***
Энакин с восторгом носился по площади, по каждой мелочи делясь своими впечатлениями с едва поспевающей за ним Шми. Парад устроили невероятным пышным, а после него гостей ждали сотни захватывающих развлечений. Каэл Дорвин, державшийся возле Падме весь парад, успел немало объяснить о традициях праздников на Набу, что Энакин, лишённый развлечений всё детство, жадно впитывал, а после пообещал провести в ангар и показать настоящие боевые истребители. Настоящие! Боевые! Шми только посмеивалась над энтузиазмом сына. Радостное настроение Энакина заметно угасло, когда к вечеру они вернулись в крыло целителей. Он чувствовал, что Оби-Ван ещё спит, и возможность поговорить с ним выпадет не раньше завтрашнего дня. Энакин понимал, что крепкий сон — хороший признак, и он искренне желал другу выздоровления, но больше того хотел понять, что же такое увидел в видении Рыцаря. Страх, что однажды он станет монстром, которого не пожалеет даже Оби-Ван, теперь преследовал его. Он любил Оби-Вана и ни за что не хотел сражаться с ним. Неужели видение станет правдой? Неужели он предаст самого близкого друга? Теперь Энакин, кажется, понимал, отчего в глазах Оби-Ван постоянная тоска, не оттого ли, что он знал, кем они станут в будущем? Тала, оказалось, ждала их. — Энакин, Квай-Гон очнулся, — радостное восклицание — Энакин за своими переживаниями совсем забыл о нём. Тала понимающе улыбнулась. — И он хотел тебя видеть. — Правда? — подскочил Энакин, уже сделав шаг в сторону палаты Квай-Гона. — Энакин, — устало позвала мать, — не заболтай его, он же только проснулся. — Не буду, честное слово, — пообещал он, впрочем, не зная, как сможет сдержаться, и вышел из комнаты. Квай-Гон лежал в кровати с натянутым до подбородка одеялом — в крыле было довольно прохладно — и, казалось, спал, но Энакин чувствовал, что это не так. Он широко улыбнулся, ощутив, как ровно светится в Силе Мастер, и без церемоний запрыгнул к нему на кровать. Квай-Гон, несомненно, заметил его и медленно открыл глаза, моргнул и улыбнулся, приглашающее вытянув руки. Энакину не нужно было повторять дважды, и он крепко обнял его, уютно чувствуя себя на широкой, надёжной груди. — Оби-Ван ещё спит, — через некоторое время невесело заметил Энакин. — Терпение, Энакин. Ты же знаешь, что он скоро придёт в себя, и всё благодаря тому, что ты сделал. Энакин замотал головой. — Несмотря на то, что я сделал. — Энакин, ты же не сделал ничего плохого, — удивился Квай-Гон. — Угу, это был пока не я. Но однажды я таким буду. Это же было видение, правда? Он должен знать. Может, хотя бы Квай-Гон сможет что-то объяснить. Что это могло быть, если не будущее? Квай-Гон потянулся и снова обнял его, посылая успокаивающие волны в Силе. Энакин жадно принимал их, охотно вернувшись на тёплую грудь. — Энакин, — начал Квай-Гон, — это будет непросто объяснить, но тебе нужно знать. Оби-Ван — очень особенный джедай, и видит то, что не может никто из нас. Да, он даже может знать возможные варианты будущего, но это не значит, что эти варианты обязательно сбудутся. Мальчик задумался. Так значит, Оби-Ван видел только вариант будущего, где Энакин обращается к Тёмной стороне? Но оно казалось таким реальным. Боль Оби-Вана ощущалась такой живой, словно он, в самом деле, это пережил, а не просто прочувствовал видение. Странно. Квай-Гон почувствовал его сомнения и вздохнул. — Мне трудно что-то добавить, но, Энакин, поверь мне, видение больше не сможет сбыться. В том видении ты оказался в Храме намного позже, чем сейчас. Тебе отказал в обучении Совет, и Оби-Ван был вынужден принять тебя в падаваны, когда сам к тому совсем не был готов. Я видел это, я знаю, о чём говорю. Благодаря видению Оби-Ван позаботился, чтобы тебя нашли и привели в Храм, и благодаря ему сделал всё, чтобы добиться освобождения твоей матери. Слова Квай-Гона медленно укладывались в голове. Энакин легко вспомнил случайные проблески, которые Оби-Ван случайно давал ему увидеть во сне или медитации. Вполне возможно, что все они относились к другому Энакину, не к нему. Ему пришло в голову ещё кое-что. — Почему Оби-Ван тогда всегда такой мрачный? Не может быть, чтобы он воспринял одно видение настолько серьёзно. Однако… — Как раз из-за видения. Оби-Ван переживает из-за того, что могло бы с тобой случиться, если бы он не вмешался. Энакин нахмурился. Из-за чего переживать? Он же сам в этом был не виноват. Квай-Гон, кажется, неправильно понял его выражение, и бережно погладил по голове, пытаясь поддержать. — Ты был в этом в видении, но оно больше не имеет ничего общего с тем, кто ты сейчас. Не поддавайся Тёмной стороне, оставайся со Светом, и оно тогда так и останется видением. Почему мы всё равно говорим о нём, как будто оно сбылось? — Энакин нахмурился ещё сильнее. — Энакин, просто скажи Оби-Вану, что ты его любишь, даже после того, что увидел. И… — Квай-Гон посмотрел ему прямо в глаза. — И покажи ему, что ты — другой, настоящий Энакин, чтобы он, наконец, перестал в этом видении жить. — Обещаю, — Энакин серьёзно кивнул. — Я не хочу, чтобы он переживал из-за того, что только может случиться. Я… я же никогда не подведу его. — Я верю, что не подведёшь, — Квай-Гон, видимо, почувствовал пробившуюся неуверенность, и взял его за плечи, торжественно глядя в лицо. — Ты никогда не подводил. И в первый раз с того дня, когда увидел страшное видение, Энакин, наконец, успокоился.***
Квай-Гон прекрасно поправлялся, а Тала как никогда оценила возможность свободно проводить с ним время вдали от любопытных глаз Храма. Мало-помалу друг начинал ходить, и каждый день Тала отводила его в дворцовый сад, разбитый совсем неподалёку. Сама Живая Сила помогала Квай-Гону выздоравливать, и он собирался с силами просто на глазах. По сравнению с ним, его падавану требовалось намного больше времени на восстановление. Раны Оби-Вана были не физическими, а душевными, и полное излечение займёт больше, чем пара целительных трансов, которые он уже начал принимать. Прежде всего, Рыцаря в них заставляли решать тянувшиеся ещё с прошлого вопросы: Квай-Гон рассказал Тале о разговоре, который они с падаваном вели в совместном сне, и целительница была абсолютно уверена, что только избавившись от них, Оби-Ван сможет полностью восстановиться. Но не так просто это было сделать. Тала, подумав, запросила разрешение Совета продолжить работу с Оби-Ваном здесь, на Набу, а не в Храме, в окружении множества джедаев, которые, несомненно, будут задавать вопросы. Мастер Йода её прекрасно понял и легко это разрешил. — Над чем задумалась? Слова Квай-Гона вырвали её из размышлений, и Тала улыбнулась от того, как мягко они прозвучали. Пережитое, похоже, оставило глубокий след на Квай-Гоне: он как никогда охотно делился нерастраченным за долгие годы теплом, прекрасно понимая, что однажды может оказаться уже поздно. Тала со вздохом оглядела раскинувшийся перед ними роскошный сад. Она любила эти ранние часы в ещё тронутом туманом саду, когда кроме них, казалось, в целом мире никого не существовало, и они могли свободно обмениваться мыслями и заботами. — Ты очень восприимчивый, Квай, — недолго помолчав, ответила она, играя в руках недавно сорванным цветком. — Я думала о состоянии Оби-Вана. Его держат в целительном трансе уже больше недели, и скоро он должен прийти в себя, — и Тала не сомневалась, после их ждёт буря. Оби-Ван терпеть не мог трансы, а Тала в этот раз, предвидя его возражения, погрузила его в них без его согласия. — Давно пора. Я давно хочу поговорить с ним. — И ты будешь первым, кого я допущу к нему. Только вы сможете решить, готов ли Оби-Ван к расспросам остальных — а расспросы будут. — Что значит, мне придётся рассказать ему, что случилось с Дуку, — вздохнул Квай-Гон. — Но я согласен. Так будет лучше, и от меня своё состояние Оби-Ван не сможет скрыть, — Квай-Гон помолчал, видя, что Тала немного задумалась, и решил сменить тему. — Какие новости от Бент? Тала кивнула, не скрывая гордости за теперь уже бывшего падавана. — Она переняла на себя многие мои обязанности в Храме и прекрасно с ними справляется. С улыбкой она вспомнила скромную церемонию, проведённую всё-таки на Набу. Бент была необыкновенно рада, счастлива, что её заслуженно приняли полноправным целителем, и Тала только посмеивалась над восторгом такой ещё девчонки. Мастер Йода лично провёл тихую, спокойную, но ничуть не утратившую торжественности вне стен Храма церемонию. Целый день проходил парад, а для Бент он завершился самым настоящим праздником. — Я уверен, Бент справится. Занятие целителя прекрасно ей походит. Я даже думаю, что она со временем поднимется до Старшей по крылу. Тала просияла, воспринимая похвалу Бент как похвалу самой себе, и не удержалась: — Как видишь, мы оба воспитали одарённых падаванов. — Исключительно одарённых, — проворчал Квай-Гон, вспоминая ранние годы падаванства Оби-Вана, но скоро посерьёзнел. — Теперь, когда мы исполнили наш долг перед учениками, Тала, мы должны с тобой поговорить. О нас, нашем будущем, и что мы собираемся делать с нашими отношениями. Тала отвела глаза. Она боялась этого разговора и знала, что им необходимо определиться, учитывая, как за последние годы укрепились их отношения. Но одно дело знать, другое — решать на самом деле. Квай-Гон словно почувствовал её замешательство и успокаивающе взял за ладонь. — Не обязательно прямо сейчас, Тала. Нам ещё нужно присмотреть за Оби-Ваном и Энакином, с королевой разобраться, — Квай-Гон пытался говорить шутливо, но Тала так и не улыбнулась, и он оставил попытки. — Я хотел бы поговорить до возвращения на Корусант. Тала с благодарностью кивнула. — Тогда нам пора идти. Я больше не обновляла транс Оби-Вана, и он должен скоро проснуться. Давай не будем оставлять его одного.***
Солнце поднималось над землёй. Квай-Гон давно пересел ближе к незашторенному окну, с удовольствием подставляя шею ярким лучам, наслаждаясь редким теплом в вечно прохладной палате. Он снова и снова думал о разговоре с Талой, когда, наконец, Оби-Ван рядом медленно зашевелился. Квай-Гон только улыбнулся при виде заспанного выражения на его лице — падаван за неделю транса выспался теперь на всю жизнь. На мгновенье его уколола тоска по простому, совершенно обыкновенному мальчишке, все эмоции которого были написаны на лице, и которого так легко заменил вечно серьёзный и печальный Рыцарь. Сейчас же, впрочем, в Рыцаре проявились отголоски прежнего падавана: проснувшись, Оби-Ван обводил мир с радостью и удивлением в глазах, радостью видеть Квай-Гона и удивлением, что сам ещё жив. Квай-Гон пересел на кровать и поправил подушку, помогая Оби-Вану принять сидячее положение, а затем потянулся за чаем, недавно заваренным Талой и оставленным остывать. Оби-Ван с благодарностью принял чай, с блаженным выражением согревая руки о тёплую чашку. — Доброе утро, соня. Давно пора, ты спишь уже седьмой день. Глаза Оби-Вана расширились. — Седьмой? Но… Квай-Гон усмехнулся. — Ты же не думал, что Тала даст тебе подняться раньше времени? Она держала тебя в целительном трансе и, поверь, как львица сражалась со всеми, кто требовал поговорить с тобой. — Могу представить, — рассеянно кивнул Оби-Ван. — И я рад, что могу поговорить с тобой, — серьёзно продолжил Квай-Гон. — Ты нас немало напугал, Тала уже начала терять надежду. Нельзя так спорить с Силой, падаван. Оби-Ван закрыл глаза, словно к чему-то прислушиваясь. — Не могло быть волей Силы, чтобы ты умер, — твёрдо возразил он. — Сидиус сумел исказить даже твоё восприятие. Я уверен, что Сила хотела бы, чтобы ты остался со мной и помог мне в будущем. Квай-Гон чуть сощурил глаза. Оби-Ван говорил спокойно и уверенно, не сомневаясь ни в своих словах, ни в воле Силы, словно что-то вокруг него изменилось. Оби-Ван, заметив это, понимающе улыбнулся. — Ты преподал мне хороший урок, Квай, там, внизу. — Мне казалось, тебя нужно подтолкнуть в правильном направлении. Будем считать, что даже Рыцарю-джедаю время от времени стоит послушаться бывшего Мастера, — легко ответил Квай-Гон, в облегчении, что Оби-Ван правильно его понял и не нужно прояснять случившийся во сне разговор. — И поэтому я уверен, что должен был спасти тебя. Ты уравновешиваешь меня, и с тобой я чувствую Живую Силу. Мастер Дуку тоже это понимает. Квай-Гон вздохнул, сжав ладонь Оби-Вана. Он совсем не готов был рассказывать про него, но Оби-Ван, восприимчивый, как всегда, заметил это и насторожился. — Что случилось? — Мастер Дуку умер в бою против Дарта Сидиуса, — ответил Квай-Гон, внимательно наблюдая за реакцией падавана. — Хорошая новость: Сидиус умер вместе с ним. Он почувствовал, как Оби-Ван потянулся к Силе, проверяя его слова, и вернулся удовлетворённый. — Мейс? — Все, кроме Дуку, в порядке. Мейс с остальными несколько дней назад улетели на Корусант, а Тала, Энакин и я остались здесь до полного твоего выздоровления. Оби-Ван кивнул, и Квай-Гон не ошибся, заметив, что имя мальчика пробудило в падаване новый интерес. — Что с Энакином? Я имею в виду, он же видел меня и что я сделал. — Видел, и он до сих пор из-за этого переживает. Мы все ждали, пока ты проснёшься. Ты единственный, кто сможет с Энакином об этом поговорить. Оби-Ван опустил глаза. Квай-Гон мог почти с уверенностью сказать, что в нём снова дало о себе знать чувство вины, но хотя бы оно пришло сейчас без примеси безысходности. Оби-Ван знал, что должен решить проблему, хоть перспектива разговора его и пугала. — Поговори с ним, — повторил Квай-Гон. — Расскажи ему всё. Он справится с правдой, он сильнее, чем ты думаешь. — Я знаю, Квай, — взгляд Оби-Ван стал отстранённым. — Я расскажу ему правду, ему и всем остальным. Я не хочу больше прятаться. Прежде чем Квай-Гон успел ответить, их прервала Тала, войдя в палату с полным подносом в руках. Среди еды Квай-Гон с удивлением заметил цветы. — Завтрак, Оби-Ван, — бодро поздоровалась она, опустив поднос ему на колени. — И цветы в знак благодарности от королевы Амидалы. Квай-Гон с изумлением увидел, что Тала при этом подмигнула. Оби-Ван, впрочем, этого не заметил, все внимание сосредоточив на горячей еде перед собой — неудивительно, за неделю транса успев изголодаться. Уже через несколько минут падаван разобрался с завтраком и допивал вторую порцию крепкого набуанского чая. — Теперь я предпочла бы, чтобы ты дальше лёг спать, — поднялась Тала, забирая с собой поднос. Но Рыцарь помотал головой. — Но я бы хотел увидеться с Энакином, нам с ним нужно серьёзно поговорить. Пожалуйста, Мастер Тала. Тала вопросительно взглянула на Квай-Гона, и когда тот согласно кивнул, решила. — Я приведу его, если ты пообещаешь потом без возражений лечь спать. Оби-Ван совсем не возражал. — Обещаю.***
Оби-Ван медленно и глубоко дышал. Ему не терпелось встретиться с Энакином. Он знал, что должен, наконец, поговорить с мальчиком и преодолеть чувство вины перед ним, но не знал, сколько сил на это может потребоваться. Ровное дыхание успокаивало и приводило в порядок мысли. Квай-Гон вернул ему здравый смысл. Он должен принять, что новая жизнь ни в чём не похожа на старую, и нужно жить, наслаждаясь настоящим. Энакин, которого он знал, рос совсем другим человеком. За последние годы они сильно укрепили их связь, и Оби-Ван чувствовал, что никогда не понимал своего прежнего падавана так, как понимает сейчас этого Энакина. Это придавало уверенности; Оби-Ван потянулся к связи, чувствуя, как прорывается в ней радость и нетерпение, и улыбнулся. Дверь распахнулась, и в палату влетел Энакин, с ходу запрыгнув на кровать и кинувшись обниматься. — Ты вернулся! Я думал, ты уже никогда не очнёшься! Оби-Ван смутился под его пылом, приятно удивлённый, как рад мальчик был видеть его. Однако он сразу же прогнал все мысли и горячо обнял Энакина в ответ, крепко прижимая его к себе и давая, наконец, волю облегчению. Энакин скоро отодвинулся, слегка застенчиво взглянув ему в лицо — явно смущаясь из-за своего неджедайского поведения. Мальчик слез с кровати и перебрался на кресло, которое недавно оставил Квай-Гон, и придвинул его ближе, уютно в нём устроившись. — Извини, я просто… я просто давно тебя не видел. Оби-Ван улыбнулся, подбадривающее погладив блондинистую голову. — Я знаю. Тебе не за что извиняться. Энакин облегчённо выдохнул и заболтал ногами. — Ты хотел поговорить со мной о том, что я видел, да? — прямо спросил он, хотя Оби-Ван и чувствовал, что мальчику от разговора неуютно. — Нам обоим нужно поговорить о том, что ты видел, — подчеркнул он и вздохнул, не зная, как начать разговор. Энакин, видимо, по связи почувствовал его колебание и начал сам, не дожидаясь, пока Оби-Ван подберёт слова. — В твоём видении я перешёл на Тёмную сторону. Я стал чудовищем. Оби-Ван закрыл бы лицо рукой от прямолинейности Энакина, если бы разговор не был слишком серьёзным. Он глубоко вдохнул, понимая, что больше не хочет лгать и скрываться. — Это было не видение, — мягко начал Оби-Ван, взяв мальчика за плечи. — Я знаю, в это невозможно поверить, но ты должен знать, что случилось на самом деле. Ты видел воспоминание, настоящее воспоминание из моей прошлой жизни. Глаза Энакина расширились, но Оби-Ван не почувствовал в мальчике ни капли недоверия. — То есть, ты хочешь сказать, что уже прожил одну жизнь? И ты уже учил меня? И я стал Вейдером? И предал тебя? Оби-Ван слабо улыбнулся. Как всегда шквал вопросов от Энакина, но с другой стороны они показывали, что мальчик успел над многим подумать. — Не спеши, Энакин, я расскажу тебе всё. Энакин молча кивнул и наклонился вперёд, опираясь подбородком на колени, явно приготовившись к долгому, но разговору. Но он ошибся. — Боюсь, просто рассказать будет недостаточно, — возразил сам себе Оби-Ван. — Я хочу показать тебе в связи. Тебе придётся начать медитацию и сосредоточиться на нашей связи. Справишься? — после короткого кивка Оби-Ван чуть пожал мальчику руки. — И я хочу, чтобы ты помнил, что эти воспоминания не имеют ничего общего с тем, кто ты сейчас. Та жизнь шла по совсем другому пути, и никак с нашей не пересекается. Ты понимаешь? Энакин снова кивнул, и Оби-Ван потянулся к Силе, укутывая себя и мальчика её чистой энергией. Медленно, терпеливо давая Энакину успевать за ним, он окунулся глубже, и тогда, замерев, перешёл к воспоминаниям. Он начал с Татуина, где впервые встретил мальчишку, навсегда изменившего его жизнь, и повёл дальше, к Совету, на котором решилось их будущее. На отказ Совета в обучении Энакин отреагировал немедленным возмущением, и Оби-Ван мысленно коснулся его, напоминая, что та жизнь осталась в прошлом и больше никак не связана с настоящим и с Советом, который Энакин знал. Он повёл дальше, к Набу и страшной битве на ней, к долгим годам обучения, полным и хорошего, и плохого, к Джеонозису. Снова и снова Оби-Ван вынужден был касаться Энакина, напоминая о настоящем, и едва сумел остановить его, когда рассказ подошёл к Войне клонов. Сражения одно за другим, потери и предательство — Оби-Ван описывал их кратко, но полно, давая навсегда прочувствовать, какие ужасы несла с собой война. И тогда рассказ подошёл к Мустафару. Оби-Ван мало мог о нём рассказать, не зная полностью причин, да и не хотел вдаваться в подробности, сухо описав уже знакомый Энакину бой и его последствия, а затем медленно, мягко вывел мальчика из медитации. Энакин, оказалось, совсем забился в кресло, глядя из него с шоком и непониманием на лице. — Я… я же не мог это сделать … Я… Оби-Ван, обещаю, я никогда так не сделаю, я… — Энакин, — остановил его Оби-Ван и просто добавил. — Я знаю. Прошлое больше не сможет повториться. Падению Энакина Скайуокера послужило немало вещей, но ведь мы уже многое изменили. Тот Энакин потерял мать, и попал в Храм слишком поздно, чтобы научиться с этим справиться. Он любил Падме и боялся её потерять. Ему достался неопытный Мастер, который не сумел разглядеть его проблемы и вовремя их исправить. Сколько же я тогда наделал ошибок, потому что просто не был готов стать Мастером, когда взял тебя в падаваны. — Но ведь ты говорил, что Падение — выбор только самого джедая. Это же была не твоя вина? — С одной стороны, ты прав, это была не моя вина и не мой выбор. Однако нельзя сказать, что я был не виноват. Тёмный Лорд сумел исказить рассудок Энакина, потому что падаван мне больше не доверял. Он не думал, что может ко мне обратиться со страхом потери жены. И поэтому я хочу, чтобы ты помнил: чтобы тебе ни потребовалось, какие бы проблемы у тебя ни возникли, я всегда буду рядом, чтобы помочь. — Я знаю, но… — неуверенно начал Энакин и замолчал. — Но как ты можешь мне это обещать, зная, что я натворил в прошлой жизни? Оби-Ван улыбнулся и взял Энакина за плечи, внимательно глядя ему в глаза. — Не ты, Энакин. Я умею вас различать. Ты — мой настоящий Энакин, здесь и сейчас, и я очень тобой горжусь. Энакин потянулся к связи, нерешительно проверяя искренность в его словах, и Оби-Ван широко открылся ему, позволяя читать себя, как открытую книгу. Довольный тем, что увидел, Энакин скоро вернулся, слабо улыбнувшись, а затем вдруг нахмурился. — Подожди. Ты чувствуешь себя виноватым? Потому что оставил меня там? Пожалуй, настолько открываться было чересчур. Стоило догадаться, что Энакин не побоится заглянуть дальше, чем его приглашали. Оби-Ван, не зная, как объяснить запутанные переживания из-за бывшего падавана, просто кивнул. Тот самый момент, которого он боялся, который должен преодолеть, но к которому даже не знал, как подойти. — А зря! — воскликнул Энакин, и Оби-Ван увидел так хорошо знакомое, упрямое выражение на его лице. — Ты же сам сказал, что это был другой Энакин, а не я. Почему ты чувствуешь себя виноватым передо мной? Мне ты не сделал ничего плохого, никогда! Ты был хорошим Мастером, и я же хочу стать таким же джедаем, как ты! И Оби-Ван буквально почувствовал, как волна облегчения просто смыла собой всю его тревогу и неуверенность. Энакин по-прежнему любит его, несмотря на всё, что узнал и увидел. Ему следовало бы больше верить в чистое сердце мальчика. Однако, осталась ещё пара сомнений. И нужно их высказать. — Когда ты увидел, как бросаю того Энакина одного, ты был шокирован. Ты был разочарован, верно? — Я был шокирован тем, кем я стал, и чем закончилась наша дружба, — отчеканил Энакин, и продолжил, не давая себя перебить. — Я видел, что ты бросил меня, но понимаю, почему. Если бы я был на твоём месте, то… то я не знаю, что бы сделал! Да, джедаи должны быть милосердными, но какие тут могут быть правила, когда он тебя предал! Оби-Ван потянулся вперёд и крепко обнял распалившегося Энакина. Мальчик, сам того не понимая, сумел показать ему правду. Он любил бывшего падавана, но ему так и не хватило храбрости сказать это, пока не стало слишком поздно, и потому предательство Энакина особо остро и горько отдавалось даже спустя годы. Теперь же, когда сам Энакин назвал ему причину, он мог медитировать над прошлым с новой стороны и, возможно, скоро избыть эту боль. И как он мог только подумать, что Энакин не поймёт и не простит его?