Сезон дождей

O pescador tem dois amor Есть две любви у рыбака, Um bem na terra, um bem no mar Одна на земле, другая в море O bem de terra e aquela que fica Любовь на земле остается на берегу, Na beira da praia quando a gente sai Когда люди уходят в море O bem de terra e aquela que chora Любовь на земле — это та, которая плачет Mas faz que nao chora quando a gente sai Скрывая слезы, когда люди уходят в море. *       Должно быть, дождь закончился только под утро. Дороги еще блестели матовым глянцем, а в воздухе чувствовалась обновленная свежесть, словно сотни ветров налетели и вычистили, выдули за ночь всю духоту, копоть и грязь из города. Небо безуспешно пыталось освободиться от пелены серых облаков, затянувших все вокруг от горизонта до горизонта. Они укутывали Мадрид тяжелым покровом, мешая ему проснуться, нагоняя тягучую дремоту и лень.       Черный Ровер неспешно скользил по улицам, словно зараженный всеобщим оцепенением. Через приспущенное стекло в салон автомобиля проникал бодрящий воздух, дразня и призывая Хамеса поддаться обновлению, начать все с чистого листа. Как будто у него еще была такая привилегия…       Все должно было закончиться в то самое утро, еще полтора года назад. Почти выброшенный номер телефона, с легкостью принятое решение больше не поддаваться подобному искушению. Все было налажено на правильный путь. Так где же все пошло не так?..       Было ли что-то особенное в этой девушке? Скорее всего, нет. Приятная, привлекательная — да, но таких всегда было полно, как бы не уверяли пессимисты в обратном. Было ли что-то не так с Даниэлой? Да вроде бы, нет. Любящая, заботливая, родная. Она была все такой же, как шесть лет назад. Такой, какой он полюбил ее с первого взгляда. Было ли что-то не так с ним?..       Говорят, в теории катастроф есть понятие трех сбоев — три ошибки должны сойтись воедино, чтобы нечто плохое все же произошло. Так где же зародилась его личная катастрофа?       Он никогда не жалел о своем раннем браке. Те, кто заявляют, что в шестнадцать лет невозможно полюбить по-настоящему, — дураки, возможно, так никогда и не познающие это чувство. Ведь дело вовсе не во времени. Дело в человеке. Ты либо находишь его, либо нет. Шансы, как в лотерее. И ему повезло ее выиграть, он нашел Даниэлу. Весь этот путь через непонимание, скандалы и крики ее матери: «В нашем доме больше не будет футболистов!» стоил того, чтобы по нему пройти.       Ему нравилось ощущать себя семейным человеком, иметь свой собственный крошечный мир, а с рождением Салом все и вовсе поменяло основу. Внутри что-то щелкнуло, будто невидимый стрелочник перевел пути, навсегда определяя вектор его жизни.       Большой спорт со своими деньгами и соблазнами не влиял на него, и роль стороннего наблюдателя ему подходила. Он смотрел на своих ровесников, прожигающих деньги и время в угоду себе, летящих по жизни на крыльях свободы, ни перед кем не отчитывающихся, не связанных путами ответственности за маленький плаксивый комочек, ждущий дома, который только благодаря тебе станет человеком. Семейная жизнь ему, правда, нравилась.       Да и о такой жене, как Даниэла, можно было только мечтать. Она не лезла с допросами, не вела тотальный контроль. Она во всем поддерживала его и давала советы, иногда даже по игре. Благодаря брату, она была более чем компетентна в этом вопросе. Так что в случае необходимости, и даже без нее, у него дома была не только жена, но и консультант по футболу. А кто из его товарищей мог похвастаться тем же?!       С такой поддержкой его карьера неустанно шла вверх. Изначально развивающаяся как по нарастающей, в 2014 году она перекрыла по своей стремительности все.       Звания, награды, трофеи — весь мир вдруг обернулся на него, заметил. Все детские слезы, выплаканные в тоске по дому, обиды и неудачи, все изматывающие тренировки, игры через травмы и боль на грани физических возможностей — все вдруг окупилось в стократ. Мечта, когда-то лелеемая маленьким мальчиком из Кукуты, обретала реальные очертания. Становилась осязаемой, происходила с ним здесь и сейчас. Апофеозом сказки на яву стал переход в Реал Мадрид. Он грезил этим, представлял себя в команде, планировал когда-нибудь попасть, а оно обрушилось на него разом, окутало золотой дымкой сбывшихся желаний. Он чувствовал, как расправляются его крылья. Пока не столкнулся со второй стороной медали — вниманием поклонников.       Он был достаточно юн, чтобы помнить, как сам благоговел перед кумирами, мечтая хотя бы по касательной сойтись с ними. Но никто не готовил его к жизни по ту сторону барьера.       А ведь ты будто в какой-то момент подписываешь договор с барыгой, продавая взамен на успех свою свободу. Личное пространство, спокойствие, секреты — отныне все это достояние общественности. Этакая национализация самого себя. И тебе бы отыскать этого пройдоху, разорвать несчастную бумагу пока не поздно. Но единственный путь назад — падение с пьедестала. И даже здесь тебя сперва растерзают, прежде чем придадут забвению. Ведь отныне каждый твой проступок обсуждается еще громче, чем победа.       И он учился с этим жить с прилежанием отличника, с пониманием к этим людям, отвлекающим его во время прогулки с семьей, ужина в ресторане или просто в самый отвратительный день на планете. Он улыбался в камеры, направленные на него, словно на диковинное животное в зоопарке, дарил подбадривающие слова, позволял девушкам обнимать его и красть ничего не значащие поцелуи в щеку.       Все это развивало в нем новые качества. И пусть внешне он оставался дружелюбным и открытым, где-то в глубине души начинали прорастать, несмело выбрасывая свои первые листочки, скрытность и мнительность. Повышенное внимание незаметно отравляло его сознание верой в свою истинную исключительность.       У него были деньги, на которые он мог позволить себе многое, практически все. Кроме одного — обычной жизни с ее безмятежным покоем. Оливия не могла похвастаться большим достатком, но она обладала невероятным сокровищем, о котором даже не подозревала — тем самым спокойствием. Она сама была частичкой этого богатства. И только рядом с ней он мог прикоснуться к уже потерянному для себя. Она не интересовалась его профессиональными делами, ей было плевать на его статистику, да и на него самого, возможно, тоже. Для нее не существовало Хамеса из Реала. Для нее он был просто Хамес Родригес, и это дурманило сознание похлеще любой дури. Хотя бы потому, что он сам не замечал, как нечто большее, чем простое физическое влечение или желание разнообразия приковывало к ней. Он значительно преуспел во лжи, хотя так, как себя, не обманывал никого. И, должно быть, новое оправдание было снова найдено и возведено в статус абсолютной истины, раз он во второй раз за эти сутки остановился рядом с ее домом…

***

      Оливия резко распахнула глаза. Что-то выбросило ее из сна. Должно быть, какой-то громкий шум на улице или в соседней квартире. Она перевела дыхание, пытаясь унять взволнованное сердцебиение. По свету, проникавшему в незанавешенное окно, угадывалось раннее утро. Скорее всего, она проспала не больше трех часов, однако от столь внезапного пробуждения сонливости как ни бывало.       На ум пришла когда-то давно услышанная фраза: «Ты понимаешь, что влюблен, когда не можешь заснуть, потому что реальность наконец-то в сто раз лучше любого сновидения». Оливия презрительно фыркнула. Она была бы рада продать свою реальность первому встречному торгашу. Ее когда-то саму безжалостно обманули, подсунув не ту жизнь, о которой она мечтала. Но только все сроки давно истекли, и претензии предъявлять было некому. «Сама виновата», — саркастически шептал внутренний голос. «Виновата…», — вторила Оливия, балансируя интонацией на тонкой грани вопроса и смиренного согласия, рискуя в любой момент сорваться во всепоглощающую бездну самобичевания.       Ее взгляд бесцельно скользил по потолку, сегодня как никогда казавшийся недостаточно высоким и недостаточно белоснежным. Вспомнилось, что в его спальне на потолке нарисована звездная карта южного полушария. Красивая дизайнерская идея — позволить владельцу каждое утро просыпаться под родным небом. Но абсолютно никчемная по факту — дом простаивал пустым, то ли купленный про запас, то ли оставленный в пользу лучшего жилища. Должно быть, для их семейства он был недостаточно хорош.       Недостаточно… В последнее время это слово преследовало ее тенью, клеймило своим безжалостным холодом. А ведь в ней самой чего-то недоставало. Она пыталась понять, но ответ ускользал от нее, срываясь с нити воспоминаний.       Когда-то у нее была мечта… Но теперь она не просто ей перегорела. Та выжгла ее дотла, вытянув все силы, уничтожив все то, что казалось когда-то важным. Все ее желания превратились в извращенные отражения кривых зеркал.       У нее не получится перейти в труппу мечты, она не сможет устроиться в театр, которым грезила. Ее планы рушились, искажались, словно вычерченные тушью на бумаге, попавшей под дождь. Ей говорили, что она недостаточно талантлива, намекая, что ей не хватает нужных связей. Ей говорили про полезные знакомства, намекая на определенные суммы. Весь тот волшебный мир танца растаял при приближении, как в пустыне исчезает мираж дивного фонтана, оказываясь вблизи всего лишь сухим пнем. На этом фоне удивительно удавшийся переход на бесплатное казался издевкой, черствой буханкой, брошенной бедняку. Жизнь высмеяла ее, оставив в дураках.       Возвращение на родину было неизбежно. Единственное, что держало ее здесь — гордость, подогреваемая остатками когда-то былого упрямства. Вернуться домой без диплома — она не была щедра настолько, чтобы дать своей родне такой шикарный повод для злорадства. В остальном переезд в Португалию был единственным видимым ей выходом. Особенно из истории с Хамесом. Эта игра, сначала казавшаяся безобидной, на деле обернулась топью, поглотившей ее без остатка.       Когда-то Оливия с ужасом непонимания смотрела на своих одногруппниц, бросающих учебу из-за замужества и детей. Она крутила у виска, с чувством превосходства заявляя, что никогда не принесет в жертву свою мечту.       Отношения с Хамесом вписывались в ее мир идеально. Довольно самоуверенно она считала, что ее не затронут привязанность или того хуже любовь. Оливия считала себя современной девушкой с продвинутыми взглядами на взаимоотношения полов. В конце концов, полагала она, богема танца живет именно по таким правилам.       Все, что не вписывалось в ее идеальный план, блокировалось в зародыше. Она не заводила других отношений, оправдываясь перед собой занятостью, игнорируя любые чувства к Хамесу, превышающие симпатию. Она мысленно боялась, что он отвлечет ее в какой-нибудь вечер особо важных репетиций, не признавая, что ждет его звонков. Она переживала, что их встречи повлияют на ее успеваемость, не замечая, как каждое свидание давало ей ни с чем не сравнимый заряд вдохновения и сил. Она сама не заметила, как хрупкий лёд самоуверенности треснул под ее ногами, и реальность с головой захлеснула своим ледяным потоком осознания. И надо было что-то предпринимать, бороться, пытаться из последних сил выплыть на поверхность… Стук в дверь прервал ее мысли.       На этот раз Хамес шагнул в квартиру без приглашения. Впрочем, Оливия его и не останавливала, отошла в сторону, будто добровольно сдаваясь грабителю, позволяя забирать все, что ему приглянется. Он сам захлопнул дверь и приблизился к ней. Ее взгляд выхватил вытатуированное имя жены на руке, и впервые по-особенному колко резануло в груди с левой стороны. Он без слов обнял ее, прижимая к себе. Но она даже не шелохнулась в ответ, предоставляя ему полную свободу действий, что вполне согласовывалось с кодексом поведения тех девушек, к которым он вчера ее причислил.       «А ведь она даже не знает, насколько возможен мой переезд в другую страну, если Реал все же не изменит своего решения… — прозвучало в его мыслях. — Время — вот, что еще не купишь ни за какие богатства планеты. Если бы можно было отмерить его еще…»       — И все же ты не такая, как все, — лишь проронил вслух Хамес.       «Уже меньше чем через год Мадрид останется просто воспоминанием. Так почему бы не позволить течению нести себя?.. Ведь нам не нужно больше времени. Нам нужно просто правильно его провести», — подумалось ей.       — Но ты все так же женат, — лишь тихо ответила Оливия, наконец обнимая его в ответ.