апрель 1558 год.
Стамбул
POV Хатидже
— Мустафа, почему ты такой грустный? — с самого утра мы с Мустафой прогуливались по огромным садам Топ Капы. Я заметила, что за последние несколько часов он ни слова не проронил. Его что-то гложет, а я не могу ему помочь. — Отец в последнее время сам не свой. Такое чувство, что он не рад нашему приезду, — Мустафа оглядывал большой сад, но мысли его были где-то совершенно далеко от этого места. Уже три месяца мы находимся в этой «золотой темнице». Никто не говорит о том, когда мы уедем, ровно как и то, приедет ли Махидевран султан. Ахмед, Баязид и Ханзаде всё время проводят с Мехмедом. Им очень понравился старший брат, чему я несказанно рада. Только, в последнее время я замечаю, что Мехмед ходит очень грустный. За столько лет, что мы его не видели, шехзаде очень вырос, стал более умным, воспитанным. Только грусть в его глазах очень печалит и Мустафу, и меня тоже. — Этот дворец уже не такой, каким я его помню с детства, — Мустафа сел в одной из беседки, а я осталась стоять рядом. — Прошло много лет, ты отвык от этого дворца. — Мне было больно смотреть на то, как мучается Мустафа. Хоть нас и расположили в одних покоях — шехзаде по ночам почти не спал. У него всегда находились дела важнее сна. Он объяснял это тем, что ему тяжело находиться в стенах дворца, который принёс ему и Махидевран султан столько горя. Мустафа потёр лоб и со скептицизмом оглядел дворец. В те редкие минуты сна шехзаде я наблюдала за ним, слушала его неспокойное дыхание, боясь потревожить. По ночам иногда он начинал кричать, несмотря на то, что я всегда была рядом с ним, держала за руку. Ничего не помогало. Казалось, что тоска съедала всё хорошее, что было в моём шехзаде. Как это исправить — даже представить не могу. — Отец сегодня пригласил всех на ужин. После этого нам позволено уехать, — голос мужчины был немного опечаленным, но старался откинуть плохие мысли. Он с улыбкой посмотрел на меня и встал. — А как же Мехмед? Он останется с султаном? — всё время, пока мы находились в этой огромной дворце, я пыталась настроить Мустафу на разговор с Повелителем, чтобы Мехмеда не оставлять в Стамбуле, а забрать с собой. — Мехмед… — Мустафа посмотрел на большую лужайку, где Мехмед играл с братьями и сестрой. — Даже не начинай этот разговор опять. Молись, чтобы Ахмеда, Баязида и Мурада не забрали у нас. — Если их заберут — я не смогу жить, — от услышанного у меня подкосились ноги, но я осталась стоять. Нет, я точно не переживу, если моих шехзаде заберут! Не позволю! Моё сердце и без того пережило много разлук с любимыми людьми. Детей я никому не отдам! Даже под страхом смерти! — Шехзаде! Госпожа! — к нам бежала Михрибан хатун. Девушка была взволнована. — Михрибан? Ты почему оставила Мурада? — Мустафа вышел из беседки и я последовала за ним. Когда я увидела лицо служанки, мне стало не по себе. А её слёзы сразу навели на плохие мысли. — Что-то с Мурадом, — тихо проговорила я и побежала в сторону дворца. Мустафа что-то кричал мне в след, но я совершенно его не слышала. В голове стучала кровь, и вертелась одна мысль: хоть бы с сыном было всё хорошо! Я обещала своим детям, что никто их не тронет, и пока я жива — намерена сдерживать своё обещание. По пути мне повстречалась Михримах султан и Нурбану султан. За четыре месяца нахождения в Топ Капы я ещё сильнее возненавидела сестру Мустафы. Женщина то и норовила подстегнуть меня тем, что я рабыня. Да, лишь одного она не знала — что мой отец Тюдор. И на половину я принадлежу королевской семье. Ровно как и она. Ведь Хюррем султан тоже не была голубых кровей. Мне было что ей сказать, но Мустафа велел молчать. И всё ради детей. Ведь в любом случае малыши могли пострадать. — Хатидже? Ты куда так бежишь? — мне пришлось остановиться и поклониться Михримах султан. Нурбану я старалась игнорировать. Венецианка была слишком горделива, и везде совала свой, слегка крючковатый, нос. Чем жутко раздражала меня и остальных членов семьи султана. — Простите, госпожа, мне срочно надо к сыну! — у меня не хватало сил стоять и разговаривать с дочерью султана и я продолжила свой путь дальше. — Хатидже! — Мустафа догнал меня на этой вынужденной остановке и дальнейший путь мы уже продолжили вместе. Михрибан хатун шла за нами и постоянно всхлипывала. — Чтобы там не случилось — сохраняй спокойствие и самообладание, прошу тебя, любимая. — Если с Мурадом что-то случилось — я лично задушу Михрибан, — тихо проговорила я. Подойдя к покоям, я заметила несколько слуг и шехзаде Селима и Баязида. Один их взгляд на меня, и я тут же бегу в покои. Небольшая кроватка с Мурадом стояла посреди комнаты и он был весь бледненький. Мой бедный малыш. Вокруг Мурада ходила какая-то женщина, но заметив меня и всех шехзаде, тут же отошла от колыбели на полшага. — Мурад, сынок. — Я подошла ближе к колыбели и хотела взять сына на руки. Но лекарь мне не позволила этого сделать. — Госпожа, простите. Но вы не можете взять ребёнка. Вам надо покинуть помещение, и как можно скорее. — Что? Что с моим сыном? Говори! — начала я кричать на женщину. Лекарша немного потупилась, посмотрела на Мустафу, который стоял чуть поодаль от меня. Потом посмотрела на его братьев и тихо произнесла. — Оспа. Оспа. Одно лишь слово, а сколько от него проблем и мучений. Всю жизнь я думала, что до меня и моей семьи не доберётся ни одна болезнь. Мои дети всегда отличались отменным здоровьем, которое им досталось как от отца, так и от матери. Где-то в груди защемило, и что было дальше я плохо помню. Казалось, что всё это было где-то со стороны, где-то не со мной. Этого не может быть. Просто невозможно! Мой сын не может заболеть оспой! Я чувствовала чьи-то прикосновения, которые тянули меня в сторону. Твёрдой поверхности под ногами больше не было. Казалось, что я где-то лечу. Перед глазами всё почернело, будто на меня вылили ведро с чёрной краской. — Как она? — я чётко слышала чьи-то разговоры, но никак не желала на них реагировать. — Лекарша сказала, что она упала в обморок, — голос, звучавший сейчас был полон грусти. Грусти и отчаяния. — Она в таком состоянии уже пятый день. Что будет с Хатидже, когда узнает? — этот голос был немного странным. Похожим на предыдущий, но немного детский. — Мехмед, мы не будем ей говорить до тех пор, пока Хатидже не придёт в себя. — Что? Что они собираются скрывать от меня? — И долго лекарша ещё будет усыплять её? Отец, надо ей рассказать, не тянуть больше! — ещё один голос. Нежный, обеспокоенный. Словно девушке не терпится что-то рассказать, но её сдерживают. Стоило ли мне открывать глаза сейчас? Стоило ли показывать, что я всё слышала сейчас? Что я иногда просыпалась и слышала перешёптывания за дверьми покоев. И что никогда Мустафы не было рядом в такие минуты. В минуты боли и отчаяние. Стоило ли всё это? Стоило ли это того, чтобы узнать что они скрывают он меня какую-то тайну? — Нет, пусть она пока приходит в себя и спит как можно дольше. Мы что-нибудь придумаем. — Ох, не нравятся мне эти слова. Не надо придумывать, расскажите правду! — Дестур! Султан Сулейман Хан Хазрет Лери! — прокричал кто-то очень громко. — Отца здесь только не хватало, — проговорил первый голос. — Баязид! Замолчи! — мне стало немного неуютно от того, что вокруг много людей, а я не могу даже сказать, что всё слышу. — Повелитель! — на несколько секунд комната погрузилась в тишину. Что было — я не знаю. Готова отдать всё, чтобы увидеть тех, кто здесь находится. — Баязид? Ты что здесь делаешь? — Решил навестить брата и справиться о здоровье Хатидже султан. Мои дети спрашивали о ней. Они соскучились по ней, и хотели поиграть с ней ещё, перед отъездом. —Отъезд откладывается, — я немного вздрогнула, услышав грозных голос Повелителя. Всё, Хатидже, хватить. Хватит претворяться. Открой глаза этому миру, чтобы он тебе не приготовил в следующий миг. Твои дети тебя ждут. Ахмед, Баязид, малышка Ханзаде. Мурад. — Мурад, — тихо проговорила я, медленно открывая глаза. Вокруг меня тут же все засуетились и подошли ближе. Рядом со мной сел шехзаде Мустафа и взял меня за руку. О осторожно оглядела всех, кто присутствовал в этот момент в комнате. Мехмед стоял рядом с Наргизшах и старался не смотреть в мою сторону. Шехзаде Баязид стоял немного поодаль от султана и глаза его были очень печальными. Султан Сулейман стоял рядом с кроватью и его немного надменный взгляд пугал, устрашал и селил во мне неуверенность в чём-либо. — Хатидже, как ты себя чувствуешь? — услышав голос Мустафы, я вздрогнула и повернула в его сторону голову. Видимо, мой взгляд передал моё состояние, после чего шехзаде велел позвать лекаря. — Где мой сын? Где Мурад? — я оглядела всех присутствующих. Никто из них старался не смотреть мне в глаза. В комнате повисла неловкая тишина. — Повелитель, может быть вы скажете? — неуверенный голос Баязида всё расставил на свои места. Где-то глубоко в душе я поняла, что случилось что-то ужасное, но сердце в это верить не хотело. — Нет, с ним же всё хорошо? Мустафа? — я вновь посмотрела на Мустафу, но он отвернулся и лишь сильнее сжал мою руку. — Нет, это не правда. — Мурад сейчас в лечебнице. Лекари делают всё, чтобы спасти нашего шехзаде, — проговорила Наргизшах султан. — К нему никого не пускают. — Я мать, меня должны пропустить! — я попыталась встать с постели, но Мустафа остановил меня. — Ты только пришла в себя. Хатидже, перестань геройствовать, — Мустафа был настроен решительно, чтобы не пустить меня к сыну. — С ним всё будет хорошо, я тебе обещаю. — Мустафа прав. Это я велел никого не пускать к внуку. — от голоса Повелителя у меня всё внутри задрожало. Я посмотрела на султана и заметила, что его голубые глаза были будто застланы пеленой боли и отчаяния. Что тут произошло за всё это время? — Повелитель, приехали послы из Персии, сказали, что это очень срочно! — в покои вошёл один из слуг и Повелитель тут же ушёл, оставив нас одних. В каждом его движении чувствовалась боль, словно он не сам всё делает, а его тянут за ниточки, как куклу.Мне стало неловко от этого. Казалось, что в жизни султана случилось что-то, ведь когда мы приехали, он не был таким. Я спросила у Мустафы, что случилось за всё то время, пока я тут лежала. Баязид сел на край кровати, так же поступили и Мехмед с Наргизшах. — Хюррем султан… Она умерла, — тихо сказал Мустафа, виновато смотря на брата. От неожиданности я прикрыла рот рукой. Теперь всё встало на свои места. Отрешённый взгляд повелителя, странное поведение шехзаде Баязида. — Примите мои соболезнования, шехзаде, — обратилась я к Баязиду. Мужчина старался сдерживать слёзы, хотя это давалось ему с трудом. Молодой человек за столь короткий срок потерял все, кого любил — брата, любимую наложницу, мать. Всё таки, даже османские принцы не защищены от боли и потери, что говорить о тех девушках, которых сотнями привозят в Османское государство, лишают родных и любимых людей, продают на рынках, как товар. — Да простит Аллах ей все прегрешения. Вам надо быть сильным, ради её светлой памяти, шехзаде, — я очень хорошо понимала его горе, ведь ничто человеческое мне не чуждо. Мужчина поблагодарил меня, после чего не выдержал и вышел из покоев. — Потерять мать — самое ужасное, что может быть на свете. — Мехмед, как твои братья и сестра? — я обратилась к юноше. Мехмед, услышав про Ахмеда, Баязида и Ханзаде, засиял от радости. Он их полюбил, собственно, как и они его полюбили. Я была рада, что всё сложилось так хорошо. — Они спрашивали о вас, дети скучают и по Мураду тоже. — Дай Аллах мы скоро увидим его. Можем сейчас пройтись по саду. Там хорошая погода. — с улыбкой сказала Наргизшах. — Отправляйтесь в свои покои, дети. Хатидже ещё слишком слаба, чтобы идти куда-то. — Мехмед и Наргизшах последовали словам отца, после чего скрылись за большими дверьми. — Мустафа, — мужчина повернулся ко мне с виноватой улыбкой, — Сколько ещё это будет продолжаться? Почему всё самое плохое случается с нами в этом дворце? Когда мы будем просто счастливы? — Мустафа собирался мне ответить, но в покои ворвался Ташлыджалы. Мужчина очень сильно нервничал, и никак не мог решиться сказать что-то. — Ташлы? Что случилось? — Мустафа встал с кровати и подошёл к другу. — Шехзаде, мне очень жаль, — я встала с кровати и встала рядом с Мустафой. — Наш шехзаде Мурад… Умер только что. — Нет!***
Июнь 1558 года. Амасья
— Валиде должна уже прийти в себя. Столько времени ничего не было слышно о ней, — Мустафа был сам не свой последние дни поездки. Ему хотелось вернуться в свой дворец как можно скорее, собственно, как я и мне. Только там мы были счастливы. Счастливы по-настоящему. После того как я потеряла своего Мурада — моя жизнь остановилась на время. Хотелось уйти вслед за ним, но вспомнив, что у меня есть ещё трое детей — такие мысли отступали. Если я не уберегла Мурада, то остальных детей не потеряю. Мустафа страдал ровно так же, как и я, но старался переживать всё это внутри себя, чтобы не травмировать детей ещё больше. Эта боль от потери ребёнка ещё долго будет жить с нами, и вряд ли когда-то я забуду об этом. Одно я знаю точно — мой сын не мог сам умереть — кроме него никто не заболел. Значит, его заразили специально. И я отомщу тем, кто это сделал! — Махидевран султан в полном здравии, я уверена. Очень скоро ты увидишь её, — я старалась забить в себе боль от потери ребёнка, так как знаю, что случилось с первым сыном Мустафы. Когда у меня только родился Мурад — Махидевран султан рассказала про шехзаде Сулеймана и его мать, которая не выдержала смерти сына. Нет, я такой никогда не стану. К обеду мы приехали ко дворцу. Я слышала крики радости жителей Амасьи и была рада, что люди любят шехзаде, значит, рано или поздно он станет султаном. И я ему должна помочь в этом. — Мустафа, сынок! — как только мы оказались в поле зрения госпожи, женщина побежала к сыну и крепко обняла его. — Госпожа, мы рады видеть вас в добром здравии! — я поцеловала руку женщине и она ободряюще улыбнулась. — Мне рассказали про Мурада. Мои соболезнования, Хатидже. — я слегка поклонилась и почувствовала боль в груди. При каждом упоминании имени моего сына становилось трудно дышать, казалось, что заживающая рана вновь начинает кровоточить. — Мехмед, как он? С ним всё хорошо? — Махидерван султан поцеловала младших внуков, которым мы так и не смогли рассказать про смерть Мурада. Они ещё слишком малы, чтобы знать правду. — Валиде, он приехал с нами, — Мустафа кому-то махнул рукой, после чего улыбающийся шехзаде Мехмед подошёл к госпоже и поцеловал ей руку. — Мехмед, мой любимый внук! — женщина была очень счастлива, что шехзаде вернулся к нам, и тут же велела приготовить всем шербет по этому поводу. Я посмотрела на девушек, которые стояли рядом с госпожой и узнала девушку, которую сама приставила к Махидевран султан. Как же её зовут? — С вашего позволения я пойду уложу детей спать. Им надо отдохнуть, — я поклонилась всем и, забрав детей, ушла во дворец. — Где Сулейман ага? — спросила у одной из наложниц. — Он в гареме. Велите позвать? — Да, скажи, чтобы пришёл и взял с собой Махфирузе хатун и Азизу хатун, — девушка поклонилась и тут же пошла в гарем. Передав детей Михрибан хатун, я отправилась в свои покои, чтобы переодеть платье. Мне нужно было узнать, что задумали те самые девушки, который прислали перед нашим отъездом в Стамбул.