Дворец ледяных фигур, или История Францискана Гессенежа

***       Гессенеж смахнул налипший снег с завершенного портрета, длинными сухими пальцами провел по только что нарисованному лицу девушки. Лед оказался столь податлив, что он не смог отказать себе в этой малой прихоти. Ведь рисунок - не фигура, это лишь набросок, не требующий особого труда. Тут важно лишь настроение и главное - быстрота. Чем легче будут проведены линии, тем живее получится изобразить то, что видишь перед мысленным взором.       - Эй, - небрежно окликнули его сзади, - Верните мне мое лицо.       Гессенеж моментально поднял глаза от рисунка и обернулся к говорившему. На лице Францискана застыло недоумение, смешанное с опаской и подозрительностью. Он был поражен. По установленному им самим правилу, если Гость догадается об украденном лице или вспомнит свое прошлое, Францискан должен будет вернуть украденную внешность. Ему крайне не хотелось этого делать. Особенно было неприятно, что именно э т о т человек первым раскусил оковы, что так плотно оплел вокруг своих Гостей Францискан.       Бросив на ледяную колонну предназначавшийся Гостю гневный взгляд, Гессенеж собрался с духом и принял вид небрежной отрешенности.       - Если я сделаю это, к вам вернется и тот скверный характер, что сопровождал ваше лицо, - спрокойно проговорил хозяин замка, отстраняясь от холодной стены и медленным движением руки плавно стирая со льда свой рисунок. Затем с сарказмом взглянул на молодого человека, в немом рвении застывшего перед ним, - Вы разве не заметили, что т а к и м вы гораздо больше нравитесь Франциске, не смотря на иные, менее привлекательные черты лица?       - Чушь, - бросил Отто, - Верните мне всё.       Слова этого Гостя были хлесткими, режущими, острыми, как и его лицо. Так ли он разговаривает со всеми, в том числе со своей обожаемой Франциской?.. Нет, этот тон предназначался только ему, Францискану, похитителю надменного и властного лица Отто Краткетта. Что ж, значит, враги.       Гессенеж резко тряхнул головой, нервно отбрасывая со лба челку, затем небрежно пожал плечами:       - Пусть так, - за словами последовал легкий взмах ладонью, - Получи то, что вновь по праву принадлежит тебе.       Больше не глядя на Гостя, Гессенеж отошел от него подальше, оставляя ошарашенного Отто разглядывать в переливах льда бесчисленные отражения своего лица.       Но не прошло и минуты, как Отто вновь нашел его и на сей раз склонился над самым лицом Гессенежа, со всей серьезностью зашептав свои дальнейшие претензии. Не в силах превозмочь себя и свое нетерпение к такому близкому присутствию столь неприятного ему человека, Францискан отпрянул, нахмурившись и искривив губы в отвращении. Ни слова из настойчивого шепота он не разобрал.       - Что еще нужно? - устало проговорил Гессенеж, когда понял, что молодой человек просто так от него не отстанет.       - Это не всё, что ты отобрал, - повторил Отто чуть более громко, - Верни всё.       - О чем ты говоришь? - искренне удивился Гессенеж.       - Верни Франциску. Я знаю, всё это время ты отбираешь у меня ее.       Францискан был ошеломлен услышанным. Он и подумать не мог о подобном. Отобрать невесту у этого щеголя?       А в глазах Отто, наряду с огненными всполохами гнева и негодования, читалась и настоящая мольба. Казалось, он находится на грани срыва: еще чуть-чуть, и столь крепкий молодой человек расплачется прямо у всех на глазах. И всё лишь потому, что Отто Краткетт боится потерять свою власть над этой юной особой. Гессенеж почувствовал, как по спине проносится волна дрожи, его передернуло. Неужели стоящий перед ним Гость и правда безумен? Безумен, потому что любит эту девушку?..       - И в мыслях не было, - сухо ответил он, собрав все силы для того, чтобы как можно скорее вновь отойти от назойливого Гостя, и на сей раз на приличное расстояние. Моментально заявившая о себе боль в левом боку была хладнокровно проигнорирована. Францискан шел, на ходу сталкиваясь с пирующими Гостями, мимолетно извиняясь за собственную неуклюжесть и уходя еще дальше. К счастью, кажется, Краткетт больше не искал общения с ним.       Ища успокоения своим мыслям, а может, чьего-то общества, особенного, которое заглушило бы в нем воспоминания о произошедшем разговоре с Гостем, Францискан остановился вдали от пирующих - беззаботно забывших обо всем мужчин, женщин и детей, которым не было до него никакого дела. Грея ладони прихваченным со стола бокалом глинтвейна, Гессенеж уронил голову на грудь, привычно скрыв свое лицо в облаке светлых волос. Как он и ожидал, спустя некоторое время рядом с ним остановилась Франциска, отделившись от танцующих дам и кавалеров. Гессенеж уже успел понять, что э т а гостья каким-то неведомым образом оказывается рядом всякий раз, когда ему это нужно. Как будто "притягивается" к нему, бедняжка.       - Покажите мне Вашу руку, - услышал он.       Гессенеж удивился, но не стал отказывать Гостье и разомкнул ладонь левой руки.       Франци увидела, как впрочем и ожидала, что поперек длинных пальцев Гессенежа идет бесцветная линия пореза. Она тяжело вздохнула.       - Зачем Вы выхватили мою розу, тогда, у входа?       - Чтобы уберечься от Вас, - невозмутимо ответил мужчина, - Вы так неожиданно на меня упали, что ничего другого мне попросту не оставалось.       - Я не понимаю Вас.       Теперь настал черед Гессенежа издать тяжелый вздох. Но Франци сразу поняла, что он не подражает ей, не копирует ее движений или вздохов, как то совсем недавно делал забавный англичанин по имени Отто. Взгляд Гессенежа был опущен, он не следил за глазами собеседницы, молча собираясь с мыслями и как будто отходя от тяжелого переживания. Полуприкрыв глаза, хозяин замка заговорил медленно и спокойно, словно сам с собой.       - Вы падали. Я должен был за что-то удержать Вас, не так ли? Но я ни в коем случае не должен был прикасаться к Вам. Нужен был какой-то предмет, и им оказалась эта роза, будь она неладна!.. - к концу речи в голосе его проступили даже нотки ярости, но ярости легкой и быстро проходящей, как если бы на своем языке говорил не человек, а бурный речной поток, то вздымающий свои покатые волны, то успокаивающийся, но в основном текущий размеренно и почти неизменно.       Франциска по-прежнему смотрела с удивлением и непониманием. Чутье ей подсказывало, что сейчас Гессенеж говорит то, что совсем не хочет рассказывать. И от этого разговор становился еще более ценным. Франциска не смела спросить что-то, затаенно ожидая, когда Гессенеж продолжит сам. Так и произошло.       - Тепло человеческой кожи сильно вредит моему здоровью, - спустя несколько мгновений, в раздумьях проговорил он, подняв голову и глядя куда-то вдаль. Пряди волос небрежно легли ему на плечи. - Оно же и искушает меня. Я так хотел оказаться в кругу человеческого тепла, когда призвал всех этих незнакомцев в свой дворец... но только Вы одна из всех Гостей так часто протягиваете ко мне руки, - то ли с улыбкой, то ли со злой усмешкой добавил он, - и именно Вы постоянно оказываетесь рядом. Я Вас боюсь. Я не хочу рассказывать Вам ничего. Но почему-то рассказываю. Всё, хватит.       Резко прервав самого себя, Гессенеж испуганно поглядел на Франциску, как будто то, что только что он говорил ей, было вытянуто из него силой. Девушка смотрела на него задумчиво. Слова Гессенежа не обидели ее, напротив, она ощутила в себе какую-то боль, вспомнив, каким беспомощным становился всякий раз их проводник, когда неведомый недуг сковывал все его движенья.       - Я никогда не стала бы прикасаться к Вам, если бы знала, что это приносит вред Вашему здоровью, - спокойно и милостиво проговорила она, глядя снизу вверх на растерянного собеседника. - Спасибо, что поделились со мной Вашим тайным знанием. Впредь я постараюсь держаться подальше от Вас, Гессенеж, и приду, только если сами меня позовете. Вы согласны?       Посмотрев на нее всё так же испуганно, он быстро кивнул.