* * *
Со смутными воспоминаниями о том, как под ним разверзлась бездна, и как он летел в нее, опережая собственный визг, Дикин пришел в себя на верхушке дерева. Да-да, самого настоящего дерева, с ветками (за одну из которых он зацепился), шершавой корой и листочками! Только пахло оно совсем не так, как настоящие подсолнечные деревья, а все тем же Подгорьем – погребом, волшбой и тлением. Но, по крайней мере, рядом не висел сэр Танарель. И внизу – насколько Дикин смог рассмотреть через густую крону – его тоже не было. А вверху виднелся только свод пещеры, с которого свисали всякие разноцветные мхи и бежала вьющаяся лоза. Не такое уж неприятное место – если бы только Дикину не пришлось заново искать выход из Подгорья… Бард вздохнул, отыскал среди ветвей свою сумку и осторожненько начал спуск вниз. На деревьях кобольды никогда не жили, так что в основном Дикин висел, зажмурившись и вцепившись когтями в нору, прежде чем немножко съезжал по стволу или нашаривал лапой нижнюю ветку. На землю он и вовсе позорно шмякнулся кулем, но зато сразу почувствовал себя гораздо уверенней, особенно когда подобрал отломанный во время спуска сук – хорошая из него получилась дубинка для кобольда. Эта часть Подгорья вновь оказалась непохожа на все остальное, виденное Дикином. Под лапами была настоящая мягкая земля, а рядом бард увидел еще одно дерево, а потом еще одно, и еще – кажется, тут был целый лес! Только деревья были посажены как по линейке, и на земле не было ни одной травинки. Но зато, пройдя немного, Дикин услышал шум ручья – и сначала напился, а потом уже подумал, что вода могла обладать всякими жуткими свойствами. Эта мысль превратилась в уверенность, когда в ушах Дикина подозрительно зазвенело. Бард обмер, пытаясь приготовиться к неминуемой трагедии, прежде чем сообразил, что звенит все-таки снаружи. А точнее – прямо сверху. Задрав голову, Дикин еще успел увидеть пляшущие в воздухе желто-зеленые огоньки, прежде чем их злобный рой кинулся на него. Спасла Дикина вода. Взвыв от ужаса, когда на него обрушился шквал жалящих ударов, а что-то маленькое, но злобное метнулось к глазам, он зажмурился, замахал перед мордой лапами, оступился и рухнул в ручей. Наглотался воды, в панике чуть ко дну не пошел, но и противники такого поворота не ожидали. Когда Дикин, задыхаясь и отплевываясь, вынырнул, только несколько противников со злобным звоном кружили в воздухе, остальные пищали и бились в ручье вокруг кобольда. Это были феечки! Махонькие, с Дикинов палец величиной, с полупрозрачными светящимися крылышками и нежными личиками, они, тем не менее, были вооружены крошечными лезвиями, остроту которых Дикин успел почувствовать, пытались выколоть ему глаза, вырвать чешуйки. Кобольд бил лапами по воде, притапливая врагов, нырял, чтобы избежать атак сверху, дотянувшись до палки на берегу, завертел ей в воздухе, стараясь сбить летающих. Было это все равно что воевать с роем ос, но когда на воде закачалось достаточно безжизненных телец, оставшиеся взмыли к потолку пещеры и умчались куда-то. Как понадеялся Дикин – не за подкреплением. Совершенно обессиленный, он выбрался из воды и растянулся на берегу, весь дрожа от холода и страха. Царапины саднили и кровоточили, спина под намокшим тяжелым рюкзаком горела огнем, но горше всего была мысль, что все-все-все в рюкзаке пострадало или даже погибло! И его драгоценная книга, потерянная и чудом возвращенная, и запас бумаги со всеми заметками, и лютня, и беретик с пером! Возможно, что-то из этого еще можно было просушить, но едва только Дикин попытался сесть, чтобы заняться делом, как заметил два неморгающих желтых глаза, наблюдающих за ним из-за ближайшего дерева. Ну, это было уже чересчур! Да сколько еще неприятностей поджидает его сегодня? В сердце Дикина вспыхнула ярость, чистая и пронзительная, и он, в мгновение ока оказавшись на ногах, вновь грозно взмахнул своей палкой. – А ну, иди сюда! Дикин задаст тебе трепку! – крикнул он звенящим голосом, и впрямь готовый сразиться с любым чудовищем: ведь когда-то нужно спустить пар после тяжелого дня? Но кого Дикин не ждал, так это крошечного желтого гоблина, который с визгом припал к его сапогам и, весь дрожа, принялся их целовать. – Нет! Нет! Не обижать Гровела! Не убивать Гровела! Добрый, добрый, добрый господин! Растерявшийся Дикин попытался осторожно высвободить хотя бы одну ногу, но гоблин истошно завопил и вцепился в сапог еще сильней. – Нет! Нет! Гровел хотеть жить! Гровел умолять! Гровел рассказывать все-все! Хлластир заставить Гровел жить здесь… а Ххластира теперь нет!.. Пропасть, прятаться, сбежать!.. А без него – ооо! Уууу! Фейки дерутся! Огры дерутся! Мы бежать – все бежать – наверх! И тут дерутся! Гоблины где? Нету! Умерли, умерли! Ррр, бумс, бах, тарарах! В потоке бессвязного визга Дикин с трудом разобрал несколько слов. – Погодить, ой, то есть погоди! Халастера нет? Совсем-совсем? А куда он делся? – Гровел бедный маленький гоблин, откуда он знать? Гровел прятаться, ничего не есть, только бояться! Халастер уходить, Гровел оставаться, Гровелу страшно! Добрый, добрый господин, не убивать Гровела, нет-нет-нет, не убивать! И гоблин еще раз облобызал его ноги. Поднатужившись, Дикин оторвал-таки Гровела от своего сапога. Гоблин продолжал трястись и подвывать, и бард неуклюже похлопал его по плечу. – Гровелу не надо бояться Дикина. Дикин вправду добрый. Только сердитый. Не на Гровела! – добавил он поспешно, увидев, что гоблин готов снова завыть в голос. – На Подгорье. Оно красивое иногда, но противное. И Дикин тут жуть сколько шишек набил, и весь мокрый, и поцарапанный. Дикину очень нужно наверх. Гровел ведь может вывести Дикина из Подгорья? К его удивлению, гоблин твердо сказал: “Неть!” и засопел. – В Глубоководье есть гостиница, – вкрадчиво продолжил бард. – С кухней. Большой-пребольшой! Там есть мясо. И пироги. И эль. – И курочка? – почти беззвучно выдохнул гоблин. – И курочка. Все есть. Дикина очень-очень упрашивали там остаться, без него там вообще как без рук, потому что некому помои выносить, но Дикина позвали приключения. Но если Гровел пойдет с Дикином, Дикин может попросить, чтобы Гровела взяли на кухню. И Гровел будет есть любые объедки, какие захочет. В глубокой задумчивости гоблин сгрыз длинный кривой ноготь на большом пальце, но в итоге опять покачал головой – хоть и с заметным сожалением. – Неть. Дикин не понимать, что Гровел сказать… умный, умный Дикин, – торопливо вставил он. – Все, кто бежать наверх – умирать. Все, все, все! Фейки их убивать. Огры их убивать – лорд О-жиин не любить тех, кто из его королевство бежать. Темные ельфи у ходочков сидеть и убивать, тыкать мечи, стрелы пускать, жечь, морозить! Гровел и гоблины бегать туда-сюда, пока никого не стать. Гровел видеть, даже синий дракон от ельфей умирать, лежать и вонять. Нееет, Гровел наверх не идти, надо внизу прятаться! Приятно, конечно, слышать, что ты умный и добрый, но Дикину все сильнее казалось, что Гровела следовало припугнуть, чтобы тот с одного страху забыл о другом – может, даже и стукнуть хорошенько палкой. Но прежде чем он смог осуществить это намерение, гоблин добавил: – Гровел мочь отвести Дикин к выходу из земля лорд О-жиин. Дикин пойти наверх, к ходочку, а Гровел оставаться. Как тут Дикину стало стыдно за свои мысли – словами не передать! Конечно, ему всегда хотелось быть сильным и грозным, как дракон, но все-таки не таким противным и раздражительным, как мастер Тимофаррар, который давил кобольдов когтем, когда ему хотелось поиграть в “Блошиные бега”. Смутившись, Дикин прошептал: “Спасибо” и протянул Гровелу руку. Тот привычно вцепился в нее, чтобы облобызать, и барду насилу удалось объяснить гоблину, что он предлагает всего-навсего идти за руку. Но когда до Гровела дошло, он пришел в такой восторг, что Дикин уверился -– в конце концов он уговорит гоблина довести его до самого выхода на поверхность. Добрым отношением всегда можно добиться нужного… ну, разве что всегда можно ущипнуть Гровела, если тот снова заартачится.* * *
Путь через подземный лес оказался долгим. Наверное, они могли бы идти и побыстрее, особенно когда вышли на хорошо утоптанную тропу, если бы не Гровел. Он вздрагивал от каждого звука и, чуть что, тянул Дикина прятаться. Нельзя сказать, что меры предосторожности были излишними: еще три раза путешественники видели золотисто-зеленые стайки фей, а однажды им чуть не нагадили на головы здоровенные гарпии, на бреющем полете шедшие над тропой. Попадались и места стычек гарпий и фей с ограми – чаще всего, конечно, землю усеивали крылатые трупы, и Гровел быстро-быстро засовывал в рот мертвых феечек и аппетитно ими похрустывал, но порой лежали и огры, с расклеванными гарпиями головами, вырванными глазами, исполосованные крошечными фейскими лезвиями. Из путаных объяснений Гровела Дикин с огромным трудом понял, что тут творилось. Халастер заселил эту область Подгорья ограми под предводительством какого-то “ужасно ужасного” лорда и мелкими фейри с их королевой – “большой, жирной, вредной феищей”. Пока волшебник следил за Подгорьем, все жили мирно, то есть убивали только тех, кто забредал извне, но как только Халастер перестал появляться в своих владениях, начались раздор и смертоубийство. – Лорд О-жиин велел скрасть у феек доски с картинками, на стенку вешать, – поведал Гровел, обгрызая очередной ноготь. – А фейки украсть у него доска-малевалка, где лорд О-жиин картинки рисовать. Лорд обидеться, фейки обидеться, надо теперь друг друга убивать. – Из-за картинок? – Оооо, лорд О-жиин очень особенный! Это Гровел маленький и тощий, в нем ничего не помещаться, а лорд О-жиин здоровый и толстый. У него внутри даже душа есть. Изячная. Во как! За картинку голову отрывать, Гровел видел. – У Дикина тоже был такой хозяин, толстый белый дракон Тимофаррар. В нем много творчества помещалось. Он шахматы делал большие. Только жаловался, что наморозить пешек и коней можно сколько угодно, а где в такой глуши королей настоящих взять? Коротать дорогу за мирными разговорами им пришлось недолго – ровно до того момента, когда ушлые феечки не спикировали на них из густой листвы дерева. Гровел привычно завопил, но Дикин даже не оглянулся на него, уверенный, что недавний товарищ уже улепетывает куда подальше. Сам же бард, крепко зажмурившись, вновь принялся лупить палкой воздух, надеясь хотя бы отогнать настырных тваречек. Крылья били его по морде, в горле першило от пыльцы, на каждый писк и шмяк противника приходилось не меньше десятка жгучих царапин, но вдруг эти звуки сменились сочным хрустом, а потом наступила тишина. Дикин отважился открыть глаза и посмотреть перед собой, потом – наверх. Над ним возвышался огр. В одной руке он за шиворот держал обмякшего и наконец-то затихшего Гровела, из другой – вытряхивал липкие остатки феечки. Дикин посмотрел на огра, огр посмотрел на Дикина и поступил согласно своей природе – то есть огрел его кулаком по голове.* * *
Покачиваясь в лапах огра, Дикин меланхолично разглядывал помещения, куда его притащили на этот раз. Больше всего это было похоже на казематы, превращенные в дворец, – а может, эти функции просто совместили. Какие-то клетки, подозрительные решетки с еще более подозрительными цепями – и тут же гобелены с девами и единорогами, меха и ковры, мраморные столики, держащие факелы статуи. Правда, расставлено все было кое-как, громоздилось друг на друга, покрылось плесенью и копотью. К своему удивлению, Дикин еще и звуки арфы услышал. Гровел рядом висел тряпочкой, закатив глаза, даже не хныкал – и это наводило на мысли об огромных неприятностях почти так же сильно, как и отсутствие вкуса у владельца хором. Арфа звучала все громче, и на ней играли, в общем, вполне мелодично. Наконец Дикин увидел и сам инструмент – разумеется, весь изукрашенный позолоченной резьбой и самоцветами. Но удивительней всего было то, что играл на арфе не кто-нибудь, а огр! Такой же здоровущий, гадкий, с бородавками и носом картошкой, как и остальные из его племени, но мантия на нем была кипельно-белая, а на торчащих клыках сверкали золотые колечки. – Нарушители, лорд Ольджин, – старательно ворочая толстым языком, выговорил огр-охранник, и швырнул кобольда с гоблином на землю. Гровел тут же с визгом пополз к ногам арфиста, но был остановлен стражником, впечатавшим ему в спину огромный сапог. – Не так грубо, Лом, не так грубо, – заметно грассируя, с раздражением произнес огр в мантии. – Мы же цивилизованные существа! Не перебей ему хребет раньше времени. Что при них было? – Книжки, лорд Ольджин, и бренчалка. Лом думает, это воры и фейские шпионы. На мгновение огрский лорд оскалился так же злобно, как и охранник, но, взяв себя в руки, запустил обе ручищи в вещи пленника. Дикин с пола мог только гневно смотреть, как вертят его лютню, раздирают слипшиеся страницы многострадальной книги и блокнотов. – Не вижу тут экслибриса королевской библиотеки, – наконец произнес Ольджин. – Где вы взяли это, примитивные хордовые? – Дикин не примитивный и ничего не крал! Дикин – бард и прозаик, и поумнее некоторых будет, – но последние слова кобольд благоразумно пробубнил себе под нос. Колючие глазки огра впились в Дикина, он взмахнул рукой, отсылая охранника, и бард уже приготовился к медленной и ужасной смерти, – но вместо этого вместе с Гровелом оказался в удобном кресле с подушечками. – Как волнующе! – произнес лорд Ольджин, усаживаясь напротив, и изящно скрестил перед собой наманикюренные когти. – Эти затхлые бездуховные земли, где все настолько тупы, что не понимают даже слова “примитивный”, и вдруг у нас – заграничный бард! О, но позвольте же представиться: лорд Ольджин Хэйстрин, властитель Подгорья. – А как же Халастер? – не подумав, ляпнул Дикин, и сильно пожалел, увидев, как омрачилось чело и оскалились клыки лорда. – Халастер… ах да, Халастер… – очень неприятным тоном произнес новоиспеченный властитель Подгорья. – Довольно мелкая личность, скажу я вам, и это при таких возможностях! Когда он вызвал меня из Турмских гор, я поначалу надеялся на интеллектуальное общество столь же достойного мастера магического искусства, а вместо этого был вынужден задыхаться среди грязных туземцев!.. Вы давно из метрополии, любезнейший…? – Дикин Чешуйчатый Певец, ваше вашество, прям вот только что из Глубоководья! – И бард отвесил изящнейший поклон, пожалев только, что нельзя сдернуть с головы берет с пером – тот валялся среди мокрых и грязных вещей. – Это ваш ученик, надо думать? – поинтересовался Ольджин, указывая на Гровела. – А… то есть… да! Гровел… ммм… Гоблинский Трепач, но он совсем-совсем новичок и очень скромный, – и Дикин что есть силы пнул гоблина в бок, чтобы тот не вздумал вякнуть что-нибудь, разрушающее легенду. К счастью, в вопросах жизни и смерти Гровел оказался понятливым. – Ах, Глубоководье, город Роскоши! Предупреждаю, любезнейший Дикин, я собираюсь узнать о всех новинках книжного сезона и модных балладах, даже если мне придется вытянуть эту информацию из вас на дыбе! Ха-ха, конечно же, это шутка. Будьте уверены, Глубоководье еще дождется меня с дипломатическим визитом, когда я одержу победу в нелепой маленькой войне с феями. Но не желаете ли подкрепиться после долгой дороги? – Ну, в общем, Дикин не возражал бы, – с достоинством ответил бард, сглатывая голодную слюну. Мысленно он добавил к своей классификации живых существ Фаэруна еще один пункт: помимо грр-огров там теперь были огромантики. Кроме того, Ольджин был похож на старого босса, то есть когда не трепался сам, требовал, чтобы все вокруг его развлекали, а с этим Дикин умел справляться. Но, в отличие от мастера Тимофаррара, лорд-огромантик хотя бы жадным не был и трапезу гостям устроил воистину королевскую. На закуску подали вкуснейших слизняков, потом внесли зажаренных крыс, огромных, как поросята, и запивать все это предлагалось отменным пивом на лишайнике. Гровел мел с тарелок все, до чего мог дотянуться, а Дикин был бы и рад последовать его примеру, но ел и пил умеренно, чтобы сохранить ясную голову для разговора с Ольджином. К его разочарованию, новоявленный преемник Халастера хоть и был болтлив, но о судьбе старого мага и вторжении дроу предпочитал не распространяться, зато долго и нудно толковал о своей вражде с феями. – …и представьте себе, любезнейший Дикин, резные настенные панели – имаскарская еще работа, мраморный дуб, четыре многофигурных композиции! – достаются какой-то лесной бабе, воняющей гумусом! Можете себе представить, в каких условиях содержится бесценное произведение искусства: за водопадом, во мху… Как мог я оставить их на погибель, это долг чести всякого мыслящего, тонко чувствующего существа! На взгляд Дикина, панели раздора, которыми Ольджин то и дело в величайшем волнении вскакивал полюбоваться, в сырых камерах чувствовали себя ничуть не лучше, чем в шалаше у водопада, но что уж было об этом говорить? – И эти мстительные, жалкие, ограниченные создания не придумали ничего лучше, чем похитить мой мольберт с почти законченной картиной на нем! Мои разведчики донесли, что феи сожгли его… жгли и смеялись! О, вы можете понять меня, Дикин: это почти так же ужасно, как смерть живого существа. Поэтому я решил: следующая моя картина будет написана кровью королевы фей. Согласитесь, любезнейший Дикин, какое символичное противостояние: цивилизация против варварства, искусство против обывателя? Намек был понятен. Вздохнув про себя, Дикин потянулся за лютней, которую Ольджин в приливе любви к искусству преподнес ему взамен испорченной, пробежался пальцами по струнам, подбирая мелодию. – Огры у феи украли панели, феи украли мольберт у огра, – затянул бард без особого энтузиазма, но в процессе оживился, увлекшись представившейся эпической картиной. – Огры феям намылили шеи – немного кровавой баньки с утра! Он спел еще два куплета – про вырванные кишки и разбитые головы, и тут Ольджин сказал: – Дражайший мой Дикин, я знаю, я могу рассказать вам… У меня огромные планы по преображению Подгорья, а этому месту определенно не хватает блеска, в том числе и от блестящих умов. Мы отполируем эти шершавые души и придадим им немного светскости. Я говорю “мы”, потому как смотрю на вас и вижу придворного барда! Нет-нет, не благодарите меня, не стоит. Мы оба образованные, прогрессивные существа, таким не нужны выспренные слова… Дикин закрыл рот, открыл, снова закрыл. Теперь уже Гровел бил его лапой по коленке и делал страшные глаза: соглашайся! А Дикин испуганно думал: неужели все, кто попал в Подгорье, тут же трогаются умом? Что Халастер, что Ольджин, что Танарель – ну ни одного нормального! Разве только Гровел, но он просто глупый. Что ж с маленьким боссом-то будет?