Все можно изменить.

Ясень, толком не проснувшись и сонно потирая глаза, едва слышно вываливается в коридор. Из двери Четвертой слышится смех. Девушка, продвигаясь вперед, клянет все на свете: поднявшуюся температуру, закончившиеся в стае таблетки, дурацкий смех остальных, горящие глаза и позднее утро. Она зла на весь мир, ведь плестись к Стервятнику за таблетками в таком состоянии — отнюдь не верх ее мечтаний. К тому же, Волк просто обидно посмеялся, отказавшись идти вместо нее. Потому девушка совершенно по-детски дуется, пока крохотными шагами приближается к вожделенной двери. Пару раз, приличия ради, стукнув в разрисованную дверь, Ясень уже собирается войти, как знакомый голос окликает ее сзади. Глубоко вздохнув, она разворачивается, горящими от жара глазами впиваясь в Ральфа. — Чего? — прокашлявшись, спрашивает она, плечом опираясь о дверной косяк. — Позови Стер…,— договорить он не успевает, потому что дверь открывается, заставив и без того не слишком радостную девушку завалиться прямо в объятия вышедшему навстречу Папе Птиц. Тот, совершенно опешив, рефлекторно поймал ее, возвращая обратно в устойчивое положение. — Извини, — поморщилась Ясень, снова прирастая плечом к стене. — Ты чего такая горячая? — Ральф совершенно по-мальчишески давится смешком, глядя на Стервятника, но сразу же берет себя в руки. — Температура, — буркает в ответ девушка, — таблетки есть? У нас закончились. — В лазарет ты, я так понимаю, не пойдешь? — воспитатель вспоминает об обязанностях, подходя к Ясень, а та невольно делает шаг назад, — Понял, не пойдешь. Из Третьей вновь материализуется ушедший Стервятник, протягивая девушке пару таблеток, и уже собирается вновь вернуться к делам своим насущным, как его окрикивает Черный Ральф. — Ты — ко мне, — коротко кивает от в сторону кабинета, — а ты — Слепого ко мне. — Есть, сэр, — недовольно фыркает девушка и, прохладными пальцами дотронувшись до горящих висков, удаляется восвояси. В Четвертой все по-старому: каждый занят чем-то своим, голоса сливаются в один общий шум, с каждого угла что-то шуршит или звенит, раздается смех или громкие споры. Когда-то Ясень это смущало, однако прошедшие несколько месяцев в этом дурдоме привели к тому, что сейчас она просто падает на свободное место общей кровати, закинувшись таблеткой. Волк, попытавшийся что-то у нее спросить, получает меткий пинок и, кажется, обижается. Впрочем, взаимно. Слепой, растворившийся в недрах Дома сразу после того, как Ясень передала ему слова Ральфа, приходит спустя около получаса. Самым загробным голосом сообщив, что через час у них состоится субботник, потому что, дословно: «Акула совсем с катушек сдвинулся», вызывает гул недоумения и вновь пропадает из виду. Четвертой субботник явно не улыбается. Колясники, ехидно посмеиваются, возможно, впервые в жизни радуясь своим привилегиям, и то ненадолго, достают из недр Мустанга карты и, уютно устроившись на общей, начинают игру. Остальные же, недовольно прожигая дверь взглядом, совершенно никак не реагируют, продолжая заниматься своими делами. Ясень, полностью свернувшаяся под одеялом, мирно спит. В дверях вновь объявляется Ральф и зычным голосом вещает, что тот, кто через пять минут не появится на улице, будет самолично четвертован Акулой. Четвертая, еще пару минут повозмущавшись, все же начинает двигаться в сторону выхода. Волк, посмеиваясь, стягивает со спящей Ясень одеяло. Та, совсем помрачнев, на некрепких ногах выходит за всеми, не совсем понимая, что происходит. Ее лоб по-прежнему горит. *** Ральф, постоянно оборачиваясь, протягивает Сфинксу грабли. — Спасибо, — фыркает тот, — у меня уже есть. Он чутка шевелит плечом, заставляя протезы покачнуться. Стоящий рядом Волк начинает совершенно по-идиотски смеяться, заражая всех остальных. Сфинкс в ответ кидает в него пучок листвы, вызывая новый приступ смеха. В стороне Горбач с Македонским спокойно убираются, о чем-то тихо переговариваясь. Ясень неестественно медленно собирает валяющийся под деревом мусор. Лери так и не явился, умчавшись куда-то с Логами. Правда, совсем скоро его практически за ухо притаскивает Черный, злой, как сто чертей, и кричащий на плетущегося позади Коня. Девушку все это раздражает, голова упорно кружится, а постоянно наклоняться под крики Ральфа — не самое лучшее, что может быть. На пятый раз потемнения в глазах, она резко откидывает надоевшие грабли и дергаными шагами приближается к валяющим балду Сфинку и Волку. — Хорош дурью маяться, — мрачно одергивает она их, поеживаясь. — А то что? — подначивает ее Волк, в глазах которого периодически мелькает обида. — А то — в глаз, — фыркает Ясень, чувствуя на себе озадаченный взгляд Почти-Вожака, но в глазах снова темнеет, и она обессиленно садится прямо на земля. Видимо, таблетка так толком и не подействовала. Обида Волка тут же куда-то испаряется. Он присаживается рядом с девушкой, взглядом прося Сфинкса отойти. Тот знает друга слишком хорошо, чтобы не понять, и, все же взяв в грабли грабли, уходит в сторону Горбача с Македонским. Седовласый взволнованно поглядывает на подругу, а после, коротко оглянувшись, прохладными губами дотрагивается до ее виска, вызывая ее улыбку. Ясень, в очередной раз поморщившись от состояния овоща, разлепляет глаза и кладет голову парню на плечо. Тот приобнимает ее за плечи, буквально через пять минут понимая, что девушка снова заснула. Коротко вздохнув: «Я с тобой точно без спины останусь», он, подхватив ее на руки, удаляется в сторону Четвертой, на прощание махнув Сфинксу. *** Ясень раскрывает глаза и понимает две вещи: первое — ей определенно лучше. Голова больше не раскалывается, а мир в целом не кажется таким ужасным. Второе — кто-то накрыл ее одеялом и сидит неподалеку, периодически его поправляя. И она, совершенно точно понимая, кто это, расплывается в довольной улыбке.