Фиалка

      Его затея обернётся скверно. Клану — прежде всего. Он отдаёт себе в этом отчёт так же ясно, как и в тот день, когда поставил точку в дружбе с Учихой.       Документы подписаны. Дела подбиты, текущие проблемы решены, нет ничего, с чем не справятся старейшины и До-сан.       Буцума не может взять с собой никого — таково условие. Не то время, чтобы пытаться выиграть, выставляя ситуацию себе в плюс.       До-сан вынужден остаться — нет приемника кто займёт место главы клана. Буцума сделал всё от него зависящее, главное — сохранил лицо, не дал ударить в момент отчаянья и счесть потерю за малодушие. В клане надежды не теряют. Двор в смятении, но статус Сенджу остался непоколебим. Уверенность главы клана не дала и шанса зубоскалам кусануть во весь рот. Ничего не изменилось — говорят дела. Даймё под охраной, груз из Страны Долины доставлен в сроки. Буцума не пустился в поход, а стал планомерно решать возникшие с отсутствием Суйрен задачи. Дворцовые вопросы решаются Онрё-саном, глотки врагов всё так же сжаты — не дрогнул ни один палец. За Буцумой потянулось смутное послевкусие, будто бы потеря супруги никак не обернулась, ничем не задела и не повлекла за собой последствий, хотя многие считали, что начнётся новый кровавый поход. От него ждали, но Буцума давно мужчина. Не мальчик, готовый положить жизнь за честь и справедливость. Решения ныне требуют прагматизма и холодной головы.       В селении его поступок расценят данью уважения к супруге или назовут глупцом.       Скреплённый подписью приказ остаётся для спящих старейшин, если, в случае гибели равной примерно девяти из десяти, Буцума вынужденно покинет пост, До-сан и Онрё-сан отвечают за клан и имеют полномочия главы, пока не найдётся одобренный ими претендент. Советников хватит удар. Знать они и не должны были с самого начала, потому что подготовка требует спокойствия и времени. Даже отсутствие в селении несколько недель привело к печальным результатам. Запасы провизии на зиму пришлось собирать в спешке — много не успели. Подручные Суйрен из кожи вон вылезли, чтобы выполнить возложенные обязательства, но старейшины — старые бараны и шагу ступить не давали из-за собственного снобизма и заносчивости. Голод ещё не вступил костлявой ступнёй в жизни клана, но топчется за воротами. Что говорить о самоубийственном решении встретиться со смертью лицом к лицу. Не отпустят. Ног лишат, а заставят сидеть в селении. Старейшина Чинацу лично заточит топор. Ей похищение Суйрен не беда, а мёд. Буцума не вникал в отношения между женщинами, один только график говорит обо всём. Старейшина Чинацу поступает правильно, каждое её действие оправдано и взвешено, и женские дела для мужчины тёмный лес, где за каждой ёлкой по отряду злючих Учих, но будь Буцума женщиной неприменно оскорбился бы. Зная Суйрен — она оскорбилась, но следует указаниям, ведь стремление стать матерью не менее сильно чем его — отцом. Причастность к похищению осторожно проверили — ни Чинацу, ни её подручные отношения не имеют.       Покинуть клан — обречь людей на гибель, но Буцума никому не позволит будь то двор, враг или хоть сами о’ни, красть его супругу и выплясывать ритуальные танцы на репутации Сенджу. До-сан остаётся в тяжёлой ситуации. На его плечах неподъёмный груз, просто иначе — нельзя. Он одобрил. Молча, как всегда, похлопал по плечу, прежде всего начал дрессировать своих шиноби. Незаметно усилил количество охраны на постах, но незаметно он не умеет, а потому селяне — заволновались, и пока нет паники, Буцуме необходимо решить вопросы последним оставшимся способом. Поступить по-другому — предать себя. Как главу клана, как шиноби. Как мужа.       Документ украсила личная подпись. Буцума убрал кисть, сложил руки на груди. Тушь сохнет медленно, холод пробирается под одежду, нервно знобит кожу. Его дом пуст. Необъяснимо одиноко без женщины, которая лишь белая тень в его жизни. Третья луна прошла без Суйрен. Свиток с посещениями уныло чахнет в нише — Буцума дотошно исполнял супружеский долг. Теперь один на футоне он пересчитывает бамбук на потолке. За прошедшее время у них вполне могло получиться.       Акане поникшая слоняется из угла в угол. Стёрты все тряпочки, которыми она снова и снова протирает пыль. Перебирает одежду госпожи, готовит чай с красными ягодами и тихо беседует сама с собой поздними вечерами.       Сабуро не сопротивляется, когда Акане с горя лупит его, голову ниже опускает. Уже несколько лет ему поручено следить за каждым шагом супруги главы клана, и он исполнял обязанности, а ведь умыкнули прямо из-под носа.       До-сан выпустил струю дыма, глядя в одну точку. Онрё-сан тяжко вздохнул, размахивая смог пёстрым веером.       Буцума сложил лист пополам, поставил инкан*. Конверт лёг перед До-саном, и молча был принят. Без вопросов — уверен ли, стоит ли — обсуждение давно закончено лаконичным — уверен. Впереди нелёгкая прогулка. Из разнообразия возможных — единственный вариант. Таджима удивил длинным языком, самолично явившись на встречу, хотя Буцума думал, что выбивать придётся кулаками. С его мотивом поболтать разбираться ещё годы вперёд, но он помог, что куда важнее, чем убить. Никто не похвастается личным информатором в виде красноглазой хари Зенчи. Да, да не сокращай… и что-то там про смысл.       Онрё-сан задержал уже у самых сёдзи простой, напутственной просьбой:       — Малыш Буцума.       Буцума не обернулся, лишь свёл брови.       — Верни её, ладно?       Несколько месяцев назад. Середина октября.       Небольшой плоский остров, напоминающий формой — веер, от берега до берега сотня шагов. Двое суток прохладных ночей и случившийся на кануне дождь размыли следы в месиво грязи и тины. Земля изрезана змеиными рытвинами стекающей воды, но кровь местами осталась. В день, когда пропала Суйрен, на острове произошёл чудовищный выброс чакры. Чей — вопроса не возникло. Хьюга имеют специфическую чакру — нейтрально-прохладную, с особым клановым отпечатком, который не спутать с другими, не имеющими стихии. Стража отреагировала оперативно. Отряд шиноби, в числе которых Сенджу и Хьюга, прибыли через четверть часа, но опоздали. Кроме одного мёртвого тела и одного раненного, живых не застали. Как и зачинщиков.       Буцума растёр по кончикам пальцев бурый след. Бойня развернулась лихорадочная. Судя по отпечаткам запёкшихся в лужах тел, человек десять минимум. Но найден один. Кто с кем и что делили спросить не у кого. Раненным оказался один из Хьюга. Молодой мужчина благородной наружности, заметно ухоженный и весьма толковый шиноби. Отсутствие печати на лбу явный признак высокого положения, как минимум — принадлежность в основной ветви. Глава клана не смог внятно объяснить причину, приведшую его на остров. Цукида-доно несколько озлобился, хоть и стремился выглядеть удивлённым — глаза выдали — марево раздражения сгустилось в ненастье ирисов.       Труп не опознали. Неизвестного шиноби уложили в мертвецкой. Под охрану. Им предстоит заняться придворному прозектору, само собой после осмотра лично Буцумой, потому как ни одному ему показалось странным совпадением оба случая: похищение Суйрен и бойня на острове. Хьюга, если выживет, даст ответы, но лекари обозначили ему крайне мало шансов. Чинацу-сан снарядила в столицу лучших клановых ирьёнинов, а если понадобиться, то и к Яманака обратятся, не побрезгуют. Ко двору менталисты не допущены, но среди свиты есть юноша их породы, изнеженный из кагэма — вакашу*, лицом похожий на тринадцатилетнего подростка. Буцума знает о нём со слов Онрё-сана. Если придётся — заставят насильно.       Прозектор, конечно, против присутствия на вскрытии трупа — вмешательство неотёсанных болванов унижает великолепную репутацию лучшего в своем деле, ненамеренно ставит ребром вопрос о недоверии к навыкам, но Буцуме решительно всё равно. Шиноби видят трупы в разы больше и разбираются в ранах ничуть не хуже. Понять, как и чем нанесены увечья плёвое дело, в то время как учёный прозектор упустит добрую часть улик просто потому что не понимает откуда они взялись. Шиноби учат разбираться в трупах с ранних лет, сразу после первой жизни на их счету, в грязи и вони, наблюдая как кровь набирается синюшной шишкой или изливается из вспоротой глотки. Владение оружием лучше любых сенсеев натаскивает на понимание причин смерти.       Соя за спиной тяжело вздохнул. Он хмур и подавлен. Молчаливо скорбит, не смея впасть в горе, когда должен выполнять обязанности. Его супругу Рису нашли вскоре после похищения. Мёртвой. Утопленной во внутреннем пруду в трёх десятках шагов от покоев Сенджу. Карпы вдоволь полакомились её лицом и телом. Рису убили, затем скинули тело в воду. Умерла она легко, но даже это не умаляет горя её мужа.       Рису не покидала Суйрен с детства, сопровождала, сжимая припрятанный в рукаве кунай, когда жених забирал в селение. Позже, как личная охрана супруги главы клана, прибыла в столицу, вышла замуж и осталась. Суйрен не представляла себе выйти без неё в жёсткий мир дворцовых интриг и заточенных кайкенов по два в каждом рукаве.       Буцума понимает горе брата, надеясь лишь не встать с ним в один ряд. Дерзкое похищение, хлёсткая оплеуха Сенджу, но что важнее — без следов. Как замешаны Хьюга и замешаны ли, или попали под раздачу волей случая. Вопросы-вопросы, только вопросы.       Буцума поднялся, ещё раз окинул взглядом перепаханный схваткой берег. Остров не даст ответов больше, чем уже найдено. Надежда лежит в лазарете под печатями ирьёнинов.       — Возвращаемся.       Обратный путь занял немного времени. У ворот навстречу им выбежал один из охраны. Запыхавшийся, едва заметив командира, прокричал:       — Тайчо! Хьюга хотят отправить свидетеля в клан!       Длинный коридор в триста шагов преодолели спешно. Соя сдержанно шагает за спиной главы клана. Будь его воля — пронёсся бы сквозь стены, но ему, как и Буцуме, запрещено во дворце вести себя по-шинобьи, а дорожки здесь исключительно прямые, не срезать.       Хьюга и впрямь — захотели. Собрались всей придворной толпой у лазарета. Издали слышаться надменно выдержанные требования немедленного визита к раненному. Лекарь и десяток охраны Сенджу стоят насмерть — убеждениями, пока без оружия, но позиции их с появлением главы Хьюга заметно ослабли.       Соя сжал кулаки:       — Что это значит, Хьюга-сама?!       Требования стихли. На прибывших уставились возмущённые взгляды. В коридоре повисла длительная пауза. Придворные переглянулись, но никто не поспешил поставить на место зарвавшегося начальника охраны на три ранга ниже. Так и оставили рты закрытыми, когда увидели прибывшего в столицу главу Сенджу. Некоторые с весьма неприличным звуком сглотнули.       Хьюга Цукида глянул через плечо. Глаза его прошлись по Сое и остановились на каменном лице Буцумы. По отразившемуся меж бровями удивлению — он прекрасно понял, что без боя раненного не отдадут.       — Я всего лишь забочусь о представителе клана.       Соя изогнул верхнюю губу в гневе, сдержанно рыкнул:       — Пытаясь увезти?       — Да-а, — небрежно бросил Цукида, явно считав угрозу. — Отправлю в селение, чтобы он пришёл в себя.       — Вы в своем уме, Хьюга-сама? Единственного выжившего свидетеля увезти вам никто не позволит!       — Свидетеля чего? — с вызовом уточнил Цукида.       — Похищения моей супруги, — холодно ответил Буцума.       Свита Хьюга настороженно переглянулась, скошенные колпаки зашептались, очевидно памятуя о тернистых приключениях тех, кто бодается с Сенджу Буцумой. Каждый был знаком с Мигумаро — до сих пор поминают. Броские взгляды придворных со звоном отлетели от непробиваемого затылка Цукиды. Осторожной кучей свита отошла от дверей лазарета, и охрана Сенджу, получив поддержку, гордо выпятила нагрудные доспехи вперёд.       — У вас есть доказательства для таких громких слов, Сенджу-доно?       — Ни-ка-ких!       Из-за ширмы лазарета выплыл расписной павлин. Онрё-сан угадывается в любом наряде, в основном по жемчужине на козьей бородке и пёстрому шёлку. Он поклонился, приветствуя главу клана, протиснулся в самый эпицентр начинающегося скандала и поочерёдно посмотрел на Буцуму и Цукиду. Торжественное выражение закралось под густые ресницы главы Хьюга.       — Но, — продолжил Онрё-сан, погрозил в воздухе указательным пальцем, — вы ведь тоже не докажете, что этот юноша не причастен?       Цукида сложил руки в рукава на уровне живота.       — Вы меня подозреваете?       — Естественно, — согласился Онрё-сан.       Глубокая складка собралась между изящными бровями Хьюга, придав ему выражение настоящей задумчивости.       — В чём же?       — Чай.       Цукида со снисходительной иронией улыбнулся, прикрыл глаза и глухо рассмеялся, будто слышит несусветную чушь, никак не присущую досточтимому представителю благородного клана.       — Ради чая сунуть голову в петлю? Немыслимо.       — Живых не нашли, значит, живых и не должно было остаться.       Цукида нехорошо сощурил глаза.       — Если вы помните, Онрё-сан, там найдены стрелы, а мой клан владеет тайдзюцу, замечу — в совершенстве! На него напали бандиты и он отважно отбивался, где и получил серьёзное ранение. Стрелы, Онрё-сан, а не следы присутствия Сенджу-годзэн. Могу предположить, что он попал в ловушку, но к счастью смог отбиться. Вам, Сенджу, не понять, что значит хранить в собственных глазах силу, подобную Ками. Нападения случаются регулярно и в том, что случилось нет никакого заговора против кого бы то ни было. Скажите, есть намёк, хоть какой-то, даже мизерный, причастности к вашему горю моего клана?! И конкретного молодого человека?       — Истинно так, — отклячил губы Онрё-сан. Жемчужина на подбородке согласно закачалась в такт его голове. Цукида вытянулся, с гордостью приподнял подбородок и едва хотел откланяться, как снова наткнулся на доводы:       — Однако, — растёкся в ехидной улыбке Онрё-сан. — Чакру всегда можно блокировать сильным фуин, а у вас, тем не менее, есть мотив. И пока он есть, Сенджу имеют право настаивать на присутствии раненного во дворце. Кроме того, сам даймё заинтересован в его выздоровлении, ведь похищена ни кто-нибудь, а сама протеже правителя, и потому придворные медики голову сложат, но не дадут раненному скончаться. Дайте им время. Вы ведь тоже желаете узнать правду?       Цукида втянул щёки, от гнева растопырив ноздри. Желваки его заиграли, и Онрё-сан с улыбкой склонил голову на бок.       — Да как вы смеете?!       Молодой мужчина с жидкими усиками и пылким взглядом пытался прорваться сквозь толпу придворных. Его насилу удержали, хотя, скорее, он и не старался вырваться.       — Член главной ветви клана серьезно ранен, почти при смерти, а вы не мешаете в помощи ему? Какая дерзость!       — Придворная медицина лучше клановой, — прошипел Соя, и только Буцума, вовремя загородивший плечом, не дал ему вздёрнуть на кулаки аристократические грудки. — С такой раной нельзя перевозить! Я не хочу получить донос о скоропостижной смерти бедолаги от горячки или куная в глотке, так удобно пришедшихся бандитов или чтобы благородно избавить шиноби от мук! В дороге! Так и не добравшимся до клановых земель! Держу пари весть прилетит раньше, чем палантин покинет ворота города!       — В чём вы нас обвиняете?! — почти завизжали усики. — Цукида-сама! Почему мы слушаем стражу! Сделайте что-нибудь!       Кулак Сои затрещал от напряжения, и сдержанное бешенство Буцумы перешло границу приличий. Впрочем, выдержка его превосходит дотон, а потому он лишь сощурился и приложил Хьюга взглядом весом в пару булыжников.       — А кто ночами охраняет твою благородную жопу, — заскрипел зубами Соя.       Буцуме силой пришлось удерживать брата на месте. Хьюга намного выше Сенджу по рагну, хоть Сенджу и личная охрана — всего лишь охрана. Им недоступны бренчания на кото и размеренные пляски, унылые разговоры о погоде, среди придворных считающиеся искусством и ювелирная красота выращивания бонсаев. Сенджу бойцы, пусть дворцовым и не ровняться с клановыми. Соя — шиноби, и жизнь в столице не сделала из него разнеженного вакашу. Начальник охраны он или нет, за угрозу, а тем более побои, в лучшем случае окажется в тюрьме, в худшем — на виселице, а по дворцу в очередной раз потянет вонью шёпота о разумности нахождения шиноби при даймё.       — У Цукиды-сана нет выбора, — влез Онрё-сан, выставив между Соей и, рискующими оказаться вырванными, усиками. Худые кисти растопырились в миротворческом знаке, а затем в изящном поклоне развелись в стороны. — Знаете ли, ваш соклановец очень ценен и для нас. Если он не знает о похищении милочки, то скажет об этом. А безвинному нечего бояться, ведь так?       Цукида зло ухмыльнулся. Пока не доказана вина, Сенжу не задержать Хьюга.       — Увезти раненного — подтвердить причастность. Мы сочтём это за укрывательство, обратимся к даймё. Даймё поддержит и даст разрешение преследовать вас. Верно, Цукида-сан?       — Верно, Онрё-сан, но я беспокоюсь…       — Не стоит, — оборвал Буцума. — Наши ирьёнины прибудут к вечеру.       — И охрану я вам предоставлю, — сквозь зубы процедил Соя, — из личной даймё. Не волнуйтесь, Цукида-сама, он выживет.       Каждое слово Соя выплюнул как камень из пращи и каждым попал в цель. Цукида остался непроницаем, лишь сменил гордыню на коварную улыбку.       — Вот как. Значит я могу быть спокоен.       — Не сомневайтесь. Моё личное присутствие украсит компанию представителю вашего клана.       — Настаиваете?       — Настаиваю, а если вам так дорога его жизнь, то Сенджу с радостью примут раненного на излечение в селении.       — Что ж, я дам согласие, — высокомерно ответил Цукида. — Ведь ничего не случится пока раненный под вашей ответственностью.       Напоследок Цукида окинул Сенджу скверным взглядом и удалился в сопровождении громко возмущающейся свиты. Уже в самом конце коридора, он вдруг остановился, вытянулся благородной струной и пристально посмотрел на Сою:       — Понимаю вашу скорбь, Соя-сан. Но мне не жаль вашу супругу. Жизнь шиноби не предполагает старости, а для женщин старость наступает слишком быстро.       Соя побелел от бешенства.       Цукида иронично ухмыльнулся, когда Онрё-сан мягко скрутил начальника охраны и утянул в лазарет.       Буцума проводил глазами скрывающуюсья за углом покоев Хьюга тень, и выдохнул, когда Соя под строгим надзором Онрё-сана замолк в лазарете, а не бросился следом за циничным Хьюга. Жажда взять за грудки и выбить правду сделает только хуже. Пока не найдено тело, Суйрен считается пропавшей без вести, и пусть она остаётся такой как можно дольше. Как переживёт потерю супруги, Буцума и сам не знает. Одни безумеют и бесконтрольно мстят, другие высмаркиваются и женятся по новой.       В раздумьях он свернул к жилому комплексу Сенджу. По дороге ему никто не встретился, и это даже обрадовало. Ему сейчас не до утешений и лицемерных сочувствий, воя и стенаний — ими он утомился уже от даймё. Трезвый мозг — залог успеха.       Внезапно его нагнала мысль, упущенная ранее из-за бурлящего нрава и попытки предотвратить кровопролитие, такая простая — отчётливо зудящая. Буцума словно запнулся, встал как вкопанный. Взглядом бессмысленно прошёлся по периферии и, наконец, озадачился:       — Что за чай?

***

      В мертвецкой тишина. Прозектор, искусно создающий образ напыщенного павлина, сидит за рабочим столом — внушительным, дубовым, и с раздражающим звуком обтирает ноги о перекладину под крышкой почти у самого пола. Круг света падает на бумаги прямиком с потолка через вентиляцию. Скрип пера в слишком раздражённой руке заполняет документы. Время от времени прозектор бросает из-под узкополой шляпы взгляд. Обида и страх смешались в нём поровну, остаётся лишь возмущённо вздыхать и сыпать проклятья себе под нос. Час назад, брызжа слюной и вопя почём зря, он попытался не впустить посторонних в мертвецкую, за что и поплатился с лихвой, когда Буцума от души приложил Ки.       Труп трёх суток разложения — вонь стоит тошнотворная, хоть мертвецкая глубоко под землёй, где холод держится круглый год. Беглый осмотр указал на полученные ранения. Шотей клана Хьюга имеет характерную форму удара, особенно видную, если применён с целью убить. Сломанные рёбра в этом случае — лёгкое проглаживание. Для неопытного взгляда отличить нет шанса, но для Буцумы не первой сталкиваться с техниками Хьюга. Удар скопирован, но слишком небрежно, скорее техникой футона. Тот, кто оставил, не заботился о достоверности подделки и не боялся ни знаний прозектора ни знаний шиноби. Что-то заставило его имитировать шотей, и в ответе на этот вопрос наверняка кроется много интересного.       Труп на бандита не тянет, одет бедно, руки натруженные, но не шинобьи, и рыбой воняет так, что перебивает смрад разложения. Рыбак, с малых лет привыкший к жизни в лодке, неудивительно, что и родился он в ней же. Плохо верится, что обычный рыбак напал на шиноби, да ещё и изловчился ранить. Между трупом и раненным нет очевидной связи, а не очевидная слишком запутана, чтобы охватить её разом.       — Подстава.       Онрё-сан, нисколько не заботящийся о приличиях, заткнул рукавом нос. Вонь и любезность у придворных плохо сочетаются.       — Именно. Кому бы оно надо?       Буцума вздохнул. Один его знакомый раскидал бы несколько версий и нашёл наиболее вероятную всего за пару взглядов на улики.       — Запутать следы?       — Нет смысла, — Буцума устало потёр лоб от висков до середины, зажмурился. — Подкинули, значит ещё чьи-то интересны сошлись на том острове. А может это знак, а может предупреждение, и хрен его знает, что ещё может быть.       Онрё-сан согласно покачал головой, задумчиво глядя на труп, затем выудил из-под слоёв шёлка стрелу.       — Вот это мы вытащили из тела юнца Хьюга.       — Полагаю, непросто было добыть?       — Пришлось привлечь даймё.       — Имя его узнали?       — Да, — тонкие линии щипанных бровей взмыли на лоб. — Одна из болтушек-подружек милочки грохнулась в обморок, когда узнала о случившимся. И не из-за милочки, нет, — усмешка вышла горькой. Онрё-сенсей редко берёт учеников, но тех, кого взял, бережёт больше жизни. — Я с ней пощебетал о бедолажке Хьюга.       Буцума слушал внимательно, наблюдая как из-за наполовину закрытого розовым шёлком лица, брови выделываю различные фортеля.       — …ах, такой культурный, — пропищал Онрё-сан, подражая девичьему голоску, только из-за добровольного кляпа во рту похоже на прокуренный хрип девиц из дешёвых бань, — какие духи он носит, какими языками владеет, жаль, если помрёт! Ах, бедный Иэясу-кун!       Взгляд Онрё-сана помрачнел, шёлк упал с лица. Вонь его не смущает, и не смущала никогда, но при дворе необходимо соблюдать предписанный антураж.       — Хьюга Иэясу из главной ветви клана. Я знаю всех членов поимённо, но никогда не слышал о нём. Если бы не любовь юнца выпендриваться перед аристократками, и не узнал бы. Сдаётся мне, малыш Буцума, имеем мы дело с очень хитрожопым противником. Чтобы расковырять такой план, потребуется много времени.       — У Суйрен его может не быть.       — Знаю, — скорбно вздохнул Онрё-сан. — Крови и тела не найдено. Её похитили не для выкупа.       — Почему ты так уверен?       — Чтобы позариться на Сенджу-годзен нужно иметь увесистые гениталии. Похитители из тех, кто не боится тебя, и уже прислали бы требования. Если требований нет, значит она нужна для других целей. Украли милочку грамотно: следы чакры остались лишь у прудов, а это в свою очередь означает использование печатей не ниже уровня Узумаки, что опять же не дёшево и не заполучить на любом рынке. Подготовка потрясающая, пока наши поиски не коснулись чьих-то планов, милочка живёт.       Буцума перевернул стрелу между пальцами. Древко толщиной с женский мизинец, кровь впиталась в древесину и сделала её тёмной. Из разъяснений столичного егеря выяснилось, что стрела от юми, выделка не дешёвая — пожелавший Хьюга отправиться на тот свет, раскошелился. Ещё несколько обломков таких же стрел остались у егеря для детального изучения, но он ясно дал понять на кого думает. Варианты с кланами лучников отпали: одни, по причине не использования юми, другие не вышли характером переть против Хьюга, третьи, не имеют видов ни на двор, ни на Сенджу. И сразу же неприятный озноб пополз по спине от мысли о духе Дорог. Силён, бесстрашен и вполне способен выдвигать условия, да только к чему духу Суйрен.       Нет ни единой причины подозревать рыбака, потому что рыбак владеет луком так же, как лучник веслом, но откуда-то же нашёл Хьюга стрелу в грудину.       Как ни прискорбно, но Буцуме пришлось остаться в столице. Дворцовые покои Сенджу стали центром поисков. Командир, к которому стекается информация, обязан быть наготове. Группы шиноби отправились по нескольким направлениям, в ближайшие сёла, с надеждой, что рано или поздно след Суйрен найдётся. Опросили шпионов и осведомителей — тишина, словно белая химе испарилась. Времени к тому моменту прошло более чем достаточно. Похитители не проявились, не выдвинули требований и не нашлось никаких следов. Надежда, что супруга жива тает, как облако под горячим солнцем.       Через двенадцать дней от прибытия Буцумы в Карьоку, раненный Хьюга Иэясу пришёл в себя. Ненадолго и в горячке, всё, что успел прошептать заплывшими от боли губами: Каримата, и снова ушёл в бессознание. Свидетелем был сам Соя, потому не доверять сказанному не нашлось причин. И ситуация стала только сложнее. Хьюга, мертвый рыбак и Каримата — несуразнее сцепки просто не найти, но важнее — имеют ли они отношение к похищению не факт. Вполне возможно, что искать нужно совершенно в другом направлении, а всё, что происходит — пустая трата времени. Единственное, что связывает троицу с Суйрен — стрела дорогой выделки и лук, из которого она была пущена.       Буцума чувствовал, что голова его взрывается.       Слухи же о лучнике с большака наоборот обрастают подробностями. Два последних нападения успешно отбиты группой шиноби, среди которых мелькал бритым затылком Учиха мать его Таджима. Если он лично взялся за Каримату, значит кому-то дух сильно насолил. В прямом смысле — нагло украв обоз соли. Буцума распорядился разузнать больше о последнем нападении Кариматы — как ни глянь, а в столице он гость редкий. К тому же, поговаривают, что некоторые нанимали его для непростых дел. Если Каримату наняли похитить Суйрен, то вполне объяснимо и отсутствие следов похищение, и тела, и дорогущая стрела в груди породистого Хьюга. Правда и в том — как и где искать духа Дорог, ни слова не известно, а тех избранных даже имен не существует, и сдаётся Буцуме, что слухи много преувеличены. Тем не менее, в затылке надежда теплится, безумная, такая же как у приговорённого к казни, стоящего в петле перед зрителями. Как ни хотелось бы Буцуме признавать, но Каримата, если и станет, то последним выходом.       Где искать Суйрен? Буцуме не представить. Куда метнуться в первую очередь, в какую сторону направить поиски. Чакра её оборвалась у дверей в жилую часть дворца, предназначенную Сенджу. Онрё-сан предположил подавляющие печати. Хоть и не в конкуренцию, но отстоять себя до прихода помощи, Суйрен могла бы. Недаром пруды повсюду.       Похищение не выгодно никому. Дело даже не в статусе Суйрен, а в методах, которыми Буцума станет добиваться правды. Однажды он показал, каким в погоне за справедливостью жёстким и бескомпромиссным умеет быть.       Под подозрением неминуемо оказались Хьюга. Не самые первые, но последние, кто мог бы отомстить, учитывая уведённый из-под носа контракт и большие гонорары. Однако похищение им не выгодно элементарно потому, что сдержанный конфликт на совете даймё с последующей пропажей конкурента — красочная подстава себя самих. Опростоволоситься подобным образом могут Сарутоби или Хагоромо. Нужно быть полным глупцом, чтобы пойти на покушение. Ни при каких обстоятельствах Хьюга не получат обратно контракт. Цукида-доно не глупец и не идиот. Провал гарантированно уничтожит репутацию клана, а немилость даймё и главы Сенджу — двойной кульбит камикадзе, присущий тем же Хагоромо, но никак не Хьюга, ведь, возможно, замешан представитель главной ветви. Неслыханно! Даже если в планах имелся шантаж, Хьюга не спустили бы подлости, и дали право решить проблему обильным кровопусканием.       Буцума потёр пальцами лоб — голова разболелась. Проблема ещё и в том, намекнул Онрё-сан, что Цукида мог провернуть похищение у всех на виду, отведя подозрения от себя и клана, если бы раненный не выжил. Доводы о непричастности Хьюга к похищению обоснованы — нет улик, только подозрения и, по факту, основанные лишь на совпадении.       Вдох затянулся, пресёкся острой болью от затылка в висок, глазам полоснуло светом. Пламя свечи колыхнулось, будто испугалось внезапного внимания. Фитиль затрещал искрами, тени тревожно облизали стены.       — Хм-м…       Мысль плавно перетекла к свече, словно заметила нечто непривычное. Свечи дорогие, из настоящего воска. Не коптят, не смердят, непривычно — пахнут сладким и теплым. Тихо в комнате. С улицы доносится стерёкот сверчков, сонный плеск карпьего хвоста в пруду рядом, нескромные прелюдии интима где-то в гуще дворца, издали, со стороны домов обычных гражданских — лай собак. В столице шумно. Местные давно прижились, не замечают, но не привыкший слух шиноби выхватывает каждый звук. В селении любой из незнакомых — сигнал, здесь — обыденность будней.       Буцума не силён в дворцовых интрижках, не силён в изворотливости ума. Здесь, посреди роскоши и манер, он чувствует себя тем подставным рыбаком рядом с благородной фамилией.       Рассуждения прервались юношей лет пятнадцати, невысоким, с бледным лицом и ухоженными пальцами на рукояти клинка.       — Ояката-сама*, — деликатно отвлёк он. Когда Буцума поднял глаза, юноша низко поклонился, — говорят, есть выжившая, п-после нападения Кариматы.       — Кто говорит?       — Старик один, — юноша помялся, — он с Охико-сама на рыночной площади поспорил.       Когда Буцума прибыл на место горячего спора, вокруг уже собралось достаточно народа, чтобы начать собирать деньги за представление. Городская стража безуспешно пыталась прогнать зевак.       — Вот он, — указал стражник и тут же наткнулся на острый взгляд начальника городской стражи. В его кулаках висит и впрямь старик: седая проредь волос каймой по неровному кругу плеши ото лба до темечка, грязная одежда свисает мешком, босой, ноги грязные, а перегаром разит так, что нос обгорает. Чистого из всего наряда — на плечах сладко спящее бурое существо, похожее на помесь медвежонка с рысью. Увидев перед собой главу Сенджу, Охико опустил старика на ноги и отошёл ровно на шаг, намереваясь в случае чего, повлиять на явную говорливость.       Буцума кивнул в сторону старика:       — Говори.       — Так я и говорю, — усмехнулся старик пожелтевшими зубами. — Девка. Осталась целая. А вот этот меня плёткой, аспид проклятый! Говорю, на здоровье мне надо, информацию ведь просят, а он!       Старик замолчал окинул присутствующих наглым взглядом.       — Ну, и?       — Заплатишь, скажу!       — Заплачу, говори.       Старик недоверчиво покачал головой, намекая на плату вперёд информации. Буцума сжал зубы.       — Приказать высечь тебя? — надавил он, теряя терпение.       — Ох-хох! — отпрянул старик, но руки стражи удержали его на месте. Существо приоткрыло глаз, зевнуло и снова улеглось.       Охико не менее грозно вытащил из-за пояса лошадиный хлыст. Воздух звонко щёлкнул от резкого взмаха. На старика это движение произвело особое впечатление. На лице его отпечаталось острое нежелание прочувствовать звон хлыста о рёбра. Старик сглотнул и продолжил:       — Злодейского Духа пару лун назад привела в столицу чья-то грязная душа. Я в ту ночь смирно отдыхал под дивным кустом гортензии, что у забора почтенной Ойоли-сама…       — Без любовной лирики!       — Да-да! — старик продрал горло, поглядел то на одного, то на другого и продолжил: — Так вот лежу я, любуюсь небом…       — Ты испытываешь моё терпение?!       — Ой, да-да! Гляжу, по крышам несётся шиноби, а за ним — тень. Моргнуть не успел как, гляжу — с крыши девка летит и прямиком в яму, где почтенная Ойоли-сама хранит до следующего огородного сезона остатки овощей и ботвы. Ну знаете, для подкормки?       Хлыст сотряс воздух угрожающим щелчком.       — Так вот, — поднял вверх палец старик. — Дух следом пропал, а девка дёру дала, да так бежала, что вся одёжка задралась до самых… — старик рукой отмерил уровень бесстыдства ровно по середине ягодиц — вот сюда задралась. Бесстыдница!       — Что дальше было?       — Я за ней побежал. Где видано приличной девке с голой задницей по столице бегать, смущать стыдом благородных мужчин.       — Зачем преследовал?       — А как же — осадить дуру! Даже ведь почтенные девицы весёлой профессии себе такого срама не позволяют.       — Дальше что?       — А дальше, ясное дело, попала она в руки дворцовой стражи.       — К кому именно?       — Известно кому — Охико-сама, — качнулась лысая макушка. — Он её и увёл, а уж дальше, — старик развёл руками. — У него и спрашивайте.       Буцума медленно повернул голову в сторону начальника стражи. Охико Темоцу поджал губы в плоскую линию.       — Охико-сан?       Лицо Охико покраснело. Злой взгляд прошёлся по старику и дважды его казнил.       — Есть что доложить?       — Старик говорит правду. Я встретил девушку, бегущую по улице.       — Она бежала от Кариматы?       — Не могу утверждать. Она была напугана, очевидно, переполохом и ужасом, что неизменно следует за Духом Дорог. Разве можно винить её в том, что она испугалась?       — Её преследовали?       Охико окинул взглядом напряжённое лицо Буцумы.       — Нет. Зачем приходил Каримата мы так и не выяснили. Трупов ведь не нашли, верно, Сенджу-сан?       — Где она? — припечатал Буцума, фамильярно вместе с вопросом, качнув подбородком.       — Не в столице, — процедил Темоцу.       — Допрос был?       — Нет. Зачем? Она просто девушка, которой повезло.       — Если повезло, значит есть отчего, — со смешком вставился старик.       — Где она сейчас? — настойчиво переспросил Буцума.       — Я не знаю.       — Как же, — искренне удивился старик. Зверушка на его плече приоткрыла чёрные глаза-бусины и внимательно уставилась на Темоцу. Темоцу уловил в этом странную издёвку. — Девчонка с бабкой-повитухой отправилась к коневодам. В Рухаас. Разве не о той стране вы говорили у ворот, провожали когда?       — Да откуда тебе знать, — раздражённо шикнул Темоцу, но Буцума его тут же осадил.       — Оя-оя! Это секрет? Не зна-ал, — усмехнулся старик. — Бабка-повитуха разболтала, когда дочку моего знакомого от позора спасала. А раз разболтала, значит, никакой не секрет. Даймё ждёт появления на свет внука, а невестка его — полоумная, уже как пару раз с моста прыгала, чтобы угробиться.       — Да закрой ты рот… — угрожающе прошипел Темоцу.       Буцума прожёг в Охико дыру и знаком приказал следовать за ним. Стража подчинилась. Разговор на повышенных тонах и понижение в должности с вероятным исходом в увольнение равны примерно сто из ста. Укрывательство сведений жёстко карается.       — Эх-хе-хе, а как же награда? Что б поправить здоровье?       — Ты получил награду, — резко развернулся Темоцу. — Живой стоишь, чего ещё надо?!       — Заплати ему, — не оборачиваясь и не сбивая шага бросил Буцума. Темоцу сверкнул взглядом в сторону главы клана, резко выдохнул. Увесистый мешочек с монетами брякнулся в ловкую ладонь старика. Сурово окатил взглядом, но смолчал. Искоса глянул на удаляющуюся спину Сенджу. Когда Буцума скрылся за поворотом рынка, Темоцу развернулся на пятках и быстрым шагом пошёл в сторону конюшен.       — Эй, пацан, — окликнул старик. — Привет ей передай.       Темоцу фыркнул. В другой момент он высек бы наглеца, вырвал ему язык и повесил на верёвку вместо зверушки в напоминание, но время уже поджимает.       Стража удалилась. Удалился и Охико, и никто из них не нашёл ничего интересного в остром в спину взгляде, оставшегося позади старика, подумав, что пьянчуге банально захотелось заработать. Никто не обратил внимания на ухмылку и меняющееся хенге. Никто не заметил, куда он исчез.       — Видал, Табаки-доно, какие щедрые, какие отчаянные. Готовы грызть друг друга за одну маленькую кость.       Бинтуронг с охотой принял сладкое угощение.       Путь до конюшен прошёл гладко. Сенджу, скрипящий зубами от бешенства, опомнится не раньше, чем в допросной, к тому времени его и след простынет. Когда Темоцу в первый раз услышал об интересе Сенджу к Каримате и о тех, кто с ним может быть связан, то сразу понял — Сумире не избежит допроса. Он не доложил о ней ни тогда, ни сейчас. Ему нет дела до похищенной придворной дамы, и ведь надо же было плешивому старикашке в тот вечер не упиться до смерти. Конечно, обвинить алкаша в пьяном бреде было бы просто, да только нашумел Каримата в ту ночь на славу!       В любом случае, раньше утра в путь шиноби не соберутся.       В Рухаасе Темоцу был только раз, когда с отцом посещал местных коневодов. В юности он серьёзно увлёкся ябусаме, достиг немалых высот. Считался одним из лучших наездников, и два года подряд старейшины выставляли его как представителя клана на состязания в Ярмошнике. Неопытный Темоцу не проходил дальше второго тура, но намеревался продолжить карьеру и однажды заполучить прекрасный чёрный лук. Правда отец пресёк на корню попытки наследника пойти путём своей воли и выбрал ему хорошее место начальника стражи в столице. Возражений ни один уважающий отца сын не выскажет, но Темоцу попытался отстоять своё увлечение, за что тут же был поставлен перед фактом: не подчинение карается изгнанием из клана без наследия и средств. Добывай на свои скачки собственным горбом, а коня оставь в конюшне. Темоцу смерил гордость, но решил по-своему. Собрать денег и уйти из-под опеки отца. Сопляк из Шухедэ оскорбил его дважды, обскакав в первом же заезде. И последующие года оставлял с носом. Темоцу ужасно злился, поклялся себе обязательно уделать треклятого выскочку.       Встретив Сумире, он сразу решил её судьбу. Её свобода и независимость ото всего — от мнений и взглядов, слов и злых языков, поразили до глубины души, и решение жениться пришло легко и спонтанно. Защитить её — его первостепенная задача. Слепая лучница научит многому, победы в ябусаме дадут вознаграждение, а взамен будет ей заботливый муж, сытый стол и красивые дети. Нет, Сумире он впрямь полюбит, не страстно, а нежно, как сестрицу. По-настоящему Темоцу влюблён лишь в скачки.       — Кавору, седлай коня.       На ходу приказал Темоцу, спешно скидывая седло. Переодеваться в походное придётся, когда встанет на отдых. Каждая минута на счету. Сумку с наездничной одеждой он перекинул через спину коня, закрепил ремни, проверил крепление седла. В Рухаасе всего один большой город — столица, два средних и несколько коневодческих деревень. Большего площадь страны позволить себе не может, потому что сократятся пастбища для лошадей. Йоко — дорогой ирьёнин, купить её услуги могут лишь богатеи, а в Рухаасе богатеи сосредоточены в столице. Сумире отправилась именно туда, если верить славам старика о полоумной невестке даймё.       — Куда вы, Темоцу-сама? А как же служба?       — Соври, что я заболел.       — Чем?!       — Катрионой!       Кавору недоверчиво отпрянул и несколько раз окинул тайчо с головы до ног.       — А что, такая есть?       Темоцу пнул серые бока и направился в сторону ворот из города. Впереди его ждёт Рухаас и рука прекрасной девушки, разве могут отвлекать такие пустяки как название выдуманной болезни.       — Не нравится, придумай сам.