Важнее правды, честнее лжи

Такси подпрыгнуло на ухабе и Кхуши сильно тряхнуло. Стукнувшись лбом, она потерла место удара и открыла глаза, сонно всматриваясь в пролетавшие мимо вывески и закрытые ставнями окна торговых лавок. Вот они миновали родильный дом. Позади остался старый кинотеатр, подслеповато мигнувший неоном рекламы. До дома буа джи оставалось всего пара кварталов, когда взгляд Кхуши упал на показавшиеся впереди распахнутые двери небольшого храма, расположенного в приземистом неприметном здании. Спрятавшись между жилыми домами, он приветливо манил теплым светом, рассеивая темноту, сгущавшуюся над узкой лентой тротуара. Водитель остановился на перекрестке, дожидаясь нужного сигнала светофора. Он лениво сплевывал табачную смесь, равнодушно поглядывая по сторонам, а Кхуши не могла оторвать глаз от решетчатых окон без стекол, за которыми мерцали лампы и шла вечерняя служба. Ее словно связали крепкой пуповиной с мелькавшими в глубине проворными руками пуджари, читавшего мантры перед украшенной гирляндами бархатцев мурти.* Сон как рукой сняло. Желание окунуться в божественную, одухотворенную атмосферу стало нестерпимым. Кхуши ужасно захотелось сбросить с себя напряжение, поддаться завораживающему речитативу, раскачиваясь в такт и впадая в нирвану. Поколебавшись несколько мгновений, она рассудила, что час еще не слишком поздний, а служба не продлится очень долго. До дома рукой подать, и добежать до него не составит никакого труда. Никто не успеет даже заметить, что она чересчур задержалась. – Стойте, стойте! – скомандовала Кхуши, заставляя вновь тронувшегося рикшу остановиться. – Я выйду здесь. Отсчитав нужную сумму, она на ходу сунула деньги водителю и выскочила на проезжую часть, вспугнув спящего у обочины бездомного пса. Совершив омовение в большом чане у входа, Кхуши смешалась с группой верующих и сложила руки в молитвенном жесте. Время остановилось. Земное стало зыбким и далеким. Не было сожалений. Исчезли сомнения. Тело обрело легкость и невесомость. Бог заполнил собой воздух, слова пуджари, ее саму... Она поклонялась ему, отдавая частицу души с каждой крупицей священного пепла, с каждым цветком, что осыпали мурти, с каждым хрустальным перезвоном колокольчика и звучанием киртаны.* Божественная сила плескалась вокруг могучим океаном, и не подчиниться ее воле было невозможно. Служба закончилась. Расходившиеся люди задевали Кхуши, толкаясь и напирая. Помещение быстро пустело, а она все стояла, не в силах расстаться с окутавшим ее ощущением света и теплоты. Где-то на задворках памяти маячили неприятные воспоминания о предстоящей свадьбе, шуршали осколки разбившихся ожиданий, но сейчас они не причиняли беспокойства. Чувствуя ласкающее поглаживание Богини, Кхуши нежилась в расслабленном облаке покоя. Внезапно чье-то прикосновение вторглось в него, разрывая туманную завесу перед глазами. Она вздрогнула, еще покачиваясь на волнах умиротворенности. Безмолвие натянулось белесой пленкой и лопнуло вместе со словами стоявшего перед ней пандита, разметавшись отблесками лампад. – Прими благословение. Машинально подставив правую ладонь под маленькую ложечку, Кхуши приняла святую воду. Стараясь не коснуться губ, она плеснула ее в рот и, окропив оставшимися каплями голову, окончательно вынырнула в реальный мир. Уходить не хотелось, но темнота за окном не оставляла выбора. Торопливо вознося благодарность, девушка улыбнулась статуе у алтаря и выскочила на улицу. Оказавшись за порогом храма, Кхуши охнула. Россыпь ярких звезд украсила небо. Тени стали гуще, а сияние фонарей ярче, напоминая о позднем часе и неминуемой трепке. Прибавив шаг, она выскочила на проезжую часть, обгоняя пожилую – явно супружескую – пару, неспешно шагавшую по узкому тротуару. Женщина, идущая чуть позади мужа и прикрывавшая лицо краем накидки, бросила на нее быстрый взгляд из-под густых бровей. В ту же секунду любопытство в ее глазах сменилось тревогой. Кхуши не успела даже осознать эту перемену, как неожиданный сильный рывок вдруг толкнул ее к стене дома. Пытаясь удержаться на ногах, она рефлекторно выставила руку вперед. Запястье пронзило раскаленными иглами. Локоть ошпарило неровностью цементной штукатурки. Из глаз брызнули невольные слезы. Кхуши болезненно охнула и открыла рот, намереваясь возмутиться, но резкий возглас замер в груди от сердитого вопроса мужчины: – Что ж не смотришь, куда идешь?! Только сейчас Кхуши заметила удалявшиеся огни автомобиля. Они насмешливо мелькнули далеко позади и растаяли в ночном городе, подняв фонтан брызг из придорожной лужи. – С-спасибо, – выдавила она, чувствуя, как утихает острая огненная вспышка в руке, превращаясь в тлеющие угли саднящей боли. – Ты в порядке, дочка? – обеспокоенно спросила женщина и продолжила: – Вот и хорошо. Постой-ка...– Она вдруг пригляделась повнимательнее. – Уж не Мадхумати ли ты племянница? Кхуши согласно кивнула. – Намасте... – вежливо поприветствовала она прохожих, озадаченно всматриваясь в совершенно незнакомые лица и потирая ушибленное запястье. – Вы меня знаете? – Тетку я твою знаю. – Женщина поджала губы, будто вспомнив нечто малоприятное. – И тебя видела. Только маленькая ты была, вот и не помнишь... – Чего ходишь так поздно одна? – Строгий голос мужчины вмешался в их разговор. – Разве это дело? Куда твои мать с отцом смотрят? При напоминании о родителях Кхуши забеспокоилась. Спешно свернув разговор, она понеслась дальше, прижимая к груди ноющую правую руку. Подошвы джутти шлепали по тротуару, норовя свалиться с ног. Чувство вины нарастало с каждым шагом. Не стоило ей так задерживаться. Матери она не боялась, но вот тетиного гнева стоило опасаться. В лучшем случае буа джи огреет ее полотенцем, а в худшем... Стараясь не думать о последствиях своего опрометчивого решения, Кхуши все ускорялась, почти срываясь на бег. Впереди, скрываясь в густых зарослях, показался знакомый глухой забор с вьющейся вдоль него неприметной дорожкой. За ним прятались пятачки небольших темных двориков, среди которых затесался и ее собственный. Освещенная часть дороги резко уходила в сторону, огибая скопление жилых домов, и Кхуши резко затормозила, пытаясь разрешить вставшую перед ней задачу. Что выбрать: сумрак тревожного короткого пути или безопасность длинного? Кхуши завертела головой, осматриваясь по сторонам и, не обнаружив ничего подозрительного, глубоко вздохнула. В конце концов, что с ней может случиться? Да и усталость брала свое... А дом — вот он, рукой подать. Она представила, что уже через несколько минут может подниматься по его ступеням и стиснула лямку сумки. Недавний ушиб тут же напомнил о себе, заставив поморщиться. Решительно свернув на тропинку, Кхуши сделала шаг в темноту.

***

Уже долгое время Арнав смотрел через лобовое стекло на мерцающие приглушенным светом окна, и со стороны могло показаться, что он крайне сосредоточен. На самом же деле, мысли текли бурливым потоком. Они складывались в хаотическую картину рассеянных образов, в центре которой неизменно оказывалась Кхуши, и бороться с этим не удавалось. Сколько раз он обещал себе выкинуть ее из головы? Существовал ли способ не думать? Арнав бежал от себя до позднего вечера, но ни бестолковость персонала, позволявшая выпустить пар, ни загруженность делами, помогавшая отключиться, не давали возможности не вспоминать. Это было невыносимо. Шантиван заглядывал в машину подслеповатыми глазницами. Где-то там спала его будущая жена... А может и не спала, терпеливо ожидая его появления. Зачем он вообще затеял эту свадьбу? То, что когда-то будоражило кровь, разбуженное жаждой обладать и подчинять, сейчас вызывало раздражение. Чувственность Лаваньи, прежде умело распалявшая и будившая плотские желания, теперь казалась пошлостью. Ее ласкающие прикосновения стали назойливостью, преданный взгляд — заискиванием... Как же он не замечал этого раньше? Откуда взялось это понимание? Неужели в этом виновата Кхуши - сумасбродная неловкая девочка-ребенок с идиотскими убеждениями? Его тянуло к ней – к ее свежести, чистоте и наивности. Тянуло немыслимо, тяжело... Обжигало теплом, разливавшемся в груди от одного ее присутствия. Ломало собственные принципы, вытесняя их невольным уважением к чужим устоям. Он словно сопротивлялся гигантскому магниту, сила которого была непреодолимой. Отталкивался ненавистью, бросался яростью, прикрывался равнодушием, однако это не помогало. И приближающаяся помолвка никак не решала проблему. Она только создавала новые, возникавшие одна за другой, тогда как Арнав надеялся разрубить этот удушливый узел. Превратить кричащую тишину в безразличное молчание. Вернуть свою жизнь. Но скоро все закончится. Он женится. Кхуши выйдет замуж... Она. Выйдет. Замуж. Эта фраза вызвала почти физическую боль, и, скрипнув зубами, Арнав стиснул рулевое колесо. Почему же так хотелось этого не позволить? Громко взвизгнули покрышки, разрывая ночную тишь. Арнав повернул голову в сторону звука, с недоумением глядя на белый седан, совершивший крутой маневр и резко затормозивший по соседству. Ни Мохан, ни Сунил даже в мыслях не позволили бы себе допустить подобного отношения к имуществу хозяев. Они слишком дорожили своим местом, обеспечивавшим безбедное существование, и прекрасно отдавали себе отчет в том, что претенденты на их место не заставят себя долго ждать. Сменить форму личного водителя семьи Райзада и стабильность на неустроенность вольных хлебов и безденежье – такая перспектива вряд ли устроила бы обоих. Водительские двери обеих машин распахнулись одновременно. – Акаш?! Арнав с удивлением смотрел на кузена, растерянно моргавшего в мягком свете фонаря. Тот крайне редко садился за руль, предпочитая расслабленную безответственность пассажирского сидения, поэтому его появление было сродни нежданной грозе среди ясного неба. Это стало еще одним штрихом к странностям поведения Акаша в течение всего дня. – Где ты был? – требовательно спросил Арнав, всматриваясь в лицо брата, суетливо поправлявшего ворот рубашки. – Ты не предоставил мне отчет, ушел от ответа, и я не мог дозвониться тебе весь вечер! Желтый рассеянный свет подчеркнул тени, залегшие под глазами Акаша. Он снова моргнул, будто не сразу понял вопрос. – Я? – Ты. – Мне нужно было... Я... И вот... – Что? – рявкнул Арнав, пытаясь разобраться в тихом бессвязном бормотании. – Встреча... – Что – встреча?! – Арнав чувствовал, как окончательно закипает от всей этой неопределенности. Бестолковые ответы выводили из себя, а он никак не мог выявить причину потерянности кузена. – Да! Ее перенесли, а потом я... Мистер Шарма... – Акаш встрепенулся, словно поймав собственную мысль за хвост, но вновь сбился и замолчал. – Мистер Шарма принял все наши условия. Я это уже знаю, – жестко закончил Арнав за него. – Но не благодаря тебе. Ты же знаешь, какие деньги на кону, Акаш! Даже если у тебя проблемы, то ты не должен подставлять под удар компанию! Это серьезная сделка. Неужели я должен контролировать еще и тебя?! – Нет-нет, брат. – Взгляд Акаша наконец стал более осмысленным. – Все в порядке. – Хорошо, что тебе хватило ума вовремя подключить Амана... – раздраженно ответил Арнав, но недовольство постепенно отступало. – Что с тобой сегодня? – уже мягче спросил он Акаша. Тот снова сник. – Ничего, брат. Совсем ничего. – О, правда? И именно поэтому ты сам оказался за рулем? Акаш неопределенно пожал плечами. – Пойдем в дом? – ушел он от ответа. Арнав окинул его взглядом и молча пошел вперед, поняв, что вряд ли сможет услышать что-то вразумительное. Они пересекли полутемную гостиную, бросая друг на друга осторожные взгляды. Арнав косился хмуро и озадаченно. Акаш же, едва скользнув по лицу брата и заметив его повышенное внимание, моментально прятал глаза. Он исчез в своей комнате даже не попрощавшись в то же мгновение, как Арнав протянул руку, чтобы коснуться его плеча. Ладонь погладила воздух и застыла с тем же досадливым удивлением, что расцвело на лице ее хозяина, смотревшего вслед удалявшейся ссутулившейся спине. – Что за?.. Акаш! Ответом ему был стук закрывшейся двери. – Невероятно! – процедил Арнав сквозь зубы. Он замер на минуту, слушая тишину, а затем отправился к себе. В комнате было сумрачно и прохладно. Легкий гул работавшего кондиционера почти не нарушал умиротворяющее ночное беззвучие. Щелчок выключателя разогнал синие тени, заливая пространство уютным светом. Расстегивая пуговицы жилета, Арнав хотел сбросить надоевшую обувь и упасть на кровать, с наслаждением вытягивая ноги, но неожиданный шорох легким вздохом разнесся по внутреннему дворику, отразился от водной глади бассейна и растаял в кроне старого дерева. Приблизившись к распахнутому окну, Арнав увидел съежившуюся в плетеном кресле Анджали. – Ди? Броситься к ней было так естественно и привычно... Тревога за сестру всегда вытесняла все посторонние мысли, оставляя лишь заботу и беспокойство. Солнце вставало на востоке, утро сменяло ночь, Анджали нуждалась в брате. Закон мироздания. – Ди! – Арнав присел перед ней. Тонкие холодные пальцы послушно нырнули в тепло его ладоней. – Что ты здесь делаешь? – Жду тебя. – Выглядевшая странно напряженной Анджали подняла на брата глаза. – Зачем? Что-то случилось? Волнение нарастало, увеличивалось в размерах, поднимаясь к небу гигантским аэростатом. Тот трещал на швах, натужно тянул за собой корзину, полную вопросов, но пока держался, подчиняясь горению разжигаемого в сердце пламени. – Ну же, ди! – Все хорошо, братик. Анджали задумчиво смотрела на выдохнувшего с облегчением Арнава, будто взвешивая «за» и «против». – Тогда почему ты еще не спишь? Куда смотрит твой муж? – Его нет. – Пожав плечами, Анджали осторожно освободила свои ладони. – Шьям снова уехал? – спросил Арнав, опускаясь на пол рядом с сестрой и подтягивая к себе колени. Сцепив руки в замок, он уставился на блики света, прыгавшие в голубизне нарядно подсвеченной воды. – Чоте, тебе не кажется, что его слишком часто не бывает дома? – Такая у него работа. – Пришла очередь Арнава пожать плечами, но печальный голос Анджали невозможно было оставить без внимания. Повернувшись к сестре, он изучающе посмотрел на нее. Анджали встретила его взгляд и тихо, неуверенно спросила: – Ты так думаешь? Неясная тень мелькнула в ее глазах, и Арнаву показалось, что сестра колеблется, не решаясь что-то сказать. – О чем ты? – нахмурился он. – Нет, ни о чем. – Анджали вздохнула. – Я пойду. Вскочивший на ноги Арнав протянул руку, помогая сестре подняться. Она замерла перед ним ненадолго, а затем нежно коснулась его щеки. – Спокойной ночи, Чоте. Дверь мягко хлопнула, развеивая аромат сладких духов, и оставшемуся в одиночестве Арнаву отчего-то подумалось, что обрастающий недоговоренностями Шантиван все больше напоминает сумасшедший дом.

***

Ветви кустарников недружелюбно покачивались на ветру, шелестя листвой, словно перешептываясь о чем-то своем. Под ногами перекатывались мелкие острые камни. Они набивались в обувь, но Кхуши старательно их не замечала. Она отсчитывала шаги, стремясь как можно скорее добраться до черного проёма, маячившего впереди – так близко и так далеко... Смелость таяла, стекая по спине липким потом. Ужасно хотелось почувствовать рядом чье-то плечо. Пусть даже этот кто-то обвинял бы ее в чем угодно, изливая желчь вместе с руганью. Это лучше, чем испытывать мерзкий страх перед темнотой и поджидающими за углом возможными неприятностями. Перед глазами мелькнуло мрачное, злое лицо, и Кхуши замедлила шаг, вдруг осознав, что снова вспомнила Арнава. Да что же с ней происходит? Она должна думать о Шьяме, а вместо этого раз за разом видит другого! Сердце ёкнуло. Отчего же ее глупая голова никак не желала расставаться с подобными мыслями? Кхуши стукнула себя по лбу, избавляясь от наваждения, и в тот же миг оступилась, провалившись ногой в каменистую выбоину. Потеряв равновесие, она качнулась вперед и попыталась за что-нибудь схватиться, но сила инерции уже тянула ее за собой. Треск ломаемых ветвей заглушил испуганный вскрик девушки, свалившейся в кусты. Зажмурившаяся Кхуши не сразу поняла, где оказалась. Приземлившись боком на поврежденную руку, она зашипела от боли и часто заморгала от выступивших слез. Щеку защипало. Перевернувшись на спину, Кхуши потянулась к голове и коснулась кончиками пальцев влажной кожи. Жжение усилилось – видимо, острый сук расцарапал лицо. Невезение буквально преследовало ее по пятам. Плакать не хотелось, но рыдания от обиды на себя и судьбу все же прорвались вместе с судорожным нервным дыханием. Нужно было выбираться отсюда, но сесть не получилось – упругая зелень надежно держала ее в своих объятьях. К тому же, Кхуши потеряла ориентир в темноте. Вполне возможно, при дневном свете это место превратилось бы в маленький кустик у дороги, но в этот час даже густая трава могла показаться лесом. Единственное, что было совершенно ясно – она оказалась на дне неглубокой ямы в самой гуще переплетенных колючих ветвей. Но где-то здесь был забор. И тропинка. И люди. Можно было бы позвать на помощь, но эту мысль Кхуши отмела сразу. Глупо кричать, всего лишь свалившись в колючки. Глупо, даже если внезапно нахлынувший страх щекочет лопатки и шею. Подтянув к себе ноги, она встала на четвереньки и поползла наугад, стараясь не думать об унизительности подобной позы. Выбираясь по пологому склону канавы, Кхуши заметила, как редеет листва. Ободренная этим, она воспряла духом, но добравшись до края ямы, внезапно наткнулась на невидимую преграду. Мало того, громоздкий предмет, преграждавший ей путь, вдруг издал сдавленный хрип. Вцепившись в землю, Кхуши застыла, чувствуя, как ужас поднимается по затылку леденящим холодом, впивается в горло шипами, не позволяя кричать. В панике попятившись прочь, она вывалилась на дорожку и наконец завизжала.