***
Какой избирательный дух. Таджима опустил подбородок на кулак, уставился в пустой угол над головой пленника. Парень распластался на полу без сознания. Вздрагивает через раз всем телом — отходняк ловит. Надежда, что мозг цел, теплится — техника прошлась верхами, не цепляя глубже. Останется в своём уме — пригодится. У Шинго отличный нюх. Едва услышав о работе, через пару мгновений он сидел перед главой клана и внимательно слушал. В столице ему сразу удалось наткнуться на след паренька, и выследить так, что даже добраться до одного из перевалочных баз. Убежище, естественно, перевернули вверх дном — пустая пещерка в горах, с узким входом, в который только боком, без ответвлений, тайных ходов, единственное, что указывает на временное присутствие в ней людей — место под костёр и запас дров. Печатей, как и следов чакры, сенсор не нашёл, но вошедший взял и испарился. Попался парень позже, не случайно. Для Шинго его исчезновение, как оплеуха. После второй сорванной засады, парень занервничал, наделал ошибок. Лежит теперь, слюни пускает. Явно не один из тех, кто объявился на дороге. Первых асигару, скорее всего, нет в живых. Сейчас, среди них не найти никого старше двадцати трёх, и все они — шиноби. Каримата укрепляет личный состав. Вот только зачем поддерживать количество членов асигару — ровно пятнадцать? Отследить, где и когда изначально совершались нападения, сейчас уже кажется выдумкой под гендзюцу. Соответственно, и не найти место дислокации, так сказать, колыбель рассадника. Более менее связные донесения о банде, именно как о духе дорог, появились чуть меньше четырёх лет назад в январе из Страны Рек на торговом тракте между Странами Лапши и Зерна. В тех донесениях впервые было упомянуто имя Кариматы. Мост, что связывает два мирных берега, атаковали пришлые бандюги, среди которых тощий пацан с протянутой рукой просил милостыню. Чем же так привлёк простой пиздюк горстку головорезов? В то время не было ни теней, ни лука, ни чёрных стрел. И ворона, кстати, тоже. Возможно ли, что власть в группе асигару Кариматой узурпирована. У духов не бывает интересов среди людей, и борьба за господство со смертными — несусветная глупость, значит, Злой Дух Дорог не больше чем человек, возможно, имеющий определенные таланты, ведь как говорят доклады сенсоров — чакры в Каримате нет, а вот стреляет на зависть. Лучники, согласно информации от Удо — Хагоромо, хотя лук не тот, не говоря уже о мозгах. Шухедэ из Рухааса, самураи из Трёх Волков и вымершие Кагуя. Насчёт последних есть о чём подумать. Масааки-сенсей рассказывал, что лучники они от бога. После войны клан угнали в горы, но выжившие остались. Нелюбимый Таджимой Узумаки Ашина комком красных волос встал в горле. Знает ведь что-то, ублюдок, о похищении принца, о том, кто напал, и молчит, как могила. Столько лет прошло, надо бы навестить да пообщаться за чашечкой бодрящего чая, как-никак кланы связаны кровными узами. Из Кагуя ли Каримата вопрос остаётся открытым — ни одного случая каннибализма отмечено не было, а полоумный потомок клана, в котором пожирание человеческой плоти возведено в культ, не откажется отведать кусочка поверженных врагов. Может, за годы пристрастия в клане изменились, но пока что наиболее подходящие кандидаты — самураи из Трёх Волков. За эту версию говорит и эпизод с гибелью — Ямамото Ясугари — сына не меньше ни больше — фудая. Возможно ли, что в отрезанном от мира шиноби мирке самураев разгорелась гражданская война, и Каримата выступил на разогреве для отвода глаз, чтобы убрать от правления ненужного наследника? В любом случае, выводы делать рано, а если и делать, то черпать прямиком из седой головы. Страсть интересно, что за рассудок там прячется. Информация из парня полилась едва техника затронула мозг. Его имя Кодачи, к группе присоединился полгода назад. О сослуживцах знает мало, только тех, с кем работал лично. В грабежах не участвовал, по большей части его использовали как гонца. С Кариматой встретился только раз — перед тем, как Шинго добрался до него. Таджиму не оставляет ощущение, что пацана ему просто подкинули. Разменяли его жизнь, как разменивают мыло на шило, потому что были уверены — Кодачи умрёт — «Встретиться с Шитуризенчи» и проче, всем известное. Парень и попал, и ставка на его жизнь уже сделана, но для чего бы Каримате совершать подобный ход. Хитроумной тактикой тут не пахнет — Кодачи слил информацию о членах группы. За него не вступятся, и не станут проливать кровь. Ошибка будет стоить Каримате головы, а если всё-таки это тактических ход, то Таджима — в тупике. Его разумом не объять всю глубину мудрости мононоке. Разве что среди асигару зреют бунтарские настроения. Молодёжь падкая на славу, а вся слава уходит, к тому, кто верхом и с модным луком, хотя по сути, злой дух отошёл от дел. Если раньше его имя — неотъемлемая часть кровавой свистопляски, то сейчас — постоял на горизонте, понукая чёрным конём. Совпадение или диверсия, тем не менее, выглядит крайне идиотской. За группой охотились шиноби, которым удавалось заслужить шаринган Таджимы и остаться при этом в живых. Они были умелы, сильны, но враг оказался хитрее. Все, кого он оставил в живых — погибли в Источниках, пытаясь отловить Каримату на обоз с рисом. Таджима перекатил меж пальцами плотный очин. Белое перо наверняка принадлежит не менее известному ворону. На тех трупах, что находили якобы от отряда асигару, перьев не было, значит ли это что перо — отличительный знак. В памяти Кодачи ответа нет, а значит, получил он его тогда же, когда стал оплеухой для Шинго. Два исписанных листа на столешнице утонули в кипе отчётов разных шиноби разных кланов и разной степени бреда. Общее в них одно — походят на лепет трёхлетнего ребёнка, напуганного страшилками о яма-убе. Отделить вымысел от крупиц правды оказалось трудной задачей. Присутствия в Каримате потустороннего не подтверждается ни единым словом, кроме, само собой, чуши о демонском происхождении — этакий крайне удобный способ искусственно создать легенду. Неуловимый — дух, гроза богачей и страх дорог. Мононоке. Вот только у Таджимы были возможности на собственном опыте убедиться в правдивости слухов о ёкаях. Таджима растёр ладонями лицо. Голова кругом, будто сам на себе свою же технику использовал. Каримата, судя по донесениям не ходит на грабежи, тогда какого чёрта в последнем он красовался лично, да ещё и на ворованном скакуне. В нападениях живыми остаются только дети. Всего их четверо. Последняя — внучка главы Шимура, девочка лет пяти. Допросить её, ясное дело, не позволят, а уж дёрнуть информацию из головы и подавно. Шимура трясётся над ней, боится проклятия — встреча с Кариматой приравнивается к смерти, но раз девочка осталась жива, дух явится доделать начатое. В этом был бы резон, если бы дети могли опознать напавших. Таджима, конечно, приставил к малышке незримого шиноби, чтобы в случае варианта — девочка стала приманкой, хотя — маловероятно. Выжившие дети — живут и по сей день. Да-а, весьма мистически выглядит тот факт, что в одно и то же время происходят набеги на торговцев. С разницей в день, в некоторых случаях — в половину дня, группу асигару, наблюдают в разных уголках не просто одной страны, а стран разных, удалённых друг от друга на приличное расстояние. И в каждом упоминается «пацан на чёрном скакуне». Ну, да — ещё «седой и клыкастый». При всём желании, человек настолько быстро перемещаться не может. Шиноби, если напрячься — возможно, но чакроистощение уложит на пару дней, а тут не просто перемещаются, с ходу устраивают засады, людей грабят и гробят. Координация действий — идеальная, почерк идентичный. Кому, как не страшному, озлобленному духу такое по силам. Таджиме видится иное, при всём уважении к страхам и суевериям других людей. Групп несколько. Каждая промышляет в отведённом регионе в отведённое время. Если слухи не врут, и асигару на самом деле — пятнадцать, разбить по трое-пятеро, труда немного. Не мудрено, что и Каримата, в большинстве нападений — имитация. Остальное театральная атрибутика и раздутый страх. Группа асигару, атакующая обозы — просто асигару. Каримата на подобные дела не ходит, и это стало неожиданной проблемой. Приближённая верхушка из трёх шиноби нанимают отребье в сёлах и городах, командуют в налётах. В последней стычке, Таджиме удалось выхватить часть информации прежде, чем у наёмника помер мозг, а в голове появилась удивительной красоты стрела. Однако не списать со счетов и происшествие в Уччайхшравасе. Побывать в голове Хогоромо всё равно, что вступить в кучу навоза. Заглянуть и вытянуть всё, что есть, не мешало бы, но вряд ли рассказанное расходится с реальностью. Удо не умеет обманывать, и даже не старается, и смысла скрывать нет. Но он лично видел Каримату, а значит, сведения могут быть крайне ценны, если, в итоге, игра будет стоить свеч. Таджима не видит острой нужды лишать его памяти и, скорее всего — ума. Не имея информации, всё, что можно сделать — гадать на чаинках. У него неплохо выходит, но любой вывод требует подтверждения, а это долго, утомительно и времени на, возможно, нестоящего врага, совсем нет. Бесценной чаинкой в голове Кодачи оказалась информация о тех самых троих приближённых. Но ещё более бесценным — свиток с заказом из Страны Этого на убийство мелкого чиновника, погрязшего в махинациях и решившего внезапно, за снисхождение к лютой доле, сдать подельников. Предыдущие две атаки асигару были полностью разбиты. Серьёзно ранен командир. Два обоза с товаром в конце октября и начале декабря шиноби успешно отбили, пострадавших свели к минимуму. Подмочена не только репутация, но и растерян страх. Отсутствие на рабочем, так сказать, месте обернулось дорожному духу славным пинком, а Шитуризенчи очередным признанием. Само собой и о том, кто взялся за дело Каримата в курсе. Не дерзкие, прищемили бы хвосты и зарылись где-нибудь в Табари. Из каких сделаны эти — предстоит выяснить. По идее, добраться к месту, чиновник не должен, ведь выполнить задание — дело чести. Бегун пропал со свитком, Каримата не может не прийти, даже зная о ловушке. Таджиму мало волнует судьба проворовавшегося чиновника, он мелкая сошка и его смерть не погубит больше жизней, чем погублено уже, разве что те, кого он собрался сдать — выдохнут. Сугуру подобрал отличную команду — опыт не утопишь в бутылке, даже если Ками дарят только девочек. Таджима одобрил. Шинго в разведке — самое сильное звено. Опытный, ответственный, успевает следить за оболдуями, кто первый раз с главой клана в задание вышел. Подзатыльники раздаёт так, что уши хлопают. Сенсор Карасу уже работал с Таджимой, нервничает — не обошли его стороной жуткие подробности выдуманных похождений асигару во главе с тощим пацаном на чёрном скакуне. Не беда, справится, он хоть и молоденький, а дело своё знает. Карасу с ночи затаился в низине далеко от дороги. Место ему выбрал Шинго, такое, чтобы при любом раскладе сенсора не затронули. Отслеживать любые изменения чакры — его задача, и отличный шанс проверить справдивость сведений о враге других сенсоров. Шестерых шиноби боевого класса возглавляет Мадока — талантливый мечник, в его возрасте — сенсей. Азартный, вспыльчивый, порой резкий, но люди за ним идут с охотой и в бой, и в идзакая. Их цель отрезать пути отступления. Асигару брать живыми. Мадока не любит врагов живыми, но против приказа не пойдёт. Таджима иногда замечает, не одари супруга сыновьями, Мадока стал бы среди первых претендентов на место правителя селением. Под рукой у самого — танто и катон. Место брата занять некому. Сугуру остался потому что приоритеты его неизменны — защищать будущего главу клана. — Таджима-сама. Мадока вошёл в палатку, коротко поклонился. — Хаято-сама прислал Хибики. С плеча спрыгнул белый котёнок. Пушистый, лапки тонкие — от роду пару месяцев, зато уже подпоясан знакомой верёвкой, что у ниннеко означает гордое — помощник. Хотя на самом деле — гонец бессмертные пятки. Сам Хаято прийти не смог по естественной причине — рыжий хвост и сальные бочки среди заснеженного леса Каримата разглядит и из своей берлоги, не напрягаясь. Хибики пробежался к Таджиме, изо рта выронил в ладонь тяжёлый, явно не по размеру, свиток. Таджима улыбнулся, погладил ниннеко под подбородком. В начале — всего пара строк, остальное — чистая бумага. И ведь специально же всучил тщедушному котёнку тяжеленную ношу — обожает глумиться над молодняком. В послании отмашка — утка ушла, и подпись лапкой. Вот кому нужно учить старшего сыночка каллиграфии, так это Хаято. Идеальные линии, краска, стиль всё в паре-тройке иероглифов — и не скажешь, что кот писал. — На позиции. — Хай! Маршрут распланирован до мелочей. Дорога займёт половину суток. Столичный тракт полон торговцев, бродячих музыкантов и разного рода путешественников. Устраивать засаду можно исключительно в отдалённом от поселений месте, где не помешают ни городская стража, ни свидетели. Сомнительно, что асигару или Каримату хоть немного волнует количество трупов — вспомнить хоть тот же Уччайхшравас, где народа поглазеть на ябусаме собралось куда больше столичного тракта. Но там были растерянные гражданские, а тут какие-никакие — воины, и Таджима не менее знатно извернулся, чтобы филигранно выкроить приглашение Каримате в нужное место. В конце концов, невежливо отмалчиваться, когда стрела в груше торчала ещё по лету. Страна Этого, по большому счёту — одна протяжённая, петляющая меж сопками, усеянная на пути разрозненными селениями, торговая дорога — крохотная, по меркам Великих Стран. Столица расположена на границе с Дождём. Подходящих для выполнения задания мест — единицы. Шинго нашёл лучшее — безлюдное, занесённое снегом. Ветра тут не бывает, как и лишних свидетелей. По обе стороны лес, круто уходящий вверх по сопке пиками голых стволов. У развилки, стража свернёт с людного тракта, удобного и расчищенного, в ответвление, которое раньше огибало сопку, а ныне используется для перевозки опасных грузов, контрабанды и скрытных персон, в том числе — преступников. Меры предосторожности — не нервировать лишний раз скопище людей. У Кариматы, как и у Таджимы эта дорога единственный вариант засады и нападения. Места для манёвра между сельской тюрьмой и городским полицейским участком, нет. Страже заплачено и оговорено — в стычке, их жизни останутся при них. Рисковать, прежде всего, станут шиноби. Парень в углу протяжно застонал. Слюна собралась пеной меж губами. О нём позаботятся — завтра должна подойти группа поддержки. Или помогут добить, или унесут трупы. Последнего, не хотелось бы. Таджима поднялся, проверил снаряжение. Его путь лежит навстречу обозу, где припасено отдельное место — он, как обычно, в сердце событий. К засаде его доставят с комфортом и в срок. Если Каримата промажет, вполне может статься так, что стрела найдёт приют не в той голове.***
Всю ночь шёл снег. Середина зимы тёплая, осадков много, как бы по весне не утонуть вместе со Страной Рек. Попутчик вежливый, болтает без умолку о нелёгкой судьбе честного человека. Из стражи всего шестеро. Один впереди, двое по бокам и трое сзади. Таджима устроился на деревянной лавке ближе к стене, за которой сочится запах лошадиного зада. Добротный короб из узких досок рассчитан минимум на троих. Колёса под полом скрипят, проворачиваются в подтаявшем от копыт пышном снегу. Толкать приходится сзади. Стража ругается, но тужится. Сложности в дороге затянули прибытие почти до вечера. К развилке подошли, когда солнечный диск разбух в размытое пятно над коротким горизонтом дороги. Мимо проскрипело вековое дерево — метка — в дупле которого Шинго засел следить за передвижениями несколько дней назад. Когда за поворотом развилки скрылся основной тракт, колёсам пахать снег стало не в мочь. Обоз остановился, и загустевшая тишина остановилась вместе с ним. Таджима впился глазами меж щелей досок в подёрнутый сумерками лес. Он не верит в легенды и мистику, но на короткий миг ему неожиданно почудилось, что вся собравшаяся меж деревьями мгла клубится ищущим крови, бестелесным существом. Ощерившаяся чёрными ветками пасть, острые когти кустарников смыкаются куполом над ничего не подозревающими людьми. Он сморгнул наваждение, вместе с проходящим мимо матерящимся доспехом. Командир стражи и двое подручных взялись за лопаты. — Чувствуешь? — прокрался в ухо шёпот чиновника. Таджима уставился на него непонимающим взглядом. Он только сейчас заметил — после поворота, чиновник не проронил ни слова. — За нами следят. — Сядь. Чиновник стянул на груди тряпку, служащую ему зимней одеждой. Потёр ногу о ногу. — Ты ведь пришёл меня защитить, верно? Нервный смешок исказил не на шутку испуганное лицо. Таджима прошёлся глазами по периметру, вглядываясь в сгусток леса за щелями повозки. — Ты приманка. Сядь. Низко, тихо и холодно, чтобы его поняли сразу. Обычно, сразу и понимают, но то ли чиновник не из понятливых, то ли уши отморозил — как стоял, так стоять и остался. — Сядь. Таджима бросил тяжёлый взгляд — угомонить глупца, и вдруг замер. Щёки чиновника набухли, глаза выпучились и широкой лентой изо рта на грудь полилась тягучая кровь. Ни звука, ни шороха. Чуть поодаль копошится со снегом непуганая стража, а из яремной впадины, издеваясь, выглядывает стальной наконечник. Медленно, словно в десятки раз растянутым гендзюцу временем чиновник грузно опустился на колени. Хлопая губами, как озёрный карп и, ощупывая пальцами металл, он окинул ошалевшим взглядом — что это? — рухнул замертво. Таджима и сам не прочь узнать — что это? Он стёк с лавки на пол, прижался к доскам пола. В щелях повозки ни движения, ни звука. Чиновника убили прямо перед ним, а он не понимает как и когда пропустил мимо ушей такой точный выстрел. Морозные пальцы холода пересчитали через спину ребра на груди. Глядя, как неспешно стрела под грузом мёртвого тела протискивается сквозь слои плоти, Таджима заставил себя мыслить без нарастающей паники. Древко короткое, если глаза не застилает непонимание — без оперения, наконечник круглый — такие же использует он сам — в ханкю. Значит, стреляли большее — с двадцати шагов. Откуда?! Он полностью доверяет собственным глазам, чтобы утверждать — атаки не было. Кай! Мир не сменился, чего, собственно, и ожидать не пришлось. Затянуть Таджиму в гендзюцу под силу было только Сенджу Токаи, не могла же она воскреснуть. Тем временем обстановка снаружи никак не изменилась. Стража расчищает дорогу, отпускает шуточки в адрес местных дам и ещё не знает, что доставлять в город уже некого. Забавная ситуация — кто же в итоге заяц, а кто загонщик. Кто с кем поздоровался и чья сработала ловушка. Таджима ощутил угрозу сверху прежде чем растекающееся под подбородком кровавое пятно потеряло тепло и запах стал слишком навязчивым. Тяжесть легковесных шагов резко опустилась на крышу. Скрип жилы. Таджима рывком перевернулся на бок. Стрела прошила пол в половине мизинца от груди. Сверху фыркнули. Запертая на честное слово дверь, слетела от удара чакрой. Следом выскочил Таджима, проехался по снегу и, не тормозя, плюнул катоном. Тень метнулась навстречу — чёрная, словно глубокая тьма с жутким оскалом, столкнувшись с огнём, пыхнула и распалась, как хрупкий пузырь, набравшийся табачного дыма. Шаринган высветил движение по правую руку. Стрела свистнула перед носом и тень, ухмыляясь, затерялась меж деревьев. На удар сердца наступила тишина, потом стража, наконец, опомнилась. — Побег! — заорали. — Хватай его! Таджима не обратил внимания, просеивая шаринганом лес. Нет, абсолютно точно — он не видит движений, успевает лишь за коротким мигом остановки, словно рвётся само понятие пространства. — К земле! Короткий удар под колено выбил стражника из равновесия. Стрела прошила воздух со свистом, воткнулась в угол повозки. Лошадь дико заржала, вздыбилась. Путы лопнули — животное сломя голову понеслось через снег. — Прячьтесь! — скомандовал Таджима. Шальные от ужаса люди бросились под повозку, кто-то — в лес. Преследовать их не стали, они изначально и не были целью. Тень остановилась. Тонкая, неестественно вытянутая фигура, в чёрном балахоне. Лик явился в полумраке меж деревьев высоко на склоне, в густой вате снега, словно тьма обволокла силуэт и натянула шкуру мононоке. Он упустил момент, когда рука коснулась капюшона. Седые волосы рассыпались по плечам. С губ слетело само: — Каримата. Острозубый оскал, подобие приветливой улыбки, разверзся ломано — вот его нет, и вот — есть, будто бы мозг потерял часть картинки. Таджима сглотнул пересохшим горлом, теряя остатки понимания. Позади разразился истошный вопль, сначала одиночный, затем обрушился гвалт крика. Зазвенел металл. В засаде, где расположилась группа Мадоки, брызнула кровь. Напали отовсюду разом. Человек десять, все в чёрном. Одежды асигару смешались с защитными белыми Учих. Двоих Мадоки положили на месте. Сам он, гневно ругаясь, отбивался от троих, пытаясь соединиться с группой, но его оттеснили. Таджима рванул к своим, настиг одного ударом в глотку. Оттолкнулся от падающего тела и обрушился весом на другого. Лезвие танто вошло между позвонками шеи, коротко отделило голову. Третий извернулся, вспорол Мадоке мышцы на предплечье и ушёл в шуншин. Мадока догнал его кунаем в грудь. — Запечатай! — на ходу крикнул Таджима, указывая на тело в судорогах. Мадока тут же схлопнул над телом последовательность запечатывающей техники. — Тайчо-о! — во всхлюпах крови захлебнулась очередная жизнь. Мадока заорал, рванул шуншином прямиком в месиво боя. С другой стороны дороги послышался вой от тонкого визга уходящий в глубокий китовий. Таджима затормозил, сгребая с поверхности слой снега. По спине поползли мурашки — он слышал нечто похожее в Мизуоки. Перед тем, как благословенный спрут пожрал приготовленную для казни свиту свергнутого правителя. Звон металла за спиной, гневное злословие резко оборвалось. Раздался свист. Краем глаза Таджима заметил стоящих в растерянности шиноби перед внезапно отступившим врагом. Асигару рассыпались по лесу и тихо растаяли, будто бы их стёрли с белого листа снега. Тени от деревьев наползли на чёрные трупы и, под ошарашенными взглядами, растворились без следа. — Шт…? — растерянно заморгал Мадока. Оставшиеся Учихи попятились к главе клана. Открытые как на ладони, бежать бессмысленно, чем Каримата с удовольствием пользуется. Шаринган уловил траекторию стрелы. Пинком под колено Таджима выбил опору из-под ближайшего. Кровь брызнула в стороны — стрела прошила щёку и застряла меж выбитыми зубами. Мадока рухнул на карачки. — Тайчо! — Назад! — скомандовал Таджима. Обливающегося кровью командира подхватили под мышки и отволокли ближе к первой полосе деревьев, вниз, в неглубокий овраг. Укрытие так себе, но есть шанс подумать. Один бросился перетягивать Мадоке раны, другой вжался в снег, шаря глазами по соседней стороне леса. Он не видит врага — отметил Таджима, шаринган слабоват. Каримата медлит. Всматривается. Струится от дерева к дереву тягучей походкой. Кто будет следующим — мысли судорожно прыгают в голове. Потерянные асигару, очевидно, ценны, но чтобы добить выживших они не нужны. Ещё никогда отряд Таджимы не вырезали настолько стремительно. Пожалуй, с отсутствием тактики у Кариматы, он погорячился. Таджима зачерпнул ладонью снег, одним движением растёр по лицу. Остудить мысли, остудить голову, остудить вздувшиеся виски. Не время считать трупы, время — наблюдать истины. Замершая у дерева улыбка Кариматы выгнулась в обратную сторону — плоской линией гнева. И силуэт уже не кажется вытянутым, словно бы тени истощились и отступили. Тонкий, хрупкий, невысокий, похожий на зловещий одуванчик. Соображай. Ханкю, значит — сощурил шаринган Таджима — а ведь в докладах фигурировал чёрный лук. Неужели считает, что перестрелять их может и сенбонами — недостойны козыря. Они могли быть убиты уже десятки раз, но отчего-то продолжают участвовать в игре. Каримата перемещается быстро. Глаз не улавливает, но с ходу заявлять о демоническом Таджима не готов. Расстояние от точки до точки одинаковое, в этом шаринган не обмануть. Ханкю не даст возможности стрелять с дальнего расстояния, а значит, следующий прыжок равен плюс-минут двадцати шагам — крыша повозки. Танто выскользнул из ножен, любовно улёгся рукоятью в ладонь. Под паническим взглядом одного из подчинённых, кому посчастливилось, Таджима подтянул к груди ноги, спружинился. Чакрой обдало ступни. У него только одна попытка, и если он её упустит — отряд поддержки унесёт в селение трупы. Расстояние между Кариматой и повозкой сократилось быстрее, чем закончилась его мысль. Таджима рванул в шуншин. Встретились они ровно на середине. Лезвие танто туго натянуло гладкую щёку на остриё. Так близко никто и никогда не видел это лицо. Бледное, острое, очень молодое. Шаринган разобрал и запомнил каждый штрих атаки, лопающуюся бледную кожу на скуле. В боковой поверхности отразилось молниеносное удивление. Лезвие соскользнуло с кости, пряди россыпью брызнули в стороны. Ноги их едва каснулись крыши — пространство всосало Каримату и выплюнуло высоко на склоне. Вес прогнул повозку, колёса жалобно заскрипели, и под дном заблажили от ужаса стражники. Крови Таджима не увидел, но бледная рука ошарашенно, как показалось, тронула скулу, прошлась по линии разреза. Таджима перехватил танто лезвием вдоль руки, готовый ответить любым образом. Если в расчётах Кариматы существовала лёгкая возможность заполучить его жизнь, то стоит, зализывая рану, подумать ещё раз. Седая голова наклонилась к груди, как если бы на Таджиму смотрели исподлобья. Ханкю небрежно отбросили в сторону, а из чехла за спиной в руку скользнул проклятый сингето — матовый-чёрный, словно изготовлен из ствола дзюбокко*, тьма, перемотанная кровавыми витками ротанга. Таджиму продрало нервной дрожью. Дыхание замерло в лёгких. Сингето перевернулся по вертикали. Дух не обернулся, не глянул в сторону — отвёл руку с луком в направлении лёжки Шинго. Стрела сорвалась так быстро, что Таджима не заметил натяжения. Пальцы разжались на уровне острого подбородка, и только слетевшая с тетивы стрела качнула срезанные кончики седых волос. Вдалеке отчётливо хрустнула древесина. Сдавленный стон донёсся чуть позже, а затылок Таджимы покрылся липкой испариной. Насмешка тени — труп за труп, и Таджима остался ещё должен. Меж прядями растянулась улыбка, в которой по бледным губам явно прочлось: — Для него. Таджима улыбается криво, показывая не менее острые зубы. Под ложечкой тянет и внутри грудины дрожит, но не страх. Не сразу удаётся понять — такое знакомое, обволакивающее предчувствие, давно забытое, старое, похороненное под кипами бумаг. Горячка, лихорадочный жар, зажатый меж рёбрами и жажда боя — восторг. Сомкнутые губы изгибаются в азартной ухмылке. И Каримата опускает лук, и Таджиме больше, чем понятно, что на другой стороне меж чужих рёбер тот же восторг, та же буря не встретившихся клинков и желание битвы. Таджима знает, что Каримата тоже читает по губам: — Я тебя вижу.