Сегодня не кончится никогда.

Питер бросает из крайности в крайность – летом постоянно светло, зимой темно с пяти вечера и до десяти утра. И сейчас за окном – темень, а в комнате включен весь свет. - Почему нельзя пропустить один день учебы? Я и так тебя почти не вижу! – возмущается Мир из-под одеяла, пока Ди мечется по квартире, собираясь. Конечно, он лукавит. - Потому что у меня сегодня зачет. Потому что утренний секс в сотню раз круче сборов в универ, и я однозначно опоздаю. Да и вообще, перспектива тащиться кучу времени в универ, пусть и на такси, проигрывает мечтательному ленивому дню в постели и твоих объятиях. – терпеливо отвечает она, продолжая собираться. Он знает, и возмущается лишь для вида. Встает, целует ее на прощание, и закрывает дверь, вдыхая шлейф духов, оставленный девушкой. Каждое чертово утро ей хочется наплевать на учебу, и повернуть таксиста обратно к дому. Мирон просыпается от ощущения холодной простыни под боком. Шарит ладонью, но рядом и правда никого нет, и, похоже, уже давно. Он встает, трет лицо ладонью, смотрит на часы - еще слишком рано, чтобы она ушла на учебу или по делам, и мужчина встает, чтобы найти девушку. Она обнаруживается на балконе. - Ди? - зовет он, но она не отзывается - Ди, что случилось? Он касается ее руки, но девушка не поддается. - Ты все еще можешь сделать вид, что ничего не заметил, и дать мне спокойно пострадать. - голос спокойный и совсем не сонный, что подтверждает его догадки. - Если скажешь мне, по какому поводу страдаешь. Он чувствует запах дыма. Вырывает недокуренную сигарету из тонкой ладони, разворачивает к себе лицом и видит слезы. - Ди, почему ты плачешь? - Почему ты позволяешь им так вести себя? Почему позволяешь своим фанаткам обнимать тебя так, как обнимаю тебя я? Я ведь не прошу тебя отказаться от всего этого, никогда не просила, но ты даже не пытаешься разграничить... - она всхлипывает, блокируя телефон, отворачивается. Фанатки опять не дают ему покоя даже в собственной квартире. Мир не объясняет, сам знает, что многое позволял красивым фанаткам, но не сейчас, не когда он знает, как тепло становится, когда на шею ложатся ладони этой девушки. Не теперь, когда она вошла в его жизнь, затмевая всех остальных. Он подхватывает ее под колени, берет на руки, и уносит с балкона в тепло. Укрывает одеялом и прижимает к себе. - Не кури больше, пожалуйста, я ведь знаю, что тебя это не успокаивает ни капли. - поцелуй в макушку - Ты не на одной ступеньке с фанатами, ты на моем личном Олимпе, до тебя никому не добраться. Находит мокрые от слез губы, целует, гладит по спине, и постепенно она успокаивается. Она слишком быстро и незаслуженно туда забралась. Конечно, они ссорятся. Но крайне редко, и по каким-то совершенно идиотским причинам. Расходятся по разным частям квартиры и злятся, пока один из них не теряет весь запал битвы, и не приходит с примирительными объятьями. Да как вообще можно ссориться, если они удивительно хорошо понимают друг друга? Так, что Ди становится страшно – не бывает так хорошо и так долго. Все белое рано или поздно станет черным – за такое беззаветное счастье их однажды накроет штормом. Она мнительная до одури. Знает это. И старается не ждать плохого, но не может. Знает же, чем все закончится. Ей самой тошно от напряжения, которое уже почти трещит в воздухе. Молния блестит за окном и прямо в их спальне. - Я люблю тебя. – говорит он, гладя ее по волосам. Просто, без вступительных речей или особенной обстановки. Потому что хочется, чтобы она знала это наверняка. Но у нее на лице ни радости, ни удивления. - В чем дело? – спрашивает он недоуменно, когда она отстраняется, увеличивая дистанцию между ними – так, что теперь ему не дотянуться. - Ты ведь обещал мне. Ты обещал. - Я думал, ты…Ты что, серьезно? Она отворачивается, пряча выступившие слезы. - Нельзя ведь молчать о своих чувствах! Ты никогда не говоришь, я думал, если я скажу первый, ты перестанешь волноваться об этом. – он слишком быстро теряет самообладание в этот раз. - Это так необходимо? Три гребанных затертых до дыр слова, они не значат абсолютно ничего, но ты их произнес. И хочешь теперь услышать от меня их? Потому что пока они не произнесены, чувства ненастоящие? А если я не скажу? - Почему? - Потому что любовь для меня - что-то большое и значимое, проверенное временем, горем и радостью. - А наши отношения, значит, не большое и значимое? Так, просто развлечение с медийным парнем, да? - Ты так обо мне думаешь? Правда? - Нет, Ди, нет! Но… - Нет, Мир…Вот так все и всплывает. Тебе меня недостаточно? – она впервые за весь разговор поднимает на него красные от слез глаза. - Недостаточно того, что я делаю. Недостаточно того, что я отдаю всю себя, искренне, честно, как мы договаривались в самую первую нашу встречу. - Не передергивай! Я об этом даже не думал! - Если того, что я делаю, недостаточно, то как тебя смогут убедить три жалких слова? - И что? - И все. - Не может же быть дело в блядском признании! Он вскакивает, чтобы дотянуться до нее, но она отступает дальше. - Дело не в нем. Дело в том, что тебя не было три недели, а я чуть не умерла без тебя. Не могла спать, не могла есть, ничего не могла делать. Я растворилась в нас настолько, что готова все бросить, лишь бы только быть с тобой, где бы ты ни был. А я не должна. Это уже не влюбленность. Это болезнь, Мир. Я не думала, что мы зайдем так далеко. Не надо было и начинать. Я боюсь. Я запуталась. Помоги мне. Он ждет что она нарушит молчание, повисшее в воздухе, но она ничего не произносит. Он либо знает слишком хорошо, либо не знает ее вообще – она все решила и не стоит даже пытаться ее переубедить. Но почему-то все равно открывает рот. - Я не могу отпустить тебя. Не могу и не хочу. Она вздыхает и трет глаза. Мирон просыпается от ощущения холодной простыни под боком. Шарит ладонью, но рядом и правда никого нет, и уже давно.