***
Существует поверье, что любой встретившийся нам человек влияет на нашу судьбу. Жизни, сошедшиеся вместе на час, минуту, секунду, мимолетные взгляды, пара брошенных фраз — что-то сможет пройти незамечено, но не бесследно. Фаталисты считают, что ни один шаг не может быть сделан вне вычерченной небом карты, кто-то верит только в предопределенность самых больших событий. Хамес относился ко всему этому с долей скептицизма обычного человека и с осторожностью любого спортсмена, но встреча с той девушкой не имела с судьбой ничего общего. То, что она возникла рядом с ним на пешеходном переходе — случайность. Оказавшийся в руках лишний зонтик от уехавшего на такси друга — забывчивость. А желание его отдать — обычное сострадание под впечатлением от ее нелепо промокшего, трагического вида. Его бы здорово позабавило, назови кто-нибудь это судьбоносностью. Тогда он даже толком лица ее не запомнил. И именно поэтому, когда несколько недель спустя к нему в клубе подкатила какая-то девчонка, он чуть было не сбежал оттуда вовсе. Смотреть на зубоскальство товарищей над поклонницами, ухмыляться над их гульбой и сменой партнерш, конечно, забавно, но принимать в этом участие — он пас. Так он считал. Когда-то. В тот вечер она что-то отмечала с подругами. Он же просто разбавлял его некрепким алкоголем и танцами. У него был выходной… Уже в одном этом слове ощущался хмельной привкус свободы, столь долгожданной после трудной недели. По телу в такт бьющим басам, пульсируя, разбегалось чувство легкости и бескрайности. Облокотившись вполоборота на барную стойку, Хамес наблюдал за пестрой толпой танцующих. Его внимание уже давно привлекла белокурая нимфа с левого конца танцпола. Она игриво подмигивала ему, выделывая двусмысленные танцевальные па, становящиеся чем дальше, тем более прямолинейными и менее танцевальными, призывая и жестами, и взглядом присоединиться к ней. Она так отчаянно старалась, что он даже пару раз подмигнул ей в ответ, чтобы не расстраивать бедняжку. За этой пантомимой страсти, Хамес только в самый последний момент заметил другую девушку, уверенно приближавшуюся к нему и улыбавшуюся так, будто он был другом ее детства. — Привет! — она попыталась непринужденно легко запрыгнуть на барный стул, и у нее это даже почти получилось. Впрочем, пьяной она не была, скорее взволнованной и… чуточку неловкой. — А я тебя узнала! Хамес сдержанно улыбнулся. Ну что — селфи, автограф на каком-нибудь пикантном месте, танец?.. — Может зонт тебе вернуть? — она была абсолютно серьезна, хоть и глаза ее смеялись. — Ч-что? — он даже повернулся к ней всем корпусом. — А я так и поняла, что не узнал, — девушка добродушно вздохнула. Уняв первое волнение, теперь она держалась свободно и уверенно. Такое возможно, только если ты знаешь собеседника очень хорошо. Или же, если не знаешь совсем. Припоминая ту самую встречу под дождем, он вновь с удивлением отмечал ее поведение. Отчего же она не ведет его этими шаблонными тропами охмурения? Отчего же не заикается о футболе? Мастерски продуманная схема обольщения или она его действительно не знает? Он хотел бы в это верить, правда, но после Чемпионата Мира, после этой волны популярности… Девушка продолжала что-то говорить, ее речь становилась все более лёгкой и беззаботной, будто она и вправду беседовала с давним другом. Она не требовала от него никаких действий, просто щебетала о чем-то простом и неважном, что забывается, едва произнесешь вслух. Настроенный очень насторожено в первые минуты ее появления, в какой-то момент Хамес все же не смог сдержать улыбки от ее шутки, а потом и вовсе сам включился в разговор. В какой-то момент перед ними оказались бокалы с напитками. И вроде бы они сменились пару раз, хотя Хамес не был уверен в точном количестве. Воздух в клубе постепенно становился жарче, ее смех громче, а на душе бесконечно легко. Последний ярко запечатлевшийся кадр — они на танцполе, воздух вокруг горит, музыка, кажется, звучит в самой голове… Проснулись они уже в его загородном доме. Они оба пытались сделать вид, что все нормально, и от этого становилось еще более неловко. Когда он провожал ее до двери, в воздухе висела атмосфера деланной непринужденности, через которую, словно через кальку, просвечивали неуютность и, давящее сердце невнятной тревогой, чувство непоправимо свершившегося. У самого выхода она замешкалась. — Я даже не знаю, как тебя зовут... — она попыталась произнести это как можно более беззаботно, но было видно, с каким трудом ей далась эта фраза. Превратить ее в вопрос сил все же не хватило. Оливия смутилась, нервно переступила с ноги на ногу. — Хамес, — он выдержал паузу, зачем-то, еще больше вогнав ее в краску, заставляя почти физически ощутить, как горит пол, под который хотелось провалиться. — А я Олив… — Лив. Я помню. Футбол любишь? — Не смотрю, — она безразлично пожала плечами. — Ну ладно, пока, — он наградил ее самым безразличным и холодным, ставящим уверенную точку в этой мимолетной интрижке, целомудренным поцелуем в лоб. — Я тут… Если захочешь пообщаться… — она неловко улыбнулась и протянула листочек с номером. — Обязательно, — дружелюбно крикнул вслед, уже спускающейся по ступенькам Оливии, так и не увидевшей, как он скомкал бумажку в руке.II
22 июля 2016 г. в 20:23
История их знакомства, возможно, заслуживала отдельного романа или фильма, а может, была до банальности проста. Все началось еще два года назад. Тогда Оливия, покинув родную Португалию, только-только перебралась в Испанию, где ей предстояли три года учебы. Многообещающих и перспективных.
К тому моменту она уже окончила хореографическое училище на родине и могла бы учить детей или танцевать в какой-нибудь труппе сама, но ни то, ни другое не вписывалось в ее представление об идеальной жизни. Ей хотелось большего. Она мечтала о профессии высшего класса — сначала выступать, а потом самостоятельно ставить спектакли современного танца. Все школы и институты ее страны казались ей местечковыми с профанацией вместо учебной программы и напыщенными шарлатанами вместо преподавателей. И только Мадридская академия танца была способна превратить ее мечту в реальность. Мадрид манил девушку большими возможностями, ярким светом рамп ведущих театров, интересными людьми из мира танца. Оливия хотела быть частью той вселенной, дышать с признанными мастерами одним воздухом, и никакие лишения и трудности не могли ее остановить.
Для того чтобы оплатить первый год учебы, она продала свой старенький Фиат — последнюю память о дедушке, который и увлек ее искусством, беспрестанно таская по театрам, музеям и выставкам, пока ее родители были заняты собой и работой. Она рассталась с машиной скрепя сердце, но после этого с легкостью избавилась от однокомнатной квартиры деда на окраине Коимбры. Оливия была уверена, что не сможет и дня прожить в опустевшей квартире, пахнувшей раньше ванильными рогаликами и наполненной бархатным голосом Фрэнка Синатры, но она ни на секунду не задумалась, будет ли того же мнения в день своего совершеннолетия ее младшая сестренка, только месяц назад научившаяся ходить. Но необходимая сумма была собрана, денежный эквивалент счастья лежал в банке, а отношения с родителями, не оценившими ее ранние предпринимательские способности, надежно испорчены. Раздор в семье, впрочем, только приближал дату отъезда.
Мадрид тянул ее к себе, и Оливию совсем не отпугивали далекие от комфортабельных условия общежития, шумные соседи употреблявшие и даже скорее злоупотреблявшие какими-то веществами растительного происхождения, бесчеловечный график репетиций и лекций для таких наивных мечтателей перевестись на бесплатное отделение, как она. Оливия горела своей мечтой и была ослеплена ярким пламенем.
Однако город к новой жительнице был настроен менее дружелюбно. Он встретил ее потерянным в аэропорту чемоданом в день прилета, украденным кошельком на второй неделе и наконец ужасной погодой в начале третьего месяца ее пребывания в Мадриде.
Та неделя была словно снята по сценарию фильма-катастрофы о городе, ушедшем под воду. Убористый дождь, начавшийся двое суток назад с легкомысленной мороси, не думал прекращаться. Не усиливаясь и не замедляясь, он низвергал потоки воды на захлебывавшийся Мадрид с твердолобостью старого упрямца. И будто этого было мало в тот самый день добавил еще и шквальный ветер. Словно разгневанный на что-то, он с неудержимым безумством рвал афиши, раскидывал урны, гнул дорожные знаки и ломал деревья.
Внезапно вставший в пробке город, сломанные зонтики то здесь, то там мелькавшие в толпе или брошенные в урны, лишь еще ярче очерчивали тщетность попыток противостоять стихии. Оливия, впрочем, не предпринимала никаких попыток вовсе. Ее безнадежно сломанный зонтик был выброшен еще у самой академии несколько кварталов назад. В сторону расторопных на наживу продавцов плащей она даже не смотрела и продолжала топать под косыми линиями дождя, словно отверженная героиня самого банального индийского фильма. Но такие сравнения вряд ли возникали в ее мыслях, занятых другим, переворачивающим жизнь похлеще шторма. В то утро она провалила экзамен по истории танца. И все этот чертов вопрос про никому ненужную румбу. Это портило ее статистику. Это почти лишало ее шансов на бесплатное обучение.
Мокрые джинсы неприятно холодили кожу, футболка липла к спине, в туфлях противно хлюпало. Оливия чувствовала себя упавшей в лужу и продолжающей в ней барахтаться, впервые столкнувшейся с неприятностями на пути к своей мечте и упавшей на жесткий асфальт обычной жизни. И все эта истеричка в комиссии!
«Сеньорита, вы не знаете основ, — она хлопала своими бесцветными глазенками за толстенными стеклами очков. — Я считаю, сеньорите Де Сантуш необходимо подучить теорию», — ее маленькая головка тряслась в мелком неврастеническом тике и пышный начес седых волос покачивался в такт. Коллеги безмолвствовали, безразлично взирая на Оливию.
«Деточка, не во вред тебе будет. Еще благодарить нас будешь. Уверенное знание теории — основа основ», — ее скрюченный желтый палец взвился вверх.
Незнакомый парень возник рядом с Оливией совершенно неожиданно. Как раз на середине воображаемой сцены, где ненавистную профессоршу ураганный ветер уносил прочь на ее клоунско-аляпистом зонтике, а она что-то верещала своим писклявым голосом, беспомощно болтая ногами в красных замшевых туфлях.
— Девушка, ну что же вы.
Оливия испуганно оглянулась на голос.
— Я говорю, зонтик-то возьмите, — парень протягивал ей прозрачный зонт, похожий на те, что продают в автоматах. Сам он стоял под большим черным зонтом, надежно скрывающим его от дождя. На красивой деревянной ручке виднелся золотой значок фирмы, но Оливия его не разглядела. Смутно вспомнилось, что подобные носят политики и прочие шишки.
Парень продолжал настойчиво протягивать ей зонт, и Оливия на автомате протянула руку в ответ.
Ее знание футболистов всегда ограничивалось уровнем рекламы — Пеле, Бекхем, Рональдиньо. Перестав быть подростком, телевизор она уже не смотрела, новых кумиров почти не знала. Как оказалось позже — это и стало ее фатальной ошибкой. В противном случае, она бы успела расставить барьеры задолго до непоправимого.
Оливия приняла зонтик, щелкнув, он раскрылся над ней широким куполом, капли глухо застучали сверху.
— Спасибо, — поспешила поблагодарить она, перехватив удивленно внимательный взгляд парня.
— Удачно добраться до дома, — он поднял руку, слегка качнул ей в знак прощания и двинулся прочь.
— Но… Как же я вам верну? — Оливия крикнула ему уже вслед.
— Не стоит, — бросил он вполоборота и скрылся в припаркованной неподалеку машине.
«Странности богача», — оценив стоимость авто и отметив, что сел он на водительское сиденье, подумалось Оливии.
Она забыла об этом событии спустя несколько дней, как теряется в течении будней любая подобная случайность. Ненастье закончилось на следующий же день, зонтик был отброшен в дальний угол и, должно быть, Оливия еще не скоро вспомнила бы об этой встрече, не сведи их судьба снова. На этот раз, чтобы переплести их пути тугим узлом.