***
— Жизнь моя, почему ты сразу не сказала, что у тебя голова кружится? — Хатидже султан села на край кровати дочери и погладила её по голове. — Мамочка, у меня очень-очень сильно болит голова. И ещё горлышко, — девочка покашляла и прикрыла глаза руками. Хатидже притянула к себе дочь и со вздохом посмотрела на лекаршу. — У маленькой госпожи простуда. Ничего серьёзного нет, — заговорила женщина. — Про Мурада вы тоже все так говорили, но моего сына не спасли, — зло сказала Хатидже. — Я сама буду лечить свою дочь! Никто из вас близко к ней не подойдёт! Сулейман ага, перенесите Ханзаде султан в мои покои. И никого из лекарей не подпускать, особенно, без моего ведома! Сулейман ага тут же махнул двум служанкам, и девушки забрали Ханзаде из рук матери. Евнух подошёл немного ближе к Хатидже и сказал, что в покоях её ждут Азиза хатун и Махфирузе хатун. Хатидже кивнула и направилась вслед за служанками. — Сулейман ага, когда я поговорю со служанками, ты должен будешь принести мне ромашку, чабрец и мяту. В засушенном виде. Кувшин кипятка и тёплое молоко. И пусть сбором свежих трав займётся Надя хатун. А ты проследи за этим. Всё ясно? — Как прикажете, султанша! — отвесил поклон евнух и поспешил выполнять поручение госпожи. Хатидже глубоко в душе понимала, что зря накричала на лекаршу, чем обидела её. Но то, что случилось с Мурадом — она никому не простит. Благодаря матери, девушка могла сама вылечить простуду. Ведь, неизвестно, что лекарши могли бы дать маленькой госпоже. Зайдя в свои покои, девушку тут же окружили подруги, от чего настроение Хатидже немного улучшилось. Она заметила, что Ханзаде мирно спала на постели матери, обнимая небольшую игрушку — подарок султана Сулеймана. — Хатидже султан! Мы счастливы видеть тебя в здравии! Нам искренне жаль маленького шехзаде, — Махфирузе хатун обняла подругу. Её примеру последовала и Азиза хатун. — Да, многие девушки были жутко расстроены, когда Сехир ага сообщил нам. Махидевран султан вообще неделю не выходила из своих покоев. Меслихан хатун всё время проводила с ней, постоянно бегая на кухню за какими-то травами. — Наверняка отраву подсыпала нашей госпоже, — едко заметила Махфирузе. — Нет, скорее всего она приносила ей чай с чабрецом. Наргизшах султан говорила, что госпоже от него лучше становится. Спасает от головных болей. — Хатидже присела на тахту и позволила сесть девушкам. Несмотря на то, что они были подругами — субординацию никто не отменял, и иерархия была сохранена. — Я, наверно, никогда не смогу забыть эти страшные дни во дворце в Стамбуле. — Хатидже тяжело вздохнула. — Этот дворец приносит одни беды в нашу жизнь. Поверьте мне, я туда не хочу возвращаться. По крайней мере, пока жива Михримах султан! — Что ты такое говоришь? Она же дочь нашего Повелителя. И сестра шехзаде! — Азиза хатун прикрыла рот руками и осмотрелась вокруг. — Мне что до этого? Хоть она самим Повелителем будет, я любить больше не стану! Чего мне стоило в прошлый раз уберечь своих детей от её дочери! Хатидже смотрела на мирно спящую дочь и улыбалась. Ей бы хотелось находиться на месте малышки и так же сладко спать в своём доме, рядом с родителями. Каждый день девушка вспоминала о них, думала о том, как они живут, чем занимаются, пока их дочь живёт во дворце, на другом конце света. Хатидже хотела написать им письмо, но каждый раз что-то останавливало, или же это запрещалось. Но девушка была серьёзно намерена это сделать и рассказать о внуках. Пусть они не родили её, зато Анна и Джеймс были ей роднее всего на свете. И девушке очень хотелось их вновь увидеть. Много раз она говорила об этом Мустафе, но мужчина либо был занят, либо переводил тему, давая понять, что не станет потакать всем прихотям своей наложницы. Во время пребывания в Стамбуле, Хатидже пришла в голову мысль, что можно нарисовать портреты детей и, в тайне от Мустафы и Махидевран султан, отправить их родителям в Англию. Но какой художник пойдёт на такой обман? Тем более, когда мужчинам запрещён вход в гарем? Решение пришло оттуда, откуда Хатидже не ожидала. Оказалось, что Михрибан хатун неплохо рисует. Служанка согласилась на просьбу своей госпожи, и потихоньку рисовала детей, пока те играли в покоях, либо на природе. У девушки была феноменальная память на лица, поэтому иногда она рисовала и при отсутствии царственных особ. Вслед за портретом детей, Михрибан хатун нарисовала и саму Хатидже султан, чтобы та могла доказать родителям, что жива. — Скоро Михрибан закончит портрет Ханзаде, и я смогу отправить его родителям. Не знаю, как скоро они получат моё послание? — Хатидже переживала за свою идею, и боялась, что кто-то узнает о том, что она задумала. — Не переживай, Хатидже, мы всё устроим. Сехир ага поможет нам, — улыбнулась Махфирузе хатун. — Надеюсь. — Госпожа, шехзаде Мехмед пришёл, — в комнату вошла Салиха хатун. Хатидже кивнула рукой, после чего все девушки встали с тахты и поклонились вошедшему шехзаде. Азиза и Махфирузе поспешно вышли из покоев, и отправились на поиски аги, который способен был выполнить поручение госпожи. — Шехзаде, рада вас видеть, — Хатидже поклонилась Мехмеду и улыбнулась. Юноша улыбнулся в ответ и прошёл к своей сестре. — Сулейман ага сказал, что Ханзаде заболела. — Я забрала её у лекарей. Вы же знаете, что у меня нет доверия к ним, после того случая в Стамбуле, — Хатидже подошла к постели. Девушка была рада тому, как Мехмед любит младшую сестру. Все её опасения по поводу того, что у старших детей Мустафы будет неприязнь к её детям — улетучилась. В такие минуты ей казалось, что они все настоящая семья. Несмотря на статусы и родовую принадлежность. — Там, в Стамбуле, всё было не так, я уверен в этом. От оспы нет лекарства. Нет исцеления, — с горечью в голосе, сказал юноша. — Сейчас мне нет дела до того. Я не уберегла Мурада, и теперь не потеряю остальных детей, — Хатидже говорила это себе, скорее, нежели Мехмеду. — Столько лет я вас не видел. В какой-то момент мне казалось, что вы забыли обо мне. Но что-то в сердце грело меня. — Мехмед с улыбкой смотрел на Хатидже. — Иногда казалось, что я постарел на тысячу лет. — Что вы, шехзаде. Вы так юны и прекрасны, что дадите фору многим юношам в корпусе янычар. — Так-то оно так. Но вот жизнь в Топ Капы многому научила меня. Несмотря на то, что со мной все были любезны и почтительны — страх смерти преследовал меня. — шехзаде судорожно вздохнул и перевёл взгляд на спящую сестру. — Много раз я слышал о «законе Фатиха». — Вас этот закон не коснётся, — неуверенно сказала Хатидже. — Не будем так уверены в этом. Мы живём слишком далеко от столицы, чтобы успеть туда приехать прежде, чем это сделает дядя Селим или дядя Баязид. Всем известна участь наша, Хатидже. Девушка, стараясь не думать о братоубийственном законе, крепко схватилась за перила кровати. Она всегда отгоняла от себя мысли о том, что её сыновья могут пострадать. И сейчас, когда Мехмед заговорил с ней об этом — старалась не думать о плохом. — Нет, мы сделаем всё, что в наших силах, Мехмед. Ни тебе, ни братьям не стоит бояться. Ваш отец убережёт вас. — Кто бы отца уберёг. Он доверяет не тем людям. Даже я понимаю это, в столь юном возрасте. — Твой отец умный. Поверь, я сделаю всё, чтобы защитить ваш род, и чтобы вы все жили. — Хатидже обняла Мехмеда и тихо продолжила: — Пообещай мне только, что если всё сложится хорошо — Ахмеда и Баязида не настигнет участь закона Фатиха. Пообещай, Мехмед! — Обещаю, — так же тихо ответил юноша.***
— Сегодня вечером пошли к Мустафе Надю, — Махидевран султан сидела в шатре и наблюдала за игрой внуков. Рядом с ней всегда сидела Наргизшах султан. Девушка всё никак не спешила с замужеством, хотя и отец и бабушка постоянно твердили, что пора. — Как прикажете, госпожа, — Меслихан хатун поклонилась и пошла в сторону дворца, тихонько улыбаясь. Девушка радовалась, что в покои шехзаде посылают Надю. — Что скажет Хатидже? — - Наргизшах была не настроена спорить с бабушкой, но выбора не было. — А что Хатидже? Она мать шехзаде, и не имеет права быть единственной наложницей твоего отца, — твёрдо сказала Махидевран султан. — Она будет расстроена, Валиде, — печально сказала девушка. — Не будет. Она должна мириться с порядком в гареме! Наргизшах тяжело вздохнула и вернулась к вышиванию. Девушка понимала, что спорить с бабушкой было трудно, но и просто так оставлять это дело не хотела. Она помнила какой скандал был, когда эту Надю впервые послали к шехзаде, и не хотела повторения. Ей слишком нравилась Хатидже, чтобы так подло поступать. Девушка вообще не понимала этих законов, и мечтала когда-нибудь изменить их. Но, это были лишь мечты. Девушка намеревалась пойти к Хатидже и рассказать всё про Надю, но Махидевран султан ведь день держала внучку при себе. А если и отпускала куда-то, то всегда под чьим-то присмотром. — Валиде боится, что я что-то расскажу Хатидже. Я бы с радостью рассказала, но постоянный контроль убивает во мне это желание, — сама себе сказала девушка. Ближе к вечеру она осталась сидеть в своих покоях и продолжала вышивать узоры на платке. — Госпожа, вам ужин здесь накрывать? — служанка вошла в покои Наргизшах и поклонилась. — Нет, сегодня я ужинаю с Валиде и Хатидже султан в гареме. Чичек, как мне поговорить с Хатидже? — Наргизшах отложила шитьё и подошла к служанке. — А вы ей напишите, госпожа. Я передам из рук в руки, обещаю, — сказала девушка. Наргизшах улыбнулась и потребовала принести ей бумагу и перо. Через пять минут девушка всё написала и передала служанке. — Только аккуратно, смотри, чтобы тебя никто не заметил. — Я буду осторожна, госпожа моя! — Чичек хатун вышла из покоев и направилась в покои Хатидже султан. Девушка надёжно спрятала записку от своей госпожи, и старалась не подавать виду, что волнуется. Чичек хатун застала Хатидже султан, выходящую из покоев Махидевран султан. Хатидже узнала служанку Наргизшах и поздоровалась с ней. — Чичек хатун? Ты оставила госпожу одну? — Султанша велела передать вам записку, госпожа. — девушка вытащила маленькую бумажку и передала улыбающейся султанше. — И что же там? — улыбка с лица Хатидже спала, когда она прочитала записку. — Нет, не может быть! Опять эта Надя! Хатидже слегка пошатнулась и опёрлась рукой о стену. Она не могла поверить в написанные строчки и немедленно отправилась к покоям шехзаде, чтобы удостовериться во всём самой. Завернув за угол, девушка остановилась, увидев улыбающуюся Надю, выходящую из покоев Мустафы. Хатидже была растоптана. Все её чувства сгорели дотла в том самом огне, что зажгла ненависть к этой русской наложнице. Хатидже следовало избавиться от этой девушки ещё в первый её визит к Мустафе. Но она не сделала этого, пожалела рабыню. И теперь сама расплачивается. — Скоро он забудет о своей Марии, и тогда я займу её место, Меслихан, — девушки прошли мимо Хатидже, не заметил её. Хатидже стояла в углу и сдерживала свои эмоции. Она старалась бесшумно плакать, чтобы не быть замеченной. — Ты говорила, что шехзаде дал тебе новое имя. Какое оно? — услышала Хатидже отдаляющиеся голоса. — Фатьма. С этой минуты меня зовут Фатьма. И очень скоро я смогу родить наследников престола, — Хатидже старалась успокоить свой гнев и свои слёзы. Она чётко слышала каждое слово, сказанное этими девушками, от чего гнев только усиливался. Девушка, сама того не ведая, вышла из-за угла и медленно направилась в сторону покоев шехзаде. Стражники у дверей оповестили Мустафу о приходе девушки и Хатидже медленно, не скрывая слёз, вошла в покои. — Ты же мне обещал, Мустафа, — как только двери закрылись, тихо произнесла девушка. — Ты мне клялся в любви. — Что случилось, Хатидже? — Мустафа подошёл к девушке и хотел обнять её. — Не подходи ко мне, — Хатидже сделала последнее усилие и сделала шаг назад. — Пока я оплакиваю нашего сына, убиваюсь от горя, что мой малыш, мой Мурад, ушёл от нас — ты развлекаешься с наложницей. — из рук девушки выпала бумажка. Мустафа поднял её и откинул в сторону. — Хатидже, мне так же больно, как и тебе. Но приди в себя! У тебя ещё трое детей! — шехзаде подошёл к девушке и схватил её за плечи. — И ты не смеешь мне указывать, что делать и кого к себе звать! — Если ты не забыл, то во мне течёт кровь Тюдоров! Я не просто рабыня! — громко сказала девушка. — Нет, Мария! Ты рабыня! Ты моя рабыня! И никогда, слышишь, никогда больше не смей указывать мне! Иначе дети лишатся матери! — Мустафа оттолкнул от себя девушку, от чего та упала на пол. Хатидже прикрыла лицо руками и попыталась встать на ноги. — С этого дня я не хочу видеть тебя и слышать тебя, Хатидже! Ты не выйдешь из своих покоев, пока я этого не захочу! Ахмеда и Баязида ты тоже больше не увидишь. — Нет, ты не посмеешь забрать у меня детей! — плача, крикнула девушка. Слова ненависти едва не сорвались с её языка. Девушка едва смогла заставить себя замолчать. — Моли Аллаха, чтобы я и Ханзаде не забрал, — сказал Мустафа. По его тону было понятно, что разговор окончен. — Как прикажете, шехзаде, — медленно проговорила Хатидже, поклонилась и вышла из покоев. Крик боли сорвался с её алых губ, а слёзы вновь покатились градом. Ах. если бы можно было всё вернуть назад. Если бы Хатидже не любила Мустафу всем сердцем. Если бы не было у них детей — девушка сошла бы с ума и лишила себя жизни. И сейчас Мустафа лишил её смысла жизни. Он отвернулся от неё. Медленно, с каждым днём он убивает её. Каждое его решение — как ножом по сердцу. От его слов хотелось кричать, ругаться и вырвать себе сердце. Боль следует по пятам за девушкой. Она ещё столь юна, ей всего 22 года. Но жизнь уже сыграла с ней злую шутку. Мустафа смотрел в окно и понимал, что был слишком резок с Хатидже. Но и она сама не должна была говорить ему такие слова. Мужчина слышал крики и слёзы его Марии, но ничего не мог с этим поделать. Какой из него будущий султан, если он с женщиной справиться не может? Одно Мустафа знал точно — долго обижаться на свою любовь он не сможет. Ведь только она может понять его как никто другой и вдохнуть в него новую жизнь, когда совсем тяжело на душе. Ближе к полуночи Мустафа направился в покои Хатидже, чтобы проведать дочь. Ещё днём ему доложили, что султанша заболела, и мать забрала её в свои покои, чтобы самой лечить. Мустафа понадеялся на благоразумие своей хасеки, и что она не станет настраивать малышку против отца. — Мамочка, а скоро я смогу выйти в сад? — Мустафа остановился у открытой двери и прислушался. Хатидже и Ханзаде ещё не спали. — Скоро, жизнь моя. Мама тебя вылечит, и ты сможешь играть с братьями наравне. — А папа придёт навестить меня? — Папа? — Мустафа напрягся и стал слушать ещё внимательнее. — Папа придёт к тебе сразу, как у него будет свободное время, солнышко. Ты же понимаешь, что твой отец очень много трудится, чтобы стать хорошим правителем в будущем. А ты будешь всегда рядом с ним и будешь ему помогать! -А как же ты? Ты будешь с нами? — Мустафа опёрся одной рукой на дверь и толкнул её. — Папа! — малышка вскочила с кровати и побежала к вошедшему шехзаде. — Шехзаде, мы вас не ждали так поздно, — тихо и неуверенно проговорила Хатидже. По её голосу и внешнему состоянию было понятно, что она сдерживается, чтобы не сказать ничего лишнего. — Моя султанша заболела? — Мустафа продолжал свою игру, которую затеял в тот момент, когда сказал, что не хочет видеть и не желает слышать Хатидже. — Мама сказала, что я скоро перестану болеть и буду играть с братиками! Папа, а ты научишь меня кататься на лошадях? Я хочу так же как и ты кататься на них! — Конечно, маленькая госпожа. Но это будет попозже, хорошо? Ханзаде весело закивала. Хатидже старалась сдерживать свои слёзы, смотря на то, как Мустафа старательно не замечает её. Сердце девушки отчаянно болело и билось с бешенной скоростью. Она продолжала стоять рядом с кроватью, и молчать. Краем глаза, когда Ханзаде рассказывала ему свой сон, Мустафа заметил печальные глаза Хатидже. Этот взгляд, полный боли и отчаяния, прочно засел у него в голове. — Папочка, останься сегодня с нами. Я хочу, чтобы ты поспал со мной. И тогда утром я буду здорова! — Хорошо, милая, я останусь с тобой. Буду охранять твой сон, — Мустафа поцеловал дочь в висок и уложил в кровать, а сам устроился рядом. Ханзаде даже не обратила внимания на мать, она весь день не видела отца, и хотела подольше побыть с ним. Да и Хатидже особо не напрашивалась на внимание дочери. Она лишь села на тахту и повернулась в сторону окна. Тёплый летний воздух приятно охлаждал её чувства, немного притупляя их. Девушка не знала — то ли это от успокоительного такой эффект, то ли летний воздух так действует. Спустя несколько часов девушка вздрогнула от лёгкого прикосновения. Девушка не поняла где находится, но немного придя в себя, увидела напротив себя Мустафу. Хатидже не знала что ей надо сделать. Она на секунду стала бояться, что вновь Мустафа заберёт у неё и Ханзаде. От беспокойства за дочь, девушка обернулась, но малышка мирно спала, укрытая одеялом. — Мария, — тихо проговорил мужчина. Девушка вздрогнула, вновь услышав своё имя. Ей нравилось то, как произносит его именно Мустафа. И только за это она могла простить ему всё, что угодно. Даже время, проведённое с наложницей. — Шехзаде, вы устали. Вам надо отдохнуть, — Хатидже встала с тахты и направилась к зеркалу. Она хотела снять с себя украшения, чтобы самой отправиться спать. Но Мустафа последовал за ней и обнял со спины. — Ты никогда не изменишься, Мария, — проговорил ей на ухо шехзаде. — Я и так уже перетерпела много изменений, Мустафа. Извини, но я никогда не смогу принять то, что к тебе ходят наложницы. — И пускай ходят. Только ты мне одна нужна, пойми, — мужчина нежно поцеловал Хатидже в шею, от чего девушка задрожала. — Пусть хоть миллион красавиц привезут сюда — моё сердце навсегда твоё. — Нет, Мустафа. Уходи. — девушка чувствовала, что ещё немного и она сорвётся. — Ты сам сегодня сказал, что не хочешь видеть меня. Так пусть будет так. Я повинуюсь воле своего господина. Хатидже разомкнула руки Мустафы, сняла тяжёлые украшения и направилась к постели. Мустафа видел в отражении зеркала как девушка плакала, ему стало очень больно от того, что он наговорил ей, что заставил чувствовать себя виноватой. Что стал причиной её слёз. — Я обещал Ханзаде, что этой ночью останусь с ней. Так что, тебе придётся смириться ещё и с этим. — Я не смею препятствовать желаниям дочери. Оставайтесь, шехзаде, — сказала девушка, ложась рядом с Ханзаде. Мустафа последовал её примеру. Ещё долго Хатидже и шехзаде молча смотрели друг другу в глаза, пока рассвет не постучал первыми лучиками в комнату. Хатидже не смогла противиться воле шехзаде, поэтому и повела себя так. Ей казалось, что он прав, когда говорил, что она всего лишь рабыня. И этого никогда не изменить, как бы сильно они друг друга не любили. Мустафа же думал о этих прекрасных глазах, цвета моря, которые так и манили его. Ему хотелось убить всех, кто заставляет плакать его любимую Марию. И в первую очередь — себя. Слишком много боли он ей принёс сегодня. Она достаточно настрадалась, и шехзаде в голову пришла одна мысль. Они оба любили друг друга. И оба уснули под утро с этой мыслью. Надеясь, что в скором будущем что-то изменится.