – Почему не могу перестать оплакивать его? – Тшш... Все пройдет, вот увидишь. Все обязательно будет хорошо. Арнав ласкал волосы сестры, гладил по плечам, утешая, и больше всего на свете хотел уничтожить бывшего зятя собственными руками.

***

Раздвижные стеклянные двери отделяли Арнава от безмятежных сумерек улицы. У бассейна сгущались сизые тени. Кружевное облако, повторяющее очертаниями старое дерево, все больше размывалось, постепенно сливаясь с окружающим миром и укрывая дом плотной синей пеленой. Вечер – время итогов, но для Арнава они были неутешительными. Сумбурный, тревожный день не принес ясности, а лишь добавил вопросов. Арнав пытался мыслить логично, но его окружал хаос. Он хищно кружил вокруг, щелкая зубами в поисках жертвы, надрывно кричал многоголосьем, вызывая желание крушить все вокруг. «Я не знала, клянусь» «Ты оказалась там, где должна.» «Вы уже все решили, верно?» «Спасите мою девочку!» «Чувствую себя преданной...» Кхуши знала. Ведь, знала? А если знала, то почему?.. Разве не должна была она понимать? Этот брак незаконен, тогда в чем расчет? «Имела мотив и возможность совершить преступление.» «– Покажи.  – Нет.» «Она ни в чем не виновата...» Действительность расползалась, лишая возможности соединить концы нитей, змеившихся в душе. Каждая из них была знанием, подозрением, сомнением. Каждая стремилась выскользнуть из рук. «Не желаю вас больше видеть.» А он хотел! Хотел, черт возьми! Вопреки всему, забывая о здравом смысле. Остервенело боролся с этим желанием, но безнадежно ему проигрывал. «Она погибнет!» Ненависть, жажда, гнев, тоска переполняли его, выплескивались злыми слезами. Кулак врезался в стену. Руку ошпарило, раскололо остро и нестерпимо. Отчего так больно? Отчего?! – АСР? – Встревоженный возглас Лаваньи плеснул в лицо холодной водой. Повернувшись к застывшей в дверях невесте, одурманенный бушующими эмоциями Арнав медленно приходил в себя. Разбитый кулак пульсировал горячими вспышками, тяжелыми толчками разгоняя по венам отравленную желчью кровь. – Что с тобой? Лаванья приблизилась и с опаской дотронулась до плеча мужчины, словно ощущая полыхавший внутри него жестокий огонь. Прикосновение остудило жар, отрезвляя разум пониманием. Сделав глубокий вдох, Арнав нашел в себе силы ответить: – Я в порядке, Лаванья. – И повторил, будто желая убедить самого себя: – Я в полном порядке.