Порой обстоятельства играют с мирной жизнью так, что доводят главного героя всех трагедий до того состояния, когда он просто отправляется в «Гриллбиз», небольшой, но от того не менее значимый бар, в котором ему нравится пускать кости по ветру. Часто это походит на мирное увлечение, но порой Санс задерживается в этой забегаловке допоздна, чем, конечно, вносит разнообразие в уютную и обычно «спокойную» жизнь двух братьев.
Мягкий свет трепетавших языков пламени, принадлежавших никому иному, как хозяину одного весьма известного в своих кругах заведения — Гриллби, показательно танцевал дебют молодого таланта. В свою очередь, отблески огня, подобные юным оленятам, только вставшим на свои тонкие ножки, непредсказуемо скакали по стенам, неумело запинаясь о самые разные предметы, что создавали тень и заставляли тех замереть, пропадая, но возрождаясь вновь с каждым движением огненного монстра. Казалось, что сегодня они хотят создать дуэт, позволяя каждому наблюдающему утонуть в созерцании нового произведения прекрасного, давно открытому, но катастрофически редко замечаемому в рутине событий. Под конец рабочего дня Гриллби, как самый настоящий монстр-предприниматель да и просто знающий цену собственным деньгам парниша, выключал свет, позволяя естественному и неоспоримому по своей природе освещению властвовать в темной комнате, теряясь в тихо играющей музыке, отдаленно напоминающей человеческий джаз (немудрено, ведь эту пластинку ему подарили в исключительно коммерческих целях местные детишки, любящие изучать мусор с поверхности в недрах Ватерфола, за что тот угостил юных исследователей порцией острой картошки фри и горячего какао с зефиром). — Разве не содрагающе? — прерывая возню хозяина заведения своим басом, подал признак жизни один из самых постоянных (но в ущерб экономике не самый ожидаемый, но принимаемый со всеми азами гостеприимства) посетителей, услышав которого, Гриллби лишь вздохнул, продолжая поправлять столы, натирать стаканы и просто приводить в порядок барную стойку так, как было положено не одним поколением владельцев данного заведения. Его проницательный взгляд, что умело скрывали прямоугольные очки, что, как считал Санс, давно стали едины со своим хозяином, ни разу не зацепил блаженно наблюдающего за тем самым «дуэтом» (что на самом деле лишь в состоянии Санса можно было замечать) монстра, что, вдобавок ко всему, издавал время от времени тихие смешки (о причине которых можно было только догадываться, зная характер этого шутника), эхом уходящие в самую глубину пустующего ресторана. Связано то было с неоспоримым фактом того, что Гриллби подобное давно стало привычным и настолько обыденным, что не требовалось даже взгляда или оценки этого посетителя, чтобы знать о его состоянии. Та же позиция была близка и Сансу. Возвращаясь к окружению, можно сказать, что Гриллби продолжал заниматься тем, что Санс знал так, как каждый житель Подземелья знает имя своего короля: сначала он гасил свет, а после, не отключая музыку, подметал, чистил столы… Костеголовый комик мог с закрытыми глазницами без лишних сомнений утверждать, что прямо сейчас Гриллби пойдет искать свой телефон (что он снова забыл в кладовке, пока разбирал прибывший товар), после чего наберет номер Папируса. Смущало ли подобное Санса? Да, но лишь поначалу. Этот распорядок вещей являлся уже настолько шаблонным и приевшимся, что все вокруг даже делали ставки на то, сколько же раз этот шутник оставался допоздна в своей любимой забегаловке, поглощая одну бутылку кетчупа за другой, изредка остря своими костями, а, в конечном итоге, всегда засыпая, заваливаясь на стойку чуть ли не в обнимку с любимой приправой огненно-красного цвета (и вкуса). Санс понимал, что он доставлял своему другу немало хлопот, взять хоть один момент долга, что навис над семьей скелетов непроглядной свинцовой тучей с тех самых пор, когда тот, что пониже, взял в привычку уходить из дома просто так, без объяснений и, как утверждал Папирус, причин. Конечно, его младший брат всегда догадывался (а больше, в принципе, для него логичных вариантов и не было) о местонахождении своего братца, но так или иначе переживал, да настолько, что не мог спокойно взяться за свою готовку-тренировку, все время оглядываясь и надеясь, что именно в этот раз за ним окажется до боли в суставах знакомый остряк, что прямо сейчас пошутит про пар, что точно попадает в его череп, отчего тот по праву может зваться воздухопроводимым. А после этого он начнет и правда надуваться, но от досады, а не от агрегатного состояния воды, шутку о которой его братец точно не пустит по кости. Эта мысль согревала, хоть и будоражила внутреннее эго (которому не хватало части «гище»), всей душой отрицающее факт всей абсурдности каламбуров его брата. Вдуматься: скелет, шутящий про скелетов, ну что может быть страннее в этом Подземелье? Помимо всего остального, конечно. Звонок мобильного заставил Папса вскрикнуть, отскакивая от плиты (едва не уничтожив любимую лопаточку, отшвырнув ту в многострадальную азами готовки стену), но так или иначе он посмотрел на экран телефона, как и всегда, чувствуя, как что-то холодное закралось в душу при чтении имени звонящего. Так или иначе, отвечает всегда, ибо какая бы обида ни лежала на его немаленьких плечах, его брат продолжал оставаться приоритетом во всех начинаниях, даже если он и вкладывал в них всю душу. «Самого наипрекраснейшего теперь со мною вечера, уважаемый сосед! Готов ли ты получить самую отпадную дозу великолепности?» — хотелось бы высоко произнести, вводя даже такого спокойного монстра в секундный ступор, но вместо того лишь непривычно тихо поздоровался, желая доброго вечера (тактично уводя факт самой настоящей ночи). Конечно, как и всегда, кратко он сказал о необходимости забрать Санса, ибо тот понимал, что не сможет наблюдать за ним всю ночь и точно оставить (ночью в этом месте всегда было прохладно без магического огня) или самостоятельно дотащить до дома (хоть и мог бы, но это было бы крайне нетактично с той стороны, что Гриллби желал быть джентльменом и не забывать о том, что у Санса есть брат), поэтому попросил зайти именно Папируса. И, как и всегда, не прошло и минуты, когда Папс, может, забыв о плите и необходимости надеть свой любимый шарф, ключ к пафосу и крутости, покинул дом, направившись сквозь усиливающуюся к ночи метель прямиком за старшим братом, всячески недоумевая по поводу его поведения и поступков, по-детски браня, но не признавая, что движет им противоположное словам.***
— Хэй-я, — протянул он, не отрываясь от стойки (к которой тот случайно не прилип?), — не думал, что ты до сих пор полуночка*, — он неестественно растянул слова, вместе с тем слегка переваливаясь в полусидячую позу. — И как я должен понимать эти слова? — со сдерживаемой досадой вырывалось у Папируса, который из-за облепившего со всех сторон снега походил скорее на… — Снежного человека… — как-то невпопад он заставил брата еще больше нахмуриться, но перевел все внимание на сложившего в замок руки Гриллби, что смотрел прямиком на Папса, внутри себя подмечая, что без красного аксессуара тот и правда сам на себя не похож. — Ох, Гриллби, твоя поддержка и правда неоценима, мой брат вечно ведет себя ужасно невоспитанно! Гриллби не ответил, но, слегка опустив голову, глубоко вздохнул, из-за чего и без того тусклый свет еще больше пропал. — Моя душа практически отогрелась в этой обстановке, — Санс сделал попытку встать, но лишь как-то неловко замер возле стула, опираясь на все ту же излюбленную стойку и стул. — Но пора и похрустеть костями, — едва Санс собрался выпрямиться, как его шатнуло, заставляя Папируса встрепенуться, в несколько шагов преодолевая расстояние и уже придерживая брата, а первого же тихо прыснуть в сторону, стараясь отогнать «мушек» от глаз. — Осторожнее по дороге, — коротко простился владелец ресторана, как и всегда. — Доброй ночи, Гриллби. — Теплых снов, — вновь протянул остряк. Поначалу Санс постарался пойти как-то отделаться от брата, считая, что он сам способен справиться с этой задачей, но очередное отклонение в сторону заставило Папируса вновь принять решение о том, чтобы подсадить того на спину, не найдя более рациональных вариантов в силу невменяемости брата. — Чувствую себя заношенным, — уже облюбовавший спину кулинара, он расплылся на той, не найдя сил даже разомкнуть глазниц. — Побереги силы на то, чтобы придумать подходящее оправдание на этот раз! — еще раз поблагодарив Гриллби, он покинул заведение, отправляясь уже наперекор хлещущему пощечинами в их сторону снегу. — Может, сможешь подкачать свои мышцы, — он уже находился в состоянии полусна и остался без ответа, ибо на данный момент Папируса волновал лишь слепящий снег и желание как можно скорее оказаться дома, чтобы, наконец, закрыть один из неприятных для него дней.***
Как всегда, темно и немного душно, на полу разбросаны носки (не говоря уже о целом коме, занимающем практически все спальное место: матрас), мини-торнадо из различных предметов и спящий в углу белый пес, что своим видом заставил Папируса нервно выразиться, но сейчас, отдавая приоритет уснувшему во время не столь долгого путешествия брату, позволил белошерстному остаться. Бесцеремонно отправляя кучу носков (что, минуя беговую дорожку, достигли белого пса, но этот ком надоедливости не растерялся и вскарабкался прямиком на самую вершину, обозначив новым спальным местом и вновь уйдя в сон), он уложил Санса прямиком на эту почти-что-кровать. — Как насчет того, чтобы кинуть нашему питомцу косточку? — он приоткрыл слипшиеся глазенки и как-то невинно начал наблюдать за избавляющим того от пуховика монстром, что продолжал бурчать себе под нос, но от того не переставая выглядеть крайне заботливым сейчас. Папирус задумался о том, что они практически никогда не говорили о проблемах Санса в те моменты, когда их не было (а таких моментов не всегда было очень много), но почему-то это не так сильно волновало сейчас, когда он понимал, что теперь его братец в полнейшей безопасности и что под защитой самого великолепного