Важнее правды, честнее лжи

Крик Кхуши резко оборвался. Ее будто ударили в живот, а дыхание мгновенно перехватило. Зажав рукой рот так сильно, что онемели губы, она безрезультатно пыталась одолеть охвативший ее ужас. Паника боролась со здравым смыслом, и холод пробирал ее до костей. Кхуши могла лишь давиться колючим страхом, отползая все дальше. Мысли испуганно роились в голове, попискивая, словно потревоженные мыши. Едва слышимый тяжелый хрип повторился, и от этого звука сознание вдруг прояснилось. Она обнаружила, что сидит на тропинке, совсем недалеко от людей, прятавшихся в надежных, светлых домах. Сумрак отступил под напором рассеянного света отдаленных фонарей, слабо озарявшего каменистую землю под ней и кусты, еще мгновение назад казавшиеся непроходимой чащей, а сейчас выглядевшие вполне мирной придорожной зеленью. Недавняя глубокая темнота скрывалась среди ветвей, но она больше не пугала так сильно. Где-то там был человек. Возможно, ему нужна была помощь. Правда, он мог оказаться простым бездомным или обычным пьяницей, уснувшим на улице... Мало ли в Дели таких? Кхуши пыталась рассуждать здраво, а сердце билось, как сумасшедшее, будто предупреждая. Что-то было не так. Смутное, необъяснимое ощущение неправильности витало вокруг нее, и причина этому ускользала. Почему же, почему ее никто не услышал?! Помощь. Ей нужно бежать за помощью. Вскочив на ноги, она что есть духу помчалась к проходу. Кхуши достигла его так стремительно, что, влетая в ворота, не сразу заметила препятствие на своем пути. С силой врезавшись в стоявшего человека, она вскрикнула от неожиданности, но волна облегчения тут же окатила ее дрожью. Вместе с узнаванием навалилась слабость, хлынули слезы. Вцепившись в плечо господина Беди, Кхуши сбивчиво затараторила, глотая слова и окончания: – Там... Вы... Нужно... Я упала, за..кричала, и он... Я не зна-а-ла... – Кхуши? Девочка, что с тобой? – Грузный пожилой мужчина ошеломленно отрывал повисшую на шее девушку от себя, встревоженно всматриваясь в перепачканное лицо. – Кто тебя обидел? Лакшми-Алакшми*, да Мадхумати его со свету сживет! Даже хлюпая распухшим носом, Кхуши не могла не улыбнуться услышанной угрозе в адрес неведомых обидчиков. Буа джи славилась крутым нравом и острым языком, и соседи не раз испытывали на себе всю мошь ее темперамента. При этом каждый в их квартале знал, что в этом большом, энергичном теле прячется добрая душа. Где-то там, очень глубоко – за наносной скандальностью и громогласностью – скрывалась прекрасная женщина. Лучше всех это было известно никому иному, как господину Беди, давно положившему на нее глаз. Оставаясь верной традициям, буа джи не давала мужчине ни малейшего шанса, но Кхуши с Паяль не раз ловили тайные заинтересованные взгляды тетушки на хозяина гаража. – Слышишь ты меня или нет? Голос мистера Беди заставил Кхуши развернуться в сторону забора. Активно жестикулируя, она торопливо заговорила сквозь слезы... Спустя несколько минут Кхуши сидела на ступенях крыльца, кутаясь в шаль, принесенную Паяль. Категорически отказавшись подходить к кустам ближе, чем на десять шагов, она сбежала обратно, но уйти в дом не смогла, и теперь беспокойно прислушивалась к тревожным голосам снующих людей. Совсем рядом мать о чем-то негромко переговаривалась с буа джи, а Кхуши бил нервный озноб. Ей ужасно хотелось знать, что случилось с мужчиной, лежавшим в кустах, но в то же время она боялась узнать ответ. – Богиня, пусть все будет хорошо! – шептала она. – Пусть все будет хорошо! – Кхуши, что ты там бормочешь? Паяль накрыла ее руку своей ладонью, привлекая внимание. – Ди, а вдруг он умрет? А я убежала. Я такая трусиха... – Глупая, ты же слышала Хэппи джи. Они с господином Беди во всем разберутся. Сейчас все вернутся, ты успокоишься и пойдешь спать. – Ишь ты! – Ворчливый недовольный возглас Мадхумати раздался прямо над ухом, и Кхуши вздрогнула, вжав голову в плечи. – Спать ей, как же! Отодрать бы ее за уши, чтобы не шлялась где попало! У нее свадьба на носу, а она совсем совесть потеряла. Вот скажу я Шьяму! – Сестра, перестань, – робко вступилась за дочь Гарима. – Ей и так не по себе. – Не по себе? – возмущенно вскинулась Мадхумати. – А будет знать в другой раз! Посмотри, чумазая какая! Хоть бы умылась, безобразница! Кхуши коротко взглянула на свои запыленные ладони, быстро обтерла их о колени и умоляюще сложила руки на груди. – Тетя, я же уже объяснила... Я просто... – Мадхумати джи... Мужской голос неуверенно вторгся в их разговор. Четыре пары женских глаз уставились на возникшего перед крыльцом Хэппи Сингха, во взгляде которого был такой неподдельный ужас, что Кхуши замерла. Ледяные щупальца страха вновь погладили спину. Она смотрела, как мужчина переминается с ноги на ногу, не решаясь что-то сказать, а нехорошее предчувствие нарастало, превращаясь в панику. – Там... – Что случилось-то, боже ж ты мой? – Там... Шьям джи... – выговорил Хэппи и испуганно вытаращился на них, будто не веря тому, что только что произнес. – Ах ты... – Мадхумати заполошно всплеснула руками. – Чего ж сюда не идет? – Он не может. – Почему не может? – Он неживой. – Кто неживой? – Да зять ваш будущий! Теперь и не будущий, а совсем неживой! Он это там... в кустах-то. Мадхумати замерла, недоуменно глядя на мужчину. – Что вы такое говорите? – Полицию надо... Шокированная Кхуши медленно приподнялась, цепляясь за перила, сжимая их до побелевших пальцев, но тут же ойкнула и свалилась обратно на ступени, потирая больную руку. Страшная правда медленно доходила до нее, погружая в странное оцепенение. Полицию? Зачем? Она же сама слышала... Ведь слышала? И... Шьям? Это был Шьям?! Кхуши хотела задать вопрос, но слова не шли. Она задыхалась. В ушах звенело. Образы сменяли друг друга, теснясь, выныривая пугающими воспоминаниями, слезливым раскаянием, сожалением... Карусель мыслей кружилась все быстрее, увлекала ее за собой, а потом появилось Ничто. Кхуши призрачно-эфемерным облаком парила в пустоте. Абсолютная тишина накрыла ее непроницаемым куполом. Ничто было серым и молчаливым, окутывало коконом отрешенности. Но вот появились первые робкие туманные струйки, поднимавшиеся вверх. Дымка постепенно разрасталась, вьюжилась, закручиваясь в спирали. Жалящие тугие плети бесцеремонно вторгались в Кхуши-облако, наполняли его, придавая вес и объем. Тело наливалось тяжестью, и чувство покоя таяло. Ничто обретало смысл. Кхуши моргнула. От этого движения окружающий мир вздрогнул и стал рельефным. Карандашный набросок реальности проявился полутонами, а затем начал обретать глубину. Кто-то гладил ее по плечу, и, повернувшись, Кхуши обнаружила сестру, напряженно прислушивавшуюся к разговору старших. Паяль не смотрела на нее, но привычка быть рядом в трудную минуту работала, как двигатель на холостом ходу: нагрузки еще нет, но процесс уже полностью запущен. Судя по всему, Кхуши отсутствовала совсем недолго, потому что никто не заметил ее состояния. За это время ситуация вокруг почти не изменилась, разве что суета усилилась, разбавленная горестными причитаниями и ощущением беды, да господин Беди успокаивал свою внушительную даму сердца. Обрывки разговора, долетавшие до ушей, никак не желали выстраиваться в стройный ряд. Вязь предложений словно стирали волшебным ластиком, оставляя нелепые рассыпающиеся завитки. Кхуши растерянно наблюдала за происходящим, силясь уловить суть. Шьям... Удар в голову... Мертв... С ней явно что-то происходило. Это нельзя было назвать ни страшным горем, ни болезненной тоской. Грудь не рвало в клочья. Горечь не жгла язык. Вина не выкручивала суставы. И это пугало. – Кхуши? – Да? Обеспокоенный вопрос Паяль вызвал равнодушный ответ. Он вырвался на удивление легко, будто ничего не случилось: не она уходила в Ничто, не она нашла собственного жениха и бросила его еще живым... Не она. – Кхуши... Мне так жаль. Молчаливый кивок. Объятия. Родное тепло от неровности вышивки под щекой. – Поплачь. Кхуши закрыла глаза, прижимаясь к Паяль. – Дорогая моя... Печальный всхлип матери. – Боже ж ты мой, боже ж ты мой... Горестные стоны буа джи. – Вот беда-то, Лакшми-Алакшми... Сокрушенные причитания господина Беди. Кхуши отмечала происходившие события со странным безразличием, а время вилось кругом под аккомпанемент всхлипываний и тревожных пересудов соседей. Словно во сне, она медленно открыла глаза, посмотрела на кольцо, мигнувшее вечерним тусклым светом так, будто тоже умирало, а затем неторопливо сняла его с пальца. Испуганное жалостливое оханье за спиной ее не обеспокоило. Дышать стало легче. Прибывшая полиция оживила квартал. Людская толпа быстро росла, скапливаясь неподалеку, и Кхуши даже с закрытыми глазами чувствовала на себе посторонние взгляды: сочувствующие и любопытные, безразличные и предвкушающие. Они, как пауки, щекотали кожу и вызывали омерзительное ощущение. Ее потянули в дом, но Кхуши не поддалась чьему-то влекущему жесту, лишь упрямо мотнула головой, отрешенно думая о том, что Шьям был хорошим человеком, а теперь его нет. И свадьбы не будет. Какой ужасный знак! Она должна быть хорошей – правильной – невестой, должна рыдать над несправедливостью судьбы, испытывать чувство потери... Хоть что-то! Но слез нет. Сухость и пустота. Почему же их нет? Почему есть только усталость? – Вы обнаружили тело? Кхуши вздрогнула от неожиданности, но строгий голос хлестнул по душе, внезапно вызвав негодование. «Тело»? Это человек! Он должен был стать ее мужем! И она смирилась с этим, приняла выбор старших! Пусть она его не любила, неважно. Но «тело»? Кхуши подняла голову и сердито посмотрела на невзрачного человека в форме. Странным образом, даже погоны не придавали ему внушительности. Среднего роста, нормальной комплекции, неопределенного цвета... Он выглядел безликой шестеренкой в отлаженном механизме правосудия. Человек был не один. За ним стоял невысокий плотный полисмен с синей нашивкой. Уцепившись большими пальцами за ремень, он словно поддерживал небольшое брюшко, свисавшее над поясом. Кхуши поднялась на ноги. Теперь – стоя на верхней ступени – она оказалась выше. Это отчего-то придало ей сил. «Толстяк и Серая мышь», – подумала она и, осмелев, решительно произнесла: – Не тело, а мой жених. – Погибший был вашим женихом? Толстяк сделал шаг вперед и встал рядом с Серой мышью. – Да, был. – Буа джи коршуном вылетела вперед, оттолкнув племянницу за свою спину. – Я спросил не вас. – Господин инспектор, я тетя этой девушки. И Шьям мне, как сын... Был, как сын. Голос Мадхумати дрогнул, но она воинственно подбоченилась, словно приготовившись к нападению. Офицер не оценил ее порыв. Он бегло взглянул на женщину и снова уставился на выглядывавшую из-за ее плеча Кхуши. Под его бесстрастным взглядом та съежилась, вновь растеряв уверенность, и отшатнулась назад, еще глубже спрятавшись за широкой спиной буа джи, как за надежной стеной. – Нам нужно задать ей несколько вопросов. – Сестра, это лучше сделать в доме, – приблизившись, шепнула бледная, как полотно, Гарима и выразительно показала глазами на зевак. – Инспектор, прошу вас, – продолжила она, приглашающе махнув рукой. Мадхумати подтолкнула Кхуши вперед. От этого толчка что-то изменилось. Сердце ёкнуло, забилось чаще в волнении. В груди шевельнулось тревожное чувство, от которого засосало под ложечкой. Провожаемые разочарованными взглядами соседей, лишившихся зрелища, Гупта в сопровождении полиции проследовали в дом. Кхуши коротко отвечала на вопросы, чувствуя, как с каждым новым из них вдруг исчезнувшие и так долго не появлявшиеся слезы подступают все ближе. Она рассказывала, как возвращалась, как упала, как бежала за помощью, а люди в форме все продолжали спрашивать, требуя новых подробностей. Дверь распахнулась. В гостиную юркнул еще один полицейский и, склонившись к Мыши, что-то тихо ему сказал. Тот хмыкнул и заинтересованно посмотрел на Кхуши. – Так, значит, вы не видели сегодня вашего жениха? – в очередной раз спросил Серая мышь, развалившись на стуле. Положив одну руку на стол, он пальцами отстукивал какой-то безумный, рваный ритм. – Нет, я была занята с самого утра, я уже сказала. Кхуши не понимала, что происходит. Страх вернулся и теперь зудел, как старая болячка, которую хотелось сковырнуть. В носу защипало. Жгучие слезы наконец нашли выход, и она быстро смахнула их, не желая расплакаться. – И вы утверждаете, что говорите правду, – кивнул инспектор. – На что вы намекаете? – вмешалась сидевшая на диване буа джи. Она уже давно с трудом держала себя в руках, старательно пытаясь не встревать в разговор, но сейчас ее терпение достигло критической отметки. – В чем пытаетесь обвинить нашу девочку?! – Сестра, успокойся. – Гарима положила руку на колено Мадхумати, удерживая ее от резких слов. – Ты, наверно, все неправильно поняла. – Да как же неправильно, боже ж ты мой! Какую правду от нее хотят? Мышь неспешно обернулся к ней. Пожевав губу, он оценивающе окинул женщин взглядом, а затем сказал: – В кармане убитого обнаружены документы, поэтому нам не составило труда установить его личность. Ваша племянница собиралась замуж за этого человека? – Конечно, собиралась! А как же? Стали бы мы неправду говорить? Уже и свадебную одежду купили, и украшения. Шьям все оплатил... – При его упоминании Мадхумати всхлипнула и прижала кулаки к вискам, качая головой. – Как же так... Такой хороший мальчик. Найдите того, кто это сделал! – сквозь слезы потребовала она. Мышь посмотрел на Толстяка, молчаливо стоявшего у двери. – Обязательно, – качнул он головой. – Есть только одна небольшая проблема. – На мгновение в гостиной повисла тишина. – Ваша племянница собиралась выйти замуж за человека, который уже женат.

***

Стояла глубокая ночь, а Арнав все ворочался, пытаясь устроиться поудобнее. Но кровать казалась слишком жесткой, подушки слишком мягкими, а невнятное сосущее чувство не давало покоя. Закинув руки за голову, он привычно всматривался в тени, что вырисовывали на потолке замысловатые узоры. Он делал так всегда, когда его мучала бессонница. Было что-то завораживающее в этом занятии. Иногда тени менялись от дуновения ветра или света луны, выглянувшей из-за туч, но чаще оставались неподвижны. Как сегодня. Где-то шумел город, будто не желая отдаваться размеренному покою, а Шантиван жил своей жизнью. Он утомленно затих и сейчас едва слышно постукивал сонной поступью прислуги, заканчивающей дела на первом этаже, поскрипывал распахнутыми рамами окон, впускавшим ночную свежесть, нашептывал сладкие сны своим обитателям. Арнаву же не спалось. Он размышлял. Мыслей было много, и они хороводились в голове, танцуя свой загадочный танец. Здесь Акаш витал в облаках, Анджали тяжко вздыхала, Лаванья улыбалась настойчивости мистера Шарма и... молчала Кхуши. Цепь воспоминаний распадалась, образуя отдельные звенья, сливалась в пары, а потом снова выстраивалась в ряд. Она тянулась нескончаемой вереницей, из-за чего сон не шел. Голова гудела, точно чугунная сковорода... Подобное сравнение было явно лишним, но мысль жила по своим законам. Она свернула с накатанного пути, закрутилась в тугую петлю, и в затуманенном дремой сознании вдруг зашипело кипящее масло с золотистыми завитками. Чертыхнувшись, Арнав резко сел на кровати, но, вопреки его желанию, воображение настойчиво боролось с уставшим сознанием. Масло продолжало насмешливо булькать, лопаясь веселыми пузырьками, и грозно шипело от капавших в него слез Кхуши. Сон пропал окончательно. Выбравшись из постели, Арнав подошел к открытому окну. Запрокинув голову, он уставился на темное небо с частой россыпью звезд. На душе было паршиво. На прикроватной тумбочке ожил телефон. Звонок выпотрошил спящий дом так резко и болезненно, что тело пронзило острой вспышкой неприязни. Обжигающие импульсы стремительно пробежались по нервам от кончиков пальцев к шее и собрались в плотный сгусток тревоги у ее основания. Чей-то звонок в столь поздний час не сулил ничего хорошего. С нехорошим предчувствием сев на край кровати, Арнав поднял трубку и отрывисто бросил в динамик: – Слушаю. – Доброй ночи, сэр. Заместитель инспектора Раджендра Сингх. Полицейский участок Лакшми Нагар. Арнав похолодел. Плечи свело напряженной судорогой. Полные слез глаза Кхуши из недавнего полусна заглянули в душу, а человек на другом конце провода тем временем прокашлялся и продолжил: – Я звоню по поводу Шьяма Манохара Джа. Облегчение было недолгим. Озадаченно нахмурившись, Арнав переложил трубку к другому уху. – Да? – Он был найден мертвым сегодня вечером. – Что?! Оглушенный Арнав сжал телефон так сильно, что пластик начал опасно потрескивать в его руках. – Это какая-то ошибка! – Нет, сэр. Личность установили по водительскому удостоверению. Мои соболезнования, сэр. Могу я задать вам несколько вопросов? – Это может подождать до утра? – механически спросил Арнав. – Конечно, сэр. Полнейшая тишина накрыла голову ватным одеялом. Шантиван больше не играл отголосками звуков, настороженно замолчав, будто ожидая реакции своего хозяина. Арнав в оцепенении посмотрел на трубку в своих руках, а затем медленно и аккуратно вернул ее на место. Это не могло быть правдой. Не могло. Улыбающийся зять заботливо ухаживал за Анджали в его воспоминаниях, а душу переполняло отчаяние. Предстояло сообщить эту страшную новость сестре.

***

Кхуши не верила своим ушам. Прижатая к внушительной груди буа джи, обхватившей племянницу обеими руками, она совершенно потеряла способность соображать. Случайность за считанные минуты обернулась трагедией, ужасным обманом. Казалось, сердце сейчас разорвется от боли и обиды, но ей не дали времени даже осознать. В участок? Ее забирают в участок?! После всего, что она услышала только что? – Куда вы девчонку тащите посреди ночи? Да как вы можете?! Боже ж ты мой, на ней и так лица нет! Нашла она его — и что? Умер, как шакал! Туда ему и дорога! Поверили мы ему, подлецу... – вдруг заплакала она и простонала: – Что ж я натворила, девочка моя... Это все я виновата! – Тетя... В углу бессильно мычал разбуженный отец, а Кхуши вжималась в дебелое, мягкое тело буа джи, пытаясь отгородиться от своей судьбы. Она безмолвно плакала. Гарима дрожащими руками вцепилась в локоть дочери. С другой стороны Паяль тщетно пыталась обхватить сразу всех. Не сумев этого сделать, она просто прижалась к плечу сестры, став еще одним якорем, удерживающим Кхуши на месте. – Не пущу! – гневно выкрикнула Мадхумати, крепче обнимая племянницу. – Даже не думайте, что на вас нет управы! – Мы во всем разберемся, – настаивал Мышь, начиная терять терпение. – Если девушка ни при чем, мы сразу ее отпустим. – Ни при чем она! Конечно, ни при чем! – Гарима выпустила дочь и метнулась к полисмену. – Господин инспектор, не трогайте ее! Прошу вас! – частила она сквозь рвущиеся рыдания. – А хотите? Возьмите меня! Я все расскажу! – Обнадеженная пришедшей в голову идеей женщина закивала, заглядывая полисмену в лицо. – Все, что нужно, расскажу! – Да вы с ума сошли! – рявкнул тот и махнул рукой Толстяку, в ту же секунду двинувшемуся с места. Через несколько минут дрожащая, испуганная Кхуши в сопровождении полиции спускалась по ступеням. Она была ни в чем не виновата, но чувствовала себя преступницей под напряженными взглядами соседей. Позор обрушился на нее, заливая мокрые щеки краской стыда, и она быстро прошмыгнула вслед за Толстяком, низко опустив голову. Где-то позади осталась рыдающая семья... Забившись в угол на заднем сидении полицейского джипа, вонявшем чем-то неприятным и отталкивающим, Кхуши всю дорогу не решалась поднять глаза. Совершенно не прислушиваясь к переговаривающимся блюстителям порядка, она сосредоточилась на том, чтобы не разреветься. Ушибленная рука, на которую она совсем перестала обращать внимание, вдруг некстати напомнила о себе, покусывая легкими вспышками боли. Это совсем не помогало бороться со слезами. А что, если она окажется в тюрьме? При одной только мысли об этом от страха кружилась голова. Кхуши затошнило. Нет, она ничего не сделала! Сейчас ей зададут пару вопросов, она докажет, что является честным человеком, и уже утром будет дома. Богиня ее не оставит. Ведь так? Так. Но внутренний голос шептал, заставляя сомневаться. Если Богиня с ней, то как же она допустила все это? И помолвку? Интересно, жене Шьяма уже сообщили? Нет. Сейчас нужно сохранять спокойствие. Не время думать о Шьяме, поэтому она не станет. Подумает позже. Кхуши потерла больное запястье, глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки. Джип нырнул во двор полицейского участка, сбавил скорость и остановился у бетонного забора, огораживающего длинное трехэтажное здание. Задняя дверь распахнулась, приглашая выйти. Замотавшись в шаль, в которую ее заботливо укутала плачущая мама перед уходом, Кхуши вылезла из машины, робко оглядываясь по сторонам. Ей еще ни разу не доводилось бывать в полиции, и все ее сведения ограничивались лишь кинофильмами. Они с Паяль часто смотрели их вместе. Иногда это был большой кинотеатр, где публика свистела и улюлюкала всякий раз, как очередной героический полицейский настигал кровожадных бандитов. Но лучше всего были домашние вечера в обнимку с сестрой. Часто Паяль смешно вздрагивала, закрывая глаза от страха. Она до слез переживала за персонажей, а Кхуши это ужасно веселило. Уютные воспоминания ослабили тугой узел страха. На сердце стало легче. Кхуши подумала, что она сознательный гражданин, и ей не в чем оправдываться, а значит, все кончится быстро и безболезненно.