Одна из тех вещей, что порой невозможно предсказать или как-то рационально объяснить. Одна из тех вещей, что рано или поздно ворвётся в сознание каждого, кто её не ждёт. Одна из тех вещей, которые Санс точно не сможет контролировать каждую ночь. Даже если очень сильно того захочет.
Я вновь ощущаю это странное, но до внутренностейзнакомое мне чувство, но не припоминаю того, как уснул. Желая осмотреться вокруг, начинаю усиленно протирать область расположения глаз от тёмной плёнки, которая мешает моим глазницам узреть то место, где нахожусь, что, в итоге, мне удаётся. — Словно… — осматриваюсь, еле откидывая прочь чудовищную сонность и выражая секундное негодование, — я правда во сне? — замираю на месте, вглядываясь в длинный, казалось, бесконечный тёмный туннель, напоминающий старые узкие коридоры какого-то забытого учреждения. Всё казалось слишком реальным для того, чтобы становиться похожим на очередной второсортный кошмарик. Но была одна вещь, которая меня волновала больше всего этого: «Где мой бро?». — «Что такой горячий шутник, как я, мог здесь забыть…» В итоге лишь всматриваюсь в самую чернь прохода, единственным источником света которого являлась мигающая и яростно трещащая на последнем издыхании недолгой карьеры лампа. Разумеется, задумываться над своими последующими действиями я даже не стал: — Вау, — кажется, зрачки на момент пропали, — не, — засунув руки в карманы, показательно поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, — спасибо, ребята, но не хочется в это лезть. Как говорится, «проверять я это, конечно, не буду», хех, ведь так? Почему-то показалось, что теперь всё должно быть в ровной степени идеально, идеально настолько, что было сложно сдержать улыбку искренней веры во всё это. Хочу в это верить. Но тут я услышал голос Папируса, зовущего на помощь… Это меня изрядно подкосило, ибо я не мог разобрать откуда он донесся: — Бро? — замираю, но, понимая, что этот простой ничего не даст, решаюсь двигаться дальше. Да и смысл, если кроме треска лампы в этой гробовой темноте и тишине ничего не разобрать? Показалось. Я продолжал идти, вслушиваясь в глубокое эхо от моим шагов. — Не фотограф, чтобы заблудиться в тёмной комнате, в которой проявляют негативы, — чуток подаюсь вперед, утирая выступившую от неожиданного смешка слезу, — да, старина, даже в такой ситуации так неплохо… Остановился, заметив перед собой странную фигуру немалых габаритов, повернутую спиной. — …сказал. Я, конечно, не особый специалист, но это был персонаж мужского пола во врачебном халате, упершийся в неведомо откуда взявшийся стол и не подающий никаких признаков жизни, кроме тяжёлого дыхания и лёгкой тряски. Знаете, обычно в подобных ситуациях я не люблю показательно чесать языком или греметь костями (чем обычно, собственно, и занимаюсь двадцать четыре на семь), не-а, в непонятных тёмных комнатах со странными существами уж чем угодно, но разговорами мне заниматься не хотелось. Однако… возвращаться в тот коридор? Оглядываюсь и, подумав, наконец перехожу на «ты»: — Хэй, как жизнь? Не думал, что встречу здесь кого-то ещё, — кажется, мой собеседник был не заинтересован в разговоре, но я продолжил, — хоть и не знаю конкретно где это «здесь», — нет, всё же он не из разговорчивых, — не мог бы ты мне подсказать, а? — прямо выговорившись, ожидал чего угодно, но только не молчания в ответ. — И ещё… кажется, я потерял своего бро, не видел? Он как я, только выше и в десяткость раз круче, сразу бы узнал. Вскидываю бровь, без доли интереса наблюдая за тем, как движутся его лопатки и спина под врачебным халатом от какой-то недоступной моему взору деятельности, — и это значит «нет»? Молчание. Хотелось было спросить «не проглотил он ли свой единственный язык», но тут мой новый друг, покончив с чем-то, выпрямляется, держа что-то в правой руке (склянку ли…) и смотря на это так, что я смог разглядеть часть его лица. Сложно сдержать выражение немого испуга, слышен роковой щелчок загоревшегося на мгновение глаза: — Я… знаю? — насильно успокаиваю себя, принимая прежнее наигранное непонимание. — Хех. Что ж. — Посмотрев куда-то вниз, точно надеясь увидеть что-то помимо черной плитки, развожу руками и чувствую, как нервно дергается край глаза. — Похоже, ты весьма занятый. Выход не так сложно найти, я полагаю, да и Папс должен быть где-то рядом… — именно эта теплящаяся мысль о бро и помогала сохранить свой рассудок. Не дожидаясь скорого ответа, бесцеремонно, как и тогда, разворачиваюсь, засовывая руки в карманы. — Мои эксперименты… — Сначала не внимая, торможу: воушки, он умеет говорить? — Я так желал осуществить их… — Теперь уже наблюдаю за собеседником, едва ли сдерживая искромётную панику, читавшуюся сейчас в каждом моём неосторожном движении. Сложно объяснить увиденное мной. Этот… друг едва ли мог походить на того самого «друга», которого я видел пару секунд назад: он просто начал таять на глазах, стекаясь в однородную густую булькающую субстанцию тёмно-черного цвета. Готов поклясться хоть напочку, но сейчас моё сознание разрывали миллионы криков неизвестных мне существ. Их мольбы, их сожаления, угрозы — всё смешалось в один белый шум. Расставив руки в стороны, точно держу равновесие, отступаю в сторону. — Ты там как, парень? Выглядишь не очень, — это существо вновь приняло форму, но отнюдь не ту, что прежде, — собранным. Глазницы вновь пусты, а удары капель пота отдаются эхом в несуществующий перепонках, пока я так старательно пытаюсь выровнять дыхание и понять, что делать. — Санс! — голос, который узнаю из миллиарда других абсолютно схожих голосов, раздался из другого угла этой, как оказалось, комнаты. — Санс, помоги мне, пожалуйста, Санс! — П-Папс… что ты здесь делаешь? — мгновение, и теряю зрение, но зато теперь ярко-голубое и жёлтое пламя освещали добрую половинe этого места. — Что ты сделал с ним?.. — думаю, это выглядит весьма резко, но, не будь это он, я бы не перешёл на мгновенную агрессию, — что ты сделал с ним! Щелчок пальцев, предвещающий призыв моих бластеров, но ничего не произошло даже на третий, абсолютно, точно нечто теперь ограничивало и сковывало каждое моё движение. Остановил бой и посмотрел вниз, увидев, что добрая часть этой булькающей массы обволокла мои ноги и подбирается всё выше. — Темно… — почему-то кажется, что знаю продолжение этих слов, что исходят от того… существа, — темнее, ещё темнее, темнота разрастается, тени проходят всё глубже… Нет, не голос, а словно внутренний шёпот, но громкий настолько, что по сравнению с ним все звуки не звучали и вовсе. Я слышал его шаги, приближающиеся к тому месту, откуда разносились усиливающиеся крики брата. — Только не его, умоляю, оставь его, возьми меня, — последнее, что я сказал перед тем, как упасть на колени, уже на половину поглощённый этой тварью, теперь даже телепортация была бессильна. Далее не могу разобрать и слова, как бы не пытался, зрение вновь начало пропадать столь же спонтанно, как и появилось. Эта тварь, старающаяся быть похожей на обычного монстра, скорее напоминала огромного чёрного слизняка: бесформенного, извивающегося и живого со всех сторон его поганого тела. Я видел белые руки, отделенные от туловища, аспидная улыбка, но лицо… Теряю сознание. Последнее, что слышу, звук снятия единственного показателя здоровья.— Что вы двое думаете?
***
Очнулся на полу, с нависшим рядом Папирусом: — Са… — А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — взбрасываю руки. — А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а?! — Папс же сжимает, откидываясь назад, ну вот явно не ожидая такой реакции. Теперь мы кричим вместе настолько громко, насколько можем: — А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Папс едва ли не опрокинулся назад, выпучив свои глазёнки настолько, что я даже не знал, что он так может. — А-а-а-а… а. Па… Папс? — кажется, пришёл в себя и заметил-таки младшего, сидящего рядом в не менее паническом состоянии, чем я. Хватается за область сердца (похоже, ища свой любимый шарф, находящийся в стирке, кстати, со всей остальной частью «боевого тела»), тяжело вдыхая воздух и, кажется, пропустив не один пот за всё это время: — Воуви, привет, Санс, никогда не думал, что ты можешь быть таким громким, — прикрывает глаза, облокачиваясь о пол, — я узнал много нового, ньех. Пару секунд смотрю в одну точку, пока мои мысли понемногу выстраиваются в логичную шеренгу: — Почему ты кричал? — постарался засунуть руки в карманы, но вспомнил, что сплю без куртки. — Я? А чего ты ожидал от меня? Конечно, великолепный Папирус оказался не готов… — явно не оправдательным тоном и стуча одним указательным пальцем о другой, что показывало всё его волнение. — Я кричал? — вскидываю бровь. — Ещё бы! — на более повышенной ноте выдаёт тот, жестикулируя. — И это меня крайне удивило, брат! Ты ведь… — его выражение сменяется смятением и тот немного помрачнел, посмотрев в пол, — обычно спишь нормально. — А что вообще случилось? — в такой момент мои слова скорее дразнили, что я понял по нахмурившимся бровям братца. — Я услышал глухой звук и решил, что ты упал, — начал тот, — а когда прибежал, — на это слове он сделал особый акцент, — то увидел, что ты ворочаешься по полу, что-то неразборчиво мыча! — А, — что-то в моей голове щёлкнуло, — ну ок. — А?! Я тут, понимаете ли, беспокоюсь, а он, — сейчас Папс, скрещивая руки на прямо на надписи «Крутой чел» своей футболки, сделал голос куда ниже, пародируя (но явно не добирая костей), — «ну ок». Ну ок, Санс! — Что ты, Папс? — усмехаюсь, слегка прищуриваясь. — Все в порядке, только дай мне собрать кости… — в воздухе делаю жест «Ба-дум, тс-с-с», заваливаясь на бок. — Наповал! — О Боже, Санс! Сейчас было сложно размышлять о чём-то, ведь все мои мысли занимал этот сон, нет, ночной кошмар. Раньше я видел в них очень многое, что заставляло меня вскочить посреди ночи, жадно глотая воздух и уж точно забыв о сне на ближайшие сутки, но теперь всё выглядело слишком по-настоящему. Но, что меня подкосило, Папс… Он раньше никогда не снился мне. И этот ученый, он… Занятый своими «тараканами», я продолжал отпускать каламбуры в адрес своего братца, который уже был на грани перед тем, как откровенно «бомбануть» и оставить меня одного. — Хех-хех… — тихо. — Хэй, бро! Ты хихикнул, моя победа! — Последний каламбур… был неплох, — тот гордо задирает «нос» точно великий ценитель-критик, наконец оценивший работу старого мастера. Не сдерживаю счастливый смешок, пока братец лишь негодует. — Не беспокойся, бро, — подавшись вперёд, обнимаю, — всего лишь ночной кошмар, хех, стоит кушать меньше кетчупа на ночь. Откинув все неприязни насчёт вредной приправы и каламбуров (за которые бро обожал меня отчитывать), Папирус подарил мне свои искренние, те самые распростертые объятия, которые мог дать только он. Да и не думаю, что принял бы объятия кого-то другого, бро бы не простил этого, хех. — Санс, ты несносен, правда, — сжимает ткань тёмно-зелёной футболки на моей спине, похоже, нервничая, — но я, великолепный Папирус, всегда буду рядом и помогу тебе справиться со всеми невзгодами! — Конечно, я понимаю, но ведь это моя стихия— и легко пишу стихи я, хех. За окном плыл рассвет, ознаменованный громкими выкриками Андайн насчет утренней пробежки, и, кажется, сейчас мне были не страшны все ночные кошмары. Только он способен победить их, больше никто, ведь мой брат очень круг, правда? Хех.