Круги на воде

И так мы пылали. Мы возводили царства и затевали войны, Грезили о ложных богах, о великих демонах, Что прошли бы через Завесу в наш смертный мир, И к ним обратили своё поклоненье и презрели тебя. Песнь погребений (1) — Ты думала, можно спокойно исчезать, не сказав ни слова?! — взбешённый Дориан схватил меня за плечи и неласково встряхнул. — Остынь! Что на тебя нашло? — рявкнула я ответ и отшатнулась. За дверью нарочито громко рыкнул Второй, он едва согласился выйти, чтобы я могла спокойно поговорить с магом. Спокойно, ха! Уютная гостиная стала местом боевых действий. — Что на меня нашло?! Моя подруга, — на слове «подруга» Дориан элегантно скривился, — за полгода не нашла времени сказать, что живёт в Минратосе. Не обратилась за помощью, не отправила ни единой весточки! Я писал тебе каждую неделю, пока Хоук не передала, что ты пропала! — Прости, — я не чувствовала вины, но всё же потупила взгляд. — Прости? Я не знал где ты! Что с тобой! — У меня были причины, Дориан, — мягко произнесла я и осторожно взяла его за руку. — Нет ни одной причины, по которой ты не могла бы довериться мне, —беспокойство в его словах смутило меня. Кто бы мог поверить в искреннюю дружбу между магистром из Тевинтера и предводителем Инквизиции, должной защищать мир от магии и еретиков? Как ты ироничен, Создатель. За стеной громко заверещало Чудовище, проснувшееся от криков. — Что это? — прислушался Дориан и замер, странно посмотрев на меня. — Ребёнок служанки, — проклиная себя, буркнула я. — Ещё одна ложь, и я уйду. И не вернусь. И пусть весь мир катится в бездну. — Так не задавай вопросов, на которые я не могу ответить, — почти прошептала я. Дориан стоял так близко, что я чувствовала тонкий ненавязчивый запах его тела. Что-то густое, горьковато-сладкое, что бы это не значило. Кофе и роза? Я крепче сжала его ладонь, впитывая тепло. Грустно, когда приходится врать. Тягостный разговор выбил меня из колеи. Как же хочется просто уткнуться носом в крепкое плечо, сбросить груз, тянущий душу на дно неизбывной печали. Но это не мой выбор. Можно чувствовать, что угодно: страх, одиночество, слабость. Главное в том, что с этим делать. Я выбираю путь. Страх будоражит, заставляя действовать, одиночество даёт время подумать, слабость лишь повод проверить силу. Весь этот пафос только до первой бутылки, Эвелин. Если бы не нужда в помощи, я бы ввек не открылась Дориану. Но мне необходим был маг без длинных эльфийских ушей. Пьер угрюмо молчал, стараясь ни на кого не смотреть, и пропадал в лечебнице. Слуги, что присматривали за ним, не докладывали ничего интересного, и всё же, всё же… Я не хотела раскрывать ему наших планов. В предстоящей игре у меня своя роль, своя карта. Ужасный Волк сам отдал её нам. «Фен'Харел такой же смертный, как вы. Он не претендует на божественность и просит не поклоняться ему». Приветствие на фреске в Безмолвной Башне говорило именно так. Что ж, если Бог Обмана покинул эльфов, мы подарим им другого. Чем гротескнее выдумка, тем проще в неё поверить — кому как не Вестнице Андрасте знать это? Смертные не умеют жить без поклонения, без веры. Слишком много приходится брать на себя: думать, решать, выбирать. Куда проще запомнить заветы богов и следовать им — это даёт ответы, смысл, надежду. Вера есть стержень, нужный слабым для души, как хребет для тела. Многие ли способны на жертвы, на сострадание? Мы эгоистичны и жестоки. Не каждый сможет взрастить в себе праведность. Если бы Создателя не существовало — его стоило бы придумать. Ты слишком хорошего мнения о своём народе, Фен’Харел, если считаешь, что эльфы смогут прожить без веры в Богов. Часть мятежников скрывалась в Катакомбах Минратоса. Небольшие отряды были разбросаны на материке в предгорьях Высоких пределов. Благодаря старейшине Коганту мы знали, где их искать. Там плелась паутина лжи, там, у вечерних костров, собирались повстанцы и их приспешники, чтобы послушать сказки о прекрасном будущем. Сумевшие покинуть хозяев рабы, нищие, беженцы, которым некуда было больше пойти, сегеронцы… Их было много, агенты Фен’Харела хорошо постарались. Магистрам стоило бы чаще выглядывать из величественных дворцов. В отблесках заката небольшой отряд тенями скользил по чащобе в сторону одного из лагерей будущего противника. Кони не могли пробраться по сплетению трав и ветвей, и мы оставили их неподалёку от тракта. Глядя на буйную зелень, я сжимала кулаки, руки чесались собрать побольше припасов. Хрустальная благодать мерцала под сумрачным пологом, как драгоценные звёзды, вился нежный эльфийский корень, а заметив королевский, я твёрдо пообещала себе вернуться с огромным мешком. Когда-нибудь. Впереди мелькала спина проводника. Сзади едва слышно ступали незнакомые мужчины, приведённые Мэйварис в помощь нашей затее. То ли разведчики, то ли головорезы. Угрюмые и немногословные, ловкие и быстрые, все при оружии. Когда я обрисовала им задачу, усатый главарь только кивнул. — Кто они? — шепнула я Дориану, уныло шагавшему рядом. — Преступники, — равнодушно ответил маг, будто мы говорили о тыквенных пирогах. — Тайная армия Мэйварис. — Что-то вроде Хартии? — Хартию в Минратосе интересует только лириум. Для остального есть они, — Дориан махнул рукой в сторону попутчиков. — Воры, бандиты, попрошайки. Помнишь щуплика, замотанного в уродливые тряпки? — Такой, похожий на мокрого воробушка? Сидел рядом с гномом и шипел, как змея. — Именно, подруга. Это Блаин. Блаин-воришка. В его хилом кулаке всё городское подполье. — А гном? — Видар Тетрас. После смерти Торальда он — официальный представитель Орзаммара в Минратосе. — Родственник Варрика? Внушительный господин. Эльфийские уши покорили моё сердце, — тихонько хихикнула я. — Один из кузенов, кажется, — шепнул Дориан и остановился, тяжело опираясь на посох, — Дивная прогулка. Я успел подзабыть, как это бывает. По уши в грязи — но как интригующе! — Тише! — шикнул на нас проводник. — Пришли! Я живо заткнулась, шмыгнула к ближайшему дереву и замерла, прислушиваясь к лесу. Шелест листьев, редкие вскрики птиц… Лес засыпал, проваливаясь в темноту. Ничего необычного. Разве что немного тянет дымом? — По местам! — подошедший главарь бандитов жестом отправил сообщников в темноту. Что ж, теперь моя очередь. Внушительная сумка опустилась на землю. Я достала оттуда ворох тряпок и начала преображение. Невзрачная хламида укрыла доспех, руки спрятались в широких рукавах, свисающих почти до пола. С изнанки ткань украшал невидимый снаружи узор лириумных нитей. Стоит направить в него немного магии, и одежда засветится не хуже сердца Титана. Пока же я больше похожа на нищенку или ведьму, скрывающуюся по лесам последний десяток лет. — Минуту… — Дориан щедро измазал моё лицо какой-то дрянью, вонявшей гнилью так едко, что заслезились глаза. — Готово! Просто совершенство! — Что это за… гадость? — схватившись за горло, чтобы не закашлять, выдавила я. — Думаешь, мне нравится её трогать? — возмутился Дориан. — Эта мазь в темноте светится. Эльфы придумали. — Не могли придумать что-то менее вонючее? — Эльфы? Вряд ли. Вспомни нашего друга-отступника. Вот уж дитя природы! — Он прекрасно пах! Летом! Нагретой на солнце травой! — Как поэтично… Зачем ты его нюхала? — А ты? — Тише там! — обоснованно окрысился наш проводник, и мы замолчали. Дурная привычка балагурить перед тем, как влипнуть в какую-нибудь срань. Но это отвлекает, не даёт мыслям скатиться в волнение и страх. Нет ничего хуже, чем обделаться в бою, это я точно знаю. Монотонный гул вечернего леса разорвал волчий вой, такой тоскливый, что я поёжилась. — Пора! Ребята вырубили часовых. За локоть ухватилась неласковая рука, и меня потянули за собой, туда, где разведчики заметили лагерь. Я почти ничего не видела, только траву да узловатые корни, так и норовившие броситься под ноги. Немного страшно. Меня бросало то в жар, то в холод, в животе странно пусто, будто дыру пробили. Просто перебить всех было бы легче, Эвелин. — Пришли, — шёпот проводника заставил меня собраться. На укрытой ветвями полянке вокруг весело полыхавшего пламени сидели люди и эльфы, кто на бревне, кто на примятой траве. Беженцы да беглые рабы, судя по истрепавшимся обноскам. Агенты Волка в сверкающей золочёной броне расположились наособицу, как раз напротив меня. Все завороженно слушали высокого среброволосого эльфа, глубокий, чистый голос которого плыл в воздухе, проникая в душу. Я опустила капюшон до самого подбородка, чтобы не было видно лица, затесалась среди таких же оборванцев и принялась слушать. «Никто не будет обездоленным и голодным, — вещал эльф, — никто не будет больше рабом. Фен’Харел защитит всех!» — Фен’Харел? — хрипло перебила я. — Ужасный Волк? Почему мы должны верить богу-обманщику? На меня зашикали со всех сторон, но эльф лишь рассмеялся. — Фен’Харел не бог, он такой же, как мы, смертный. — Он маг, — я добавила в голос злости, и, клянусь Создателем, это далось мне легко. — Что хорошего ждать от мага? — Что ты знаешь о Волке, кроме лживых легенд? — Так он маг? — я продолжала гнуть свою линию, заметив, как затихли слушатели, жадно слушая перепалку. — Эльфийский магистр? Все они одинаковы. Твой Волк ищет новых рабов? — Он не ищет рабов, женщина, — с ледяным спокойствием ответил эльф. — Он даровал эльфам свободу и предлагает её другим. Я… — Скольких смертей будет стоить твоя свобода? — Заткнись, — кто-то дёрнул меня за подол, едва не уронив. Я с трудом удержалась от хорошего пинка в подарок обидчику, сжала кулаки, унимая яростную дрожь. Развесили уши, идиоты. Свобода — слишком дорогой товар, чтобы раздавать её просто так. — Вопрошать — право любого. Я отвечу каждому, нам нечего скрывать, — остановил поднявшийся было шум эльф. — Так ответь, почему он хочет уничтожить нас, людей? — почти закричала я. — Почему ты не говоришь правду? Ты думаешь на нашей крови взрастить справедливость? Её не будет! Это вы, эльфы, придумали рабство! Ваши маги держали сородичей за скот, магией выжигая им клейма на лицах! Теперь ты хочешь отдать нас своему хозяину! Нас всех! Мой голос звенел, каждое слово отдавалось болью в висках. — Замолчи, шемлен! Ar tu na'din! Не знаю, кто закричал это. Взвизг стрелы разорвал воздух. С глухим стуком древко отскочило от незримого барьера. Дориан не подвёл. Никогда не подводил. — Успокойся, брат! Поздно, ушастик. Пламя костра взметнулось до небес и вдруг погасло. Тьма окутала поляну. Зловещую тишину разорвал волчий вой. Знак, что скоро проснутся часовые. Я кожей почувствовала, как набухает вокруг магия, как бурлит Завеса, изгибаясь под чужой силой. Обезумевший ветер пронёсся по поляне, сбивая с ног всех, кроме меня. Окружённая коконом барьера, я осталась островком спокойствия в обезумевшем мире. Одежда засияла, мертвенным светом залив поляну и метущихся людей. Кто-то сыпал проклятьями, кто-то призывал Создателя. Движением руки я откинула ткань с лица. Испуганный вскрик ударил по ушам. — Уходи к своему хозяину, щенок, — я с трудом перекричала ветер. — Мы не будем служить Волку: в словах его ложь, а руки испачканы кровью. — Кто ты?! — Я огонь в сердце! Голос в ночи! Тьма, что карает неверных! Дыхание Создателя за моей спиной! Закрыв глаза, я воздела руки к небесам, вокруг потрескивали молнии. Один, два, три, четыре… Яркая вспышка обожгла веки, перед глазами поплыли круги, я почти ослепла. Попятилась назад и уткнулась в ствол дерева. Разбойники Мэйварис предупреждали, что свет от бомб будет ярким, но, чтобы настолько? — Тише, миледи! — жарко шепнул знакомый голос мне прямо в ухо. Меня подхватили под руку и настойчиво потащили за собой. Я то и дело спотыкалась, шарила рукой в звенящей темноте и бежала, бежала, бежала, ведомая одним из подельников. Ткань хламиды путалась под ногами, сердце билось так сильно, что, казалось, проломит рёбра. Кое-как проморгавшись, я оглянулась назад, но ничего не увидела, только чернильную темноту. — Всё в порядке, подруга? — Дориан подхватил меня и вгляделся в лицо. Я кивнула, демонический хохот вдруг вырвался из груди — хриплый, безудержный, до колик в животе. Задыхаясь от смеха, я вцепилась в мантию мага, едва не разорвав ткань. — Эй, тебе нельзя так смеяться! Ещё лицензию магистра не получила! — Дориан вытер мне лицо надушенным платком, снимая остатки вонючей гадости. Освободившись из объятий, я судорожно стянула с себя одеяние. — Уходим! Ребята подчистят следы, — поторопил проводник. Нестройной цепочкой мы резво пустились в обратный путь. — Как всё выглядело? — наконец смогла выдавить я. — Внушительно, — отозвался Дориан. — Я чуть не обделался от завываний, — недовольно буркнул кто-то сзади. — Какой идиот эту речь выдумал? Голос в ночи! — заметив, что сейчас опять начну ржать, как жеребец перед случкой, я пальцами зажала нос. — Не важно, что ты сказала, подруга. Всё равно никто не запомнит. Главное, они начнут сомневаться. — Я уже сомневаюсь в наличии у нас мозгов. Напомни, кто придумал эту хренотень? — Ты. Всё не так плохо. Только подумай. Мы дивно прогулялись по лесу, а не шатались по Катакомбам, как бедная Мэйварис. Свежий воздух и никаких нечистот под ногами. Что ж, это большой плюс. Мэйварис не могла надолго покинуть Минратос, и ей досталось будоражить умы повстанцев в подземельях под городом. Слухи о странной женщине, что является одновременно в разных местах, несомненно поползут, а мы подогреем их. В тавернах уже шепчутся лазутчики, весть о намереньях Волка разнесётся за считанные дни. Конечно, ей поверят не сразу. И уж точно поверят не все. Но кто нам мешает нагромоздить ещё больше лжи, мешая её с правдой? Люди охотно верят в ложь. В таинственные силы, в героев из легенд. Вопрос лишь в том, кто вознесётся на пьедестал, а кто упадёт, растерзанный бушующей толпой. Мы укажем нужную цель. Если долго твердить одно и то же, если слаженный шепот окружает со всех сторон, занимая мысли — какими бредовыми они ни будут, в них поверят. Узник станет десницей богов, убийца — праведником, лжец — оплотом веры. Помня это из прошлой жизни, я вновь связалась с таинственной «Дланью Создателя». Мы встретились в церкви, я сидела на жёсткой скамье, посланник же расположился сзади. Короткий пинок отправил ему кошель с золотом, прихваченным у убитого работорговца. Мягкая кожа прошуршала по каменному полу, забренчали призывно монеты. — Вы так уверены в цене наших сведений? — почти неслышно шепнули за спиной. — Это не аванс, — я откинулась на жёсткую спинку и раскрыла молитвенник. — Вы славно потрудились в прошлый раз. Считайте, это процент с прибыли. — То есть больше вас ничего не интересует? — Интересует, — я позволила себе ухмылку. — Покажите мне ваши уши. — Что? — опешил посредник. — Эльфы нынче не вызывают доверия. Так что… Ответом мне была тишина. Вздохнув, я решила дать незнакомцу время на размышления и с любопытством оглядела убранство церкви. Минратос не изменил себе: кровь, золото и чернь. Жрецы в чёрных одеждах с алыми вставками, тёмные стены, богато украшенный алтарь. Жёлтое солнце на багряном бархате гобеленов. Вечное пламя ярко сияет, подпитываясь магией. Прислушавшись к монотонному пению клириков, я не узнала строк Песни: видимо, маги включили в неё неизвестный на юге кантик. — Я не эльф, — вдруг донеслись до меня приглушённые слова. — Прикройтесь, я пересяду. — Хорошо. — Итак, — обдав меня запахом пыли и сырости, посредник уселся рядом, так близко, что наши плечи соприкоснулись. — Поговорим? Возвращаясь домой, я заглянула в лечебницу. Вечер близко, Пьер не откажет мне в короткой прогулке, а нам непременно стоило поговорить. Что делать с эльфом, я не знала. Стоит ли ему доверять? Перед уходом Коул уверял меня, что новые соратники не предадут, но дух мог ошибаться. Он Сострадание, а не палач Лелианы. Небольшой флигель, пристроенный к обветшалому дому, окружал разномастный люд. Внутри было жарко и влажно от котла с кипящей водой. Резкий запах магии, зелий и лечебных трав неприятно щекотал ноздри. Я поёжилась, по спине скатилась липкая капля. Создатель! Я без страха сражалась с демонами, но дух лечебницы заставлял сердце трепетать. В нём есть пугающая беспомощность, всепроникающая пустота. Лучше изрубленной пасть в бою, чем медленно разлагаться, проклиная вероломное тело. Сколько ночей я выла в подушку, потеряв злосчастную руку? До крови кусала губы, тянулась к лицу, чтобы вытереть слёзы и понимала, что тянусь пустотой. Усталый Пьер строго отчитывал заплаканную женщину. Здесь эльф был другим, собранным, спокойным. Командовал слугами, бросал короткие фразы алхимику, варившему что-то зловонное. Я прислонилась к стене у двери, отстранённо разглядывая незнакомую личину целителя. Жёсткие складки у губ, сосредоточенный взгляд. Заметив меня, Пьер нахмурился, но подошёл. — Что-то случилось? — Нет, — я неловко поправила воротник мантии мага и кисло улыбнулась в ответ на недоумённый взгляд. — Думала, мы прогуляемся немного. — Хорошо. Только раздам указания. Скоро подойдёт мастер Пинус. — Пинус? — я сморщила нос, сдержав хихиканье. — Странное имя. — Ничего смешного, — отрезал Пьер. — Он хороший лекарь и согласился работать до полуночи. — Пинус так Пинус, — пожала плечами я. — Подожду снаружи. Медленно шагая по мощёным улицам Минратоса, я поймала себя на мысли, что не знаю, что сказать. «Ты случайно не предатель, дружок»? Как-то нелепо. Если и да — Пьер не ответит правды. А если нет — я обижу его подозрениями. Нет ничего хуже, чем признаться в недоверии. С другой стороны, цена вопроса не стоит дружбы. Или стоит? Я прятала Чудовище в страхе перед игрой, в которую его могут втянуть. Разве этим я не предаю мир? Легко распоряжаться своей судьбой, куда тяжелее — чужими. А город жил своей жизнью. Суетились люди, кричали зазывалы, заманивая покупателей в прохладу лавок. У величественной статуи дракона хихикали парочки. Я бы тоже хотела стоять вот так, в тени распахнутых крыл, и, слушая журчание фонтана, шептать на ухо избраннику забавные глупости. Хранить общие тайны, тайком сплетать пальцы и целоваться до одури, до головокружения. — О чём ты думаешь? — прервал молчание Пьер. — О Волке, — неожиданный ответ поразил меня до глубины души, и я почувствовала, как запылало лицо. Я вдруг поняла, что не целовалась ни разу — по-настоящему. Так, чтобы глаза в глаза, чтобы полыхали уши от сладости и тайны, чтобы сердца бились в унисон, или как там пишут в любимых книжках Кассандры... Беспечная юность, пора познания и любви, прошла под стягом непрерывного надзора и целомудрия: негоже знатной леди якшаться с мужчинами без присмотра няньки или наперсницы. Особенно если леди из семьи благообразных Тревельян. А после меня вышвырнули на Совет, закончившийся взрывом и войной. Мужчина, которому принадлежали все мои мысли оставался лишь учителем и другом. Тогда. А интрижка с Быком… В ней было одиночество, желание, помощь. Не любовь. Бык научил меня радостям тела, красоте боли, подчинению и доверию, — но не чувствам. Вряд ли он сам знал что-то о них, Кун — философия разума и трезвого подхода к жизни. Может, в чём-то и правы милосердные Тамассран? Разве плохо не знать мучений от неопределённости? Никогда не быть отвергнутым? У тебя есть ребёнок и не было нормальных отношений, Эвелин. Может, прикупить Розы Рован? — С тобой всё в порядке? — окликнул меня Пьер, и я неуверенно кивнула, раздумывая, нет ли по пути винной лавки. — Раз ты молчишь… Я давно хотел спросить, где вы пропадаете? Второй ничего не говорит, и ты тоже. — Я… Мы… Мы пытаемся остановить восстание, ты же знаешь, — закашлялась я, безуспешно скрывая ложь. — А я не достоин помочь вам? Или остроухим доверия нет? — Я… Пьер, я просто не хочу заставлять тебя делать выбор. Это твой народ и… В общем, такие дела. — А как же рабы? Их хозяев ты остановить не хочешь?! — Хочу. Это вопрос времени. — Сейчас подходящее время! — неожиданно рявкнул Пьер, зло взглянув на меня. — Сейчас? — я почувствовала нарастающее раздражение и яростно зашептала ему прямо в ухо, чтобы не радовать прохожих содержанием нашей беседы. — Что ты знаешь о восстаниях, дружок?! Я, южанка, с удовольствием расскажу тебе! Знаешь, как началась война храмовников и магов? С такого же идиота, как ты! Справедливость, мать его! Долой угнетение! И знаешь, что я помню? Трупы, Пьер! Простых людей! Обугленные или изрубленные на куски. Детей, у которых больше нет родителей. Деревни, изведённые под корень. Голод, подожжённые дома. Женщин, которых трахали все по очереди: сначала маги, потом храмовники. А потом мародёры, пришедшие забрать последнее. Ты хочешь здесь такого же? — Я… — Знаешь, что самое забавное? — вспомнив давний разговор, ядовито прошипела я. — Что? — угрюмо спросил эльф. — Что всё это было ненужно! Потому что пришла такая срань, что хоть за голову хватайся. Настоящий враг. А мы погрязли в дерьме! Воевали сами с собой! И сейчас происходит то же самое! Воспоминания захватили меня с головой. Вцепившись в Пьера, я едва шагала, внезапно обессилев. До боли заломило в висках. Создатель! Немного покоя, прошу… — Думаешь, мне нечего тебе сказать? Думаешь, на Сегероне нет войны? — Пьер остановился посреди улицы, не обращая внимания на проходящих мимо людей. — Тем более странно, что ты так жаждешь её развязать! — я крепко ткнула пальцем ему в грудь, силясь доказать то важное, что бурлило в голове. — Эти ваши маги. Они получили свободу? — Да. — Думаешь, это не стоило смертей? — Они получили свободу не из-за восстания, — грустно улыбнулась я. Во рту было горько и сухо. — Их заставили биться с общим врагом. И за помощь даровали независимость. Маги пожертвовали собой, отдали всё — и тогда победили. Только вот… — Только вот что? — Когда мы закрыли Брешь и убили Корифея — был такой свихнувшийся древний божок — маги опять создали Круги, откуда так стремились уйти. Не все вернулись туда — но очень и очень многие. И храмовники возрождаются. По крайней мере, я на это надеюсь. Столько смертей… Ради чего? Скажи, Пьер, что будут делать рабы без хозяев? Как выстоят перед кунари? Как выживут, когда придёт Волк? Что будут есть, что пить? Они знают грамоту? Умеют управлять? Торговать? Удержат границы? — Хватит! Я понял. Они научатся! — У нас мало времени, Пьер. Некогда учиться. — Я… Я подумаю ещё, хорошо? — Конечно. Ты можешь уехать в поместье Дориана, в Сто колонн, если не хочешь участвовать во всей этой дряни. Я отправляю туда дочь и прислугу. Езжай с ними. Может, так будет легче? — Я хочу помочь… — в чайных глазах Пьера плескалась затаённая боль. — Кому, Пьер? — смиренно спросила я. — Не знаю. — Ты уже помогаешь. Всем нам. Исцеляешь. Заставляешь думать. Просто делай то, что умеешь, как все мы. Пожалуй, я соврала. Сама я делала вовсе не то, что умела. Лицедействовать, прятаться в тенях, убивать не как воин, как Ворон? Нет. Создатель, благослови Лелиану. Я вспоминала её каждый день. Разве не занималась она тем же самым? Оставшись одна, я поняла свою бесконечную глупость. Легко играть в благородство, пока кто-то чистит твой путь от грязи. Я бы дорого дала, чтобы вновь стать собой. Сражаться. Вести за собой воинов. Не менять обличья, как скоморох на ярмарке. Вышвырнуть маски! И всё же дорога ведёт меня в темноту. Создатель рад был доказать, насколько осторожным нужно быть в желаниях.