Прямиком из твоих снов

На этот раз Кире вроде как плохо, а Ване вроде как хуйово. Каждый сам для себя определил состояние. Евстигнеев подозревает отхода, для Киры же все очевидно — паническая атака на лицо. Никто и не думает задаваться вопросом «как так оказалось, что она опять в его квартире?». Никто не думает о закономерностях, никто не ищет причин у этого следствия, размышления о случайностях тоже ни к чему. Просто некоторые девушки достаточно наивны безумны для того, чтобы стучаться в дверь странного соседа, имя которого узнала буквально за несколько минут до перепихона, изнемогая от вязкости времени и какжевсеэтовокругтаетивертитсяебтвоюмать, а некоторые парни достаточно устали отказывать запрещать давать себе слабину равнодушны, для того, чтобы открывать наглой соседке (перепихон, конечно), когда, согласно обычному порядку вещей, ничего не должно бы меняться. Но вот она, перемена, так понимающе растянувшая свои ноги чтобы можно было уложить на них голову, чтобы тонким пальцами можно было играть с короткими прядями волос на его голове. Кира смотрит прямо перед собой, Ваня смотрит — снизу вверх — на нее и понимает, что ничего она там на самом-то деле не видит, просто пытается прорыть в себе яму да чтобы поглубже. Еще он понимает, что это — самое искреннее, что он в последнее время чувствовал, но так же понимает, что возможно ее искренность другая — «такая, какая должна быть у девушек вроде нее». В который раз в своей жизни Евстигнеев предоставляет сделать выбор Другому. То, что совесть на самом деле всегда можно оставить чистой, Ваню давно перестало радовать.

***

Кира привыкла путаться в днях, во времени. Сколько раз она падала, пытаясь снять на ходу после тяжелого штаны. Неуклюжая, во всем. Большой любитель путаться в себе также. Не понимать себя — как будто первый уровень, Кира успешно набивала скиллы в этом навыке. Когда-то время от времени проявляющая себя деперсонализация и входящая в привычку ирреализация всего заставляли все нутро как будто стягиваться, липко так, в одну точку где-то на уровне желудка. Сейчас же в дни, когда под вечер голова не пухнет от голосов, можно считать себя счастливым человеком. Ей правда хотелось бы осознавать свою особенность, инаковость по отношению к другим, но нечего осознавать, она это понимала. Как понять, что ты сходишь с ума? Кира не знала как ответить, но, если бы была возможность, точно смогла бы показать.

***

Они лежали где-то под навесом потолка панельного дома и, вроде бы, никто против этого не был. Евстигнееву нравилось спустить шлейки ее майки и поглаживать оголившиеся плечи и спину, считая родинки, и прикидывая, какие созвездия из них могли бы получиться; ему нравилось чувствовать, как ее тело чуть-чуть трепещет под прикосновениями его пальцев, разбавляя его более заметной дрожью от почти невесомых поцелуев между лопаток. Он, ни в коем случае не напрягаясь, не вырываясь из этого ореола, сотканного тягучей негою, лениво прикидывал, о чем сейчас может думать эта девушка, но ни одна из приходящих в голову конструкций почему-то не удовлетворяла. Кире нравилось поддаваться этим невесомым прикосновениям, но еще больше ей нравилось то редкое ощущение одиночества. Почти оглушительного. Ей до безумия хотелось спать, но знала, что точно не сможет. — Все как будто в тумане, — шепот. Она придвигается к нему еще ближе и облегченно вздыхает, чувствуя теплую грудь спиной. Он, конечно, же молчит. — Ты странный. — Не больше твоего, — он утыкается носом ей в шею и делая глубокий вдох. — А еще ты вкусно пахнешь. Кире почти не страшно было смотреть на тень, поселившуюся в одном из углов комнаты.

***

Он впервые понимает, что что-то не так, когда застает ее в ее же квартире с какими-то слишком одуревшими глазами, и леденяще холодными пальцами. Кира вроде бы в сознании, сидит на своем диване, но желание ударить по щекам один-другой разок никак не угасает в чешущихся ладонях. Он почти пугается когда по ее щеке скатывается первая слезинка. Никогда еще Евстигнееву не доводилось видеть, чтобы человека так трясло. И дела вроде бы никакого, но беспокойство Ване чувствовать все же приходиться.