Иногда гиены пахнут как львы...

      Он вновь встречал рассвет, яркий и скоротечный, как сама жизнь. Кову с удовольствием наблюдал, как большое африканское солнце золотит верхние ветки акаций, как оно нежно касается земли, целуя её и пробуждая. Это утро было лучшим в его жизни. Свежий воздух врывался в легкие, расправлял их, заставлял трепыхаться душу, как клочок шерсти на ветру. Кову никогда не ощущал такого единения с природой, окружающей его. Удивительные истины сами пришли к нему в голову после того, что случилось вчера. Вчера его жизнь изменилась. Перевернулся маленький мир, в который Кову радушно впустил трёх маленьких львов, что только недавно появились на свет. Принц невольно чувствовал себя создателем новой жизни и безумно этим гордился. Гордилась, как ни странно, и новоиспеченная тетя, и даже те, кто не имел к рождению львят никакого отношения. Появление на свет юных Матео, Сахары и Тамани стало всеобщей гордостью, радостью и темой для разговоров. Казалось бы, сама природа радовалась новым жителям Прайдленда.       Предавшись сладостным фантазиям, Кову рухнул на край скалы и свободно свесил одну лапу. Ему нравилось здесь. Нравилось валяться на скале, слушать уроки Симбы, охотиться — вся жизнь в новом прайде казалась ему раем по сравнению с тем, что он пережил. На его счастье, организм льва сам помог ему забыть страшные события прошлого. Но иногда память возвращалась, и тогда лев закрывал глаза и уходил туда, где никто бы не смог увидеть, как он плачет. Иногда он думал, что бы сейчас было с ними со всеми, если бы мама усмирила свою гордыню и протянула лапу Киаре. Чаще всего его мысли сводились к одному единственному варианту событий, и оно было вовсе не прекрасным. Спокойствие — вот чего Кову хотел и получил в своем новом доме, где не было места и упоминанию о Зире.       Под скалой раздался звук. Он был знаком Кову слишком хорошо, чтобы лев сразу мог распознать стук посоха старого мандрила. Принц вскочил, чувствуя, как его лапы наполняются энергией утренней радости. Он был уверен, что Рафики — а это, несомненно, был он — принес хорошие вести.       Слух не подвел льва. Старый шаман еле-еле карабкался вверх. С каждым годом подъем на вершину, куда он с легкостью забегал несколько лет назад, давался ему всё труднее. Рафики чувствовал, как он увядает с каждым днем, и это было отвратительно. Только ум и знания служили теперь его ориентиром, его единственной поддержкой и собеседником. Друзей у старого мандрила, равно как и родственников, не было.       — Привет, Рафики! — добродушно отозвался Кову, помогая шаману подняться. — Ты рано сегодня. Почему ты пришел один? Ты мог бы послать птицу, и я бы довез тебя.       Тяжело дышащий Рафики выдавил из себя жалкое подобие улыбки. Солнечные блики затейливо играли в гриве Кову, переплетаясь с темными прядями льва. Принц был так юн, полон сил и веры в лучшее. Его душа была чистой, несмотря на дурную кровь, а на плодородной почве любви и заботы она расцветала и хорошела, подобно цветку после пожара. Глядя на него, Рафики успел забыть истинную цель своего прихода, но Кову растормошил его:       — Что-то случилось?       Шаман взглянул на наследника. Он вновь стал беспокойным и напряженным, чувствуя и понимая, что Рафики не приходит просто так. Утренняя нега рассеялась так же быстро, как и наступила. Рафики сухо усмехнулся и похлопал темногривого по плечу, присаживаясь рядом.       — Ты догадлив, юноша. Я пришел поговорить.       — Но Симба ещё спит. И Нала тоже.       — Мне не нужен Симба, — встретившись с недоуменными зелеными глазами, мандрил пояснил, — я хочу поговорить с тобой.       Где-то высоко над головами собеседников чирикнула черная птаха. Кову никогда не видал таких раньше. Если бы она не появилась в этот момент, не обнаружила бы себя криком, лев не обратил бы на нее внимание — настолько неприметной она была. Кронпринцу этот знак показался нехорошим.       — Говори, Рафики, — произнес он рассеянно. — Я тебя слушаю.       Мандрил вздохнул. Птица, нагло усевшись на вершине, начала чистить перышки.       — Сегодня ночью мне было видение. Короли прошлого выходили со мной на связь. С тех пор, как вы с Киарой встретились, этого не случалось.       Темногривый прикрыл глаза и вздохнул. Перед взором вновь поплыли картины из прошлого, расплываясь и путаясь. Он уже не мог вспомнить каждую шерстинку на теле тогдашней Киары, не мог вспомнить ее облик. Она сильно изменилась с тех пор. Все, кто окружал льва, непрерывно менялись. Все, кроме его самого и старого Рафики, неизменно сумасшедшего и верящего в знаки.       — Короли прошлого сказали мне, что грядет буря, но пока что она прячется где-то в недрах океана. А зачинщиком этой бури станет тот, кого царь пригреет на своей великой груди. Зачинщик бури пришел недавно, но он находится прямо рядом с тобой, Кову. Короли по-прежнему будут гибнуть от собственных ошибок, если не научаться смотреть вдаль — таковы были последние слова Королей Прошлого. Это дурная весть, мой мальчик.       Мозолистая рука мандрила опустилась принцу на плечо. Шаман ждал ответа и поддержки, но уткнулся в стену холодного и сдержанного молчания.       — Чепуха, Рафики, — флегматично отмахнулся Кову. — Это всего лишь сон. Ты, наверно, сам не заметил, как уснул.       — Что значит «всего лишь сон»?! — незамедлительно вспыхнул мандрил, скрестив руки на груди. — Ты хочешь намекнуть, что я стал старым параноиком?!       Принц зевнул и потянулся, со спокойствием и ленью поглядывая на возбужденного собеседника. Рафики высоко вздернул нос, являя собой собирательный образ недовольства и раздражения.       — Успокойся. Я всего лишь хотел сказать, что не верю в это. Таковы уж мои убеждения. Тебе не следует обижаться на меня.       Мандрил хмыкнул и отвернулся.       — Ну… допустим, ты прав, — примирительно улыбнулся лев.       — Допустим?!       — Хорошо. Ты прав. И кто же тогда, по-твоему, является угрозой?       Шаман оживленно повернулся к Кову, забыв все обиды, чем заставил льва добродушно засмеяться про себя. В старых глазах сварливого Рафики по-прежнему не угасали ум и импульсивность, которые он тщательно старался вложить в другие головы, пусть и не всегда успешно.       — Это должен быть кто-то, кто пришел в прайд недавно. И уж точно тот, кого мы никогда не заподозрим. Тот, кто очень дорог тебе, Кову, возможно, является носителем зла. Даже если он очень мал, то…       — Подожди, — прервал мандрила Кову. — Ты намекаешь на… моих детей?       Рафики посмотрел на него серьезно и машинально похлопал по плечу. Принц дернулся.       — Я никогда не намекаю, Кову. Я всего лишь предположил. И не надо на меня так смотреть. В конце концов, твои дети являются потомками Скара. Кто знает, что может сделать с ними дурная кровь.       Кову почувствовал, как в нем заклокотал давно потухший вулкан обиды. То, что давно подтачивало его изнутри, грозило выплеснуться наружу.       — Глупости, — скептично отрезал лев. — Мои дети не будут страдать от глупых сказок и преданий. Они еще ничего не сделали, а ты уже строишь догадки по поводу их причастия к тому, что ещё не свершилось. Не хочешь ли ты проверить на причастность кого-нибудь другого?       Мандрил вздохнул, оперевшись на посох. Что-то, что обычно называется совестью, кольнуло его в старческое больное сердце. С тяжелым сердцем он кивнул Кову и начал спускаться, провожаемый ненавидящим взглядом льва. Ещё долго виднелась его сгорбленная фигурка в высокой сочной траве.       — Подумай, Кову. Подумай над тем, что я сказал.       Будущий король фыркнул и улёгся на краю скалы. Задумавшись, он понял, что из-за обезьяны пропустил прекрасное африканское утро. Солнце уже вошло в зенит, но лев не мог видеть его. Огромные белые облака заполонили небо, угрожая к вечеру излиться дождем. Под ветром покачивались ветки акаций. Их сочные листья ещё не успели опалиться под жарким солнцем. Ещё зеленела и благоухала трава, источники были полны чистейшей воды, кое-где разлившиеся реки успели оставить старицы. Слишком рано в этот год начинался сезон дождей.       — Кову?       — Да кто там еще?!       Молодой лев неприветливо оскалился и обернулся. На него добродушно смотрел выходящий из пещеры король, усмехаясь пылкости подростка. Под его взглядом Кову съежился и мысленно хлопнул себя по голове. Симба же ласково и по-отцовски подтолкнул его.       — Не бойся меня. Я не обижен. Но в следующий раз будь повежливее с теми, кто беспокоит тебя утром. Ты же принц, а не какой-нибудь бродяга с пустошей.       «Я именно и есть бродяга с пустошей», — пронеслось в голове принца.       Симба зевнул и с наслаждением растянулся на скале. Его темная, почти бурая грива легла на мощные плечи старого короля, и Кову невольно позавидовал ее размеру и величию. Симба был прекрасным королем. Кову понимал, что на самом деле никогда не хотел его убивать. Он знал, что всегда есть способ завоевать трон мирным путем, но знал он также то, что сказать это матери равносильно самоубийству. А удивительная и ироничная жизнь сама расставила все на свои места.       — Тебе понравилась вчерашняя церемония поздравлений? — неожиданно спросил у льва Симба, с прищуром поглядывая на преемника. Кову вспомнил тех животных, тех великих руководителей, что пришли вчера к скале как представители кланов. Там были все: суровый руководитель зебр Кхаан, король слонов Бонго, новоиспеченный король племени гепардов Тамау, которого почему-то узнала Витани — даже матриарх гиен пришла поздравить кронпринца с долгожданными наследниками. Кову никогда не видел такого отношения к себе со стороны животных. Они кланялись ему, а он с непривычки отвечал тем же, вызывая улыбку опытных короля и королевы. Вежливые, умные и спокойные, они составляли единую картину тех подданных, что Кову придётся вести за собой. И он был бы очень рад вести их прямо сейчас, хоть чем-то отплатить за их теплый прием.       — Они были так рады и вежливы, — с улыбкой ответил принц. — Среди них точно нет того, кто желал бы зла нашему прайду.       Симба посмотрел на него странно, а после охотно закивал, соглашаясь с суждением принца. Кто мог тогда предположить, где таится зло?