Вершины безумия

Вершины безумия Автор: XRAe [email protected] Рейтинг: NC-17 за «взрослые» темы и откровенные описания секса. Ключевые слова: Scully POV, сильный angst, UST, RST Спойлеров нет. Отказ: Они никогда не были моей собственностью и никогда не будут! Краткое содержание: погрузившись с головой в профилирование сложного дела, Малдер достигает предела своей психологической выносливости. Как далеко Скалли готова зайти, чтобы увести его прочь от края пропасти? Заметка автора: Ладно, я признаю, что все это лишь оправдание для того, чтобы побаловать себя ангстом в стиле «профайлер Малдер» и горячим сексом… Просто имейте в виду, что хотя в сериале Малдер не доходит до этой грани, основа для этого была заложена в первых трех сезонах. Я основываю это заключение на пересмотренном недавно «Гротеске» - какой же это был вынос мозга для Малдера! Ой-ой. *** Он придет сегодня. Молчаливый, как тени, которые, по его мнению, могут сокрыть его. Он проникнет в мою постель, проникнет в меня. И хотя я отдала ему свое тело прежде… сегодня в темноте Малдер займется любовью со мной в первый раз. *** За полгода до этого Федеральная автострада 70 В окрестностях Дейтона, штат Огайо 03:47 «Помедленнее, Дана, притормози. Если потеряешь контроль над машиной, то точно не доберешься до него быстрее». Я приподнимаю ногу с педали газа, сбавляя скорость до более приемлемых 80 миль в час. По крайней мере в это время ночи… нет, погодите-ка, уже утра, так ведь? Ладно хоть так рано утром движение, или отсутствие такового, работает на, а не против меня. Что хорошо, учитывая то, как часто меня заносило на соседнюю полосу, пока я возилась с чертовой кнопкой быстрого набора. Я не выпускала телефон из руки с тех пор, как выехала из Колумбуса (1), и к этому времени не удивилась бы, если бы пальцы свело, и они остались бы в таком положении. Берегись… лапы! Как это ни абсурдно, но я вдруг начинаю хихикать. Откуда это? Я знаю, это сказал Джим Кэрри, но не могу вспомнить, в каком фильме… Боже, я устала. Мне нужно выпить чашку крепкого кофе и еще больше нужно в туалет. Я не хочу тратить время на остановку, но если я этого не сделаю, эту взятую напрокат машину, возможно, придется сдавать в чистку. Я замечаю нечто похожее на стоянку для дальнобойщиков впереди и выруливаю на съезд с шоссе… Примерно через четверть часа я чувствую себя на добрых два фунта легче и чуть более бодрой, когда возвращаюсь обратно на магистраль. Между глотками слишком горячего кофе из закусочной и управлением машиной по большей части коленями, я снова пытаюсь набрать номер мобильного Малдера… «Лжец, лжец!» Вот как называется тот фильм, а Лапа – это игра, в которую он играл со своим сыном! Ладно, хорошо. Может, кофеин начинает действовать… Ну же, Малдер. Давай. Бери трубку, бери трубку, бери трубку. Бесполезно. Голосовая почта. Снова. Я не собираюсь добавлять еще одно сообщение к десятку других, уже оставленных мною ранее. Вместо этого я звоню в его номер в отеле. Все еще занято. Он, без сомнения, снял трубку с рычага. Дорога начинает расплываться перед глазами, и я не понимаю, почему, пока не ощущаю текущие по щекам слезы. Я не знаю, что меня ждет в Дейтоне. Я не имею ни малейшего понятия, как далеко он зайдет на этот раз. Черт его побери! Черт его побери за то, что он делает это с собой! Черт его побери за то, что он делает это со мной! Нет, погодите-ка… это нечестно. Я просто устала. Я просто сильно устала. Глубокий вдох. Возьми себя в руки, Дана. Я не могу винить его. И не стану. Он делает это, потому что мало кто помимо него на это способен – потому что столь многое зависит от этой его способности. Этого дара. Этого проклятья. Его намерения честны и благородны – он хочет спасти жизни, уберечь другие семьи от страданий. И чтобы этого добиться, ему необходимо заползать в умы этих убийц, необходимо проникать им под кожу. Как можно контролировать нечто подобное? Дорога, по которой он должен пройти, ведет его к одиночному поиску, я и приняла тот факт, что мне остается лишь быть свидетелем этого странного путешествия, остается лишь удерживать его от скатывания в кювет, когда он охотно устремляется вперед. За этим так тяжело наблюдать. Так тяжело наблюдать за самым дорогим тебе человеком, погружающимся в самое сердце безумия. Большинство людей не в силах представить себе этот кошмар, эти темные места, в которых он осуществляет свои поиски. Я с трудом могу понять это сама, а ведь обычно я ближе всех к нему. Обычно. Боже, это расследование… Оно тяжело дается всем нам, всем вовлеченным в него. Так всегда происходит, когда дело касается детей. Всех обуревают эмоции. У всех нервы на пределе. И неважно, какую роль ты играешь в расследовании, но когда ты видишь лицо родителя, который только что потерял ребенка, то всегда чувствуешь себя так, словно делаешь недостаточно. Для меня мой собственный вклад ограничивается моим взносом в качестве патологоанатома. Неспособность найти новое существенное доказательство за время, проведенное в Колумбусе, повлияло на меня не лучшим образом. Я чувствую себя слабой от разочарования и рассерженной из-за того, что теперь все средства, которыми я могла помочь Малдеру в расследовании, облегчить его ношу, оказались исчерпаны. Полагаю, я просто не осознавала, как сильно ожидала обнаружить что-нибудь полезное, пока не стало очевидно, что у меня ничего не выйдет. Я честно не хотела ехать, чувствуя, что мое место рядом с Малдером, но мне нужно было убедиться. Дейтон не слишком маленький город, но его возможности ограничены. После проведения поверхностных вскрытий, в основном в надежде найти следы физических улик, я отправила тела в более оснащенные лаборатории в Колумбусе для детальных тестов. Когда они раз за разом не выявили ничего нового, я начала сомневаться в квалификации местных специалистов, будучи уверенной, что отделение судмедэкспертизы в Огайо пропустило что-то. И именно моя заносчивость привела меня в их лабораторию лично. Оглядываясь назад, могу предположить, что мне казалось, будто я в силах помочь Малдеру нести часть его ноши. Я не думала, что мое отсутствие в течение нескольких дней будет иметь большое значение. Так что я уехала. Но сначала я поведала местной полиции о своих планах и потом отправилась к Малдеру. Когда он не ответил на мой стук, я написала короткую записку и подсунула ее под дверь. Она внезапно открылась, когда я уже уходила, и он возник на пороге, одетый в одни лишь брюки и щурясь на солнце. Заметив меня, он спросил: - Который час? - Почти одиннадцать, - ответила я. – Малдер, ты спал? Он пожал плечами и ушел от ответа на мой вопрос. - Ты собираешься уехать? - Да, я просто хотела… - Я прочитал записку, Скалли. Какое-то время мы стояли молча, смотря друга на друга, пока тишина не начала давить на меня. Я развернулась, чтобы уйти. - Я позвоню, когда доберусь. - Делай то, что должна, Скалли. Я замерла и обернулась к нему – интуиция подсказывала мне, что что-то не так. - Малдер, в чем дело? - Ни в чем, - слишком быстро ответил он и, пробормотав: – Хорошей поездки, - закрыл за собой дверь. Оглядываясь назад, не могу не признать, что это было странно. Я же была слишком поглощена тем, чего надеялась добиться в Колумбусе, чтобы по-настоящему приглядеться к нему. Он не хотел, чтобы я уезжала. Он просто не хотел просить меня остаться. Разумеется, к концу третьего дня мне стало очевидно, что вся эта поездка была лишь пустой тратой времени. Мне так стыдно, что я сочла этих экспертов сборищем желторотых недоучек. Они более чем ответственно подошли к работе, скрупулезно до педантичности. И при этом они безропотно выполнили для меня множество повторных тестов – факт, говорящий не только об уровне их профессионализма, но и об их преданности делу. Я не стала задерживаться, покинув город при первой возможности и чувствуя себя при этом усталой и разбитой. И обеспокоенной. Малдер казался все более… непохожим… на себя при каждом нашем разговоре по телефону в мое отсутствие. Он не слишком хорошо справлялся с ситуацией без меня, и это обстоятельство лишь усиливало чувство вины, испытываемое мной из-за всей этой поездки. Я видела, что работа над подобными делами делает с ним, и это никогда не переставало поражать и пугать меня. Трудно представить, какой внутренней силой должен обладать человек, делающий то, что делает мой напарник. Он может казаться съехавшим с катушек, но «съезд» этот доброволен. Он отдается во власть секретам, которые безумие прячет ото всех нас, и каждый раз я спрашиваю себя, а не будет ли этот последним, прежде чем он наконец достигнет предела своей психологической выносливости. Как часто человек может погружаться в сумасшествие, прежде чем оно поглотит его целиком – прежде чем оно уничтожит его? И где мое место во всем этом? Я остро осознаю, что сфера деятельности Малдера – отнюдь не то, к чему нужно подходить легкомысленно и неосторожно. Слишком мало места она оставляет для ошибок в суждении. Одно неверное движение, и он полностью закроется от меня. Одно верное, но запоздалое движение окажется бесполезным. Он ведет себя отстраненно с самого начала расследования, задолго до того, как мои благие намерения увели меня в неправильном направлении, отправив в столь неудачное по времени путешествие. Он выходит из своего номера только чтобы обследовать места преступлений или заняться своими собственными направлениями расследования. Он едва говорит со мной. Он тверд в том, чтобы ограничить наше общение. Он ведет себя скрытно. Обычно, когда мы разделяемся во время расследования, то сверяем свои находки перед тем, как отправиться спать – встречаемся в отеле и выясняем, какого прогресса нам удалось добиться за день. И, в основном, мы обсуждаем детали или основные теории в любом из двух наших номеров, в котором оказываемся по воле случая. Но на этот раз он прямым текстом отказался впускать меня в свой номер. Почему? Я уважаю его желания. Не стану притворяться, что полностью понимаю его метод профилирования. Все, что я действительно могу сделать – это предоставить нужное ему пространство и предложить всю возможную поддержку. Я давно уже выучила этот урок. Но все же это его поведение показалось несколько чрезмерным даже для Малдера. И вместо того, чтобы заставить его объясниться, я оставила его в этом добровольном заточении. И неважно, как неуютно я себя чувствовала, когда уезжала. Полагаю, если уж быть честной с самой собой, то надо признать: я знаю, что он меняется, когда профилирует, это действительно так. И иногда я просто понятия не имею, как вести себя с ним. В нем словно бы дремлет едва сдерживаемая сила природы, непредсказуемая и дикая. Ничто не может увести его с пути, на который он ступил. Ничто. И теперь, когда расследование зашло в тупик, он винит себя за недостаток прогресса, за неспособность материализовать убийцу из воздуха. Каждый раз, когда находят очередное маленькое тело, я вижу, как его глаза все сильнее тускнеют. Он отказывается остановиться, запрещает себе любую передышку от пытки, которую сам на себя навлекает. Я никогда не видела, чтобы он так страдал. Никогда. А ведь при многих других обстоятельствах это было бы вполне объяснимо. В данном же случае мы имеем дело с жестокими убийствами, относиться к которым с профессиональной отчужденностью порой оказывается чрезвычайно тяжело, но как бы ужасно это ни звучало, я знаю наверняка, что ему приходилось сталкиваться с чем-то гораздо худшим. Я просто не понимаю. Словно бы монстр, которого он преследует, этот человек без лица, который не оставляет ни улик, ни свидетельств, беспрепятственно учиняет хаос в душе Малдера. В моем сердце по-прежнему борются беспокойство и страх за него. Хорошо хоть движение такое слабое. Учитывая, что мое внимание постоянно переключается с дороги на телефон, странно, что я до сих пор не врезалась в дерево. Я снова нажимаю кнопку быстрого набора. Я знаю, что это бесполезно, но какая-то часть меня просто отказывается принять тот факт, что он так сглупил, выключив свой мобильный. Может, он и вел себя холодно и отстраненно во время наших немногочисленных натянутых разговоров, пока я была в отъезде, но сильно сомневаюсь, что он отсек бы самые важные средства коммуникации с остальными работающими над делом людьми, просто чтобы избежать общения со мной. Малдер не хуже других понимает, как важно оставаться на связи. Порой события развиваются весьма стремительно. После еще пары попыток я наконец сдаюсь и звоню в местный полицейский участок, которому мы помогаем в этом расследовании. Офицер, который берет трубку, первым делом спрашивает, говорила ли я с Малдером. Я пытаюсь преуменьшить свое беспокойство, но уверена, он слышит тревогу в моем голосе. Почти шепотом он сообщает мне, что Малдер позвонил им сразу после того, как я уехала, и с тех пор они его не видели и не слышали. Малдер сказал им, что планирует ближайшие день-два заниматься делом «в одиночку», и попросил прислать офицера к нему в отель, только если возникнут какие-то новые обстоятельства. Он заявил, что «близок» к чему-то и велел «оставить его в покое». Волосы у меня на руках встали дыбом. Разумеется, они послушались. Местные копы не знают, что о нем думать, а детективы из отдела особо тяжких слишком напуганы и испытывают благоговейный трепет перед «Призраком», чтобы стоять у него на пути. Значит, он остался один. Все это время, что меня не было, он оставался один. Я прерываю соединение со столь мрачным предчувствием, что оно камнем оседает у меня в желудке. Хотя я знаю, когда надо предоставить Малдеру нужное ему пространство, мне также известно, что обычно я служу чем-то вроде соединительной линии с миром за пределами того, на чем он так упорно сфокусирован, или, по крайней мере, делаю это настолько, насколько он мне позволяет. Он рассчитывает на меня в этом, потому что каким бы одиночным ни был этот процесс для него, ему нужно знать, что он не одинок. Это одна из главных причин того, почему он в свое время ушел из особо тяжких. Он больше не мог путешествовать так далеко в темноту и находить выход из нее самостоятельно. Я знаю это. Знаю лучше, чем кто-либо. И тем не менее я оставила его. Какого черта я только думала? Малдер. Полностью отгородившийся от всего, от всех. Сфокусированный. Неистовый. Играющий в интеллектуальные прятки с убийцей. Его ум занимается неустанным преследованием психа – больного сексуального хищника, который на данный момент изнасиловал и убил одиннадцать девочек. Я никогда не думала, что какая-то маленькая потайная часть его, которую Малдер неким образом всегда сохраняет как свою собственную в подобных расследованиях, может быть потеряна в темноте, которую он должен впустить в себя ради их раскрытия… Но что если я не права?