Fade away

– Так значит, твой парень – Монс Сельмерлёв? – поинтересовался Юстс на следующий день, когда они наблюдали за репетицией стран со второй половины второго полуфинала. И хотя парень улыбался и игриво поднял бровь, задавая Каре этот вопрос, в голосе его слышалось удивление. – Ну… – протянула шведка, – да, мы встречаемся. – Почему ты мне не говорила? – Ээээ… ты не спрашивал, – Эрикссон немного опешила. Между ними действительно не было такого разговора. – Верно, – засмеялся Сирмайс. – Прости, я кажется, лезу не в свое дело. Но вы хорошо смотритесь вместе. – Спасибо, – девушка почувствовала, что краснеет, хотя слова были ей приятны. Даже спустя год отношений с Сельмерлёвым, ей в голову порой приходили мысли, что она не подходила ему, хотя это и казалось несколько глупым. И все же, когда люди со стороны говорили обратное, это не могло ее не успокаивать. – Она потрясающая. Кара кивнула в сторону украинки, которая репетировала свой номер на сцене уже второй раз, чтобы сменить тему. Джамала буквально заворожила ее своей песней и своим голосом, когда Эрикссон услышала ее впервые. Это была магия подобная той, что вчера на сцене устроил Хови. – Да, – согласился Юстс, – у нее прекрасный голос. Вообще здесь собралось столько талантливых артистов с отличными вокальными данными, и у каждого припасен какой-то туз в рукаве… – И ты один из них, – засмеялась Кара. – Ну и как после этого быть скромным? – Сирмайс развел руками, наигранно возмущаясь, но после поддержал ее смех. Эрикссон задумалась об их несколько странных отношениях с Юстсом. Они были знакомы буквально неделю, но общались так, словно знали друг друга уже очень и очень давно, возможно, не так, как с Йохансеном, но очень близко к этому. И тем не менее, порой возникало чувство напряженности, когда речь заходила о романтических отношениях… И все же, они действительно стали друзьями за такое короткое время. На следующий день после окончания первых репетиций начались вторые уже со странами «Большой пятерки». Чем ближе к началу конкурса, тем больше напряжения и суеты образовывалось не только в и вокруг Глобен арены, но и за ее пределами. Конкурсанты, их команды, ведущие, организаторы, журналисты, гости и сотни людей, занимающихся организацией шоу на всех его уровнях, – все, казалось, были поглощены работой и предстоящим действом. Это было похоже на безумие, но, наверное, самое интересное и приятное безумие. Эрикссон разрывалась между учебой в университете, проектом для «Вэрнамо Ньютер» и ведением блога. Монс свободное от репетиций в Глобене время проводил в студии, записывая новые песни, пока к выходу готовился его клип на «Fire in the rain». Кара понимала, что это то, чем он живет и дышит, но все равно ничего не могла поделать с собой, испытывая легкую ревность. Глупо было ревновать к работе, и все же… Этот период напоминал то время, когда Монс только предложил ей пожить в его квартире пока она не приведет свои дела в порядок. Тогда Кара тоже встречалась с ним лишь по утрам или вечерам, но тогда это было не так обидно. Вскоре она подловила себя на том, что с Юстсом проводила больше времени, чем с Монсом. Они постоянно встречались на репетициях, на которых Эрикссон присутствовала, собирая материал для блога, и часто в перерывах Сирмайс вытаскивал ее из Глобен с неизменным «пойдем прогуляемся». И девушка была благодарна ему за то, что он своим оптимизмом и неугасающей энергией скрашивал ее жизнь. Особенно запомнился их поход в парк аттракционов с младшим братом Сирмайса. – Похоже, в вашей семье все энерджайзеры, – с улыбкой заметила Кара, наконец опускаясь на лавочку. – Это у нас семейное, – со смехом отозвался Юстс, трепля брата по волосам. – Ты клёвая, Кара, – усмехнулся тот, протягивая ей кулак. – Ты тоже, Мартс, – расплываясь в улыбке, девушка стукнула по протянутому кулаку мальчугана, словно они были закадычными друзьями. Монс помнил тот вечер, когда она вернулась домой уставшая, но с блестящими глазами и массой впечатлений, которыми возбужденно делилась. В тот вечер он впервые действительно приревновал ее к латышу. Конечно, он не мог быть против того, что кто-то делал ее счастливой, но ему самому хотелось быть причиной ее счастья. Тогда впервые он подумал о том, а что, если он не тот, кто ей нужен?.. – Yooou. You're the one is making me strong. I'll be looking looking for yooou, like a melody of my song. Кара влюбилась в зажигательную песню француза, как только услышала ее впервые. И сейчас просто не могла усидеть на месте, наблюдая за репетицией Амира на сцене. От него исходила сумасшедшая волна положительной энергетики, которая не могла не заряжать находящихся рядом людей. Эрикссон танцевала, подпевая уже выученные наизусть строчки, растворяясь в музыке. Она почувствовала легкое разочарование, когда песня доиграла до конца и последние аккорды растворились в воздухе. Амир улыбнулся и скрылся за кулисами, а координатор уже объявлял перерыв. Остальные участники, кто уже выступил, но хотел увидеть номера других конкурсантов, наблюдали за репетицией со зрительного зала. Амир уже спускался в зал к остальным, но остановился около Эрикссон. – Спасибо, что танцевала и подпевала, – сверкнул улыбкой француз. – Под твою песню невозможно усидеть на месте, – улыбнулась в ответ Кара, заправляя за ухо упавшую прядь волос, которая мешала ей видеть собеседника. – Я, к сожалению, не понимаю той части, где ты поешь на французском, но мне кажется, это что-то очень жизнеутверждающее. – Так и есть. Она о девушке, изменившей мою жизнь, ставшей ответом на все мои "почему", – Амир усмехнулся, цитируя собственную песню. – Это просто прекрасно, что в твоей жизни есть человек, который вдохновляет и делает тебя счастливым. Хадад кивнул и внезапно бросил взгляд на Монса, стоящего на противоположной стороне сцены и наблюдающего за ними, а потом снова посмотрел на Кару, искренне улыбаясь. – Монсу, кажется, тоже повезло найти такую солнечную девушку. – Кара почувствовала, что краснеет от смущения, но слышать подобные слова от такого человека, как Амир, было безумно приятно. – Вы очень красивая пара. Берегите друг друга. – Спасибо, Амир, – произнесла шведка, одновременно удивленная и счастливая. Француз подмигнул и направился к остальным конкурсантам, оставляя ее думать о том, неужели со стороны было так заметно то, что она сама ощущала скорее на уровне догадки. – Знаешь, а ты счастливчик, – заметила Кара, надевая перед зеркалом сережки, – два года подряд являешься частью Евровидения. – Могу то же самое сказать о тебе, – отозвался Монс, поправляя галстук и поглядывая на наручные часы. – Поверить не могу, неужели ты уже собрался, и мы никуда не опаздываем? – насмешливо поинтересовалась Эрикссон, бросая на него взгляд. – Ха-ха-ха, Кара, – мужчина скорчил недовольную гримасу, чем заставил Кару рассмеяться. Девушка подошла к нему, обвивая руками за шею и соприкасаясь с ним носами. – Прости, я не смогла удержаться, – улыбнулась она. Сельмерлёв покачал головой, но улыбка в уголках его губ ясно показывала, что он абсолютно не злится. Из них двоих пунктуальность явно была сильной стороной Кары. – Ты потрясающе выглядишь в красном, ты знаешь? – тихо произнес он почти ей в губы. – Теперь знаю, – в тон ему ответила Эрикссон. – Но не надейся, что я скажу то же самое про твой костюм, – она засмеялась и расцепила руки, отходя от Монса и забирая свой клатч с тумбочки. – Ты наверняка слышал это от тысячи своих поклонниц. – Это совсем другое, нежели услышать от тебя, – заспорил Сельмерлёв. – Я журналист, а не модный эксперт, – парировала Кара. – Пошли, иначе снова будем опаздывать. – Ты невыносима, – закатил глаза мужчина, скрывая улыбку. Второй год подряд Эрикссон сопровождала Монса на церемонию открытия Евровидения. С одной стороны, было приятно ловить на себе внимание прессы, а с другой – несколько странно, потому как она сама являлась представителем этой прессы и посещала вечеринку не только с целью развлечься, но и в надежде побеседовать с конкурсантами, поспрашивать их об их впечатлениях от репетиций и настрое, тем самым предоставив «Вэрнамо Ньютер» хороший материал. Кара в который раз задумалась над тем, что далеко не каждому первокурснику выпадает такая возможность, и снова в голову пришла мысль, что, возможно, она не совсем заслужила это. Но бросив взгляд на Сельмерлёва, который позировал с Петрой для очередного фото, и вспомнив его слова тогда в ресторане, постаралась прогнать эту мысль куда подальше. В конце концов ее целью была качественно выполненная работа, остальное должно было быть не так важно. Эрикссон стояла немного в стороне, наблюдая за тем, как на церемонию постепенно прибывали участники. Длинная красная дорожка стелилась от здания Евроклуба к набережной. Солнце клонилось к закату, окутывая Старый город золотым сиянием, со стороны реки долетал прохладный ветерок. Кара планировала перехватить Кристера Бьоркмана у разговаривающей с ним журналистки, как только увидела их в начале дорожки, и наконец такая возможность подвернулась. – О, добрый вечер, Кара, – одарил ее улыбкой продюсер, стоило девушке подойти к нему. Конечно они были знакомы еще с мая прошлого года, когда поддерживали на Евровидении Монса и не раз пересекались после него в связи с подготовкой конкурса этого года, да и на различных мероприятиях, которые Эрикссон посещала вместе со своим парнем. – Добрый вечер, герр Бьоркман. Я бы хотела задать вам пару вопросов, – очаровательно улыбнулась в ответ Эрикссон. – Пока что я в твоем полном распоряжении, – добродушно развел руками мужчина. – Спасибо, – Кара нажала на кнопку диктофона, готовясь задавать вопросы. – Герр Бьоркман, думаю всех, кто наблюдает за Евровидением, очень интересует, чего же нам ждать от конкурса в этом году. – Ждать настоящего трехмерного праздника музыки, – чеканя каждое слово, с улыбкой произнес Кристер. – Каждый участник будет стараться впечатлить публику тем или иным способом: шоу, песней, вокалом, возможно, даже какими-то трюками. Я сейчас специально пытаюсь интриговать, конечно, – рассмеялся продюсер. – Наша задача состоит в том, чтобы помочь им максимально хорошо воплотить их задумки. Над этим работает огромная команда от осветителей до звукорежиссеров, все продумывается до деталей. Поэтому мы надеемся, что Стокгольмское шоу придется публике по душе и они запомнят его надолго. – Уже не терпится это увидеть. И еще один вопрос касательно новых правил. Почему в этом году было принято решение об изменениях в правилах голосования? И что принесут с собой нововведения? – Интрига, – снова пошутил Бьоркман. – На самом деле, это изменение несколько сократит по времени финальное шоу и сделает процесс объявления результатов более интересным. Это также поможет более точно и объективно выбрать победителя и избежать возможных подтасовок, по крайней мере, мы на это надеемся. Голоса зрителей будут объявляться ведущими в конце от меньшего количества к большему, что позволит нам сохранить интригу до последнего. – То есть результаты на Евровидении теперь будут объявляться, как на Мелодифестивалене? – Да. Кто знаком с Мелодифестиваленом, тот, думаю, сразу поймет, что к чему, но и другие тоже быстро включатся, ведь на самом деле все довольно просто, – согласился Бьоркман. – Спасибо за уделенное мне время и за Ваши ответы, – улыбнулась Кара, выключая диктофон. – Всегда пожалуйста. Приятного вечера, Кара. – Взаимно. Эрикссон оставила Бьоркмана ждавшей своей очереди журналистке и повернулась в сторону набережной, ища глазами Монса. Тот как раз закончил давать очередное интервью парню с микрофоном и тоже обернулся, стараясь найти ее среди толпы других журналистов. Девушка улыбнулась, помахав ему рукой, и успела словить его улыбку в ответ до того, как следующий представитель СМИ попросил Сельмерлёва об аудиенции. Конечно же его рвали на части, расспрашивая не только как ведущего конкурса этого года, но еще и как действующего победителя. Кара уже представляла, как дома он устало стащит с себя надоевший галстук и пошлет всех к черту, но точно знала, что ему было приятно такое внимание к его персоне. Вдохновленная приятным разговором с Кристером, Эрикссон взяла еще несколько интервью у представителей Кипра, Беларуси, Бельгии, Испании и России, узнав об их впечатлениях от Стокгольма, репетиций, легкой боязни перед основным решающим выходом на сцену уже послезавтра и ожиданий от первого полуфинала. Участники были добродушные и приятные в общении, так что Кара даже не заметила, как пролетело время до официального открытия Евровидения в мэрии, но подловила себя на мысли, что ищет среди гостей Юстса. После того, как она видела трио прибалтийцев на красной дорожке, латыш куда-то пропал из ее поля зрения. Донни беседовал с Джамалой, Юри фотографировался с представительницей Хорватии, но Юстса поблизости видно не было. Подловив момент, когда Джамала осталась одна, Эрикссон подошла к ней. Букмекерские компании делали на нее и ее песню ставки, и журналистке было интересно, что об этом думает сама конкурсантка, о чем она не преминула спросить. – Честно? – украинка засмеялась. – Мне, как автору, очень приятно, что мою песню так высоко оценивают и делают на нее ставки. Это не может не радовать. И я бы очень хотела, чтобы моя песня нашла отклик в сердцах людей и заставила их задуматься о том, что наш мир в наших руках, и нам под силу изменить его в лучшую сторону. Потому что мы можем построить будущее, где люди свободны жить и любить, это счастливейшее время – наше время.* Кара улыбнулась, узнавая знакомые строчки из песни. Еще на репетиции она обратила внимание на слова, и она запали ей в душу. – Я думаю, что так и будет, – согласилась Эрикссон. – Что думаешь об остальных участниках? Может быть, у тебя есть любимая песня этого года? – Это очень интересно для меня, узнать и увидеть другие выступления от других стран. Я думаю, когда ты уважаешь другие культуры, ты уважаешь сам себя. Мы здесь ради того, чтобы познакомиться с культурой, с музыкой друг друга, узнать что-то новое, поделиться опытом. Я безумно рада, что являюсь частью этого торжества. А что касается любимой песни… не думаю, что смогу выбрать какую-то одну, здесь слишком много действительно крутых композиций, – улыбнулась Джамала. – Не могу не согласиться, – улыбнулась в ответ Кара, убирая диктофон. – Спасибо за ответы и приятного вечера. – Тебе того же, – пожелала украинка и направилась к Амиру, который звал ее к себе. Эрикссон хоть и присутствовала на таком мероприятии уже второй раз, поражалась тому, какая дружелюбная атмосфера царила в зале, словно все знали друг друга уже сто лет и встретились здесь со старыми друзьями. Конкурсанты же были безумно приветливыми и приятными в общении, что просто не могло не радовать представителей СМИ, и ее в том числе. Кара взяла у проходящего мимо официанта коктейль, только сейчас ощутив, насколько пересохло в горле от постоянных разговоров. Решив немного отдохнуть, девушка присела на один из диванчиков у стены, потягивая прохладный напиток, в котором чувствовался вкус Блю Кюрасао, и снова пытаясь отыскать глазами Монса. За последние полтора часа они пересеклись всего один раз и то на пару минут, потом его снова утащила какая-то журналистка для очередного интервью, причем сделала это довольно наглым образом. Кара замерла, когда увидела, что та по-прежнему околачивалась вокруг Монса, оживленно что-то ему рассказывая и активно жестикулируя. Эрикссон не заметила, как брови сами собой поползли вверх от удивления, но ее укололо то, что Сельмерлёва, она, казалось, не раздражала. Наоборот, он смеялся с того, о чем она ему там рассказывала, и что-то отвечал. Кара ощутила знакомый приступ ревности и поспешила его прогнать. Но с раздражением и даже гневом на эту рыжую эксцентричную дамочку, которая явно флиртовала с ее парнем, ничего поделать не удавалось. Девушка хотела сделать большой глоток коктейля, чтобы успокоиться, но оказалось, что стакан уже был пуст. Оказавшийся поблизости официант любезно предложил ей другой, трехцветный. Кара с благодарностью кивнула, отводя взгляд от журналистки с Монсом и действительно сделала несколько глотков, попытавшись успокоиться. Мало было поклонниц по всей Европе, если не миру, среди которых встречались как адекватные, так и совсем безбашенные, так еще и каждая журналистка считала чуть ли не своим долгом заигрывать с ним. Да какого черта вообще?! Кара снова обернулась в их сторону, но журналистки там уже не было. Пробежавшись глазами по залу, Эрикссон заметила ее чуть поодаль от того места, спорящей со своим оператором. Видимо, тот напомнил ей, для чего они здесь. И Кара даже не старалась бороться с чувством какого-то злорадства, наблюдая за разочарованной гримасой рыжей. Но ее место рядом с Монсом уже заняла какая-то другая девушка, но без микрофона или диктофона в руках. Эрикссон напрягла память, пытаясь вспомнить, кто она, и наконец узнала представительницу Молдовы Лидию Исак. Они с Сельмерлёвым о чем-то оживленно разговаривали, а девушка постоянно улыбалась, поправляя свои длинные волосы. «Они что, издеваются?», – с раздражение подумала Кара. – «Как будто из стольких участников мужского пола, даже не считая тех, кто женат, не нашлось, кому построить глазки?» Шведка сделала еще пару глотков удивительно вкусного коктейля и постаралась сконцентрироваться на том, ради чего она была здесь, – на сборе материала, хотя тех интервью, что она взяла, должно было хватить на два фронта ее работы. И все же нужно было отвлечься, чтобы не сходить с ума от ревности, о которой она вполне могла бы потом пожалеть. Эрикссон встала с дивана, выискивая среди гостей того, с кем она сегодня еще не беседовала, и кто был свободен. – Я тебя практически весь вечер ищу, – донесся до нее знакомый голос. Девушка обернулась, сталкиваясь с Юстсом. – Ты поверишь, если я скажу, что я тебя тоже? Думала, такой парень, как ты, будет где-то в центре действий, – пошутила Кара. – Я умею удивлять? – задал риторический вопрос парень и засмеялся. – Ты потрясающе выглядишь. Красный тебе к лицу. – Спасибо, – улыбнулась девушка, решив не добавлять, что Монс сказал практически то же самое. И все же Эрикссон неуверенно чувствовала себя в облегающем платье, доходившем до середины бедра, и туфлях на каблуке. – А ты, я смотрю, не расстаешься с «кожанками»? – К «кожанкам» у меня безграничная любовь, – согласно кивнул Сирмайс, приглашая ее присесть на диванчик позади них в своеобразной нише. – Ты здесь на задании? – Все верно, терроризирую конкурсантов своими вопросами, – состроила гримасу Эрикссон. – Хочешь стать одной из жертв? – Я уж думал, ты не попросишь, – произнес Юстс таким тоном, словно пришел на церемонию открытия специально для того, чтобы дать ей интервью. Впрочем, возможно ей это лишь показалось. Они довольно долго беседовали о самом Евровидении, о других конкурсантах, делясь впечатлениями от репетиций и делая прогнозы на то, кто окажется в финале, и кто, возможно, победит. Затем разговор плавно перешел на более личные темы, которые отправили диктофон в сумочку. Каре действительно было интересно слушать о его семье, о его детстве и жизни в Латвии, так же как ему была интересна ее собственная история, которую она не любила рассказывать людям, но ему почему-то доверила, и за разговором даже забыла о ревности и раздражении, которое испытывала по отношению к тем девушкам, что окружали Монса. И хотя в последний раз, когда она бросала взгляд в его сторону, к Лидии присоединились еще и Ивета из Армении и Саня из Сербии, Кара решила не придавать этому слишком большого значения. – Да, кстати, тут так много фото- и телекамер, что странно видеть журналистов без них, – заметил Сирмайс, когда они вновь вернулись к теме Евровидения. – Иллюстрации – не моя забота, а редакции. Мое дело – предоставить им печатный материал. А для поста на блог сэлфи даже интересней, – подмигнула Кара, дела глоток своего разноцветного коктейля. Юстс кивнул и, усмехнувшись, поправил волосы. – К фотосессии готов. Кара засмеялась и поняла, что действительно хотела бы иметь фото на память об этом вечере с этим веселым парнем, который за короткое время успел стать ей хорошим другом. Девушка достала из сумочки телефон, настраивая фронтальную камеру. Они с Сирмайсом дурачились, кривляясь на фото и потом со смехом просматривая их. – Нет, так не пойдет, – возмутилась Эрикссон, – несколько десятков мегабайт и ни одной серьезной фотографии, которую можно было бы выставить на блог. – Ладно-ладно, я могу быть серьезным, – заверил ее Юстс, и в самом деле придавая своему лицу серьезное выражение. Девушка покачала головой и сделала фото, но внезапно почувствовала, что что-то изменилось не только в выражении лица парня, но и в атмосфере между ними. Когда она обернулась к нему, то встретилась с его взглядом, который, казалось, проникал в самую глубь. Девушка почувствовала легкую дрожь в ладонях и крепче сжала телефон. Мозг что-то лихорадочно обдумывал, но Кара его словно не слушала, застыв под этим взглядом океанически голубых глаз, которых словно затягивали ее куда-то на глубину. В память почему-то врезался запах парфюма, когда губы Сирмайса обожгли ее. Девушка опешила, инстинктивно закрывая глаза, ненамеренно отвечая ему. Все мысли будто исчезли из головы, и только через несколько долгих секунд начали возвращаться, закручиваясь вихрем. Что происходит? Что она делает? Кара слегка оттолкнула парня от себя, разрывая поцелуй и глядя на Юстса расширенными от удивления глазами. Секунда, две, три, пять… Слишком долгая и неловкая пауза. – Что это было?.. Ты же знаешь, что я с Монсом. И хотя поцелуй был очень коротким, и Эрикссон прекрасно осознавала, что ничего не почувствовала, ей было неприятно. От того, что это выглядело как предательство. Девушка ощутила злость, но пока не была уверенна, только на Сирмайся или на себе тоже. – Прости, пожалуйста, я… – латыш виновато отвел глаза. Какой же он дурак! Разве так трудно было держать себя в руках? Да, он понял еще несколько дней назад, что Кара нравилась ему. Она была привлекательной, веселой, общительной, интересной, какой-то уникальной, но при этом очень простой. Ему действительно нравилось проводить с ней время, и довольно скоро он понял, что она была такой девушкой, с какой он хотел бы быть. Но она была занята. Занята победителем Евровидения. И вряд ли она бы променяла его на простого начинающего певца из Латвии. Да дело даже не в этом: Кара просто была влюблена в Монса, и никто другой ей был не нужен. Это стало понятным после того, как он увидел их танцующими под песню Хови в Глобен арене. Юстс был рад, что Сельмерлёв делает ее счастливой, и пообещал себе, что спрячет свою симпатию и от нее, и от себя самого. Но сейчас все почему-то вырвалось из-под контроля, когда она оказалась так близко от него, и ее серые, цвета грозовой тучи, глаза затягивали его. Он не смог сдержать своих чувств. Черт, черт, черт! Монс поймал себя на мысли, что, хотя ему и нравилось внимание к его персоне, внимания этого было слишком много. Сначала журналисты, задающие одни и те же вопросы, не дающие ему перерыва, теперь вот участники… поправка, участницы Евровидения. Вежливость не позволяла ему резко оборвать разговор, но Лидия настолько ушла в свой рассказ, что и перебивать ее тоже было бы невежливо. Монс надеялся, что он кому-то срочно понадобится, и тогда разговор с певицей волей-неволей придется прервать, но почему-то как раз сейчас в нем никто необходимости не испытывал, кроме Лидии. Она улыбалась, и он улыбался в ответ, хотя уже давно потерял нить разговора и откровенно не понимал, почему девушке так нужно было рассказывать это именно ему. Внезапно к ним подошли еще две участницы, и снова его попытка прервать разговор потерпела неудачу. Что ж, пришлось снова включаться в разговор теперь уже с тремя девушками. Они расспрашивали про Евровидение в Вене и его впечатлениях, о которых он и так уже рассказывал сотням журналистов, и его слова были напечатаны в сотне изданий, но собеседницам, казалось, хотелось услышать все из первых уст. И Сельмерлёв вынужден был снова повторять. Когда наконец журналисты перехватили у него конкурсанток, Монс выдохнул с облегчением. Никогда еще общение с людьми не было для него настолько утомительным. Он обернулся, ища глазами Кару, но увиденное заставило его застыть на месте. Кара, а он не мог перепутать ее ни с кем с ее длинными белыми волосами и алым платьем, сидела на диване у стены с Сирмайсом. Точнее, не просто сидела, она целовала его. Или он ее. С такого расстояния это не было понятным. Мужчина быстро отвернулся, словно подсмотрел чужой интимный момент, который ему видеть не полагалось. Но ведь это была его девушка! Мысли закрутились в безумном водовороте, создавая в голове хаос. Разум говорил, что стоит спокойной во всем разобраться и все выяснить, а сердце негодовало и возмущалось, не желая ничего слушать. Мужчина внезапно ощутил, что ему было слишком душно в этом зале, а музыка была слишком громкой и мешала трезво думать. – Прости, я знаю, что ты с Монсом. Я просто… – Юстс терялся в словах, не зная, как ему извиниться, и злясь на себя за то, что заставил ее чувствовать себя очень неловко и неуютно. – Этого больше не повторится, – в конце концов выдохнул он. – Сделаем вид, что этого не было, – бросила Кара, машинально возвращая телефон в сумку и закрывая ее. Девушка резко встала, ощутив, как все вокруг слегка пошатнулось из-за долгого сидения и выпитого ей алкоголя. Пусть его было немного, но все же. – Думаю, мне пора. Оставив парня на диване, Кара заспешила к выходу, испытывая сильное ощущение дежавю. Уже с одной вечеринки, посвященной Евровидению, она возвращалась в похожем состоянии. Эрикссон с облегчением вдохнула прохладный ночной воздух, чувствуя, как остужаются горячие щеки. Лицо действительно горело, а руки слегка дрожали. Девушка сделала несколько глубоких вдохов, попытавшись успокоиться, и только потом заметила знакомую фигуру у подножья лестницы. Сердце пропустило удар и забилось сильнее. Кара спустилась вниз, подходя к Монсу. – Почему ты здесь? – спросила она первое, что пришло в голову, надеясь, что голос не дрогнул. Мужчина обернулся к ней и одарил слабой, уставшей улыбкой. – Слишком много людей… даже для меня. Девушка кивнула, соглашаясь. Сейчас ей хотелось, чтобы остались только он и она, желательно где-то подальше от всех. Она не знала, как вести себя и стоит ли говорить что-то о том, что произошло на вечеринке. Если он видел, он спросит ее об этом, если нет… стоило ли вообще рассказывать о том, что для нее не имело никакого значения? – Поехали домой, – предложила она, кивая в сторону такси. Сельмерлёв лишь кивнул в ответ. * Слова из песни Джамалы "1944": We could build a future, where people are free to live and love. The happiest time – our time.