Круги на воде

Я не вижу тропы. Возможно, здесь лишь бездна. Дрожа, я ступаю вперед. Окутанная тьмой. Песнь Испытаний (13) Коул. Я неловко поднялась, судорожно цепляясь за скользкую стену. Медленно подошла к решётке и ухватилась за неё, чтобы не упасть. На ладони остались разводы ржавчины, бурые, как засохшая кровь. Стоять нестерпимо больно, холодный пол впивался в разбитые ступни. Сухое горло нещадно саднило: жажда сводила меня с ума. Я с трудом разлепила потрескавшиеся губы. — Коул… — хрипло выдохнула я и прищурилась, оглядывая духа. Бледное, нескладное лицо юноши искажено страданием. Он смотрит с непритворным участием, таким искренним, что замирает душа. — Боишься клетки, боишься забвения. Судят, ничего не зная. Твой свет тускнеет, — с жалостью произносит Коул. Я киваю в ответ, с надеждой глядя на него. Он разделяет мои муки, и мне его жаль. Но мягкое сострадание приносит утешение, усмиряя затуманенный разум. Как быстро я превратилась в дрожащие остатки человека. Тюрьма объединила в себе все мои страхи. Клетка. Бессилие. Боль. — Помоги мне, Коул, прошу, — хрипло шепчу я, протягивая руку сквозь прутья решётки. Дух накрывает её своей: шершавой и тёплой. Мгновение я смотрю на безыскусную руку парня: широкая ладонь, измазанные грязью пальцы. Но от прикосновения становится легко и тепло, будто в детстве, в ласковых объятиях матери, когда мир прекрасен и добр, и нет ни одиночества, ни страха. Я закрываю глаза, наслаждаясь мгновением покоя. — Я помогу, — тихо произносит Коул. Он отпускает меня и склоняется над замком. Что-то невнятно бормочет, звякая железом. И дверь клетки открывается, с противным, режущим уши скрипом. Я испуганно осматриваю коридор, но никто не заходит. — Идём. Я еле перебираю ногами, и Коул подхватывает меня. Я лихорадочно обхватываю его шею, стараясь не падать и шевелиться быстрее. — Нас заметят? — уточняю с опаской, кривясь от мучений, что доставляют скользкие камни пола. — Нет. — Ты всех убил? — зачем-то интересуюсь я. — Спят. Они не виноваты. Не знают. Верят, но вера заведёт их во тьму. Когда мы выходим на улицу, я захлёбываюсь чистотой утреннего воздуха. Свежий, вкусный, шальной, он наполняет лёгкие, чуть холодит кожу. Вал Руайо просыпается. Пахнет горячим хлебом, торговцы грохочут тележками, спеша доставить на рынок овощи, мясо и вино. Мерно чеканит шаг стража: они всегда меняются после рассвета. Мы шагаем по городу, никем не замеченные. Нас не провожают удивлёнными взглядами: мрачного юношу в несуразной шляпе и грязную женщину, спотыкающуюся на каждом шагу. Когда мы проходим мимо фонтана, тихо поющего о чём-то своём, я не выдерживаю. Падаю на колени, будто в немом преклонении, и жадно глотаю ржавую воду. Коул приводит меня в незнакомую таверну где-то в портовом районе. В пыльной комнате под самым чердаком неожиданно светло, пахнет ромашкой и чистым бельём. На маленькой тумбе стоит таз с водой, исходящий паром, будто его принесли минуту назад. Рядом с постелью валяются моя сумка и меч. Я широко открываю глаза и вопросительно смотрю на Коула, но тот лишь пожимает плечами. Хочется рухнуть в кровать, но я собираю в кулак остатки подорванной воли. Не стесняясь безразличного к плоти духа, привожу себя в порядок. Раздеваюсь и осторожно обтираю тело влажной тканью, смывая с себя застарелую вонь. Коул смазывает мне раны, туго бинтует ступни. На этот раз ты ляжешь спать в сапогах, Эвелин. — Отдыхай, — произносит Коул, закончив с перевязкой. — Спасибо, — от всей души благодарю я и спрашиваю нервно: — Ты… Можешь сделать так, чтобы я не попала в Тень? Чтобы просто спать? Дух кивает и ласково берёт меня за руку. — Коул! — вдруг вспоминаю я. — Сколько я там сидела? И Совет… Чем всё закончилось? Взгляд парня странно туманится. — Два дня. Больше он не говорит ничего, и, прижавшись щекой к жёсткой подушке, я, наконец, засыпаю. Коул не обманул. Проснувшись, я чувствую себя прекрасно. Коул так и просидел на полу, крепко держа меня за руку. Первое, что я увидела, придя в себя — его отстранённый взгляд. Тёплое питьё и кусок пряного сыра привели меня в состояние, близкое к блаженству. Ненадолго. Вопрос всплыл сам собой: «Что делать дальше?» Я задала его Коулу. — Ты должна жить. Чёрная башня откроется, когда безумие вырвется из клетки. Он ждёт, надеется. Устал, но верит. Вот и всё, что он произнёс, глядя куда-то сквозь меня. — Он? Башня?! И… Какой в этом смысл? — Ты должна! — Коул вскочил и принялся нервно ходить взад-вперёд. — Небо рвётся, они умирают, спрашивают: «За что?». Прошлое приходит, но остаётся прошлым. — Тише, Коул, — я пытаюсь успокоить духа, хотя сама нервничаю от неожиданного взрыва. — Что я должна? И кому? — Спрятаться, чтобы стать, взрастить, дать надежду. Спасти мир! Я печально усмехнулась в ответ. — Спасти мир? Ты верно шутишь. Саму приходится спасать. Если бы не ты, я бы так и торчала там, вылизывая стены! — Но ты здесь! — убеждённо воскликнул Коул. — Я покажу. Она сказала: «Не смотри», но я смотрел. Видел, думал, станет легче. Белые волосы, мёртвая, как камень, должна всё исправить. Хотел помочь, но не смог. — Я не понимаю, — я обречённо вздохнула. Дух часто проникал в суть вещей, хотя не всегда понимал того, что видел. К его словам нужно прислушаться, но как их раскусить? — Смотри. Коул неуклюже подошёл ко мне и обхватил за плечи. Мир исчез в мерцающих клубах тумана. И вновь появился, совсем другой. Солнце бликами играло на глади озёрной воды. В ослепительно голубом небе кружили птицы. Горький запах травы мешался с тонким ароматом цветов. Я слепо прищурилась и огляделась, силясь понять, куда мы попали. Разрушенная мельница на живописном холме подсказала ответ. Редклиф. Только не слышно привычного людского гомона, лишь стрёкот одуревших от жары цикад. Невольно я улыбнулась, вспомнив, как мы на спор поднимались наверх по каменной стене, в надежде найти припрятанный незадачливым воришкой клад. Наградой ловкой Сэре стал потасканный проржавевший шлем, и, слушая наши насмешливые поздравления, лучница сердито фыркала. — Это Тень? — спросила я Коула, поморщившись от звука собственного голоса. — Край Тени. Память, сохранённая, чтобы направить, понять. Идём. Коул упрямо потянул меня за собой, и мы пошли по дороге в деревню. За зеленью пышных крон показались крыши домов. Очередной поворот извилистого пути, и я резко остановилась, забыв, как дышать. Перед величественным изваянием Андрасте кривили лица жители Редклифа. Десятки людей, обратившихся пористым камнем. Мёртвые статуи. Ветер не колыхал складки одежд, белёсые глаза слепо вглядывались в пустоту. Один мужчина застыл, в ярости указывая на что-то, видное только ему. Другой бежал, навечно остановившись в наброске движения. Воин схватился за ножны, но больше не мог достать клинок. Дети стайкой сидели на высоком заборе, щербатый мальчишка хохотал, задорно разинув рот. Беззвучно. Мёртво. По белоснежной щеке молодой женщины ползла, куда-то спеша, суетливая муха. Взгляд выхватывал осколки зыбкой реальности. Сердце сжалось в тугой комок, его биение громом отдавалось в ушах. Воздух с трудом проходил в лёгкие, хриплое дыхание рваными клочьями вырывалось из горла. Неуместная жизнь среди бесконечности смерти. Редклиф превратился в могильник. Сделайте же, други мои, последний вздох, Пройдите Завесу, Тень и все звёзды в небе, И успокойтесь одесную Создателя, И обретите Прощение. Тяжело дыша, я беззвучно читала молитву. Я видела такие же статуи в эльфийских руинах. Как ты жесток, Фен'харел. Такими ты воображал нас все эти годы? Люди, слабые люди — лишь декорации на священной войне, призванной вернуть силу твоему народу. Ты говорил со мной, зная, что собираешься сделать. Зная, что мы станем обелисками в мире, принадлежащем не нам. Он был здесь. Я заметила, подойдя ближе. Коул беззвучно встал рядом, крепко держа меня за плечо. Волк сидел среди мертвецов, прислонившись к подножию Андрасте. Он улыбался. Едва заметно, кончиками губ. Рядом лежала женщина, примостившая голову на его коленях. Тёмные волосы тревожил ветерок. Лица не разглядеть — оно скрыто за коркой спёкшейся крови. Тело изрублено, стрелы торчали из живота. Волк осторожно касался её щеки, лёгким движением убирая непослушную влажную прядку. Последним угасающим движением женщина подняла руку, тонкие пальцы блеснули металлом. Создатель! Это женщина — я. Я схватилась за горло, сдерживая рвавшийся крик. Волк пристально посмотрел в нашу сторону. Такие знакомые глаза, серые, как осеннее небо. Коул резко притянул меня к себе, и мы ушли из видения, укрывшись вуалью Тени. — Нам пора, — виновато пробормотал Коул. Я судорожно держалась за духа, не в силах сказать ни слова. Мысли пропали, в голове поселилась пронзительная пустота. Во рту отвратительно горько и отдаёт железом. Я редко думала о смерти. Когда она бродит неподалёку — лучше просто забыть, иначе она придёт за тобой. Как не думать об этом теперь? Как жить, как дышать? — Ты живая здесь, — вымученно прошептал Коул. — Прости. Нужно ещё. Ещё? Хватит. Я не хочу видеть. Когда-то я шла умирать без тени сомнения. Сейчас же мне страшно. Но он пришёл за мной. Почему? Обратил в прах столько людей… И улыбался мне. Как ты посмел, Волк? — Ещё немного. — Не надо, Коул, прошу. Какое же ты Сострадание, Коул? Маленький демон… Перламутровая зыбь окружавшего нас пространства успокоилась, и я вдруг поняла, что бездумно разглядываю обтёсанные булыжники мостовой, зеленоватые под льющимся сверху мертвенным светом. Я подняла взгляд: мы стояли посреди руин незнакомого города. Оплавленные камни разрушенных домов веяли старым жаром, удушливая вонь обгорелой плоти едко впивалась в горло, вызывая головокружение и тошноту. Воздух потрескивал от пролитой магии. Широкая дорога, на которой мы оказались, усеяна трупами. Тут и там виднелись дымящие останки. Рваные ошмётки чьих-то жизней. Обнажённые черепа, покрытые жирной сажей, скалились, глядя в рваное небо. Разрушение и смерть. Возвышенные слова, прикрывающие трупный смрад, грязь и сгустки крови, липнущие к подошвам сапог. Это я уже видела. Слишком часто, пожалуй. Если тебя долго бьют по голове, становится всё равно. Ты слышишь тонкий назойливый звон, мысли размягчаются, как брошенная в воду корка. В какой-то момент ты смотришь на себя со стороны и недоумеваешь, как очутился здесь. Странное чувство. И кто сказал, что нельзя ударить словами или кусочком чьей-то памяти, воплощённым в Тени? Знакомая безучастность по капле вливалась в вены, успокаивая дрожь и притупляя отвращение. Думаешь, это поможет забыть, Эвелин? Сухой перестук за спиной заставил меня обернуться. Из-за обломков здания вышла девочка, совсем ещё крошка, лет шести, в коротком чистеньком платье. Босыми ногами она безразлично ступала по грязным камням мостовой. Копна спутанный рыжих волос мягко покачивалась в такт осторожным шагам. Кукольное лицо оставалось бесстрастным, каким никогда не бывает у детей. Создатель, что она делает посреди хаоса? Я безотчётно шагнула к ребёнку, но Коул удержал меня. — Она не увидит. Я проводила её взглядом. Она шла мимо нас по длинной дороге, стрелой пронзившей город, к величественной башне, чёрной, как бездна под мостами глубинных троп. Одинокая, хрупкая. Почему она выжила? Где скрывалась? Что её ждёт? Вдруг малышка вскинула руки: полыхнуло нестерпимым жаром, и ребёнка объял огонь. Она шагала сквозь него, ласкала пальцами живые струи пламени и заливисто смеялась, оставляя после себя сонм взлетающих искр, хлопья пепла и клубы плотного дыма. Это было так нелепо, пугающе. Во что ты превратишь мир, Волк? Разве станет он краше? Что ты взрастишь на золе наших домов, наших тел, наших мыслей? «Хрустальные шпили над молодой листвой» — какую прекрасную картину ты рисовал. Что за народ будет ходить по дворцам, укутанным в облаках? Глупый вопрос. Тот же, что был: жестокие боги, всесильные маги, рабы. Мир не меняется: приходят и уходят Империи, прорастают одна из другой, как семя в трухлявом пне, — суть остаётся прежней. Ты не изменишь прошлого, Волк, твой народ обречён. Ты лжёшь им, говоря о свободе. Ибо сам ты — раб прошлого, и боль твоя кормит лишь ярость. Что ты будешь делать с теми, кто доверится тебе? С жестокими, жалкими, слабыми — кто ещё мог появиться в нищете эльфинажей? Дашь им силу? И тот, кто получит меньше, останется никем. Другие же, познав вкус власти, вернут мир, который ты тщился разрушить. Замкнётся очередной круг истории, время рассмеётся, глядя на тебя, Фен'Харел. Когда ты это поймёшь, вспомнишь ли ты о нас? Дым рассеялся, мы вновь оказались в таверне. Я бессильно рухнула на кровать, рукавом вытерла влажный лоб. Покрепче завернулась в тонкую ткань одеяла. Резкий контраст меж покоем уютной комнаты и тем, что я увидела в Тени, морозил не хуже льда. — Что это было? — неуверенно спросила я у духа. — Сон. Чужой сон, который нельзя видеть. — Это будущее? Я знаю эту башню, Коул. Видела на свитках. Это Минратос. Город, что не смогла взять ни одна армия мира. И всё же он разрушен. В этом… Сне. Дух промолчал. — Я должна попасть туда? Зачем? Что случится, когда я туда войду? Ты сказал: «Он ждёт». Кто, Коул? — Друг. Ссохся от времени, устал. Ноша тяжелее с каждым днём. Нужно помочь. Я вздохнула и закрыла глаза. Говорить с Коулом, всё равно, что биться головой об стену в попытках разжечь огонь. Искры в глазах, но ты всё равно остаёшься в темноте. — Мне надо подумать, — буркнула я сквозь зубы. Отгоняя навязчивые образы, подаренные милосердным Коулом, я попыталась мыслить трезво. Остаться в Вал Руайо — значит навлечь на себя беду. Куда уходить — вот вопрос. Коул настаивает на Минратосе, и в этом есть смысл. Как минимум, он далеко от Редклифа, а я пока не хочу умирать. Власть Лелианы почти не действует в Тевинтере: Чёрный жрец, крепко сидя в Серебряном Шпиле, ревностно оберегает своё влияние на паству. В Минратосе прекрасная Библиотека и Университет, где наверняка найдётся что-то полезное. Минратос почти неприступен, в возможной войне он продержится дольше других. К тому же, Коул поможет мне. Через пару месяцев я стану неуклюжей гусыней. С таким грузом не побегаешь по болотам. И сколько продлится моя беспомощность — только Создатель знает. Чудовище, ты связываешь меня по рукам и ногам! Что ж. Посмотрим, что за башня. Когда я решительно поднялась, Коул ободряюще кивнул.