Дворец ледяных фигур, или История Францискана Гессенежа

п е р в о е и с п ы т а н и е       - Франциска-а-а-ан, - пропел низкорослый человечек, с хитрецой поглядывая то на смешаную толпу людей, то на ведущего их человека, - Как я счастлив видеть тебя вновь, столько времени спустя! Ты так изменился, - он хохотнул, - Выглядишь хуже прежнего. Не забыл ли ты о данном мне обещании?       Францискан Гессенеж с видимым сожалением выдохнул, руки его опустились, да и вся фигура говорила о том, что хозяин замка несколько расстроен случившимся.       - Представляю Вам, любезные Гости, мастера Джильямо́, - проговорил он донельзя холодно и официально, - Когда-то я имел неосторожность вырезать его изо льда. Отныне он должен стать Вашим провожатым, разумеется, вместо меня. Вы, Отто, только что вдохнули жизнь в мою скульптуру, - обратился он к стоящему рядом юноше.       - Я? - опешил тот, запуская пальцы в густую рыжую шевелюру, - Постойте, откуда вам известно мое имя?       - Поверьте, я знаю всё о Вас, - вкрадчиво проговорил Гессенеж, спрятав одну руку в карман и ощупывая его содержимое. Украденное лицо было острым, словно вырезанным из картона, и так и норовило оцарапать Францискану руку в отместку, - Я могу Вам сказать даже больше, чем Вы сами знаете, мистер Краткетт.       Сказанное прозвучало, словно угроза. Скрытая и неведомая. Юноша, названный Отто Краткеттом, недоуменно хлопал глазами, мысленно на разные лады произнося свое имя. Он оглянулся на стоящую неподалеку Франциску, ища в ее взгляде подтверждения тому, что это имя принадлежит ему, а не кому-то другому. Память отказывалась помогать, а чутье подсказывало, что нечто важное покинуло его, а какая-то часть характера была и вовсе отобрана.       - За мной, юные леди и господа, попрошу вас отделиться от своих старших! - нараспев произнес карлик Джильямо, с полубезумной улыбкой оглядывая Гостей, соответствующих ему по росту, - Да, дети. Я к вам обращаюсь. Всё за мной!       Он подтолкнул дверь за своей спиной, надавив когтистыми пальцами, и та со скрежетом отворилась шире.       - Пойдем, - откуда-то снизу донеслось до слуха Франциски. Малютка-сестренка вытягивала подол ее платья, ухватившись цепкими ручонками. Девушка уже было несмело последовала за ней, но была небрежно одернута за плечо ледяной рукой Гессенежа.       - Нет, Вам нельзя. Туда идут только дети.       Франциска с недоумением воззрилась на него.       - Почему же?..       Он пожал плечами:       - Таково желание Джильямо, - проговорил он донельзя сдержанным тоном, - Я дал ему слово, что все дети будут в его власти.       Господин Гессенеж не сводил пристального взгляда с ожившего ледяного изваяния, как будто боясь, что карлик в любой момент может вырваться из его поля зрения. И опасаясь последствий.       Джильямо, словно уловив мысли хозяина замка, ответно поглядел в его сторону, словно гипнотизируя, уперев жилистые руки в боки и растянув тонкие губы в широчайшей улыбке, полной затаенного злорадства.       Видимо, Гессенеж всё-таки попался на гипноз карлика, и потому не заметил, как маленькая девочка уцепилась за его камзол, повиснув на нем, и, прерывисто выдохнув облачко пара, согнулся пополам под ее весом.       - Бесполезный! - изрекла малышка, отпрянув подальше от Гессенежа, по-прежнему затягивая вслед за собой Франциску.       - Погоди, - шикнула на нее сестра, на сей раз не сдвигаясь с места.       Джильямо меж тем принялся заманивать детей в открывшуюся комнату, и стоило ему только поглядеть кому-нибудь из них прямо в глаза, как тотчас дети повиновались. Чинным строем ребята отправлялись в неизвестность, не проронив и слова протеста. Однако, стоило лишь чуточку приглядеться - и становилось понятно, что дети идут за карликом отнюдь не по принуждению. Явный интерес разгорался в их глазах. Только один ребенок всё никак не поддавался влиянию карликова глаза.       - Да постойте же! Куда все деваются?! - восклицала Стивни.       - И правда, что находится за этой дверью? - заступилась какая-то из женщин, чье дитя уже покинуло коридор.       - Не волнуйтесь, это лишь на время.       - Я не верю вам! - Стивни буравила Гессенежа недоверчивым взглядом.       - Сделайте же что-нибудь, прикажите ему оставить детей в покое!       - Безумец! Жалкий коротышка, да как он посмел?!       - Он украл моего Гарольда!       Похоже, женщины и впрямь разбушевались. Они накатывали на господина Гессенежа уже целой толпой, требуя защиты, а меж тем в коридоре не осталось ни одного ребенка, и сам карлик скрылся, затворив плотно дверь за собой. Никто не замечал этого, потому что центром внимания на этот момент стал Гессенеж. Казалось, недовольствующие затопчут его, если тот сейчас же не вернет всех детей обратно.       - Ну что же вы молчите?..       А Гессенеж, похоже, просто не мог отвечать. Гости так увлеклись наступлением и обвинениями, что не заметили, что их провожатый вовсе не реагирует на выпады. И, похоже, даже не слышит выкриков. Гессенеж стоял, прислонившись к стене и едва удерживаясь на ногах. Перед глазами всё расплывалось, и раздосадованные лица казались даже хуже, чем были на самом деле.       - Прочь, прочь от этих отвратных лиц... - прошелестели его губы, совершенно невнятно, так, что даже стоявшая рядом Франциска не смогла его расслышать. Францискан прикрыл глаза ладонью и резко отвернулся ото всех, запахнувшись в широкий ворот камзола.       - Я не могу, - наконец отозвался Гессенеж, - При всём желании, мне никогда не догнать его крохотных ножек, - сухо рассмеялся он.       Он приложил руку к своей груди, холодом прикосновения успокаивая разгорячившуюся воду, что текла по его жилам. Недопустимо. Нельзя позволять согреваться.       - Вам плохо?       Прежде чем он увидел что-либо своим помутнившимся зрением, девичья рука коснулась его, и хозяин замка понял, что перед ним вновь Франциска Бьё Ричи. Боль отступила, а в глазах прояснилось.       Франциска ощутила под пальцами тонкие косточки рёбер. Неужели хозяин настолько худ? Похоже, что он находился в ужасном состоянии. Тем не менее он облегченно выдохнул и проговорил в ответ:       - Здоровье мое давно утрачено. Не волнуйтесь, - он сделал попытку улыбнуться, но вновь поник головой. Кажется, хозяин был на грани потери сознания.       - Теперь вы видите, я ни на что не способен. Во мне нет сил кого-либо защищать, - обратился он ко всем, - И от меня тем более никакого проку, если за дело взялся Джильямо. Разве что дети сами смогут сопротивляться карлику.