Круги на воде

Я встречала армии С Тобой вместо щита, И хоть мои шрамы бесчисленны, ничто Не может сломить меня, кроме Твоего отсутствия. Песнь Испытаний (6) До макушки закутавшись в лёгкое покрывало, я ворочалась в постели. Подушка казалась слишком твёрдой, простыня сбилась надоедливыми складками, кровать нещадно скрипела, а длинная рубаха удавкой обвила тело. Попытка пересчитать мабари бездарно провалилась. Хитро ухмыляющиеся псы кружились в монотонном вальсе, грациозно кланялись друг дружке и потягивали шипучее вино из высоких бокалов. Где уж тут найти покой? Нервным рывком сбросив назойливую ткань, я села на кровати, руками обхватив колени. Липкие мысли гудели, как стая ленивых ос. Я не умею строить хитрых планов; тайные вылазки, притворство и ложь — не для меня. Верные солдаты, чёткая задача, что поставили мудрые советники, визг стали и грохот копыт — вот то, что я признавала. Пусть всё закончилось нескладно: в те времена я была счастлива. Новая жизнь заставила действовать иначе. Я — будто меч, которым мешают пригоревшую кашу. Пёс в кружевной юбке, пришедший на бал в Зимний дворец. Проклятые мабари не выходили из головы. И всё же дорога одна. Вперёд. Вкривь и вкось, спотыкаясь на кочках — но вперёд. И, демон меня побери, я рада, что обрела товарищей, позволивших втянуть себя в авантюру. Даже дурацкая выходка Пьера показалась вполне уместной, напомнила о том, что меня окружают люди. Эльф всё же пошёл за мной, справился со страхом и помог в нужный момент, а встретив на берегу Второго, я едва не разрыдалась. Кто-то ждёт, подставляет плечо. Создатель, как это прекрасно! И как ужасно. Я взвалила на плечи совсем небольшую ношу: решила укрыть Чудовище от грязных игр властителей мира. Но теперь я не одна. Пока друг прикрывает твою спину — ты отводишь удары от его лица. Первым встречаешь опасность. Двойственность во всём. Нет добра без зла, нет слов без молчания, нет веры без сомнений. Крик в тишине пронзительней и чётче. Дух милосердия приходит к отчаявшимся. Упав на дно, ты тянешься к свету, а возвысившись — падаешь в грязь. Грешно рассуждать о высоком без бутылки чего-нибудь крепкого, Эвелин. Мысль достойная своего создателя. Если в голове завелись тараканы — пусть захлебнутся. Захваченная новой идеей, я поднялась и одёрнула сорочку. Пальцами пригладила волосы. Гладкое дерево пола холодило босые ступни, в предутреннем мраке дом казался чужим и загадочным. Что за тень прячется за креслом? О чём шепчут половицы, когда ты наступаешь на них? Ветер ли шевелит тёмный бархат портьер? Тайком пробравшись на непривычно пустую кухню, я безошибочно потянулась к заветной дверце, за которой — я это точно знала! — стояла большая бутыль тёмного стекла. Блондинка на солнце, винтажное. В Тевинтере оно есть у каждой хорошей хозяйки — отлично отмывает сковородки и чугунки. — Её там нет, — замогильный голос Пьера ножом прошёлся по нервам, я едва не подпрыгнула от неожиданности. — Какого… демона! Что ты тут делаешь? — Пью, — скупо поделился информацией эльф. Я, наконец, разглядела его. Пьер сидел на полу, у распахнутого окна. В полумраке его бледное лицо казалось призрачным. Пряди смоляных волос шрамами темнели на высоком лбу. Тонкие пальцы эльфа держали бутыль. Есть что-то неправильное в том, чтобы пить в одиночестве. Мне ли не знать? Какой дурак будет накачиваться креплёным вином, обжигающим горло так, будто внутри беснуется дракон, когда на душе спокойно и ничто не гложет растревоженный разум? — Как ты? — глупо спросила я. — Отлично! — с напускной бравадой ответствовал эльф и отхлебнул пойла, даже не поморщившись. Нахально усевшись рядом, я забрала у него бутыль и с удовольствием выпила сама. Кипящая лава в глотке была бы милосердней. Мысли расплавились, потекли благодушно и вяло. — Прошлое должно оставаться в прошлом, — глубокомысленно заметила я и расслабленно откинулась назад, прижавшись к неровной стене. — И много ты оставила в прошлом? — хмуро пробормотал эльф, безуспешно скрывая издёвку. — Всё, — подумав, ответила я. И вдруг захлебнулась пустотой. Проклятый мальчишка… Я оставила всё. Высокий пост, расположение старых друзей, семью. Величественный замок, серебряный под светом луны и льдисто-серый на солнце. Прекрасный дом в Киркволле, так и оставшийся чужим. Паршивое печенье Сэры и горячее какао, что изредка варил Бык. Проницательный взгляд Лелианы и почти незаметный румянец на смущённом лице командира Каллена. Ночной лес, где сплетались над головой угрюмые ветви, а снег бережно хранил отпечатки волчьих лап. — И как впечатления? — Пьер безжалостно вырвал меня из плена воспоминаний. — Паршиво, — удручённо признала я. — Хочешь, вместе повоем на луну? — Я уже выл. Давно. Странно, что ты так сказала. — Ты выл? — Знаешь, почему меня так зовут? — горечью в голосе Пьеры можно было подавиться. — Я расскажу. У меня был хозяин из лаэтан. Первый. Дариниус Примум. Он обучил меня магии, но дело не в этом. Тогда мы жили на Сегероне. У Дариниуса был сын чуть постарше меня, лет семь или восемь. А у сына — пёс, самый обычный, лохматый такой, вечно рычал на рабов. Пёс ел из серебряной миски, спал на парчовой подушке, бегал, где ему вздумается. У него было всё, чего не было у меня. Даже имя. Паршивого пса звали «Пьер», а меня «эй, ушастый» или «отвали с дороги, маленький ублюдок». Я был малолетним дурачком и вообразил, что, если у меня будет такое замечательное имя — меня тоже начнут кормить мясом, а не помоями. Я пришёл к хозяину и заявил, что меня зовут Пьер, и я тоже пёс. Эльф вздохнул и жадно приник к бутылке. Он говорил хрипловато, нарочито обыденно, будто не о себе, но не мог совладать с голосом. Его жизнь, его память и боль. Я сглотнула застрявший в горле комок и не нашла, что сказать. Только придвинулась ближе, так, чтобы соприкоснулись плечи. Немного тепла — вот и всё, что я могу дать. Больше чем ничего, меньше, чем мне хотелось бы. — Хозяин оказался знатным шутником, — помолчав, продолжил рассказ эльф. — Он подарил меня сыну. И я лаял. Спал под порогом. Иногда бегал на четвереньках. Исполнял команды за подачки. И знаешь, что меня до сих пор злит? — Что? — Хренов пёс всё равно жрал больше. Я легко пихнула Пьера в бок, переводя исповедь в разряд тех историй, что выветриваются вместе с хмелем. Негоже остаток жизни корить себя за чужую вину. — И что потом? Почему ты остался Пьером? — Чтобы помнить. Семейство Примум вырезали кунари. Хозяин сдох раньше паршивого щенка, — эльф усмехнулся и протянул мне вино. — Давай, пей. Твоя очередь. — Моя очередь? — тупо переспросила я, вцепившись в бутылку, согретую чужими руками. — Ну да. Ты одна в чужом городе, прячешь лицо под маской. Соришь деньгами, печёшься о босяках. Я чую в тебе тень, но ты не маг. А твой меч длиной в лигу. И ты называешь дочь Чудовищем, когда думаешь, что тебя не слышат. Я скривилась от такой оценки. Открыла рот, чтобы объяснить, кто я и что… и не смогла выдавить и слова. Демоны! Что я могу сказать? Ничего. — Я… Просто… Я такой же пёс, потерявший хозяина. — Ну конечно. Эльф недостоин доверия. — Я из Орлея, забыл? Не вижу ничего плохого в эльфах. Я даже доверилась одному, — буркнула я и уставилась в потолок. — Но он ушёл. Лучше бы сдох. — Не слишком убедительно, — проницательно заметил Пьер и замолчал. — Ты прав. Знаешь, что? Ложись-ка ты спать. Я расскажу тебе всё, когда разорвётся небо. Или когда закончится война. Обещаю. Если ты останешься рядом. — Ничего себе пророчества! Ты говоришь прямо как тот парень, Коул. Он сказал мне, что… А, неважно. Жаль, что он ушёл. — Он вернётся. Не позже Матриналиса, — уверенности в моём голосе хватило бы на семерых. Коул всегда возвращался. Проводив заметно шатающегося Пьера до комнаты, которую он делил с кунари, я загрустила. Чудовище, что делаешь со мной? Ненавижу тайны. Ненавижу врать! Я хочу выйти на улицу и гаркнуть во всю глотку, что я Эвелин Тревельян, леди Инквизитор! Не ради славы, упаси от греха Создатель. Лишь для того, чтобы быть собой. Ощутить тяжесть меча, со свистом рассекающего воздух, ярость боевого коня, грызущего удила. Хочу, чтобы воины стучали в щиты, раззадорившись перед битвой. Ох, Эвелин. Ты даже не можешь сказать это вслух. Я почувствовала, что задыхаюсь. Хлопнув дверью, вылетела в сад. Небо светлело, ожидая рассвет. Тихо шептались травы, одуряющий запах цветущего эмбриума заполнил лёгкие. Скоро ночная прохлада сменится зноем. Ненавижу жару. Вечное лето! Город застыл в нём, завяз, как муха в смоле. И я завязла в этом лете, в этом зное, в этой жизни! — Миледи? — Всё в порядке, Флориан. Иди в дом. Я вспомнила его имя. Молодой ещё воин, нанятый для охраны. Ещё один дежурил у комнаты Чудовища, а остальные спали, ожидая смены. Всё больше новых людей вокруг, всё дальше прошлое, что так настойчиво лезет в голову. Мне нужно это прошлое! Я бессильно рухнула на землю, в кровь разбив колени, запустила руки в пышную зелень. Закрыла глаза. Немного зимы. Прошу. И Тень отозвалась. Холод грубой щёткой прошёлся по щекам, заморозив дорожки слёз. Ладони подхватили пригоршню снега, мягкого, как лебяжий пух. Я открыла глаза, поднялась, осторожно держа этот снег, искрящийся в свете до боли знакомой луны. Она иная в тени. Светлая, зыбкая. Живая. Я подарила снежинки ветру. Он подхватил их и унёс, бережно, как драгоценность. Не было леса, следов, звёзд. Бесконечная равнина, укрытая белым полотном, чернильное небо и луна. И я, босая, в тонкой сорочке, посреди великолепия Тени тяну руки к небесам в немой мольбе. Плоть и обсидиан. Опять эта дурацкая двойственность. Я захохотала, сжала пальцы, ощутив под ними твёрдую рукоять меча. Мир за Завесой изменчив, он даст тебе то, что ты хочешь — только попроси. Легко скользнув по снежному ковру, я начала танец. Осторожный шаг, неожиданный взмах, поворот — клинок едва слышно звенел, рассекая податливый воздух. Древняя песня схватки наполнила меня уверенностью и силой. В чём моё предназначение? Только Создатель скажет. Но сейчас мне свободно и радостно, сердце бьётся уверенно и гулко. Тяжесть меча почти неощутима, он плывёт со мной, опускается к земле и тут же взмывает ввысь, подчиняясь неслышному ритму. Резко развернувшись, я застыла, выставив Сулевин перед собой. Изогнутое лезвие замерло, сверкая серебром. В двух пальцах от острия стоял Волк, сгусток мрака в царстве снега и света. Тёмная шерсть трепетала под лёгкими порывами ветра, грудь тяжело вздымалась от дыхания, три пары глаз настороженно смотрели на меч. Прирежь его, Эвелин. Дай миру шанс! Глухой рык, рождённый в глубинах мощного тела, в клочья разорвал тишину. Тёмные нити слюны срывались с белоснежных клыков и капали на снег, прожигая его до земли. Фен'Харел, Ужасный Волк хищно выгнул спину, готовый к прыжку. Создатель, какой же он огромный! Он убьёт меня и даже не запыхается. Я представила, как ударом когтей Волк ломает мне рёбра, как кинжалы клыков вспарывают плоть, как горит от мороза обнажённое сердце. Улыбнувшись, я медленно отвела клинок. Вздохнула, и призрачный Сулевин растаял в тумане Тени. Мне не жаль. Волк — моё прошлое, что осколком застыло в сердце. Он нужен мне сегодня. А что будет завтра — кто знает? Я осторожно шагнула вперёд, и зверь отступил. — Не уходи. Слова выходили натужно, но я всё же произнесла их и поёжилась, хотя холод не доставлял неудобств. Медленно, так медленно, что дрожали колени, я приближалась к Волку. Шаг, другой, третий. Жар его дыхания опалил грудь сквозь тонкую ткань сорочки. Мы замерли в ладони друг от друга. — Меня зовут Эвелин Тревельян, — хрипло выдавила я, с тоской глядя в серые глаза, и повторила вновь: — Эвелин. Тревельян. Когда-нибудь я убью тебя. Слабоумие и отвага, Эвелин. Слабоумие и отвага. Он посмотрел на меня с жалостью. Последняя капля в кувшине терпения. Коротко всхлипнув, я преодолела расстояние, что разделяло нас. Обхватила могучую шею, носом зарылась в жёсткую шерсть. — Мне так тебя не хватало... Хватит забвения и тишины. Мне не было стыдно за слёзы. Я всегда шла Волку навстречу, когда он ещё был мне наставником и другом. Я проживала чужие жизни, слушала, искала выход, сражалась с тенями. Кто-то же должен услышать меня? Пальцами перебирая угольный мех, я беззастенчиво рыдала, выплёскивая усталость и страх. И несбыточные надежды. Волк отстранился. Холодным носом уткнулся в живот. «Ты опоздал» — мелькнули в голове жестокие слова. Оно и к лучшему. Ладонью стерев с лица остатки печали, я успокоилась. Взгляд Волка вдруг стал глубже и злее. Влажный нос скользнул в свободный вырез сорочки, горячий язык прошёлся по ключицам, оставляя жаркую дорожку. Сладко и больно. Может быть, достаточно одного Чудовища, Эвелин? — Спасибо, — хрипло выдохнула я. — Извини, но мне пора. Тут… Снег. И холодно. Я приду весной, хорошо? Травка, птички... Отшатнувшись от Волка, я зажмурилась и утонула в тумане. Отпусти меня, Тень. И Тень отпустила. Я проснулась в своей постели. Чьи заботливые руки перенесли меня сюда? Впрочем, неважно. Безумная ночь принесла блаженный покой. Наскоро приведя себя в порядок и одевшись, я взялась закончить начатое дело. Маленькая банда собралась в столовой. Я появлялась здесь нечасто, предпочитая перекусить в своей комнате. Не то, чтобы мне нравилось есть в одиночестве. Просто в моё отсутствие в столовой собирались все: смеялись, шутили и сплетничали. Разделять же трапезу с «хозяйкой» не любил даже язвительный Пьер. Я отвыкла от такого отношения, хотя детство прошло в условиях строгого деления на чернь и господ. В Инквизиции было намного проще. Походная жизнь не любит условностей. Пока Второй закрывал двери и окна, а Пьер зажигал светильники, я безжалостно потрошила сумку с давешней добычей. На душе пели птицы, непривычная лёгкость кружила голову. В обед, который я благополучно проспала, эльф, так и не добравшийся до кровати, собрал слухи в ближайшей таверне. Город гудел, обсуждая убийство работорговца и пожар. И непонятную смерть нескольких охранников, которую люд приписал злопыхателям, а я — обычной жадности. Ночью кто-то разжился целым состоянием, поделив драгоценности из тайника. Нам же досталась солидная кучка золота и ворох бумаг. — Дели на три части, — я высыпала золото на стол и подвинула его к эльфу, что примостился напротив. — Почему три? — На одну выкупим хотя бы часть рабов, оставшихся от этого засранца. Бедняги настрадались достаточно. Что-то можно вложить в твою лечебницу. — Мою? — Нашу. Ты против? Или ты? — я перевела взгляд на Второго, но тот отнёсся к деньгам равнодушно. — Нет, я люблю лечить. Больше чем… что-то другое. А куда остальное? — эльф указал на оставшиеся кучки, блестевшие на столешнице. — Треть отдадим информаторам, — пожала плечами я. — Создатель заповедовал делиться, а их работа выше всяких похвал. Остатки дели на нас троих, поровну. На булавки. И приличное пойло. — А расписки? — Пьер протянул мне плотные листы, выданные банком на имя работорговца. — Отдам Мэйварис Тилани. Может, она сможет их обналичить? Сами не будем лезть в это дерьмо. Я не хочу висеть в петле. Второй флегматично кивнул, а Пьер заметно скуксился. — Не жадничай, парень, — ухмыльнулась я эльфу. — Магистр Тилани — мудрая женщина, уверена, она поделится с нами. — Надеюсь. С нынешними ценами на травы скоро придётся лечить алхимиков. От сердечных приступов. Кстати, здесь маршруты двух кораблей. Какие-то даты и суммы. Приличные суммы. Я задумалась. Ни нага не смыслю в делах купцов, тем более торгующих живым товаром. — Знаешь, что? — Я вернула бумаги Пьеру. — Разведай, кому могут пригодиться эти сведения. Какие-нибудь заклятые друзья безвременно усопшего… Если поторопишься — устроишь хорошую бучу в рядах этих… живодёров. Подкинь бумаги конкурентам — и они передерутся, выгрызая добычу друг у друга. — Я? — эльф посмотрел на меня с ужасом. — А кто, я? Мне хватит других забот. Второй? — я ткнула пальцем в повеселевшего кунари. — Тут, в Минратосе, полно дельцов-косситов! А уж как легко ему будет подслушать чей-нибудь разговор! Он же такой незаметный! Хотел быть героем, парень? Вот, действуй. Тем более ты знаешь, как связаться с этими… друзьями из «Длани». — Я целитель! Не шпион и не провокатор! — А я воин! — рявкнула я, вспылив. — Рубака с мечом! Может, мне передать дела дочери? Она хотя бы не будет спорить! — Я попытаюсь, — с усилием выдавил Пьер и насупился. — А как же лечебница? — Найми помощника. Давно пора. А ты, — я кивнула Второму, отчего-то решившему, что он избежал радостей всплеска моего энтузиазма, — присмотри нам воинов покрепче. Такому никто не удивится. Только не слишком наглых. Ветераны, гладиаторы, которым не светит победа на арене. Может, кто-то из свежих рабов? В общем, мне нужен крепкий отряд. Это ясно? Целиком на тебе. У нас могут быть крупные неприятности. — Сделаю, — спокойно принял на себя ношу кунари. Все бы так, прости Создатель! — Кажется, всё, — устало выдохнула я. Полчаса делёжки добычи — и я уже взмокла от напряжения. Насколько было проще обращаться к услугам леди Монтилье и Лелианы… — Есть ещё кое-что. Я прихватил, — Пьер достал из кармана небольшой блокнот в кожаном переплёте. Довольно потёртый. Я вчиталась в убористые строчки. Педантичность канарейки достойна похвалы, в его записях всё было чётко и ясно. Теперь я знаю, чем он действительно помешал Тилани. Контрабанда — опасная штука, контрабанда лириума — опасна вдвойне. Но ввязываться сюда без поддержки? Без нужных людей и знаний? Нет. — Ты молодец, Пьер, — эльф зарделся от похвалы, но постарался не показать этого. — Теперь точно всё. Точнее… Я замялась. Но всё же продолжила говорить, глядя Пьеру в глаза. Доверие не бывает односторонним, когда-то я пыталась убедить его в этом. Может, пора доказать на практике? Того, что знает эта парочка достаточно, чтобы приговорить меня к смерти. Того, что знаю я, хватит, чтобы их повесили на ближайшем суку. Мы повязаны огнём и кровью. И обычным теплом, которого так жаждут люди. — Я вчера… Мы кое о чём говорили, Пьер. Меня зовут Эвелин. Я из Оствика. Готовилась стать храмовником. Но обстоятельства… изменились. Я сбежала в Минратос, чтобы спастись. Моя дочь не Чудовище. Её зовут Велл. Потому что это всё, что я могу передать ей из своего прошлого. Вот так. Пьер вдруг улыбнулся. Светло и искренне. — Я просто пёс. Бывший раб. И я уже сдох бы в руках паршивого садиста, если бы не твоя помощь. — Я Второй. Воин Тумана. Я прибыл в Минратос, чтобы поднять восстание. Чтобы имперцы ушли из моего дома. Кунари тяжело поднялся, крепко сжатыми кулаками упёрся в край стола. Тяжёлый взгляд фиолетовых глаз сверлил Пьера, глупо открывавшего рот, как вытащенная из воды рыба. Насладившись зрелищем, кунари уставился на меня. Хотя какой он к демонам кунари? Если слова правдивы, он ненавидит кун так же, как Империю. Что ж. Искренность принесла свои плоды. Я не выдала ничего полезного, зато сколько интересного свалилось на голову. — Посмотрим, что можно придумать, — вот и всё, что я смогла сказать.